Глава 19. Волшебный эксперимент

Исповедь сочинителя песен продолжается

Если движущей силой успеха «Битлз», по всей видимости, было соавторство Леннона и Маккартни, звукозаписывающая компания подписала контракт с группой совсем не благодаря ему. В их истории кажется трогательным тот факт, что Брайан Эпстайн выказал им столько доверия в то время, когда они успели написать от силы горстку песен, да и те не шедевры. Джордж Мартин из EMI также открыл им объятия, не подозревая, что они способны создавать оригинальный материал, да еще и такого качества, что войдет в историю.

Однако же в них с самого начала присутствовал коммерческий инстинкт. Когда в 1973 г. Пола ограбили в Нигерии, он утратил кассеты с демозаписями, предназначавшимися для альбома Band on the Run. Это был кошмарный инцидент, однако благодаря ему Пол вспомнил о том, чему его еще в юности научила практика сочинения песен. Чтобы создать музыку, которая запомнится людям, нужно, чтобы сначала он сам посчитал ее запоминающейся:

Мне пришлось напомнить себе, что, когда мы с Джоном только начали писать песни, не было никаких кассетных магнитофонов. Существовали огромные зеленые бандуры с мерцающим глазком, но у нас такого не было. Так что нам приходилось запоминать все, что мы сочиняли. Сегодня мне в это трудно поверить. Мы говорили себе: «Что, если мы забудем?» И единственным ответом было: «Ну мы же не забудем, правда?»

И у нас появилась такая теория: если мы сами не можем это запомнить, то чего ожидать от остальных? Так что нам приходилось писать песни, которые мы были в состоянии запомнить. Если задуматься, то это оказывает большое влияние на твое творчество. Мы не могли вставить в песню что-то, что невозможно запомнить.

Его постепенное отдаление от Джона как от соавтора было в том числе вопросом логистики. По мере того как развивались их жизни как битлов, они уже не находились каждый день в обществе друг друга. Слушатели научились отличать «песню Джона» от «песни Пола», причем не только по основному голосу, но и по самому характеру композиции. Как мы уже заметили, это разделение полномочий великолепно показано на A Day in the Life.

Этот трек также указывал на заметную в творчестве Пола любовь к фрагментарности, будь то в виде незавершенных обрывков или более проработанных попурри. По его воспоминаниям, на него оказал влияние сингл Кита Уэста Excerpt from a Teenage Opera (1967 г.) – там меняется настроение и темп, что делает его поп-предшественником Bohemian Rhapsody «Куин». За знаменитой сюитой на Abbey Road, мастерски выточенной из интригующих полупесен, последовали многие другие примеры, из которых наиболее полно воплощенными стали Live and Let Die и заглавный трек альбома Band on the Run. Пластинка Ram изобилует мелодиями, которые тут же прерываются, как будто запись не поспевает за веселой прытью, с которой Пол сочиняет музыку.

Какова бы ни была структура, результат редко продуман заранее. Описывая процесс сочинения музыки, Пол часто выступает в роли зрителя, с удивлением наблюдающего рождение собственной музыки.

Когда мы разбирали треки на его альбоме 2005 г. Chaos and Creation in the Backyard, каждый из них позволял выделить какой-то определенный аспект его творчества в целом. По поводу композиции Anyway он заметил, что это «пустяковая песенка, ставшая большой песней. Мысли в ней не то чтобы грандиозные, но почему-то, если сделать из них песню, они становятся значительнее. И ради вот таких сюрпризов я и пишу музыку».

В тот же раз мы обсуждали темы для брошюры, сопровождавшей его следующий американский тур; мы планировали поиграть на аббревиатуре US, «Соединенные Штаты», и местоимении us, «мы». Я признался, что как раз Anyway показалась мне типичной маккартниевской песней в ключе «мы»: «Мы можем излечить печаль друг друга». Когда двое становятся одним целым, то внезапно получается нечто большее, чем сумма двух частей:

Я не особо представляю, в каком направлении двигаюсь, потому что я все монтирую. Я никогда не брал никаких уроков – если не считать жизненные уроки, уроки, которые мне преподала жизнь в «Битлз» и жизнь после. Но вот такое происходит волшебство: у тебя есть какая-то мыслишка, ты добавляешь к ней аккорды, и она становится сильнее.

Это интересно – набрасывать на бумаге какие-то идеи, не представляя себе до конца, что делаешь, но в то же время настраивать себя на то, чтобы знать, что делаешь. Здесь очень тонкая граница. Это состояние неопределенности я нахожу очень волнительным.

Я считаю, что мне повезло. Мы всегда говорили: «Если б твое любимое дело и было твоей работой…», и некоторым из нас это удалось. Я чувствую, что мне повезло, во-первых, потому что я попал в музыкальную индустрию и играл в «Битлз», а потом в «Уингз», и имею возможность делать то, что сейчас делаю со своей группой. А во вторых – я участвую в этом волшебном эксперименте, в котором связываешь воедино несколько слов, и вдруг… Сам видишь, ты вот цитируешь какую-то строчку, а я и забыл, что она там есть. И я говорю: «Ага, это правда».

At the Mercy с этого альбома появилась, когда Пол наигрывал на фортепиано «аккорды немного мрачнее», чем он обычно подбирал. Его подсознание выдало фразу, от которой становится немного не по себе: «На милость дороги, где столько народу».

Это был один из тех случаев, когда я просто хотел, чтобы оно само пришло. Я и сейчас не знаю, на что хотел напасть. Но в песнях мне это не мешает. Мне это нравится, потому что слушатели могут сами решать для себя. «Мы можем следить за тем, как взрывается Вселенная…» Это значит все на свете и не значит ничего. Но ты знаешь, что это значит. «На милость напряженного дня…» Мне нравится, когда я на грани смысла. Я не уверен, что? это значит, но при этом я точно знаю, что? это значит. Это интересный для изучения вопрос.

Я спросил о его композиторской технике, и English Tea был красноречивым примером: «Нисходящие линии очень распространены в музыке. Например, A Whiter Shade of Pale “Прокол харум” или Ария Баха на струне G[62]. На этой нисходящей линии баса построены миллионы хитов. Если хочешь написать хит, не стесняйся, используй нисходящую линию баса. Это совет всем, он всякий раз работает. Это фантастика: один аккорд C, затем просто сыграй B, A и G. И всё, ты попал в страну чудес».

Отголоски Баха присутствовали и еще на одной песне:

Jenny Wren – это дочь Blackbird. Обожаю такие гитарные аккордовые фразы. В моей карьере их полно, и у Джона тоже. В случае Джона хороший пример – это Julia; в моем случае Blackbird и остальные песни, в которых есть эти фразочки. Я всегда отмечал, что Blackbird восходит к той вещи Баха, которую мы с Джорджем играли пацанами [Бурре ми минор, разученное по версии Чета Аткинза]. Там мелодию сопровождает бас, и мне всегда нравились эти прогрессии. Как я сам считаю, Blackbird я сочинил по их мотивам, хотя остальные говорят, что вообще ничего общего.

И правда ничего. Вот что хорошо, когда что-то копируешь, – в итоге получается совершенно непохоже. Послушай обе пластинки и скажешь: «Нет, извините», но именно через это я пришел к своей песне. В основе был тот самый вайб, восходящий к Баху.

Желание вызвать эмоциональный подъем – непременная черта творчества Маккартни, и исключения здесь редки. Одно из них – Maxwell’s Silver Hammer, которую в разговоре с Барри Майлзом он описал как «свое видение той ситуации, когда все совершенно неожиданным образом идет наперекосяк». Как ни иронично, в этой довольно зловещей песне часто слышат свидетельство поверхностной жизнерадостности Пола. Если на Chaos and Creation in the Backyard и сыщется один трек с негативной атмосферой, то это Riding to Vanity Fair: «Про то, когда ты нуждаешься в дружбе, а другой человек нет. Это может стать трудным периодом в жизни».

Это единственная песня на альбоме, где поется о непреодоленной проблеме.

Да, песня – откровенное признание. В этом виде она стала элегантнее, но это все равно песня человека, у которого накипело. Когда пытаешься до кого-то достучаться, а тебя отвергают, то это очень ранит. Это происходило со мной в один момент. Не с Хезер [его тогдашней супругой]. Это были другие мои отношения, и это была моя терапия, мой способ освободиться от того, что меня терзало.

То есть здесь звучит «скорей печаль, чем гнев»?[63]

Именно. Ты же меня знаешь. Как правило, в моих песнях я пытаюсь достучаться до людей. А когда не получается, то печали правда больше, чем гнева.

Другой трек, Too Much Rain, отталкивался от композиции совсем другого автора. Музыку к песне Smile сочинил для своего фильма «Новые времена» (1936 г.) Чарли Чаплин; текст написали позднее другие авторы. Можно предположить, что Полу нравилась версия Нэта Кинга Коула, хотя к 2005 г. песня вошла и в репертуар Майкла Джексона.

Too Much Rain говорит о любом, у кого в жизни были трудности, и я таких людей знаю много. Включая себя самого. Жизнь швыряет тебе в лицо проблемы. В этой песне я сочувствую всем, кого поливали дерьмом, и говорю: «Я понимаю, каково вам приходится, мне это прекрасно знакомо».

Должен признать, что вдохновила меня на ее сочинение Smile Чарли Чаплина: «Улыбайся, даже если больно сердцу». Это одна из моих любимых песен, и она сидела у меня где-то далеко в голове. Чаплин был тот еще чувачила. Он не только был забавным, он еще и написал Smile. Это как если бы он сочинил Yesterday. Классика! Вот так. Если дождь так и льет, то что с этим поделаешь? Можно смеяться или вздыхать, но надо это пережить и сказать себе, что это больше не случится.

Я такие песни и пишу. Мне интересно сочинять песни в стиле «это надо пережить», у меня здорово получается – скромно признался он – потому что мне нравится эта мысль. Потому что я знаю много песен, которые помогли мне, – та же Smile или репертуар Фреда Астера: «И пусть впереди беда». Да ясен хрен. Надо бы такой вставить бэк-вокал: «Да ясен хрен!»

Помнишь, этот номер показывали в «Монетках с небес» с Бобом Хоскинсом? [На этом телешоу Би-би-си 1978 г. актеры выступали под фонограмму старых песен.] «Будем танцевать под ту музыку, которую нам играют»[64]. Все это во мне сидит очень глубоко, ты сам знаешь, через папу, через ту музыку, которую я люблю, и потому что я слушал певцов вроде Фреда Астера. Неожиданно понимаешь, что песни, которые я слушал, вселявшие бодрость и так меня вдохновившие… ну, и люди признавались мне: «Я как раз учился в школе, это было самое худшее время в моей жизни, но вы меня спасли». «Я проходил курс химиотерапии, но слушал ваши песни, и они мне помогли это выдержать». И я говорю: «Ого, ничего себе!» Это сила. И это стало важной частью того, что я делаю.

От Eleanor Rigby и «всех одиноких людей» до Mr. Bellamy (история человека, собравшегося покончить с собой, появившаяся в 2007 г.), целый пласт песен Маккартни посвящен обычному неудачнику, обреченному существовать на периферии общества. Герой полной мягкого сострадания песни Footprints с альбома Press to Play – тоже упрямый одиночка, столь же незаметный обществу, как живущие в тихом отчаянии персонажи Teddy Boy или Another Day. На Treat Her Gently / Lonely Old People с пластинки Venus and Mars звучит умное сочувствие всем забытым людям. Если бы можно было заявить, что у Маккартни есть песня – визитная карточка, то ею, вероятно, могла бы стать With a Little Luck, проникнутая спокойным оптимизмом и простым желанием нам всем помочь.

Когда у меня спрашивают, какая у меня любимая песня, это всегда сложный вопрос. Иногда я отвечаю Yesterday, потому что столько народу ее перепело. Но чаще я говорю, что это Here, There and Everywhere. Она удачна на нескольких уровнях. Если бы ее написал кто-то другой, она точно была бы в числе моих любимых.

Как мы успели заметить, творчество Маккартни коренится глубже всего не в роке 1950-х, а в предшествовавших ему эстрадных песнях. Историки зачастую изображают появление рока как некий неожиданный катаклизм, случившийся в районе 1955 г. Но на самом деле была преемственность. Существовавший уже несколько десятилетий блюз подарил року свою структуру и напор; авторы коммерческих песен начала двадцатого века научили его мелодическому разнообразию и хитростям написания текстов.

Как и его современники Смоуки Робинсон и Брайан Уилсон, Маккартни привнес подобные влияния в только появлявшуюся дерзкую музыку молодежи. Следы этой школы были всегда очевидны в его творчестве периода «Битлз»: они угадывались в его подходе к композиторству вообще и юмористически проявлялись в песнях-пастишах типа Honey Pie и Your Mother Should Know.

Точно так же знаменитая «универсальность» Пола – эта способность беспечно порхать от танцулек дешевых баров к серенадам фешенебельных ночных клубов, столь раздражающая определенный вид критиков, – также очевидно восходит к шоу-бизнесу прошлых лет. В те времена исполнители стремились показать, что способны «развлекать любую публику». Это было и целью непосредственных предшественников «Битлз», от Элвиса Пресли в Америке до Томми Стила и Клиффа Ричарда в Великобритании. Возможно, владычество «Улицы жестяных сковородок» свергли именно «Битлз», но ее дух по-прежнему живет в Поле.

Беседуя с ним для текста буклета Kisses on the Bottom, вышедшего в 2012 г. сборника трибьютов ушедшей эпохе, я снова спросил его об этих семейных вечеринках, ныне столь прославленных. Может быть, он начал понимать структуру песен, как раз разучивая старые шлягеры на отцовском пианино?

Нет, играть я их так и не научился. Я их просто пел. На семейных посиделках я пел со всеми. Но играть я их все равно не мог; это были довольно сложные песни, аккорды и все такое. Я пытался их освоить. В конце я сделался чем-то вроде семейного пианиста; я играл на Новый год, когда отец постарел, а у меня стало больше опыта. Но я всегда играл по наитию – а вот он правда знал, какие там аккорды. Но для семейных посиделок годилось.

Но с другой стороны:

Если задуматься, то у многих из этих старых песен был так называемый «куплет», хотя вообще-то это было скорее вступление. Вот этой части я никогда не знал.

Здесь [на Kisses on the Bottom] вы исполняете «куплет» на Bye Bye Blackbird.

Да. А потом начинается: «Забери все мои заботы и печали», и ты восклицаешь: «О, да, я знаю эту песню!» Узнал ее наконец.

Cheek to Cheek [сочиненная Ирвингом Берлином и записанная Фредом Астером] всегда была одной из моих любимых песен. Мне нравится, как она возвращается к вступлению, это проходит через всю песню: «Небо… Я на небе». Оно повторяется. Вау. Это простой трюк, но мне как автору песен он нравился. В Here, There and Everywhere я сделал что-то подобное. Так что все эти влияния всегда присутствовали в моих песнях.

Если специально в этом не копаться, то это не заметно, но он [ «куплет»] точно был во многих песнях «Битлз». Нам с Джоном это нравилось. Мы говорили, что было бы здорово вставить его в песню. «Как был бы счастлив я, когда бы я был с любимой…» А вот в старые времена эту часть бы удлинили: «Она здесь, а я там, но мне кажется – она повсюду…» И тут бы начиналась сама песня.

Есть еще одна песня, в которой использован тот же прием [хотя это, вероятно, изначально идея Джона], это Do You Want to Know a Secret: «Ты и не знаешь, как тебя люблю я…» Похоже, в музыке, считавшейся новомодной, сохранялось влияние старых музыкальных стилей.

Это правда. У всего этого растут ноги оттуда. Эти влияния присутствуют во многих песнях, которые мы писали, при том что мы уже жили в эпоху рок-н-ролла… Но вот мы говорим «рок-н-ролл» – Элвис Пресли пел Love Me Tender, а это ведь старая песня, гораздо старше Элвиса. Так что эти песни продолжали жить и в эпоху рок-н-ролла, и было хорошо, что было такое смешение.

К этой эпохе вы часто возвращались в своей карьере: Honey Pie, You Gave Me the Answer, пластинка под псевдонимом «Триллингтон»; в вашей гамме стилей она всегда присутствовала.

Меня привлекает этот стиль. Меня часто спрашивают, какие мне нравятся песни или какие у меня любимые композиторы, и я отвечаю, что это Коул Портер или кто-то вроде него, потому что песни написаны очень искусно. Братья Гершвины тоже были мастера. Скажем, если бы ты делал мебель, ты назвал бы Чиппендейла, потому что хотя это и не твоя эпоха, но в деле изготовления стульев он был мастер.

В 2001 г. я попросил Пола назвать несколько песен, которые много для него значат. Для начала я поинтересовался, есть ли среди них что-то современное.

Стинг, Fields of Gold. Очень мне нравится. У меня часто спрашивали: «Есть ли песня, которую вы мечтали бы написать?» И я раньше отвечал, что это «Не надо меняться» [Just the Way You Are] Билли Джоэла, потому что думал, что это стильно. Но Fields of Gold – это великая песня, чувак, и теперь она стала Песней, Автором Которой Я Хотел Бы Быть. Кстати, Ева Кэссиди записала крутую версию этой песни. Так что она и еще Somewhere over the Rainbow.

Мне ужасно нравится Somewhere over the Rainbow. В этой песне столько надежды, столько веры. Были циничные семидесятые, неуютные восьмидесятые, девяностые, а Somewhere over the Rainbow их пережила. «Однажды у меня получится!» Это такая великая песня. Надежда никогда не умирает. Песня крайне сентиментальная и, вероятно, немного наивная, но я ее все равно люблю.

И Марвин Гей! Чувак, я тащусь от Марвина. Кстати, он пел Yesterday. Когда Yesterday получила какой-то приз MTV, Джефф [Бейкер, тогдашний пресс-секретарь Пола] мне сказал: «Вы же знаете, кто ее записывал, да? Все на свете. Синатра. Элвис Пресли. Марвин Гей. Рэй Чарльз». Так что мы заказали эти версии через наш нью-йоркский офис. И Марвинское исполнение Yesterday – мое любимое, оно мне нравится даже больше моего. Такое классное.

А самая тухлая версия у Элвиса. Он не знает слов. Я до смерти люблю Элвиса, но исполнение – тухляк. Это концертная запись, и пианист пытается настроить его на нужный лад через вступление, а Элвис [молчание]… потом наконец его маленько отпускает, благодаря таблеткам, и он приходит в себя. [Изображает Элвиса в виде пьяного певца, поющего в пабе]: «Еще вчера мне казалось, что любовь – игра…» Дальше он забывает кусок текста и поет: «А теперь они как будто снова здесь». Что, конечно, бессмысленно. Но я его все равно люблю. [Заметим справедливости ради, что речь, вероятно, идет об оплошности, присутствующей на репетиционной записи, выпущенной на специальном издании саундтрека документального фильма «Всё так и есть».]

Мне нравится Нэт Кинг Коул. Я сейчас часто его играю. Я любил его, когда был мелким; я помню, как слушал его по радио на кухне дома на Фортлин-роуд: «Когда мне случается влюбиться…» – и думал, как он здорово поет, какая хорошая песня. Теперь я вообще думаю, что лучше его нет. Мне нравятся его вещи и нравятся песни этого времени вообще.

Сейчас я слушаю гораздо больше джаза, чем раньше. Люблю Майлза Дэвиса, Чета Бейкера. В «Битлз» мы не особо загонялись по джазу, но сейчас я его полюбил. Недавно я слушал одну запись Дюка Эллингтона и Луи Армстронга, называется Duke’s Place. Там на одной ноте: «к Дю-ку до-мой». Луи поет и кричит: «Давай, Дюк!» А Дюк за фортепиано, и эта наглая морда одним пальцем играет «дн-дн-дн-дн». Уже следующий куплет, и ты ожидаешь, что тут он [изображает россыпи триолей], но нет, там опять «дн-дн-дн-дн». Почти стыдно это слушать, но это так смело. Очень мощно.

Мне всегда нравилось в Маккартни, как охотно он говорит о музыке других исполнителей – не все звезды так себя ведут. Однако пора было возвратиться к нашему герою. Я хотел знать, существует ли «настоящий» Пол Маккартни?