«Причины призыва на военную службу»

Как следует из самого названия сочинения «Причины призыва на военную службу» (La Cagione dell’Ordinanza), он исключительно важен для понимания того, как развивалась мысль Макиавелли в период детальной разработки и осуществления одной из своих центральных политических идей. Тем паче что он, невзирая на уважение, которое ему всегда оказывали флорентийские власти, был всего лишь исполнителем (хотя и высокопоставленным).

Принцип набора рекрутов в ополчение не был нов: он был известен еще во времена Древнего Рима, о чем хорошо знали во Флоренции, по крайней мере в образованных кругах, где фигура консула-диктатора Цинцинната, который, вернувшись с войны, возвращался к труду пахаря, была знакома по сочинениям Тита Ливия, Аврелия Виктора и многих других. При жизни Макиавелли гуманист, епископ Франческо Патрици, приближенный богослова-эрудита папы Пия II Пикколомини, предлагал в 1470 г. в своем сочинении «Об устроении государства» (De institutione rei publicae), чтобы повсеместно молодые люди (flor iuventutis, «цвет молодежи», от двадцати до тридцати лет) проходили военную подготовку, поскольку государство неизмеримо лучше защищают собственные граждане, чем наемники.[71] Да и в самой Флоренции государственный деятель, посол Маттео Пальмьери (1406–1475), восхищался римским идеалом вооруженного гражданина, civis armatus, в известной «Книге о гражданской жизни» (Libro della vita civile), изданной во Флоренции в 1529 г. крупным издательским домом Giunta и имевшей большой успех во Франции под названием «Гражданская жизнь» господина Матье Пальмье, в переводе Клода Де Розье» (La Vie civile de Maistre Mathieu Palmier, traduite par Claude Des Rosiers) (Paris, Jean Longis, 1557). Немногим раньше сторонник и близкий друг Савонаролы Доменико Чекки предложил похожую военную реформу, а именно формирование армии по приходам на основе рекрутского набора в Флоренции и контадо. Он видел в этом род воспитания в духе гражданственности, при котором общее благо ставится выше частных интересов. Чекки не слишком углублялся в этом чисто теоретическом сочинении в практические детали, в частности, не касался стоимости содержания на военной службе ополченцев, разом лишавшихся средств к существованию. А возлагать все расходы по содержанию ополчения на город, как предлагал Чекки, было абсолютно нереально. Кроме того, Чекки ничего не предлагал относительно системы командования, хотя подобное предприятие не могло обойтись без участия военного специалиста. Но какой бы нереалистичной ни была «Реформа» (Riforma) Чекки, достоинство этого сочинения состояло в том, что в нем обосновывалась необходимость ради блага Флоренции привлекать к ее защите население контадо, что открывало путь нововведениям Макиавелли. Не везде в мире подобные проекты оставались на чисто теоретической стадии, опыт набора ополчения был опробован в других странах, в частности в 1448 г. во Франции, когда Карл VII объявил о рекрутском наборе для своей армии «вольных стрелков», освобождавшихся от налогов.[72] При этом французский король следовал, по всей видимости, более раннему примеру герцогов Бретонских, с 1425 г. набиравших лучников поочередно во всех приходах.

Таким образом, к тому моменту, когда Макиавелли приступил к реализации своего проекта призыва на военную службу, он опирался на основательную теоретическую базу и, как он подчеркивал в трактате «Причины призыва на военную службу», с самого начала ориентировался на «Институции» (Institutiones) императора Юстиниана, ставшие в Средние века образцом в том, что касалось определения границ imperatoria potestas (лат. «границ императорской власти»), и вслед за «Институциями» не разделял военное дело и правосудие: «Я оставлю в стороне вопрос о том, хорошо или плохо будет поставить ваше государство под ружье: каждый знает, что, говоря «империя, королевство, княжество, республика» или называя того, кто повелевает, будь то правитель самого высокого ранга или капитан маленькой шхуны, мы тем самым говорим «правосудие и оружие». Правосудия у вас немного, а оружия и вовсе нет [non punto]». Таким образом, принцип был обозначен: не бывает правосудия без армии; к этому принципу он вернулся в «Государе» (не бывает хороших законов без мощного оружия). Но Макиавелли не был кабинетным ученым, и ту связь, которую он испытывал на прочность на протяжении всей своей дипломатической карьеры, надлежало теперь использовать – в конкретных целях – в ходе набора флорентийского ополчения. Нигде в La Cagione он не обращается к прецедентам и примерам из философских и литературных текстов: ему приходилось быть конкретным и точным, чтобы добиться одобрения. И потому он берет для подтверждения своего тезиса только современные образцы: «milizia e ordine de’Tedeschi» (ит. «ополчение и регулярную армию у германцев»), иначе говоря, швейцарскую модель – и сразу подчеркивает прагматичный характер предприятия (необходимо взять Пизу и обороняться от натиска чужеземцев), ссылаясь на недавние бедствия: набеги на флорентийскую землю герцога Валентино, Вителлоццо Вителли и, совсем недавно, кондотьера Бартоломео д’Авьяно. И коль скоро следует связывать, по примеру Юстиниана, военную силу и право, то исходя из этого принципа крестьяне контадо станут с тем большей охотой записываться в ополчение, чем больше будут признаваться их личные права. Отсюда и общее заключение: логика подсказывает, что целью является приобщение всего флорентийского населения, сельского и городского, к доктрине рекрутского набора, основанной на доверии граждан к институциям власти. Из этого вытекает необходимость пересмотреть распределение властных полномочий во Флоренции, начав с создания Совета, независимого от optimates, городской олигархии, вызывавшей вполне справедливое подозрение у жителей контадо и нередко обеспечивавшей себе большинство в традиционных Советах, таких как Совет десяти, уже становившийся объектом ожесточенной критики.

Впрочем, приобщение Макиавелли к большой политике, как ни парадоксально, произошло благодаря его военной «карьере», поскольку 6 декабря 1506 г. была создана комиссия Novi di Ordinanza из девяти должностных лиц, возглавивших флорентийскую армию и ополчение, руководить которой (без жалованья) поручили, естественно, ему, и свою основополагающую речь по этому случаю он посвятил голосованию по финансированию, выделяемому новому совету, – «Речь о военной организации флорентийского государства» (Discorso dell’ordinare lo Stato di Firenze alle armi). Дон Мигель де Корелла получил подтверждение своих полномочий и поступил de facto в подчинение Совету девяти.

Но такое почетное назначение не превратило Макиавелли в кабинетного чиновника, его неоднократно встречали летом 1508 г. на дорогах контадо, где он набирал роту за ротой для усиления осады Пизы, с которой Синьория решила покончить после пятнадцати лет войны. Макиавелли, воспользовавшись случаем, спешно стянул свое ополчение в Сан-Миньято и в Пондетеру, а затем 21 августа привел его к стенам города. Пиза находилась в полной изоляции; обещанной финансовой помощи от французов и арагонцев ждать не приходилось. Конец близился, во Флоренции его торопили, и Макиавелли торопился больше всех, продолжая набор рекрутов и с придирчивостью устраивая им смотры в контадо. Его видели повсюду вблизи передовой позиции: в январе 1509 г. он приехал, к примеру, в устье реки Фьюмеморто, чтобы отрезать пути снабжения пизанцев продовольствием и обречь их на голод, перекрыв реку Арно и ее каналы. Он постоянно поддерживал сообщение между войсками, осаждавшими город, и столь необходимым арьергардом. Даже Совет десяти отдавал должное его настойчивости и упорству («Мы возложили на твои плечи весь груз ответственности за это предприятие») и постарался хоть немного облегчить его тяготы, назначив ему в помощники двух комиссаров: его старого недруга, сторонника аристократической факции Аламанно Сальвьяти, и Антонио де Филикайя, приора с 1503 г., которые обладали всеми необходимыми полномочиями для командования войсками. Это не мешало Макиавелли брать на себя любую работу, например, напоминать Лукке про обещание придерживаться нейтралитета или призывать к порядку синьора города Пьомбино, претендовавшего на роль посредника между Флоренцией и пизанцами. Осада Пизы, к которой активно привлекались «его» войска, была его великим предприятием, и, когда зашла речь о том, чтобы поручить ему организацию интендантской службы флорентийской армии в Кашине, он с достоинством отклонил предложение: «Я знаю, что находиться там не так опасно и не так тяжело, но если бы я желал быть вне всякой опасности, я бы остался во Флоренции… а там я буду бесполезен и умру от отчаяния». Он так много курсировал между тремя флорентийскими лагерями, что солдаты стали признавать в нем своего единственного командира, к великой досаде Сальвьяти, не скупившегося на оскорбления в его адрес, от которых он открещивался в своем письме к Макиавелли, пытаясь оправдываться: «Хотя солдаты признают только вас, вам хорошо известно, что вы там вовсе не для того, чтобы отдавать приказы!» Вскоре Сальвьяти умер от малярии там же под Пизой.

Не стоит удивляться, что 20 мая 1509 г. Макиавелли впервые встретился с пизанскими парламентерами, прибывшими для переговоров о капитуляции. Не стоит удивляться также и тому, что именно он сопровождал делегацию побежденных, когда она направилась во Флоренцию для заключения соглашения, на котором затем появилась его подпись (под подписью его начальника Марчелло Вирджилио Адриани).

Во Флоренции для Макиавелли наступила минута славы: весь лагерь сторонников его прославлял, а его друг, комиссар Филиппо да Каза Веккья, прислал ему из города Барга, где он служил, полные восхищения слова: «Вы достойны тысячи похвал за столь важное завоевание. Можно по праву сказать, что этим мы полностью обязаны вам, по крайней мере по большей части вам… Каждый день я открываю в вас пророка, достойного сравнения с самым великим из тех, кто был у еврейского или любого другого народа. Никкколо, Никколо, признаюсь, что не смогу передать словами всего того, что хотел бы высказать вам».

Никколо оставалось еще три года до окончания его карьеры.