Праздники конца 1943 года

Был декабрь 1943 года, приближалось Рождество. Несмотря на то что фронт был уже близко, нас навестил Fronttheater (фронтовой театр). В труппу входили четверо певцов, рассказчица и пианист. В программе была опера Хумпердинка[40] «Бензель и Гретель» в весьма упрощённой версии: певцы — сопрано, меццо, альт и бас — исполняли под аккомпанемент пианино арии двух детей, матери и отца, а рассказчица, переодетая бабушкой, читала тексты из сказки, связывающие музыкальные номера. Представление было прекрасным и трогательным, но навело слушателей на грустные размышления.

На Рождество наши повара приготовили нам отличный праздничный ужин. В качестве Marketenderware (дополнительного пайка) нам выдали пирожные, шоколад, конфеты, французское вино и литр водки, а также табак и сигареты. Зепп Лаутенбахер, наш фельдфебель, прекрасный скрипач-любитель, под аккомпанемент трёх своих приятелей, игравших на гитаре, аккордеоне и цитре, скрасил наше бдение, фоном которому служил всё более ощутимый звук канонады. Мы пытаемся веселиться, но сердце у нас не на месте, мы чувствуем, что нас ждут важные события, которые решат нашу судьбу.

Мне крайне трудно сейчас, полвека спустя, найти слова, чтобы описать настроение и состояние духа, в котором я находился в тот момент. С одной стороны, я был ужасно разочарован и опечален тем, что не получу отпуска, на который я так рассчитывал, чтобы увидеть родных, особенно жену и маленького сына, которому должно было исполниться два года. Принимая во внимание военную ситуацию, надеяться на отпуск раньше, чем через много месяцев, было невозможно. Подумать только, когда я в июне уезжал из Сульцерена, я был совершенно уверен, что увижу свою семью через три месяца! С другой стороны, если бы я этот отпуск получил, что могло бы случиться после этих десяти дней счастья? Меня направили бы в боевую часть, где я растворился бы среди немцев в соответствии с этими пресловутыми пятью процентами, о которых я уже говорил, и шансов на реализацию моего плана побега в ближайшем будущем было бы гораздо меньше. Тогда как здесь, где моё окружение состояло на девяносто пять процентов из эльзасцев, лотарингцев, люксембуржцев и немецкого меньшинства, более или менее понимающего, и когда Красная армия стояла в тридцати километрах, у меня было гораздо больше возможностей осуществить свой план. В конечном счёте такое развитие событий меня устраивало, что не мешало мне в глубине души чувствовать тревогу, страх и волнение, когда я думал об этом необратимом, решительном поступке, который мог стоить мне жизни и стать причиной страшных репрессий в отношении моих близких. Вот в каком душевном состоянии я провел эти последние дни 1943 года.

В течение недели между Рождеством и Новым годом, как я уже говорил, был дан последний концерт симфонического оркестра. На День святого Сильвестра[41] — такой же праздничный ужин, такая же раздача Marketenderwaren, как и в Рождество. Музыканты из оркестра разошлись по казармам, чтобы как-то оживить наш вечер, несмотря на то что фронт уже находился в опасной близости. Но на сердце было неспокойно, и большинство Landser (рядовых) пыталось утопить свой страх в вине и водке.