Под землю

Надев термоизолирующий комбинезон, гидрокостюм, пещерный комбез и альпинистское снаряжение, я повис на веревке, ведущей в ледяное чрево гор. «Птица» – это система колодцев разной высоты. Ходить ногами там приходится очень редко. Все время занимаешься только тем, что перестегиваешь спусковое устройств с одного отрезка веревки на другой. Руки, честно говоря, подрагивали. В желтом свете ацетиленовой горелки, укрепленной на каске, были видны лишь частности пещерной жизни: обросший сталактитами кусок стены, титановые карабины, провода подземных линий связи. Хорошо, что темно, и не видно, куда лезешь... Свою «спусковуху» я сломал еще на поверхности; пришлось одолжить у петербуржцев, исследовавших Фишт параллельно с нами. Чужое спусковое было рассчитано отнюдь не на мой вес, поэтому спуск в глубины сопровождался длинным потоком ненормативной лексики. Самых нелестных выражений удостоился 70-метровый колодец. Висишь на высоте двадцатиэтажного дома и действительно «молишься, чтобы страховка не подвела». Где-то посреди бездны веревка подходит к скальному выступу, где нужно отстегнуться и повиснуть на страховке. Потом подтянуться, сесть верхом на похожий на змеиную голову камень и встегнуться в очередную веревку. И так час за часом. Под ледяным дождем водопадов, бьющих из каждого отверстия в «Парящей птице». Наверху идет дождь – а внизу принимаешь душ. Мокнешь и изнутри – от пота, которому некуда испаряться под резиной гидрокостюма...

Через три часа скольжения вниз веревка кончилась, начался длинный – примерно 200-метровый – участок узостей и "шкуродерок" – меандр. В этом длинном извивающемся ходе баллоны для аквалангов пришлось где нести на руках, где тащить волоком за собой. Жаль, что такие титанические усилия пропали зря...

Ползком я влетел в подземную реку. Глубина по колено, на дне – обрывки кабелей связи, в общем, ощущения ниже среднего. Ползком и пригнувшись, дотопали до первого подземного базового лагеря на глубине 250 метров. Лагерь – это просто кусок полиэтилена, перекрывающий узость, где отчаянно дует ветер. В стенах полости, расширяющейся в извивах меандра, вбиты крючья для гамаков. На скальной полочке хранятся запасы шоколада, кураги и прочих деликатесов. Я, довольствовавшийся на Лунной поляне соевым мясом и сублимированной капустой, немедленно поспешил устроить пиршество и согреться. Жизнь постепенно налаживалась. Настроение портил только транспортный мешок, который предстояло вытащить наружу, но что поделать, не курагу же я сюда лопать приполз...

Продолговатый транспортник с веревкой внутри пришлось пристегнуть карабином к поясу. Когда я окажусь на веревке, он будет болтаться внизу, не мешая работать.

Пополз. Пока я нырял в меандре в холодной воде, веревка в мешке основательно потяжелела. Где-то на середине первого же колодца стало понятно, что спуск был цветочками перед ягодками подъема. Через четыре часа на дне 40-метровой каменной трубы кончился карбид в ацетиленовой горелке. У меня в запасе имелся электрический фонарь, но его я включать не спешил, оглушенный наступившей темнотой и капелью водопадов. Сколько я так просидел, не помню: время, казалось, остановилось, раздавленное земной толщей. Однако надо ползти дальше...

В свете фонаря стены засверкали кальцитовыми цветами. Веревка, с моей точки зрения, была здесь совершенно чуждым элементом, но как хорошо, что она все-таки была. Проклиная транспортник, цепляющийся за стены, полез вверх. Уже около самого выхода из пещеры сдохла батарейка фонаря. При свете звезд я выбрался на поверхность, где уютно гудел примус и закипал чайник. Вот уж действительно, понимаешь, как хороша жизнь, лишь поборовшись за нее...

В раннем рассвете уныло оглядел распухшие руки со сбитыми пальцами и отправился спать. Будущий день, возможно, сулил встречу со снежным человеком – если повезет. По крайней мере, я твердо собрался уйти к вершинным ледникам. Повадки неуловимого гоминоида хорошо известны каждому любителю почитать желтую прессу. Йети волосат, небрит и невоспитан. Любит дикие места, каньоны и ледники. Живет где угодно, но только не там, где его ищут. На Кавказе был замечен неоднократно, но столько же раз был перепутан с заблудившимся альпинистом. В общем, Фишт для него – что дом родной.