V

На несколько мгновений перенесёмся в этот курорт, излюбленный русской знатью. Русская аристократия по сезонам всегда переполняла его; так было и в летний сезон 1837 года — после убийства Пушкина. Тут сошлись все наши, tout le monde [Всё общество (фр.).]: и А. О. Смирнова с мужем, и кн. Ольга Долгорукая, и господин Платонов, безнадёжно влюблённый в Смирнову, и чета Киселёвых, и граф Лев Соллогуб, и Свистуновы, и Радзивилл, и Полуектова, и графиня Панина… Словом, все. И все они sont toujours et partout les mêmes [Всегда и везде все те же (фр.).]. Тут же и Дантес с женой, и старый Геккерен, и графиня Борх с мужем[818]. На короткое время наезжал и великий князь Михаил Павлович. Прогулки, танцы, балы, приёмы… Андрей Карамзин познакомился с ней, с графиней Борх, 25 июня на празднике русской колонии в день рождения Николая. «За обедом, — пишет он матери, — я сидел между Полуектовой и графиней Борх, с которой тут же познакомился. Nous avions un sujet tout trouvé, Emest Штакельберг.[У нас естественно возник сюжет (фр.).] Скажите ему, что она сперва очень покраснела, но потом обошлось, и так как нам обоим беспрестанно подливали, то к концу обеда мы стали очень откровенны. Она очень хороша». Она очень понравилась Карамзину, и у него нет для неё других эпитетов, как: миленькая, прелестная, хорошенькая. Он был её спутником в partie de plaisir [развлечениях (фр.).], кавалером в танцах. Но мужа он не выносил, он аттестовал его несносным, грубым, глупым и просто «умником» в кавычках. «В последнее воскресенье, — писал Карамзин матери, — ездил я верхом с графиней Борх… на высокую гору. Мы все были веселы и довольны, одна бедная и милая графиня беспокоилась от того, что муж, ехавший за нами в коляске, не мог следовать по дурной дороге и был принуждён воротиться… Кислая фигура de се vilain avorton de mari наводила уныние на всё общество». Avorton de mari — хорошее прозвище для рогоносца, живущего с форейтором, avorton — выкидыш, недоносок, выродок — муж-выкидыш, муж-недоносок! И среди этого русского общества царил Дантес. Карамзин встречался с ним на общих забавах и удовольствиях. Дантес участвовал и в этой поездке с Карамзиными и четой Борх: «За весёлым обедом в трактире, подстрекаемый шампанским, он довёл нас до судорог от смеха». На балу в присутствии семьи герцога Баденского Дантес предводительствовал мазуркой в паре с графиней Борх. А вот и русский бал у Полуектовой… «Странно было, — писал Карамзин, — мне смотреть на Дантеса, как он с кавалергардскими ухватками предводительствовал мазуркой и котильоном, как в дни былые»^{355}. А у рулетки торчал старый Геккерен! Блестящая иллюстрация к лицемерным утверждениям о том, как отвернулись все русские, бывшие в Бадене, от убийцы Пушкина.

А вот и ещё одно неизвестное в литературе и заслуживающее всяческого доверия свидетельство об отношении к Дантесу и Пушкину государева брата великого князя Михаила Павловича. Это свидетельство принадлежит князю Одоевскому и извлечено из его дневника: «Встретивши Дантеса (убившего Пушкина) в Бадене, который, как богатый человек и барон, весело прогуливался с шляпой на бекрень, Михаил Павлович три дня был расстроен. Когда графиня Соллогуб-мать, которую он очень любил, спросила у него о причине его расстройства — он отвечал: „Кого я видел? Дантеса!“ — „Воспоминание о Пушкине вас встревожило?“— „О нет! туда ему и дорога!“ — „Так что же?“ —„Да сам Дантес! бедный! — подумайте, ведь он солдат“.

Всё это было, — добавляет Одоевский, хорошо лично знавший Михаила Павловича, — в нём — не притворство; но таков был склад его идей»[819].

Вот все наши сведения о графине Любови Борх. Мы ещё знаем, что графиня Эмма Борх, рождённая Голынская, умерла 11 марта 1868 года и похоронена в Париже на кладбище Montmorency[820].

Но «по царственной линии» для Борха пока нет материалов[821].