Неправый всегда не прав

«Grenadian Voice», 26 ноября 1983 года.

В чем смысл этой «Бомбардировки Психов»? (так эту операцию прозвали между собой политики и военные) – таков был лишь один вопрос, возникший после вторжения на Гренаду. Интервенция явилась показательной демонстрацией американской военной мощи. Однако события, предшествовавшие ей, представляли собой сложный и противоречивый клубок. Иные утверждали, что это была гуманитарная миссия, призванная спасти жизни 400 американских студентов-медиков, которых еле выхватили из лап смерти и деградации кровожадных кубинцев; и ради них-то 2000 морских пехотинцев и парашютистов высадились на этом крохотном клочке суши. Другие говорили, что причина интервенции – займ в 9 миллионов долларов, который Кастро предоставил своему другу Морису Бишопу, чтобы построить на острове новый аэропорт с трехкилометровой посадочной полосой, который заодно стал бы кубинской военной базой, контролирующей южный сектор Карибского моря. Третьи считали эту интервенцию прозорливой и тщательно спланированной операцией, которую пришлось провести, поскольку соседние острова официально попросили американцев о военной помощи. Один высокопоставленный функционер Демократической Партии так сказал мне по телефону перед моим отлетом на Гренаду: «Мы совершили правильный поступок, руководствуясь неправильными соображениями. Вы прекрасно знаете, что я никогда не был согласен с Рейганом, но в данном случае невозможно не признать его правоту».

Что ж, подумал я. Может, так оно и есть. Но на расстоянии 6,5 тысячи километров трудно быть в чем-то по-настоящему уверенным. Поэтому я решил лично во всем разобраться. Поездка от Вуди Крика с пересадками в Денвере, Атланте, Майами и Барбадосе до аэропорта «Перлз» на северном побережье Гренады заняла два дня. Приземлившись на этом микроскопическом островке, я уже прочел достаточное количество газет, чтобы более-менее разобраться в ситуации или как минимум в американской точке зрения на нее.

Кучка местных Сталинистов устроила на Гренаде какой-то стремный паноптикум. Они расстреливали каждого, кто стоял у них на пути, и так превратили остров в царство терроризма, мародерства и анархии. Эти подонки-убийцы грохнули даже Мориса Бишопа, гренадского Джона Ф. Кеннеди, а затем собирались убить, захватить в заложники и уж как минимум изувечить несколько сот ни в чем не повинных американских студентов-медиков, которые застряли на острове, как крысы в мышеловке. Батальон американских морпехов, направленный в Ливан в ответ на катастрофу, произошедшую двумя днями раньше в бейрутском аэропорту, вместо Бейрута оказался на Гренаде, равно как и несколько кораблей американского ВМФ и 82-я воздушная эскадрилья. Им надлежало подавить коммунистический мятеж и спасти американских граждан.

Задание исполнили молниеносно. Гражданскую прессу на остров не допустили, и единственным подлинным документом, зафиксировавшим интервенцию, стала пленка, отснятая Министерством Обороны, – на ней американские солдаты показаны благородными героями, вступившими в рукопашную с противником и захватившими 600 кубинских солдат в плен. Подобающий ответ на резню, устроенную на американской военной базе в Ливане. Правда, все происходило в 7000 милях от Ливана, и арабам только и оставалось, что громко смеяться. «Это просто очередной фильм про ковбоев», – заявил мне несколькими неделями позже в холле ООНовского отеля «Плаза» один сирийский дипломат. «Интервенция доказала только одно: американцы сначала стреляют, а потом думают», – добавил он.

По поводу интервенции на Гренаду чего только не говорили. Ее называли как угодно: от «припадочной дипломатии канонерок» до «давно уже назревшего возвращения к доктрине Монро, жесткого и недвусмысленного предупреждения всем так называемым революционерам Американского полушария». «Мы преподали этим подонкам отличный урок, – сказал один американский бизнесмен в клубе «Ионосфера», что в международном аэропорту Майами. – Фидель Кастро и сандинисты теперь хорошенько подумают, прежде чем выкидывать свои фокусы».

* * *

В барах аэропортов и дорогих отелях третьего мира мудрость порой обретаешь за сущий бесценок. Если находиться там достаточно долго, то наверняка узнаете все, что угодно. Однако по мере приближения к театру военных действий говорить о чем-либо, помимо погоды, становится по-настоящему сложно. В очереди к регистрационной стойке рейса LIAT, с Барбадоса на Гренаду (там час лету), ни один из моих попутчиков ни словом не обмолвился ни об интервенции, ни о том, что они собираются делать на острове. Да и в самом самолете преобладало гробовое молчание. Примерно половину пассажиров самолета, жалкого и жаркого DC-4, составляли белые мужчины неопределенного рода занятий. Некоторые везли с собой накрепко закрытые чемоданы с дорогими камерами. Они носили выцветшие майки с эмблемами отелей, затерянных где-то на Востоке. Я узнал Эла Ракова из Сайгона, но он сделал вид, что мы впервые видимся, и я не стал настаивать.

Ситуация несколько усложнилась, когда самолет приземлился. Маленький грязный аэропорт оказался сумасшедшим домом, где царил бардак и гвалт, потные эмигранты и американские солдаты с М-16 наперевес так и сновали туда-сюда. Пассажиров с подозрительными паспортами отводили в сторонку и тщательно обыскивали. Над головой мелькали вертолеты «Кобра», которые приземлялись и взлетали, похожие на огромных жужжащих пчел. Аэропорт жил по законам военного времени, любое нарушение законов и правил каралось жестоко и незамедлительно. К картонной стене прибили напечатанный на пишущей машинке лист с информацией для прессы. Всем командированным журналистам рекомендовалось зарегистрироваться в военном пресс-центре в Сент-Джордже, на противоположном конце острова.

Когда я закончил возню с таможней, уже стемнело. Человек по имени Рэндольф помог загрузить мои чемоданы в багажник старого такси «шевроле», и мы отправились в отель, в Сент-Джордж. Дорога все время забирала вверх. Она шла непрерывным серпантином, с резким обрывом по одной обочине и мокрыми черными скалами по другой.

Дорога заняла не меньше часа, при этом каждые три-четыре метра попадались глубокие выбоины, от которых клацали зубы. Расслабиться не было возможности, и я подумал, что неплохо было бы спросить Рэндольфа его мнение об интервенции. За всю дорогу он словом не обмолвился, и, раз уж он достался мне в водители на время командировки, я решил предложить ему остановиться и выпить холодного пивка. Я предложил это по старому журналистскому обыкновению, не рассчитывая ни на какую дополнительную информацию, но Рэндольф меня удивил.

– Вы обратились по адресу, – сказал он с горечью. – Вы говорите с человеком, у которого Революция отняла жену.

Ну и дела, подумал я. Что-то в тоне его голоса заставило меня потянуться за миниатюрным диктофоном. Рэндольф говорил охотно, и ему нашлось что рассказать. Мне только и оставалось, что подкидывать ему время от времени вопросы, направляя поток его красноречия, пока мы тащились на первой передаче в темноте.

Мы ехали по узкой проселочной дороге – главному шоссе этого острова. Проехали Гринвилл и Большую Бухту, протряслись по застывшей лаве у горы Ливан и горы Синай, миновали лес Гранд-э-Танг. Вдоль дороги виднелись маленькие домики, напоминавшие сельские пейзажи Новой Англии. Я откинулся на спинку сиденья, вслушиваясь в рассказ Рэндольфа. Поначалу я принял его за осведомителя ЦРУ – очередного разговорчивого таксиста-туземца, который совершенно случайно подворачивается под руку журналистам, когда они выходят из ангара таможни и потерянно озираются, не разбирая перед собой ничего, кроме нагромождения деревянных хижин в пальмовой роще на берегу моря.

Аэропорт «Перлз» напоминает типовые аэропорты, которые американцы строили на Филиппинах 50 лет назад, с грунтовой дорогой вдоль посадочной полосы и десятком служащих-местных, весь рабочий день напролет проводящих в баре за разговорами.

Всего на острове 110 000 человек, то есть примерно столько же, сколько живет в Лексингтоне, штат Кентукки. Таким образом, плотность населения на Гренаде составляет один человек на квадратный километр – сравните с тремя людьми на квадратный метр в Гонконге. Гренада, совершенно очевидно, остров слаборазвитый, не идущий ни в какое сравнение с Барбадосом, Ямайкой или Тринидадом. Трудно вообразить, что здесь стряслось что-то, попавшее на передовицы газет по всему миру и спровоцировавшее интервенцию американской морской пехоты.

Но Рэндольф объяснил мне, что на другой стороне острова, где, собственно, и произошло столкновение, творятся совсем другие дела. Он откровенно радовался тому, что американцы наконец высадились на Гренаде. Американская интервенция освободила его от того кошмара, в который они с женой угодили, присоединившись, как альбатросы, к революции пять лет назад. Ни он, ни его жена не были коммунистами, а слово «марксизм» они слышали если только в школе, вместе с Морисом Бишопом, и Бернардом Коардом, и другими соседскими детьми. О США они знали только, что это такая большая экономически развитая держава, где солдаты и ковбои перебили всех индейцев. Они ничего не знали о России, Кубе или оружии.

На Гренаде многое изменилось после независимости. Несколько мальчиков уехали учиться в Англию и вернулись, одержимые странными идеями и амбициями. Они утверждали, что новое правительство независимой Гренады коррумпировано, премьер-министр – псих, а их остров безнадежно отстал от жизни. Бишоп и его друзья решили основать собственную политическую партию, которую назвали Движение «Новая Жемчужина». Они утверждали, что их партия – партия народа. «Жемчужина» объединила молодых людей с туманно-социалистической платформой. На демонстрациях звучал реггей. К ним на энтузиазме, сдобренным травой, присоединились сотни людей, составивших костяк партии. Им удалось отстранить от власти Эрика Гейри и привести к ней Мориса Бишопа.

Рэндольф одним из первых вступил в партию, искренне надеясь, что «Жемчужина» способна устроить лучшую жизнь для гренадского народа. Будучи бизнесменом, он лично знал всех лидеров движения. Пока Бишоп учился в Лондонской Школе Экономики, а Коард – в Дублинском Университете, Рэндолф поднимал свой бизнес – частную транспортную компанию – и откладывал на покупку собственного дома. Когда «Новая Жемчужина» пришла к власти, у него оказалось немало высокопоставленных друзей. В их число входили Хендрик Радикс, новый генеральный прокурор, и Хадсон Остин, которого вскорости назначили руководить генштабом Народной Революционной Армии. У Рэндольфа настали жирные времена – жизнь шла, что в твоем кино. Он построил дом на холме с видом на Сент-Джордж, получил коммерческую лицензию на грузовые перевозки. Он обладал достаточным влиянием, чтобы заполучить для своей жены пост в Центральном Комитете партии.

Затем все полетело под откос. Сначала генерал Остин кинул его на внушительную сумму. Затем Филлис Коард, жена вице-премьера, заманила жену Рэндольфа на Кубу, откуда та уже не вернулась. Тогда-то жизнь Рэндольфа и рухнула в тартарары.

* * *

Мой диктофон работал, пока мы не припарковались у отеля. По дороге мы несколько раз остановились у еле освещенных придорожных хижин, где брали охлажденное пиво, которое Рэндольф оплачивал из своего кармана, поскольку я еще не обменял гренадские деньги.

– О чем ты, – говорил он. – Мне только приятно заплатить.

Так все и было. Мы оба получали удовольствие от разговоров. Что может быть приятней, чем приехать в страну, где идет война, и у каждой харчевни выпивать с приличными людьми. Лишь однажды пришлось понервничать: огромный негр в майке с короткими рукавами обозвал меня «глупым русским подонком», но Рэндольф без лишних слов отогнал его.

– Он совсем сумасшедший, – сказал он мне. – Один из тех психов, которые сбежали из больницы, когда началась бомбардировка.

* * *

Из моей комнаты в отеле «Сент-Джордж», расположенном на склоне крутого холма, открывался вид на порт и центр города. Я наблюдал, как город понемногу пробуждается жарким воскресным утром. В шесть начинают кукарекать петухи, в семь уже бьют веселые церковные колокола, а когда я просыпаюсь в девять, на полу, между моей кроватью и душем, лежат наполовину обглоданные грозди синего винограда – ночью меня навестила летучая мышь. Саму мышь я не видел, но виноград она оставляла еженощно. Каждую ночь она залетала через окно в комнату и грызла виноград, свешиваясь с потолка вверх ногами. Ни революция, ни вторжение американских солдат и кучи иностранных журналистов-сплетников никак не изменили этого ее обыкновения.

Моя летучая мышь – крупный экземпляр. Иногда в темноте я слышу, как хлопают ее крылья, и этот звук позволяет предположить, что она размером как минимум с большую ворону. Некоторые виды летучих мышей разносят бешенство, но трудно сказать, относится ли моя мышь к одному из таких видов.

* * *

Обычно воскресным утром холл отеля «Сент-Джордж» пустует. Местные вместе с несколькими британскими подданными уже в церкви, а журналисты спят. Даже Мейтленд, молодой бармен с высоким черным лбом и умными карими глазами парня, которому место на престижном юридическом факультете, и тот оставил свой пост.

Пуст и ресторан. Одни только полусонные таксисты сидят на бетонном полу, разглядывают порт и большие корабли, пришвартованные у набережной. На десять назначен брифинг для журналистов в Мэришо-хаус, где недавно оборудовали пресс-центр, так что некоторым корреспондентам вскоре придется встать, чтобы успеть на пресс-конференцию.

Я живу в номере 15. В отеле отсутствует портье, у горничной нет второго ключа от комнаты, а ближайшая металломастерская расположена в Бриджтауне, в часе лета на Барбадосе. Так что, когда вчера вечером я посеял ключ от комнаты, наступил полный бардак. Мейтленду пришлось покинуть свой пост в баре и провести следующие 45 минут под дождем на прогнившей сломанной лестнице, которую мы пытались приставить к стене под моим окном. Я держал лестницу, пока он выламывал оконные шпингалеты и жалюзи и заползал в окно, чтобы открыть дверь изнутри.

«Сент-Джордж» – отель мирового уровня. Он входит в число моих любимых наряду с «Континенталем» в Сайгоне и печально известным отелем «Лан-Санг» в Лаосе. Сразу после интервенции в отеле разместили 600 репортеров, на которых приходилось 19 комнат, 9 из которых – с горячей водой. Девушки в отеле не работали, в коктейли не клали лед, кредитные карточки не принимались, ни телефонов, ни телевидения. На завтрак подавали заветренную ветчину с соусом… Но управление отеля оказалось на высоте. Три достойные пожилые дамы умудрялись сладить с ситуацией, которая в момент свела бы с ума лучших портье «Хилтона» и «Холидей Инн».

После того как я провел четыре недели на загадочной гренадской войне, в Сент-Джордже меня более ничего не удивляло. Когда одной прекрасной ночью я вернулся в свою комнату в отель, то обнаружил, что к стене коридора, аккурат у моей двери, прислонены два деревянных креста. Один – метра три в длину, другой – на треть меньше. Мейтленд рассказал мне, что они принадлежат людям, которые заселились в номер 16, соседний со мною. А жили там теперь американский проповедник-протестант и его сын-подросток. Они пронесли эти кресты через 68 стран за последние 6 лет. Никому и в голову не приходило спросить: зачем?

Интервенция на Гренаду никогда бы не произошла, если бы окружающие островные государства не перепугались до такой степени. Чтобы сместить некоторые из этих островных правительств, всего-то и надо, что двенадцать солдат и небольшой катер.

Генеральный Секретарь Британского Содружества, сэр Шридат Рамфаль. Барбадос, 29 ноября 1983 года.

В барах на набережной гренадской столицы болтают разное. Люди рассказывают друг другу истории о мести и насилии, прикидывают вероятность новой интервенции. Отдел армейской пропаганды – это специальное подразделение американской армии, призванное обеспечить психологическую победу над противником, а также ответственный за запугивание и подавление, распространял слухи, будто бы Фидель Кастро обещал гренадцам «рождественский сюрприз».

Гренадцы все еще не могут оправиться от шока прошлой интервенции, этой полномасштабной атаки морских пехотинцев, рейнджеров, «Котиков», авиации и военных кораблей; тысячи парашютистов высадились на маленьком островке, день и ночь гремели ужасающие взрывы. Премьер-министра Гренады убили, гренадских женщин похитили дикие кубинцы. У гренадцев угнали автомобили, двери их домов высаживали, их близких друзей и родственников разнесли на куски автоматные очереди. По всему острову полыхали пожары, зажженные ракетами и бомбами. На пляжах зияли воронки, все равно как на комиксах. Наша доблестная авиация расправилась с Гренадой, как с Иво Джимо[9].

Интервенция на Гренаду стала одной из тех беспроигрышных, высокоэффективных и оправдывающих средства операций, о которых мечтает каждый выпускник Вест-Пойнта. Обрушите всю мощь американской военной машины на маленький остров Карибского архипелага – и впечатляющая победа у вас в кармане. Мочи, гаси этих мразей! Пусть сдохнут! Действуй жестко, говори грубо и бей всех по яйцам. Так все и произошло на Гренаде.

Вся подноготная не всплыла, но это вопрос времени. В коридоре гостиницы «Сент-Джордж» ходят слухи, будто бы Тон Рашфорд, новый генеральный прокурор Гренады и представитель Британской Короны, собирается судить Бернарда Коарда за убийства, причем в самом скором времени.

«Эти подонки горько пожалеют, что попытались вымолвить слово «революция», перед тем как мы окончательно зачистим это местечко, – сказал стратег ЦРУ, работавший в американском посольстве и прикидывающийся невинным исследователем Карибского архипелага. – Все эти россказни о нацистах, военных игрищах и преследовании негров скоро раз и навсегда прекратятся. Все тут считают, что подонков надо судить. Ну чего же, устроим этот чертов суд. Мы засудим Берни Коарда, повесим Хадсона Остина. Мы повесим Лайэма Джеймса, Абдуллу, Редхэда и всех остальных коммунистических говнюков. Только и успеют, что подергаться. От их «Новой Жемчужины» не останется ни хрена. Нам даже не понадобится труп Мориса Бишопа. Свидетелей достаточно, и всех мы держим за яйца».

Меня поразил тон его голоса.

Он упомянул всех руководителей так называемого военного переворота, который сверг неомарксистское, изоляционистское правительство Мориса Бишопа, правившее Гренадой четыре с половиной года до тех пор, пока в октябре не грянула оргия разнузданного насилия, превратившая остров в концлагерь, напоминавший Уганду в самые черные дни правления режима Иди Амина… Бернард Коард был вице-премьером Гренады, некогда – уважаемым теоретиком марксизма и личным другом Бишопа. Хадсон Остин – генералом, руководившим Народной Революционной Армией. Рядовых Абдуллу и Джеймса, а также сержанта Лестера Редхэда по прозвищу Козел обвиняли в убийствах. Не только Бишоп, но и четыре министра его правительства, его любовница, не говоря уже о десятках мирных жителей, погибли под пулями, когда многотысячный митинг попытался вернуть Бишопа к власти.

Доказательств вины наличествовало более чем достаточно, оставалось лишь соблюсти некоторые юридические тонкости. Трупы убитых сожгли, а согласно законодательству Британского Содружества, судебное разбирательство по обвинению в убийстве не может проводиться при отсутствии трупа. Обвиняемым можно было бы инкриминировать предательство, но немногие свидетели находились в тюрьме Ричмонд Хилл под неусыпным контролем ЦРУ либо также отправились на тот свет. Первые слушания по этому делу назначили на февраль, но без трупов и без свидетелей обвинение оказалось, как выразился Тони Рашфорд, «в щекотливом положении».

– Наша ошибка состояла в том, что мы не кокнули их сразу, – сказал полковник американской армии, – быстренько не расстреляли всех при попытке к бегству.

Полковник горько рассмеялся, потягивая пиво в «Красном Крабе», шикарном трактире на выезде из города. Мэр города Форт Лодердэйл[10], сидевший за противоположным концом барной стойки, сцепился с бизнесменом из Нью-Джерси, который до того слюнявил шею чернокожей проститутки.

– Да вы стыд последний потеряли, – сказал я ему.

– Мы воины, – угрюмо ответил он, набивая свою трубку «Смесью 79».

– Тысячелетний Рейх продлился двенадцать лет и восемь месяцев.

– Не так мало. Через два года я уже выйду в отставку, пенсию буду получать.

* * *

Некоторые шедевры должны оставаться неподписанными.

Отдел армейской пропаганды

Субботняя ночь прошла на Гренаде спокойно. Впервые за последние три недели шоссе Гранд-Энс не патрулировали солдаты. Ни отрядов 82-й десантной дивизии, ни блокпостов, ощерившихся автоматами М-16 и увешанных тусклыми красными фонарями, ни вертолетов «Кобра», ревевших над головой. Если у вас хорошее настроение, вы можете проехаться по острову на маленьком и быстром джипе с открытым верхом. Единственное, что могло помешать путешествию, – это дикие собаки и выбоины.

Эта ночь ничем не отличалась от любой ночи за последние 300 лет на Гренаде, с тех пор как пьяные иностранцы оставили остров в покое. Первыми на остров на своих боевых каноэ приплывали злобные карибские индейцы, затем их сменили испанцы и пираты, большие любители грога. Потом на острове появились французы, построившие тюрьмы. Дальше островом овладели, лет так на 200, потные и вялые англичане. Наконец, в 1974 году Гренада получила независимость, и к власти пришел рехнувшийся на почве вуду премьер-министр, который, выступая на Генассамблее ООН, рассказывал всем о летающих тарелках. Сэр Эрик Гейри, который порой вел себя страннее Папы Дока[11], продержался у власти пять лет. В 1979 году его сместила клика местных марксистов и зарубежных троцкистов. А еще через четыре года пришла очередь американских морпехов.

Эта война сильно отличалась от Вьетнама. Это не Индокитай – Америка не потерпит поражения.

Ребята, которые заправляют Белым Домом, то есть Пентагон и ЦРУ, наконец сделали то, за что мы платим им зарплату. И сделали очень ладно. Если предположить, что управление Америкой – самая обычная работа, как это и утверждал мистер Кулидж, то немало людей могут рассчитывать на рождественские бонусы за то, что они провернули в этом диком 1983 году нашего Господа. Мы видели, что американские интересы в Карибском бассейне находятся под угрозой, и мы уничтожили эту угрозу, как отвратительную жабу. Наконец-то Пентагон выиграл войну в открытую, и победители ликуют над добычей.

Вот и славно. Многие воины сражались и погибли здесь: кубинцы, гренадцы и восемнадцать американских солдат. Интервенцию на Гренаду не назовешь игрушечной войной. Операция прошла быстро и без лишней огласки, правды никто так и не узнал, а будущее по-прежнему весьма неопределенно.

Ну и ничего страшного. Это все мелочи. Таковы побочные эффекты той эйфории, в которой мы купаемся в эти дни здесь, на южном побережье Гренады.

Сегодня вечером у меня случилось несколько нервных разговоров с солдатами из 21-й роты военной полиции, на лужайке перед бывшим отелем «Калабаш», на пляже за Гранд-Энс. Они превратили отель в военную базу, обложив его мешками с песком и соорудив доты, в которых засели автоматчики. По всему периметру лужайки перед домиком фотографа журнала «Time» солдаты разложили кольца колючей проволоки – они-то и стали камнем преткновения. Проволоку развалил тут некий «капитан Калабаш», командир взвода военной полиции, человек с совершенно дикими глазами, постоянно устраивавший своему взводу учебную тревогу и заставлявший их перелопачивать землю по периметру отеля, гоняя, будто обезумевших бездомных псов, закапывающих свои экскременты. Его взвод обычно или патрулировал освещенный луной пляж, обвешавшись приборами ночного видения и таким количеством оружия, что его хватило бы, чтобы пристрелить каждую рыбу от Гренады до южного берега Барбадоса, или надрывался на тренировках, упражняясь со штык-ножами и пудовыми шарами, или рыл по всему пляжу доты, устанавливая в них мешки с песком… Даже бесстрастные обычно цэрэушники чувствовали себя неудобно.

ОБЕДЕННОЕ ВРЕМЯ НА ГРЕНАДЕ…

МОРГАН ИГРАЕТ НА ПИАНИНО В БАРЕ

«КРАСНЫЙ КРАБ»… БОМБЕЖКА ДУРДОМА,

ДЕЛО БЕРНАРДА КОАРДА ВЫЗЫВАЕТ

ВСЕ БОЛЬШЕ КРИВОТОЛКОВ… ЧТО ДЕЛАТЬ

С БЕРНИ?

Некоторые утверждают, что американская армия уже не так дубова, как прежде, и готовы предъявить доказательства. Они покажут вам майки с войны, цветные слайды с пляжа Прикли-Бэй, на которых вы увидите голую девушку, танцующую с часовыми поста капитана Хенигана. А может, предъявят вам пленку, на которой засняты пикирующие бомбардировщики F-14, бомбящие больницу для душевнобольных, находящуюся на холме напротив отеля «Сент-Джордж».

Поговаривали, что его зовут Морган. Вечерами он играл на фортепиано в «Красном Крабе», карибском придорожном ресторане, укрывшемся в роще пальмовых деревьев невдалеке от отеля «Калабаш». Однажды, вскоре после интервенции, он пришел в ресторан и начал наигрывать известные мелодии типа «Фандаго» и «Way Down Upon the Swanee River». Он мгновенно превратился в любимца публики, и если в ресторан набивалось много народу, он играл ночь напролет. Особенно охотно он откликался на заявки сотрудников ГосДепа и военной полиции.

Вся эта военная публика собиралась вокруг фортепиано, поднимала свои пивные кружки и в голос подпевала, точнее, рычала, как молодые львы. Иногда заходил полковник Риджвэй из ГосДепа, приводивший с собой целую ораву женщин. Время от времени он выходил с официантами во двор, чтобы выкурить пару гигантских косяков на пригорке за мусорными ведрами. Туда заходил В.С. Найпол[12], а также Ходдинг Картер и генерал Джек – «Раскрученный» Фаррис. Заходила девушка, позировавшая для разворота австралийского «Playboy». Заботясь об имидже вооруженных сил США, генерал Фаррис избегал заходить внутрь ресторана – он оставался сидеть в своем джипе и наблюдал за весельем издали. Так что он никогда не видел своего заместителя Риджвея, тусовавшегося с растаманами.

Такова война по-американски. Когда кто-то наконец догадался спросить Моргана, откуда он, тот заявил, что весь прошлый год, а может, чуть больше, он провел в психиатрической больнице, там, на холме рядом с Фортом Фредерик. Посетители ресторана громко рассмеялись и заказали еще выпивки. «Старый добрый Морган, – говорили они. – Он же совсем сумасшедший».

Чистая, кстати, правда, причем документально подтвержденная. Впрочем, на Гренаде стояло такое время, когда не очень тянет разбираться, кто тут сумасшедший, а кто – нет. Здесь это никого не волнует. Вся гренадская кампания с самого начала шла очень странно. Люди сражались и умирали на этом острове непонятно за что. Некоторую ясность мог внести процесс Бернарда Коарда.

А он начнется только весной 1988 года, когда пресса уже найдет себе другие развлечения. Его адвокатом станет Рэмси Кларк, бывший генеральный прокурор США. Прокуратура будет действовать от имени королевы Англии. В числе получивших повестку в суд окажутся Фидель Кастро, директор ЦРУ, тогдашний русский посол на Гренаде, несколько членов Семьи Вигоризе из Марселя и целая куча вооруженных болванов, начиная с международных троцкистов и заканчивая отвязными шлюхами из Тринидада и продавцами машин из Парижа, не считая гнусных громил, носящих униформу и револьверы 45-го калибра с блестящей рукояткой.

Процесс Бернарда Коарда, человека, который погубил революцию с целью ее спасти, привлек интерес определенных кругов. Официальное обвинение пока не выдвинуто, но, по слухам, Коарду инкриминируется все подряд: начиная от убийства и государственной измены, заканчивая организацией заговора и преступлений против Короны Ее Величества. Единственное, в чем можно не сомневаться, так это в том, что бывший вице-премьер Гренады Бернард Коард – ключевая фигура тех страшных и загадочных событий, что произошли тут осенью 1983 года.

Тут творились странные дела. Произошла интервенция морских пехотинцев; бархатная и поначалу чрезвычайно популярная марксистская карибская революция уничтожила саму себя в припадке исступленного насилия. На крошечный остров, с которым без труда управилась бы средних размеров тусовка «Ангелов Ада», высадились рейнджеры, морпехи, десантная дивизия и военная полиция, в дело пошли вертолеты, ВМФ и люди из Отдела Военной Пропаганды. На острове стало не продохнуть от приборов ночного видения, колючей проволоки и голых женщин с автоматами наперевес. С утра до вечера гремели взрывы и очереди.

Мы покорили Гренаду. Морган – и тот понял это. Он сидел в своей палате в отделении «Б», когда упали первые бомбы. Он – мулат, выглядевший приблизительно на 40 лет. У него длинные волосы и красная бандана на голове. Чем-то он напоминает хиппи из Вудстока. Морган выглядел так, будто он родился летом 67-го года в Хэйт-Эшбери[13].

Он тихо сидел в своей палате, слушая бормотания и завывания других психов, смешивавшихся с воем низко летящих самолетов, когда «все вокруг вдруг взорвалось», как он сам рассказывал. После этого он сразу убежал.

* * *

Я собирался уехать с острова после похорон Мориса Бишопа, которые назначили на субботу, но так как к среде тело все еще не нашли, я изменил свои планы и решил двигать раньше. Когда утром мы пересекали горный перевал по дороге в аэропорт «Перлз», пошел сильный дождь. На дорогах Гренады нет ограничений скорости. Можно гнать с любой скоростью, позволяла бы машина. Выбоины понемногу начали заделывать, но некоторые из них по-прежнему насчитывали два метра в глубину, а самые маленькие все еще представляли серьезную опасность для машины.

Известно три способа езды по подобным дорогам. Новый «Мицубиси» стоит на Гренаде $22 000, и если вы его купите, то всю дорогу вам придется ехать на второй передаче, ползя между выбоинами, как улитка на минном поле.

Если вы возьмете машину напрокат, то можно будет, наплевав на последствия, ломиться вперед на третьей передаче до тех пор, пока от тряски у вас не откроется внутреннее кровотечение. Когда машина развалится на две части, вы вернете ее компании обратно, и вам выдадут новую. На дорогах тут и там виднеются остовы машин, начиная с лимузинов «Дацун» и заканчивая советскими военными грузовиками. Их все разобрали на запчасти, оставались лишь голые скелеты. На Гренаде машины убиваются следующим образом: сначала из строя выходит радио. Затем – коробка передач, колеса и все остальное. Наконец испускает дух сам двигатель. Он еще послужит верой и правдой, но уже в качестве якоря для рыбачьих посудин. Зеркало заднего вида можно привинтить к стене в ванной и пользоваться им во время бритья. Сиденья от новой «Тойоты» – прекрасная мягкая мебель для всей семьи.

«У меня нюх на перемену власти»

Ричард Дж. Дэйли, мэр Чикаго. 1968 г.

Интервенция на Гренаду – типичное приключение американцев за границей. Смесь шоу-бизнеса, выверенной системы сдержек и противовесов, политического сговора и стремительность, которая восхитила бы и самого Эйба Линкольна. Ведь интервенция пришлась на год выборов, когда избирали не только президента, но и многих других политиков. Переизбирали весь конгресс и треть мест в сенате. Политиканам не пришлось критиковать мудрость своего президента, осуществившего первую удачную интервенцию с 1950 года, когда американские войска успешно высадились в Инчоне.

В мой последний вечер в отеле Сент-Джордж меня вызвали в холл гостиницы – звонили из Чикаго. На другом конце провода оказался высокопоставленный сотрудник чикагской торговой палаты.

– Вы, главное, даже не думайте вернуться сюда и разводить все это леволиберальное дерьмо о страданиях третьего мира, – сказал он. – Вы достаточно путались у нас под ногами, вы, пьяные болваны. Говорите наконец правду.