Мориц Август Беньовский (ок. 1746–1786)

Солдат, автор мемуаров, выходец из Венгрии. Сражался в Барской конфедерации. Был депортирован русскими войсками на Камчатку (1770), где возглавил мятеж (1771). Организовал бегство на корабле, добрался до Макао. С 1772 года находился на французской службе. Захватив Мадагаскар, стал его губернатором (1773). Затем действовал в Австрии и Венгрии (1776–1778). При поддержке Франклина и американских финансистов организовал собственную экспедицию на Мадагаскар. Погиб в сражении с французами. Автор дневников, стилизованных под авантюрный роман «История путешествий и необыкновенных событий«. Герой многих польских, венгерских и немецких произведений. Был великим шахматистом (мат Беньовского).

Об этом человеке написано так много, что совершенно уже нельзя понять, какой же он был на самом деле. Даже фамилия его точно неизвестна: Беньов, Беньовский, Беневский, Бениовский. Документы и письма свои в Большерецке и позже он подписывал как барон Мориц Анадар де Беньов. Родился в селении Вербово, тогда территория Австро-Венгрии. По его собственным словам, это произошло в 1741 году. Отец его, венгерский дворянин, был кавалерийским генералом. Мать, из старинного баронского рода Ревай. Однако высокий титул не передавался по женской линии, если на то не было высочайшей монаршей воли. Следовательно, Мориц, хотя и был сыном баронессы, титулом барона не обладал. Но это обстоятельство ничуть не смущало Беньовского, и он представлялся как барон в тринадцатом поколении. В Польше у него были родственники и имение, унаследованное от дяди.

До четырнадцати лет, по словам Морица, он воспитывался в Вене, постигал науки, а потом поступил на военную службу и, быстро заслужив воинский чин, участвовал в сражениях при Лубовице, Праге, Домштате, состоя при штабе генерала Лаудона во время кампании против Пруссии.

Военное ведомство не подтвердило участия Беньовского в упомянутых сражениях. Более того, английский издатель мемуаров авантюриста Гасфильд Оливер поднял метрические книги Вербовского прихода и выяснил, что Беньовский родился в 1746 году. А это значит, что по возрасту он не мог принять участие ни в одном из тех сражений Семилетней войны, о которых писал в своей автобиографии, – ни при Лубовице 8 октября 1756 года, ни у Праги 16 мая 1757 года, ни при Домштате в 1758 году…

Но это еще не все. Получается, что с 1765-го по 1768 год Беньовский не мог участвовать ни в одном морском плавании, так как в это время служил в Польше, в Калишском кавалерийском полку. Не был он и генералом, а всего лишь капитаном гусар. Не получал он и ордена Белого Льва, как написал в своих мемуарах. Все это плод его незаурядной и яркой фантазии.

В действительности Мориц Август находился на службе в австрийском полку недолго и ни в каких сражениях не участвовал. Зато прославился буйными кутежами и дуэлями. Это привело к вынужденной отставке и отъезду в родовое имение в Трансильванию. Там Беньовский продолжал буйствовать, ссориться с соседями, драться на дуэлях. Из-за этого сложились напряженные отношения с отцом, отставным генералом. Только отъезд Морица в Польшу предотвратил окончательный разрыв с отцом. Получив известие о скоропостижной смерти старика, Беньовский вернулся в Венгрию, чтобы вступить во владение имениями. Но там уже хозяйничали зятья.

Мориц решил избавиться от соперников. Вооружив верных слуг и набрав наемников гайдуков, он нагрянул внезапно в Вербово и выгнал зятьев из имения. Тогда в дело вмешалась королева Венгерская и Богемская, эрцгерцогиня Австрийская Мария Терезия. Она повелела конфисковать имения у Беньовского и передать их его зятьям и сестрам.

Мориц бежал в Польшу. Здесь он примкнул к конфедератам – участникам дворянского католического движения Барской конфедерации против ставленника русской императрицы короля Станислава Понятовского и русских войск, введенных в Польшу по приказу Екатерины. Дважды попадал Беньовский в плен. В первый раз он был выпущен под честное слово, что больше не обнажит своей шпаги. Слова не сдержал и попал в плен второй раз.

Его отправили в Киев, но местный губернатор приказал выслать его в глубь России, подальше от польской границы. Та же судьба постигла и пленного шведа Адольфа Винбланда, состоявшего прежде на службе у конфедератов и плененного где-то на Волыни.

Беньовский и Винбланд оказались в Казани, где их поселили в разных концах города. Морица определили на постой к купцу Степану Силычу Вислогузову, владельцу двухэтажного каменного дома с флигелями. Раз в неделю его навещал унтер-офицер, чтобы удостовериться, не сбежал ли ссыльный.

А мысли о побеге у Беньовского были. Улучив момент, он пробрался в кабинет хозяина и выкрал бумагу, удостоверявшую личность и дававшую право на проезд казенным транспортом. С этим документом Беньовский и Винбланд сбежали в Санкт-Петербург, чтобы оттуда на любом попутном суденышке вернуться через Балтику в Польшу. Однако их выдал шкипер голландского судна, на котором намеревались отплыть беглецы.

Беньовского и Винбланда на этот раз сослали на Камчатку. Но прежде чем попасть туда, Мориц со шведом и тремя русскими ссыльными, отправленными в вечную ссылку на самый край русской земли – Степановым, Пановым, Батуриным – оказались в Охотском порту. Здесь они были расконвоированы и отпущены на волю – до той поры, пока не будет снаряжен в дорогу галиот «Святой Петр», курсировавший из Охотского порта в Большерецкий на Камчатке. На галиоте было трое матросов из ссыльных арестантов – Алексей Андреянов, Степан Львов, Василий Ляпин.

Свобода смущала ссыльных, как, наверное, любого, кто знает, что впереди его ждет неволя, а надежд с каждой новой верстой, что ведет в глубь Сибири, остается все меньше и меньше. Тысячи верст тайги и тундры уже позади – попробуй одолей.

Но был другой путь – морем. До Японии, где вели торговлю голландские купцы, или до Китая – португальского порта Макао, или порта Кантон, куда заходили английские и французские суда. И нужно-то всего ничего – захватить казенный галиот, который повезет на Камчатку ссыльных, и увести его в Японию. Скоро Беньовскому с товарищами удалось сойтись ближе с некоторыми членами экипажа «Петра». К заговорщикам, кроме ссыльных матросов Андреянова и Ляпина, примкнули также матрос Григорий Волынкин и, главное, командир галиота штурман Максим Чурин.

Нашли они сочувствующих и на берегу. Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев помогли с оружием – к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План захвата галиота был чрезвычайно прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где и оставить всех не желающих продолжить плавание до Япония или Китая, а с остальными идти дальше, куда получится…

Шторм разыгрался у берегов Камчатки. И такой, что галиот вышел из него без мачты, изрядно потрепанный. Продолжать на нем плавание было бессмысленно, и Чурин повернул галиот на северо-восток, к устью реки Большой.

В Большерецке ссыльные встретились со своими товарищами по несчастью – государственными преступниками, уже не один год, а то и не один десяток лет прожившими в этих местах, – камер-лакеем правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора Иоанна V, Александром Турчаниновым, бывшим поручиком гвардии Петром Хрущевым, адмиралтейским лекарем Магнусом Мейдером…

Встретились и сошлись накоротке, так как всех их объединяла общая ненависть к нынешней императрице Екатерине II. С Хрущевым Беньовский даже подружился.

У заговорщиков созрел план. Первая его часть – непосредственно плавание в Японию – была самой простой.

В феврале 1771 года в Большерецкий острог явились тридцать три зверобоя во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым – все они были с промыслового бота «Святой Михаил» тотемского купца Феяоса Холодилова и шли на Алеутские острова охотиться на морского зверя. Бот выбросило в устье реки Явиной (южнее Большерецка) на берег. Промышленники пришли на зимовку в Большерецкий острог, где чуть раньше по пути оставили они своего хозяина, но Холодилов приказал им возвращаться на «Михаил», сталкивать его в море и идти туда, куда он им прежде велел.

Чулошников возразил хозяину. Тот сместил приказчика с должности и на его место поставил нового – Степана Торговкина. Тогда зароптали промышленники. Тут и появился Беньовский. Он взялся уладить все недоразумения, поговорить с начальством и – больше того – обещал промышленникам помочь добраться до легендарной Земли Стеллера, той самой, которую искал Беринг, а потом и другие мореходы. «Именно туда, – утверждал ученый муж Георг Стеллер, – уходят на зимовку котики и морские бобры с Командорского и прочих островов». Для себя же Беньовский просил о малом – на обратном пути завезти его с товарищами в Японию. На том и договорились.

Увы, штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к плачевному выводу: «Михаил» к дальнему плаванию не годится. А к заговору примкнули уже около пятидесяти человек. Беньовскому срочно нужно было вовлечь в новый заговор людей, способных вести корабль туда, куда укажет их предводитель. Прежде всего – промышленников с «Михаила», озабоченных пока только собственными бедами и обдумывающих вояж к богатой морским зверем Земле Стеллера, где каждый из них сможет обогатиться.

Однажды вечером Беньовский пришел к промышленникам с зеленым бархатным конвертом и открыл им государственную тайну: мол, попал он на Камчатку не из-за польских дел, а из-за одной весьма щепетильной миссии. Царевич Павел, насильственно лишенный своей матерью Екатериной прав на российский престол, поручил Беньовскому отвезти это вот письмо в зеленом бархатном конверте римскому императору. Павел просил руки дочери императора, но Екатерина, каким-то образом узнав об этом, приставила к собственному сыну караул, а Беньовского с товарищами сослала на Камчатку. И Мориц сказал зверобоям: ежели поможете завершить благородную миссию к римскому императору, то «…получите особливую милость, а при том вы от притеснения здешнего избавитесь, я хотя стараюсь об вас, но ничто не успевается».

Беньовский тут же предложил отправиться в испанские владения, на свободные острова, где всегда тепло, люди живут богато и счастливо, не зная насилия и произвола начальства. Ему поверили. Но в это время до командира Камчатки Нилова стало доходить, что во вверенном ему Большерецке затевается нечто опасное для власти со стороны ссыльных. Он послал солдат арестовать Беньовского и остальных заговорщиков. Но получилось так, что приказ остался не выполненным – Беньовский арестовал солдат сам и приказал своим людям готовиться к выступлению. Впрочем, до Нилова эта весть не дошла. Послав солдат, он успокоился и напился до невменяемости. А в ночь с 26 на 27 апреля 1771 года в Большерецке вспыхнул бунт.

В три часа ночи бунтовщики ворвались в дом командира Камчатки, спросонья он схватил Беньовского за шейный платок и чуть было не придушил. На помощь Морицу поспешил Панов и смертельно ранил Нилова в голову. Промышленники довершили убийство. После этого бунтовщики заняли Большерецкую канцелярию и командиром Камчатки Беньовский объявил себя.

Большерецк был взят без боя.

На реке Большой построили одиннадцать больших паромов, погрузили на них пушки, оружие, боеприпасы, топоры, железо, столярный, слесарный, кузнечный инструменты, различную материю и холст, деньги из Большерецкой канцелярии в серебряных и медных монетах, пушнину, муку, вино и прочее – полное двухгодичное укомплектование галиота. После того паромы отвалили от берега и пошли вниз по течению в Чекавинскую гавань, чтобы подготовить к плаванию галиот «Святой Петр».

7 мая галиот был готов к отплытию. Но еще четыре дня не трогались в путь – Ипполит Степанов от имени всех заговорщиков писал «Объявление», в котором открыто говорилось о том зле, которое принесли России императрица Екатерина, ее двор и ее фавориты. 11 мая «Объявление» было оглашено для всех и подписано грамотными за себя и своих товарищей. Под этим документом нет только подписи Хрущева. «Объявление» отправили Екатерине.

В вину ей ставили смерть мужа Петра, отлучение от престола законного наследника Павла, разорительную войну в Польше, царскую монополию торговли вином и солью, то, что для воспитания незаконнорожденных детей вельмож даруются деревни, тогда как законные дети остаются без призрения; что народные депутаты, собранные со всей страны для изменения Уложения о законах Российской империи, были лишены царским наказом права предлагать свои проекты…

В тот же день утром галиот «Святой Петр» вышел в море и взял курс на Курильские острова. На его борту были ровно семьдесят человек. Благополучно пройдя Японское море, беглецы оказались в Японии, но, не встретив там особого привета, поспешили уйти от греха на Формозу – остров Тайвань.

Формоза была одним из тех райских уголков, о котором члены экипажа галиота не смели и мечтать. Хотя райский уголок не был безопасным местом – пираты постоянно делали набеги на прибрежные селения, захватывали жителей в плен и продавали в рабство.

Жители острова встретили русских очень хорошо. Это было 16 августа 1771 года. Помогли отвести судно в удобную для стоянки гавань. На следующее утро туземцы привезли на галиот ананасы, кур, свиней, какой-то напиток вроде молока, сделанный из пшена. Началась торговля. На иглы, шелк, лоскуты шелковых материй, ленточки русские выменивали продукты, поражаясь их дешевизне.

Но в тот же день пополудни случилась беда. Беньовский приказал отправить ялбот за питьевой водой. Сначала отправили одну партию людей на берег, затем вернулись за второй. Туземцы приняли все это за подготовку к нападению на селение. И потому напали первыми, убив и ранив несколько человек. 20 августа Мориц приказал спалить их селение. Когда пламя взметнулось к небу, ударили корабельные пушки. На следующий день галиот покинул прекрасный остров и ушел за горизонт.

12 сентября 1771 года галиот «Святой Петр» вошел в португальский порт Макао в Китае и возвестил об этом залпом из всех пушек. Три пушки с берега просалютовало в ответ согласно рангу галиота, и Беньовский на ялботе отправился нанести визит португальскому губернатору Макао. Мориц облачился в парадную форму убиенного капитана Нилова, причем даже не снял ордена Святой Анны.

Губернатор любезно принял гостя. Мориц назвался поляком, бароном и генералом польской королевской армии. О службе у конфедератов, воевавших против короля Станислава, естественно, умолчал.

Губернатор Макао был покорен гостем.

Мориц продал галиот португальскому губернатору и зафрахтовал в соседнем Кантоне два французских судна для плавания в Европу. Чем руководствовался Беньовский? В общем-то, соображения у него были разумные. Во-первых, на потрепанном галиоте далеко не уйдешь, во-вторых, их повсюду ищут, поэтому «Святой Петр» могут задержать англичане или голландцы.

«Бунт на корабле! – обратился Мориц за помощью к губернатору. – Эти люди – отъявленные головорезы и могут наделать тут больших бед. Их нужно срочно изолировать…» Губернатор симпатизировал Беньовскому, польскому барону в тринадцатом колене, даже не предполагая о том, что баронов в Польши никогда не было, и приказал посадить всех русских в тюрьму.

«Пока не одумаются», – установил для них срок заключения Беньовский и занялся своими делами, которые предполагалось удачно довершить во Франции. 16 октября 1771 года умер Максим Чурин, а за ним в течение полутора месяцев умерли еще четырнадцать человек. Остальные признали свое поражение и согласились следовать за Беньовским в Европу. Все, кроме Ипполита Степанова, – его Мориц оставил в Макао, как в свое время Измайлова на Симушире…

Но почему все-таки не бросил Беньовский в Макао и всех остальных? Только потому, что должны были помочь ему в реализации нового, еще более дерзкого плана. Он намеревался предложить королю Франции Людовику XV проект колонизации острова… Формозы. А колонизаторами, по замыслу Беньовского, должны были стать бывшие теперь уже члены экипажа галиота «Святой Петр», снова безоговорочно признавшие власть своего предводителя Морица. Но для того чтобы предложить свой проект Людовику, нужно было еще добраться до Франции. И они прибыли туда на французских фрегатах «Дофин» и «Делаверди» 7 июля 1772 года. Однако от прежнего экипажа остались к тому времени едва половина. Во Франции умерли еще пять человек. Оставшиеся в живых поселились в городе Порт-Луи на юге Бретани – здесь они восемь месяцев и девятнадцать дней жили в ожидании каких-либо перемен в своей судьбе. Беньовский тем временем блистал в парижском обществе. Он стал популярной фигурой в светских салонах – романтичным героем, вырвавшимся из страшной Сибири. Мориц рассказывал о своих приключениях в газетах, за что ему неплохо платили.

Наконец Беньовский сообщил, что король принял его проект, но с небольшим изменением: остров Формозу он заменил на остров Мадагаскар – это поближе. Мнения русских разделились. Одни отказывались служить французам, другие соглашались – куда, дескать, теперь деваться, не в Россию же возвращаться, чтобы снова тебя отправили в Сибирь или на Камчатку. Хрущев и Кузнецов, адъютант Беньовского, при поступлении на службу получили, соответственно, чины капитана и поручика французской армии. С ними записались еще двенадцать человек, а остальные пошли пешком из Порт-Шуи в Париж – 550 верст, – к русскому резиденту во французской столице Н.К. Хотинскому с ходатайством о возвращении на родину.

Николай Константинович принял их радушно, определил на квартиру, выделил денег на провиант, одежду и обувь для нуждающихся.

30 сентября 1773 года семнадцать человек приехали в Санкт-Петербург, а 3 октября, дав присягу на верность Екатерине II и поклявшись при этом не разглашать под страхом смертной казни государственную тайну о Большерецком бунте, отправились на предписанные им для жительства места.

Беньовский же и его товарищи прибыли на северный берег острова Мадагаскар в начале февраля 1774 года. Следующие полтора года стали для Беньовского очень трудными. Французские колониальные войска на Иль-де-Франс не были заинтересованы в поддержке мадагаскарской колонии, а без поддержки выдержать тяжелый климат, враждебность мальгашей и необходимость кое-как перебиваться от корабля до корабля было почти невозможно. Несмотря на то что Морицу удалось завоевать доверие мальгашей, через два года после прибытия на Мадагаскар ему пришлось оставить основанный им Луисбург и вернуться во Францию.

Незадолго до отъезда Мориц встретился со старостами поселений острова. Хитростью и обманом Мориц Август смог внушить двум-трем десяткам старост, что он потомок вождя восточного Мадагаскара. Сыграл в этом свою магическую роль и серебряный медальон, продемонстрированный в качестве «наследственной реликвии». Тем не менее утверждение авантюриста, что он стал «императором всего острова», сомнительны прежде всего потому, что Мадагаскар в то время не был единым государством, его населяли разрозненные племена. Скорее всего, он был признан правителем какой-то части острова.

Но во Франции в услугах Морица Августа больше не нуждались.

В апреле 1784 года Беньовский находился уже в Соединенных Штатах Америки – недавно добившейся независимости, быстро богатевшей стране, торговцы которой начали уже подумывать о борьбе за Южные моря. Авантюрист называл себя правителем Мадагаскара. И неудивительно, что Беньовскому с его энергией и его прошлым удалось найти здесь сторонников. Богатый коммерческий дом в Балтиморе решил ссудить его деньгами на покорение Мадагаскара.

В январе 1785 года Беньовский вместе с компаньонами снова прибыл на корабле «Неустрашимый» к берегам Мадагаскара. Мориц на двух шлюпках с небольшим отрядом отправился на встречу с вождем одного из племен. Вождь сакалавского племени Буэни встретил Беньовского приветливо. Его воины открыли в честь высокого гостя пальбу из ружей.

Беньовский в переговорах со старостами племен настаивал на проведении большого кабара – сходки старост и вождей. «Пусть малагасийские вожди подтвердят мою власть наследника великого Ампансакабе. А я берусь организовать защиту порядка и справедливости. У нас будут свои вооруженные силы. Я выберу для военной службы самых достойных и ловких молодых людей».

Однако его мечтам не суждено было сбыться. В мае 1786 года карательный отряд под командованием капитана Лоршера высадился на восточном побережье Мадагаскара и углубился в лес в направлении Мауриции, резиденции авантюриста. В этом бою Морица настигла вражеская пуля, оборвавшая его жизнь… В бумагах Беньовского губернатор Иль-де-Франс обнаружил грамоту за подписью австрийского императора Иосифа II, уполномочившего Морица Августа на завоевание Мадагаскара под покровительством Австрии. В этой же грамоте упоминалось решение кабара малагасийских вождей, признававших Беньовского Ампансакабе, верховным правителем острова. Губернатор легко выявил в бумаге несколько огрехов и пришел к убеждению, что она поддельная. В папке, кроме того, оказалась грамота на имя компаньона Эйссена де Могеллана, которого Мориц Август назначил своим представителем в Европе для связей с правительствами, обществами и частными лицами. Еще одна грамота возводила кавалера Генского в ранг государственного секретаря и наместника Мадагаскара.

Комментируя эти документы, исследователь В.И. Штейн писал: «Трудно сказать, где мистификация переходит в действительность…»