Аспирантура и учителя

Итак, в конце августа 1950 года я приехал в Москву к старшему брату Аркадию, который в этот период работал зам. декана физфака МГУ и проживал на Стромынке в здании общежития МГУ, в отдельном крыле этого здания, где были выделены комнаты для преподавателей, с общим коридором, кухней и общими туалетами. Что запомнилось, готовили пищу на кухне на керосинках, которых сейчас можно увидеть только в некоторых краеведческих музеях.

После прибытия в Москву я отправился на биолого-почвенный факультет, но, к моему огорчению, С. И. Исаева на месте не оказалось. Я зашел на кафедру дарвинизма, где встретил доктора наук Фани Михайловну Куперман, которая сообщила, что Сергей Иванович в командировке в г. Мичуринске. А Вы к нему по какому вопросу?-спросила она. Я ответил, что хотел поступить в аспирантуру, на что Ф. Куперман сообщила, что я опоздал, так как в МГУ в отличие от других учреждений, прием в аспирантуру проводится в августе.

Огорчённый, я вернулся к брату и рассказал, что опоздал. Брат немного подумал, а потом сказал, что нужно съездить в Институт генетики АН СССР, возможно, там другой срок приёма в аспирантуру. На следующий же день мы с ним поехали в Институт генетики АН СССР и нам ответили, что приём в аспирантуру будет проходить в сентябре-октябре, и я сразу же оставил свои документы и заявление на имя директора института академика Т. Д. Лысенко. Мне сказали, чтобы через неделю я приехал узнать о принятом дирекцией института решении о допуске или недопуске к сдаче приёмных экзаменов. Когда я приехал через неделю, то приветливая референт дирекции Анна Абрамовна радостно сообщила, что зав. лабораторией генетики растений доктор биологических наук Глущенко Иван Евдокимович просмотрел моё заявление и документы и сказал, что берёт меня к себе в аспирантуру, т.е. согласен быть моим научным руководителем.

Вступительные экзамены нужно было сдавать по "основам марксизма-ленинизма", иностранному (немецкому) языку и генетике растений. Что касается генетики растений и основ марксизма-ленинизма у меня не было особых опасений за их успешную сдачу. Однако по немецкому языку были большие сомнения. Дело в том, что в изучении немецкого языка у меня были проблемы. В 5 и 6 классе я начал учить немецкий язык. В 7-ом классе в начале войны мне пришлось заниматься самостоятельно, и я экстерном закончил 7 класс, но без немецкого языка, так как в школе не оказалось преподавателя по нему. В период учебы в Ачинском сельскохозяйственном техникуме в 1942 -1945 гг. обучение немецкого языка отсутствовало. Первый курс Новосибирского сельскохозяйственного института я закончил заочно.

Преподавание немецкого языка в НСХИ проводилось только на первых двух годах обучения, поэтому реально я учился немецкому языку только на II курсе. Однако, поскольку у меня было желание знать немецкий язык, я поступил на двухгодичные вечерние курсы немецкого языка в доме науки и техники г. Новосибирска, которые закончил одновременно с окончанием института. Поэтому мой брат помог мне в течение месяца получать консультации на кафедре иностранных языков МГУ им. М. В. Ломоносова. Экзамен по генетике растений я сдал на отлично, экзамен по основам марксизма-ленинизма в Институте философии Академии Наук СССР сдал на хорошо, а вот немецкий язык, при сдаче на кафедре иностранных языков Академии наук СССР, сдал только на удовлетворительно. В итоге в октябре 1950 года был зачислен в очную аспирантуру Института генетики Академии наук СССР, где начался новый, второй этап счастливой жизни. Научный руководитель профессор И. Е. Глущенко предложил работать по теме: "Природа расщепления гибридных растений". Объектом исследования был предложен лук репчатый. Мне предстояло у гибридов лука первого поколения часть соцветий (стрелок) оставить для получения семян второго поколения, а на других путем удаления цветочных бутонов вызвать образование воздушных луковичек (бульбочек). Затем следовало провести сравнительное изучение потомства из семян второго поколения и потомства воздушных луковичек, полученных из одних и тех же исходных семенных растений. Поскольку срок аспирантуры три года, а выращивание лука ведётся в 2-х или 3-х летней культуре, мне предстояло помимо проведения собственных скрещивания для получения гибридов, попытаться найти гибридный материал, на котором можно было провести эксперименты.

В этот сложный для меня период судьба свела меня с Аллой Сергеевной Афанасьевой (в девичестве Солодовниковой) ? одной из учениц и соратниц профессора Жегалова Сергея Ивановича на Грибовской овощной селекционной опытной станции. Её судьба сложилась следующим образом. После организации Грибовской станции Алла Сергеевна Солодовникова (Афанасьева) работала с Сергеем Ивановичем по селекции корнеплодных культур, в частности сортов моркови Нантская 4, репы Петровской 1 и некоторыми другими, авторами которых они являлись, и эти сорта ещё и сегодня входят в состав допущенных в производство в сельском хозяйстве РФ. Позднее Алла Сергеевна работала в ТСХА на кафедре генетики, защитила диссертацию на соискание учёной степени кандидата биологических наук. Она великолепно освоила методы цитологии и работала по искусственному получению мутантов под влиянием обработки раствором колхицина, на который возлагали в тот период большие надежды представители формальной генетики. После некоторой реорганизации, последовавшей после августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года, Алла Сергеевна Афанасьева перешла на работу в Институт генетики АН СССР, а приказ о её зачислении подписал академик Т. Д. Лысенко, что опровергает распространенные (даже сегодня) слухи о Т. Д. Лысенко о том, что он якобы проводил гонения на инакомыслящих ученых.

Кстати, до настоящего времени муссируются слухи о том, что якобы после сессии ВАСХНИЛ 1948 года полностью отрицалась так называемая классическая или формальная генетика, что не соответствует действительности. Разногласия были только в том, что Т. Д. Лысенко и его школа считали, что наследственность можно передавать не одними лишь половыми клетками, но и соматическими, что к настоящему времени подтвердилось на молекулярном уровне, а также, что возможно наследование приобретённых признаков и свойств, в частности, при переделке яровых зерновых культур при подзимних и осенних посевах в озимые и наоборот. Более того, нас, аспирантов Института генетики АН СССР приказом директора академика Т. Д. Лысенко обязали, до сдачи кандидатского экзамена по генетике растений, прослушать курс лекций по формальной генетике. В частности, лекции нам читали зам. директора Института генетики член-корреспондент АН СССР профессор Н. И. Нуждин, заведующий лабораторией генетики животных профессор Хиля Файвелович Кушнер, заведующий лабораторией генетики бактерий и вирусов профессор Сухов, старший научный сотрудник, кандидат биологических наук Галина Борисовна Медведева и другие учёные института. Кроме того, в ТСХА на кафедре генетики и селекции читал лекции для студентов академик Т. Д. Лысенко, а на зоотехническом факультете ТСХА лекции по дарвинизму читал член-корр. АН СССР профессор Николай Иванович Нуждин и мы, аспиранты, по своей инициативе ездили в ТСХА слушать эти лекции, которые давали очень много для общего понимания проблем генетики и дарвинизма.

Однако вернемся к моим проблемам. Необходимо было найти исходный материал для работы. Когда Алла Сергеевна ознакомилась с моими трудностями, она тут же связалась с Валентиной Константиновной Соловьевой, работавшей заведующей лабораторией селекции и семеноводства бобовых культур Грибовской станции, и с Альвиной Давыдовной Плинка, работавшей заведующей лабораторией селекции и семеноводства луковых культур Грибовской станции, а также с Владимиром Васильевичем Ордынским, заведующим кафедрой овощеводства Горьковского с.-х. института, ранее он работал заместителем директора Грибовской станции (когда директором был профессор С. И. Жегалов), после смерти С. И. Жегалова ? директором станции, а позднее ? в Горьковском с.-х. институте. В итоге, А. Д. Плинка и профессор В. В. Ордынский полностью обеспечили меня необходимым исходным материалом.

Далее, так как объектом моего исследования был лук репчатый, мне было предложено освоить цитологические методики, зафиксировать в динамике процесс макро-и микроспорогенеза и проследить весь процесс деления клеток до формирования яйцеклеток и пыльцевых зёрен, т.е. весь процесс от диплоидных до гаплоидных клеток.

Следует рассказать и об условиях жизни аспиранта того периода. Вначале я получил место в общежитии, располагавшемся во взятых в аренду дачных помещениях близ станции Расторгуево. В комнате было 6-7 человек. Но там я прожил всего несколько месяцев, а потом получил место в общежитии на ул. Малая Бронная, в комнате было по три человека, в коридоре располагался душ и ванная, кухня и туалет, то есть хорошие по тем временам условия для проживания. Стипендия аспирантов Академии наук СССР в то время была в размере 900 рублей в месяц, то есть достаточная для питания, оплаты общежития, транспортных и других необходимых расходов. Для примера: стоимость 1 кг красной икры составляла всего 30 руб., то есть на стипендию я мог купить 30 кг икры. Утром на завтрак мог позволять себе употреблять бутерброды с животным маслом и красной икрой и кофе с молоком. На обед можно было подъехать на Большую Калужскую (ныне Ленинский проспект), 33, в биологическое отделение АН СССР, где в общественной столовой готовили очень вкусно и достаточно дёшево. Ну а вечером можно было поджарить в общежитии десяток котлет (из полуфабрикатов) и кушать их без гарнира, так как в их составе было достаточно хлебных добавок, или приготовить сковороду жареной картошки с луком на растительном масле и запить кофе с молоком (продавался в банках по типу сгущенного молока). В целом на эту стипендию в 1950-1953 годах можно было нормально жить и даже приобретать необходимую верхнюю одежду, нижнее белье и рубашки. Для сравнения приведу случай с моим сыном Фёдором, учившимся в 1980-1983 годах в аспирантуре МГУ им. М. В. Ломоносова. Когда он был студентом, то всем необходимым (питанием, одеждой и т.д.) его обеспечивали родители, а стипендия была на карманные расходы. Однако, когда он стал аспирантом, то выяснилось, что аспирантской стипендии ему стало не хватать на карманные расходы. Я немного возмутился и сказал ему, что я жил полностью на стипендию, а тебе её не хватает даже на карманные расходы. Сын ничего не сказал в ответ, но дня через два говорит: папа, помнишь ты рассказывал, как ты жил в период учебы в аспирантуре, и что при стипендии в 900 рублей в месяц ты мог купить 30 кг красной икры, а я сейчас на свою месячную стипендию могу купить всего лишь 1 кг красной лососевой икры. В общем, загнал меня в угол. О сегодняшних условиях я уже и не говорю.

В 1952-1953 годах в столовых МГУ им. М. В. Ломоносова хлеб, горчица и соль на столах были бесплатными, нужно было минимум купить только чай и часть студентов могли в какой-то период как-то выживать. Вообще в советский период при большом желании всегда можно было молодежи получить нормальное образование, и этот факт никто не может опровергнуть.

Итак, я поступил к работе по теме своей диссертации. В то же время я активно посещал всевозможные конференции и совещания, которые буквально бурлили в системе Академии наук (они проходили, начиная с актового зала отделения биологических наук и кончая конференц-залом Дома учёных). Проводились лекции ведущих учёных страны, например член-корр. АН СССР Книга, ведущего селекционера в коневодстве, большой гордостью которого было выведение жеребца по кличке Квадрат, завоевывавшего в соревнованиях самые высокие призы. Между прочим, в с. Успенское, где располагался конезавод, и сейчас можно любоваться памятником этому Квадрату. Никогда не забуду выступления Ольги Борисовны Лепешинской на какой-то конференции в актовом зале отделения биологических наук под председательством академика Александра Ивановича Опарина. Ольга Борисовна была в уже достаточно преклонном возрасте и посвятила свое выступление омолаживающему действию содовых ванн. Александр Иванович несколько раз пытался объяснить ей, чтобы она выступала по тематике конференции, но она была неуправляемой.

Очень интенсивно проводилась подготовка кадров для союзных республик Советского Союза. Так, в период моей учебы в аспирантуре в Институте генетики АН СССР, кроме аспирантов из РСФСР, были аспиранты из Азербайджана, Киргизии, Украины. Лаборатория академика Скрябина по гельминтологии готовила аспирантов для всех союзных и автономных республик Советского Союза. В коридоре на первом этаже по Большой Калужской, 33 были установлены рабочие места аспирантов. Сейчас этот коридор пуст, а многие помещения сданы в аренду коммерческим структурам, что не нуждается в комментариях.

Незабываемый восторг вызвала лекция академика Академии наук СССР Герасимова о том, как по черепу человека можно составить его портрет.

Почти четыре часа продолжалась лекция академика Т. Д. Лысенко и его ответы на вопросы о видообразовании и внутривидовых и межвидовых взаимоотношениях растительных организмов. Актовый зал Дома учёных Академии наук СССР (на Кропоткинской улице), где проходила эта встреча, был переполнен.

В период учёбы в аспирантуре Института генетики АН СССР нам довелось неоднократно выезжать в командировки в ведущие научные центры страны для ознакомления с их работами. В частности, в г. Мичуринске знакомились с работами Центральной генетической лаборатории плодово-ягодных культур имени М. В. Мичурина, где нас принимали ведущие учёные, сподвижники и соратники М. В. Мичурина такие как Горшков, Черненко и другие. Не обходилось без курьёзов. Дело в том, что в советский период биологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова частично выполнял роль "Института благородных девиц" для дочерей номенклатурных работников. И вот, дочь одного из функционеров отдела партийного контроля ЦК ВКП(б) окончила этот факультет, затем сразу была принята на работу лаборантом в Институт генетики, а далее поступила в аспирантуру. Приёмные и кандидатские экзамены по генетике растений ею были сданы на отлично. Во время экскурсии по саду нас подвели к одной яблоне, на ветвях которой созревали разные сорта (одна ветвь ? со скороспелым сортом, другая ? позднеспелым сортом и другой окраской яблок и так далее). И наша аспирантка-отличница задала вопрос: "Это так целыми ветками и прививали эти разные сорта?" Комментарии здесь не требуются.

Затем была командировка в г. Одессу во Всесоюзный селекционно-генетический институт имени Т. Д. Лысенко. Тогда я даже не предполагал, что после аспирантуры мне придется четыре года проработать в нём и иметь большое счастье близко познакомиться с выдающимся ученым академиком ВАСХНИЛ Донатом Александровичем Долгушиным и многому у него научиться. Между прочим, Донат Александрович не только сам был незаурядной личностью, но и имел интересную родословную. Его прадед, благодаря своим выдающимся способностям и трудолюбию, достиг больших высот в губернских органах самоуправления в Сибири. Однако его сын и дед Доната Александровича ? Александр Васильевич Долгушин ? стал народовольцем, более того создал целое движение, названное его именем "долгушинцы". Вблизи г. Одинцово Московской области в селении Сарево он организовал подпольную типографию, в которой публиковались прокламации против царизма. А. В. Долгушин (1848-1885 гг.) после ареста в 1874 году был приговорен к десяти годам каторги, а в 1881 году дополнительно к 15 годам. Умер он в Шлиссельбургской крепости. Сын Александра Васильевича и отец Доната Александровича ? Александр Александрович Долгушин был известным агрономом Азербайджана и Грузии. В одном из изданий Советской энциклопедии были три ссылки на "долгушинцев". Первая ? это Долгушин Александр Васильевич, народоволец. Вторая ? "долгушинцы" ? движение народовольцев, возглавлявшееся А. В. Долгушиным. И, наконец, третьим был Долгушин Донат Александрович, академик ВАСХНИЛ и т.д.

Во время учёбы в аспирантуре я организовал семинар в лаборатории генетики растений Института генетики АН СССР, на котором аспиранты и молодые учёные выступали с научными сообщениями о своих работах и с обзорами научной литературы по каким-либо важным проблемам. Семинар был поддержан дирекцией института и в его заседаниях принимали участие старшие научные сотрудники института. Кроме того, дирекция института назначила куратором аспирантов старшего научного сотрудника кандидата биологических наук Галину Борисовну Медведеву, которая очень активно включилась в работу по подготовке аспирантов.

В освоении цитологических исследований мне очень помогала кандидат биологических наук Алла Сергеевна Афанасьева. Частично я проходил стажировку у доктора биологических наук Якова Евгеньевича Элленгорна по изучению каллюсообразования. Однако по физиологическому изучению изоэлектрической точки клетки (ИЭТ) произошло следующее. Методика определения ИЭТ клетки проводилась путем окрашивания препаратов при разной величине рН, а растворы для получения различных значений рН производились следующим образом. Составлялась таблица, в соответствии с которой нужно было приливать определённое количество двух разных кислот. В общежитии на Малой Бронной жили также аспиранты из Института почвоведения, который тогда входил в состав АН СССР. Я обратился к ним с просьбой: не могли бы они протестировать образцы растворов, которые считались эталонными по значениям рН? они ответили, что нет проблем. После этого я обратился к Якову Евгеньевичу, можно ли составленные эталонные растворы по значениям рН дать в Институт почвоведения, чтобы протестировали их и сопоставили полученные фактические значения рН с данными по методике их составления. Результаты оказались поразительными, расхождения были более 1-2 значений рН, а это значило, что по ним нельзя определять ИЭТ клетки, которая определялась по окраске в определенных значениях рН. Я ознакомил с этим результатом Якова Евгеньевича, он объяснил это тем, что исходные кислоты, вероятно, не соответствовали стандартным требованиям. В итоге я отключился от работ по этим методикам и Яков Евгеньевич согласился со мной.

Как известно, в советский период требовалось раз в месяц проводить партийные собрания и нужно было, чтобы кто-то кого-то критиковал, т.к. критика и самокритика были основой жизни партии. Иногда собрания проходили бурно, иногда с юмором. Никогда на забуду выступлений Вагана Карапетовича Карапетяна, который напоминал Мистера Кука из романа Шишкова "Угрюм река", где американец старался употреблять русские пословицы, но вместо "своя рубашка ближе к телу", говорил "без рубашки ближе к телу" или "на чужой каравай рот не разевай" говорил "на чужой кровать рот не разевай" и, наконец, вместо "на молоке обожжешься, на воду дуть будешь" говорил "на молоке обожжешься, водку дуть будешь". Так вот и В. К. Карапетян на партсобраниях, вместо часто употреблявшегося тогда выражения "этот вопрос нужно поставить во главу угла", говорил "этот вопрос нужно переставить из угла в угол", или вместо выражения "зачем ломиться в открытую дверь" говорил "зачем ломать открытую дверь" и мне кажется, он так делал не из-за недостаточности знания русского языка, а из-за любви к чувству юмора. Но бывали и другие случаи. Так, одна сотрудница-член ВКП(б) развелась с мужем и вышла замуж за другого. Её вызвали на партбюро, и секретарь партбюро учинил разнос её моральному облику. Но эта сотрудница заявила: что хотите со мной делайте, но обратно к своему бывшему мужу я не вернусь. В итоге ей объявили строгий выговор за аморальное поведение, а главное, чтобы это было назидание другим. Примерно год спустя, эта сотрудница приехала на курорт, на юг на море, и какова была её радость, когда она встретила там секретаря партбюро, но не с его женой, а с разведённой сотрудницей института. После возвращения из отпуска она всему составу института с радостью рассказывала об этой своей встрече. А вообще в советский период многие женщины, чтобы удерживать своих мужей, чуть что ? шли в партком, чтобы они "промыли" мозги мужу. В связи с этим был анекдот, чем женщины разных стран удерживают своих мужей. "Англичанка ликом, итальянка криком; американка делом, а француженка телом; африканка грацией, а русская парторганизацией".

Необходимо отметить, что в те годы в Академии наук СССР очень интенсивно велась научная работа, особенно в институтах естественных наук. Проводились ежегодные отчётные сессии отделений, а затем академии в целом. Завершающим аккордом, кроме официальных отчетов по плановой тематике, представлялся доклад одного из академиков по одному из ведущих разделов в науке. По окончании сессии академия закупала полностью все билеты на спектакль в Большом театре, ведущим учёным доставались билеты в партере, а нам аспирантам ? на "галерке", но мы не роптали, а были очень довольны.

Но жизнь, есть жизнь, наряду с этим были и печальные события. Так, в расцвете сил умер президент АН СССР академик С. И. Вавилов. От Института генетики мне довелось стоять в почётном карауле. Мы сменили маршала Буденного и ещё двух генералов. После смерти Вавилова президентом был избран академик А. Н. Несмеянов.

Как было принято в академии, вновь избранный президент посещал, вместе с директорами, все ведущие институты Академии наук.

А. Н. Несмеянов посетил Институт генетики вместе с академиком Т. Д. Лысенко, где размещались теплицы и две лаборатории института -лаборатория генетики растений и лаборатория генетики животных (там сейчас расположено здание Института общей генетики, а внутри сохранён кабинет зав. лабораторией генетики растений профессора Глущенко И. Е., который размещён в музее института). Следует отметить, что академик Несмеянов был не только крупным учёным в области химии, но и высокообразованным человеком с хорошо развитым вкусом. На Большой Калужской улице (ныне Ленинском проспекте) в особняке графа Орлова размещался президиум академии. Под кабинет президента был выделен большой зал. По указанию президента Несмеянова он был хорошо обставлен декоративными растениями из Ботанического сада АН СССР, а стены украшены картинами, гармонично были вписаны скульптуры и т.д. В период "царствия" Никиты Сергеевича Хрущева был поднят на щит лозунг борьбы с художественными и архитектурными излишествами и т.д., и этот лозунг каким-то образом повлиял на вновь назначенного президента академии М. В. Келдыша. Когда он вошел в кабинет в качестве президента он дал указание "все это излишество убрать". Сотрудники очень удивились, но подчинились и всё убрали. Когда на следующий день М. В. Келдыш зашел в пустой кабинет, оглядел голые стены и т.д., у него хватило мужества признать свою ошибку и сказать своим сотрудникам "нельзя ли всё, что здесь было, вернуть назад"?

Очень много давали для расширения научного кругозора аспирантов встречи с ведущими учёными, в частности в Московской с/х академии имени К. А. Тимирязева. Так, на всю жизнь запомнилась беседа с профессором Н. Н. Тимофеевым, научным соратником и сподвижником профессора С. И. Жегалова, длительное время руководившим отделом методики на Грибовской овощной опытной станции. Вместе с С. И. Жегаловым и В. В. Ордынским Николай Николаевич Тимофеев утверждал, что на начальных этапах разработки методов селекции они довольно широко использовали статистические методики, но подчеркивали, что никакая статистика не заменит агрономического анализа в научно-исследовательской работе. Кстати, уникально произошло присвоение Н. Н. Тимофееву звания профессора. В период его работы люди, подобные ему, не очень заботились о получении учёных званий, как теперь не только администраторы от науки, но и бизнесмены стараются "остепениться", а заняты были решением научно-производственных проблем. Уровень работ Н. Н. Тимофеева был настолько высок, что его все называли профессором. И вот, при очередном представлении к правительственной награде был указан и профессор Н. Н. Тимофеев. Как только вышел указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении профессора Н. Н. Тимофеева правительственной наградой, тут же сразу "подсуетилась" и Высшая аттестационная комиссия ? приняла решение присвоить Н. Н. Тимофееву звание профессора и выдать ему аттестат профессора. Так что по существу Н. Н. Тимофееву учёное звание профессора сначала было присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР. Между прочим, сейчас селекционная станция при Тимирязевской академии носит имя Николая Николаевича Тимофеева, а директором этой станции является крупный учёный-селекционер Монахос Григорий Федорович. Это селекционная станция сейчас является единственной в России, которая не получает от государства финансирования, а живет и процветает за счёт заработанных средств от реализации гибридных семян капусты и других культур, а страна экономит от импортозамещения более 200 млн. рублей в год. Кроме того, она за счёт своих средств обеспечивает 18 постоянных рабочих мест научных сотрудников, а также временных сотрудников из числа дипломников и аспирантов.

Посещение лекции академика Т. Д. Лысенко в МСХА им К. А. Тимирязева показало, что хотя эти лекции были очень содержательными, но чувствовалось, что рамки учебных программ были сдерживающим фактором. Другое дело, когда Т. Д. Лысенко выступал с каким-то конкретным докладом по результатам его работ. Там полностью раскрывался его талант учёного. В частности, Т. Д. Лысенко неоднократно подчеркивал, что не всякое простое есть гениальное, но гениальное обязательно просто. Таков, например, закон сохранения материи Ломоносова-Лавуазье ? "если где-то убудет, обязательно в другом месте прибудет", или предсказание Д. И. Менделеевым по атомному весу признаков и свойств ещё не открытых химических элементов.

Однажды я перепутал расписание лекций Т. Д. Лысенко и приехал на два часа раньше, и, чтобы не терять время, пошёл прослушать лекцию профессора Горина Александра Порфирьевича по селекции сельскохозяйственных культур. Нужно отметить, что я не пожалел, что попал на лекцию Александра Порфирьевича, хотя лекция не отличалась эмоциональностью, но она давала много информации по методике селекционного дела.

Как-то мне нужно было проконсультироваться у профессора П. М. Жуковского, но чтобы встретиться с ним мне рекомендовали приехать на его лекцию и после лекции встретиться с ним. Что я и сделал, но лекция не произвела на меня какого-то особого впечатления, а встреча и беседа с ним просто разочаровали меня.

Иную картину представляли собой лекции по дарвинизму профессора Нуждина Николая Ивановича, они наоборот, производили большое впечатление. В Новосибирском сельскохозяйственном институте хорошо читал лекции по дарвинизму доцент Звонкович, но лекции Н. И. Нуждина были на порядок выше, только очень жаль, что они не были им опубликованы. Не произвела на меня особого впечатления и встреча с профессором Виталием Ивановичем Эдельштейном, хотя он считался одним из ведущих овощеводов страны.

Особо хотелось бы описать встречи Т. Д. Лысенко с сотрудниками и аспирантами Института генетики Академии наук СССР. В связи с очень большой занятостью по работе в ВАСХНИЛ и МСХ СССР, где он был членом коллегии и других руководящих инстанций, он не мог твёрдо устанавливать дни и часы своего посещения Института генетики, поэтому, по мере возможности, он приезжал в теплицы института и проходил в комнату Татьяны Львовны, супруги И. С. Варунцяна. Сотрудники института сразу оповещали о приезде Трофима Денисовича и кто был на месте сразу же собирались в кабинете Татьяны Львовны. Обычно он начинал сам беседу по какой-либо важной теме, сотрудники института могли тут же обратиться к нему со своими вопросами и проблемами.

Помимо работы над темой своей аспирантской работы я пробовал получить химерные растения между белокочанной и краснокочанной капустой и в итоге получил одно такое растение, у которого половина стебля была зелёной окраски, а другая ? красной. Сотрудники лаборатории видели это растение в теплице и, когда в очередной раз Трофим Денисович приехал, они сказали ему, что Петя (меня в аспирантуре звали по имени) химеру получил, тут же другие подсказали мне, чтобы я принес вазон с этим растением. Я быстро сходил в теплицу, принес и поставил на стол у Трофима Денисовича эту химеру, он надел очки и очень внимательно осмотрел растение со всех сторон и молча поставил вазон на подоконник и продолжил свою прерванную беседу. Как и все присутствующие, я тоже обращался к нему с вопросами по общебиологическим проблемам, на некоторые он отвечал, а по другим ? рекомендовал прочитать ту или иную работу.

В институте было принято, если нужно срочно решить какую-то проблему, то можно было приехать в ВАСХНИЛ, только предварительно позвонить референту, чтобы узнать на месте ли находится Трофим Денисович. Я неоднократно пользовался этим и Трофим Денисович всегда принимал меня. Тогда я, по молодости, не до конца понимал величие этого учёного и настоящий его демократизм. Причём при встречах с ним никогда не чувствовалось ни его превосходство, ни снисходительность, он вёл беседу как бы на равных правах и только по существу поставленных вопросов.

Однажды произошел следующий случай. Перед XIX съездом ВКП(б) зав. отделом науки ЦК Ю. А. Жданов (младший) объезжал институты Академии наук и, в том числе, приехал в Институт генетики вместе с Т. Д. Лысенко. Трофим Денисович кратко рассказал Ю. А. Жданову, в присутствии сотрудников, о главных проблемах работы института и тут же обратился к присутствующим, есть ли у кого вопросы к Юрию Андреевичу. Поскольку наступила пауза, никто не задавал вопросов, то я рискнул задать два вопроса о видообразовании и внутривидовых и межвидовых взаимоотношениях растительных организмов, поскольку ранее Ю. А. Жданов имел отличную от Т. Д. Лысенко оценку этих проблем. Сотрудники тут же "зашикали" на меня, что ты здесь лезешь со своими вопросами, но Трофим Денисович сразу сказал, обращаясь к Ю. А. Жданову, что это аспирант, у него возникают интересные вопросы философского характера и, по существу, сам ответил на поставленные мной вопросы. После этого сотрудники лаборатории стали даже поздравлять меня с оценкой данной Т. Д. Лысенко. Трофим Денисович очень редко давал одобрительные оценки своим сотрудникам и аспирантам, а если делал это, то только в исключительных случаях, о чём будет сказано позднее.

Однако он делал и довольно критические замечания. Так, аспирант Султанбаев из Киргизии, аспирант Трофима Денисовича, стал требовать от заместителя директора по хозчасти изготовить для него более 400 посевных ящиков. Однако у последнего были ограниченные возможности и он обратился к Трофиму Денисовичу по поводу требований его аспиранта. Во время следующего приезда Т. Д. Лысенко в присутствии всех сотрудников сказал аспиранту, что хорошая диссертация зависит не от количества посевных ящиков, а от наличия или отсутствия головы у экспериментатора, и тут же разъяснил ему, что нужно делать, а по поводу действий зам. директора по хозяйственной части сказал, что он не разрешает ему выходить за рамки утвержденной сметы расходов денежных средств, установленной для института.

Ещё один характерный случай. Трофим Денисович обратился к сотруднице, которая закладывала опыты по его заданию: "Скажите Белла Давидовна, у Вас получилось…" и Трофим Денисович не успел закончить свою фразу, как она сходу ответила: "Получилось, Трофим Денисович", на что Т. Д. Лысенко вспылил, что Вы ещё не знаете, что я хочу спросить у Вас, а уже отвечаете, что получилось. Между прочим, эта Белла Давидовна Файнброн, как-то в приёмной директора института в присутствии сотрудников заявила: зачем принимают в аспирантуру в Институт генетики из Сибири и других регионов, как будто в Москве нет претендентов для поступления? Другими словами, по её мнению, аспирантура Института генетики АН СССР существует только для жителей столицы.

Интересно проходило поступление в аспирантуру Института генетики Садыкова Айдына из Азербайджана, который пришёл к Трофиму Денисовичу с просьбой принять в аспирантуру и быть его научным руководителем. На приеме Т. Д. Лысенко присутствовал и И. И. Презент. Выслушав просьбу Садыкова, И. И. Презент поинтересовался, какой вуз он окончил, Садыков ответил, что педагогический институт, биологический факультет. На это И. И. Презент заметил, что не по адресу пришел, а если хочешь заниматься наукой, то Дарвин на подоконнике в вазонах решал крупные проблемы, на что Садыков возразил, что он не Чарльз Дарвин. А в отношении пединститута Трофим Денисович заметил, что сам И. И. Презент и Н. И. Нуждин в своё время окончили пединституты. В итоге Трофим Денисович дал согласие на приём его в аспирантуру и был его руководителем. В дальнейшем Айдын Садыков успешно защитил кандидатскую диссертацию, а затем в Азербайджане защитил докторскую. К сожалению, он очень рано ушёл из жизни.

В конце 1952 года, где-то в октябре-ноябре месяце, у меня возникли сильные боли в животе, я пытался лечиться своими средствами, но боли не проходили. Когда я пришел в поликлинику, у меня обнаружили воспаление аппендикса и сразу на скорой помощи отвезли в 5ю городскую больницу и через два часа сделали операцию. Операцию делала аспирантка медицинского института, и она рассказала, что как только она извлекла из полости живота воспаленный гнойный аппендикс, то он в её руках лопнул, так что операция была сделана во время. До войны после операции аппендицита 7-10 дней не разрешали вставать, а во время войны приходилось быстрее поднимать больных и у них скорее проходило срастание тканей. Поэтому уже через два дня лечащий врач заставил меня подниматься и понемногу ходить и через неделю меня выписали из больницы. Когда я попал в больницу, я попросил сестру позвонить в институт, что я не прогуливаю, а нахожусь на послеоперационном лечении. И тут началось: аспиранты и даже старшие научные сотрудники навещали меня в больнице, чем я был очень растроган, так как не ожидал такого отношения ко мне. После выписки из больницы мой старший брат Аркадий и его жена Галина Евгеньевна забрали к себе, чтобы нормально прошёл послеоперационный период.

Заканчивался третий год обучения, по результатам экспериментальной работы у меня было опубликовано две статьи в Известиях АН СССР, серия биологическая; две статьи в Докладах АН СССР и одна статья в журнале "Агробиология" о впервые в мире полученных мною семенах озимого чеснока.

И естественно возник вопрос о месте работы. Поскольку я приехал на учёбу из Новосибирска, то решил возвратиться туда же и направил письмо в филиал АН СССР в г. Новосибирске с просьбой принять меня на работу, но мне ответили, что в Новосибирском филиале АН СССР из биологических наук есть только институт ботаники, а по специальности генетика растений нет вакантных должностей.

Когда в институте узнали об этом, то ряд сотрудников проявил инициативу с тем, чтобы оставить меня на работе в Институте генетики и учёный секретарь президиума АН СССР, курировавший Институт генетики, даже потенциально мог помочь штатной единицей, нужно было только окончательное решение директора института. Татьяна Львовна рассказала, что как-то зашёл разговор обо мне, и Трофим Денисович обронил такую фразу "счастливый отец, который имеет такого сына, как Петя", поэтому решили обратиться к Трофиму Денисовичу о моем трудоустройстве в Институте генетики. На что он ответил, "что Москва от него никуда не уйдет, но для начала нужно ему поработать в отраслевом институте, связанным с производством". После этого мой научный руководитель профессор Глущенко переговорил с президентом Белорусской академии наук Купревичем и он пообещал предоставить мне место для работы. После защиты диссертации я приехал в г. Минск к президенту Купревичу и тот направил мои документы в Институт биологии, а директором этого института был Турбин Н. В., который выступил в ботаническом журнале против Т. Д. Лысенко, за что быстро, с помощью Ю. А. Жданова, был избран академиком Белорусской АН и назначен директором института биологии. Я встретился с Н. В. Турбиным, он больше часа всё говорил и говорил, но вопроса о моём приеме на работу не затрагивал. Как я потом узнал, он заявил Купревичу, что раз я окончил аспирантуру в Институте генетики АН СССР, где директором является академик Т. Д. Лысенко, то это уже "испорченный человек". Итак, я вернулся ни с чем. Когда Т. Д. Лысенко доложили о таком результате, он поручил первому вице-президенту ВАСХНИЛ академику ВАСХНИЛ Ольшанскому Михаилу Александровичу выделить для меня штатную единицу младшего научного сотрудника и комнату для жилья во Всесоюзном селекционно-генетическом институте имени Т. Д. Лысенко (Одесса). И с марта 1954 года я приступил к работе в этом институте, заместителем директора которого был академик ВАСХНИЛ Долгушин Донат Александрович.