ДРЕВНЕЙШЕЕ СКАЗАНИЕ

Поразительное единство текста летописей начиналось статьёй о гибели князя Игоря в 945 г. Оно продолжалось подробным и точным описанием деятельности княгини Ольги, рассказом о подвигах её сына Святослава и завершалось известием об утверждении её внука Владимира на великокняжеском престоле в Киеве (11 июня 978 г., но в летописях ошибочно — 980 г.). Предыдущие события были для летописцев туманным предметом гаданий и вычислений. Но и последующие, более близкие к ним по времени события на Руси представлены в летописании более туманно и легендарно, чем рассказ о временах княгини Ольги!

"Историки, — удивлялся этому обстоятельству академик М.Н. Тихомиров, — относящие создание летописи ко второй половине XI столетия, не могут ответить на вопрос, почему повествование о Владимире святом и Ярославе Мудром включает более легендарные мотивы (о белгородском киселе, богатыре-кожемяке), чем рассказ об Игоре и его потомстве. Не могут они ответить и на другой вопрос: по какой причине летописное повествование о Владимире и Ярославе носит более компилятивный характер, изобилует большим количеством вставных статей, чем рассказ о событиях второй половины X в. Объяснить такую особенность летописного повествования легче всего, если предположить, что существовало особое произведение, рассказывавшее о судьбах Руси" со смерти Игоря до вокняжения Владимира Святославича[27].

Ответ, по мнению М.Н. Тихомирова, может дать только летописеведение, поставленное на научную основу академиком А. А. Шахматовым. Тот ещё в конце XIX в. не только установил и научно издал текст Начального свода, предшествовавшего "Повести временных лет". Шахматов доказывал, что и Начальной летописи предшествовал Древнейший свод конца 1030-х гг.[28], представления о котором углубили к середине XX в. ещё три академика.

Л.В. Черепнин отнёс создание Древнейшего свода к 997 г.[29]Д.С. Лихачёв, не сомневаясь в датировке произведения II четвертью XI в., утверждал, что это было ещё не летописное, не разбитое по годам сказание[30]. М.Н. Тихомиров в указанном выше труде примирил обе точки зрения, изучив состав и содержание не разделённого на годы "Сказания о русских князьях X в.": наиболее раннего русского источника летописания. "Сказание о русских князьях X в., — по словам М.Н. Тихомирова, — начиналось с повествования об убиении Игоря и кончалось известием о вокняжении Владимира в Киеве 11 июня 978 г."

Этот "древнейший памятник славянской историографии", который я буду называть Древнейшим сказанием, появился, когда была свежа память о временах княгини Ольги (после её смерти в 969 г. прошло от 9 до 48 лет) и через какое-то непродолжительное время был записан. Именно обращением летописцев XI–XII вв. к Древнейшему сказанию объясняется их удивительная осведомлённость в событиях 940—970-х гг. сравнительно с более новыми известиями и не менее удивительное единство текстов Начальной летописи и "Повести временных лет" в рассказе об Ольге, её сыне и внуках.

Однако, как подчеркнул М.Н. Тихомиров, это было именно сказание, а не летопись. Его текст не был разделён на погодные статьи, а многие события не были датированы. Поиски дат и разделение текста происходили уже в XI в. (вероятнее всего, во второй его половине), а выявленные четырьмя академиками[31] вставки в первоначальный текст делались и в XI, и в начале XII в.

"Вставка годов была сделана примитивно, — отметил Тихомиров, — когда-то единый текст оказался разорванным на отдельные годы. Так, после слов: "И реша дружина Игореве: се дал еси единому мужеве много", — поставленных под 922 г. (6430), в Новгородской Первой летописи имеется продолжение под 945 г. (6453): "отрочи Свенелжи изоделися суть оружием и порты". Таким образом, хронологически начало фразы отделено от ее продолжения 23 годами".

Такой же разрыв в повествовании путем введения заголовка ("Начало княжения Святославля" и др.) имеется и дальше. Рассказ о мести Ольги кончался словами: "А Ольга възвратися в Кыев и пристрои вой на прок их"; непосредственное же продолжение этих слов поставлено под 946 г. (6454) ("иде на Деревскую землю"). Новый разрыв повествования сделан в результате вставки 947 г. (6455), в силу чего первоначальный текст оказался разделенным на две фразы: первая — "и прибывше лето едино" и вторая — "иде Ольга к Новугороду".

Явной вставкой является обозначение 969 г. (6477), разделившее первоначальный текст на две фразы: (Святослав) "собра воя и прогна печенеге в поле и быть мирно" и "рече Святослав к матери своей и к боярам". Такого рода вставки в текст сказания об Игоре и его потомках отмечены были уже А. А. Шахматовым в его реконструкции Древнейшего свода".

К работе летописца XII в. относилось несколько содержательных вставок, менявших первоначальный смысл текста, например, о сожжении мстительной княгиней столицы древлян Искоростеня, в то время как по Древнейшему сказанию она умирилась с древлянами. Эти вставки мы, безусловно, учтём в рассказе о княгине, а отсутствовавшие в первоисточнике даты событий X в., над которыми ломали голову летописцы спустя 100 и более лет, будем уточнять по другим материалам.

Эти детали не мешают осознать главного: в ранней истории Древней Руси именно с княжения Ольги начинается недолгий период, когда вместо позднейших и мифологических по содержанию легенд мы имеем максимально достоверный для тех времён рассказ о реальных событиях русской истории, сохранённый в Древнейшем сказании.

Построение Тихомирова, завершившее в древней части принятую в фундаментальной науке концепцию Шахматова[32], основано на столь твёрдом материале, что доселе не вызывает возражений. В отличие от гипотетических летописей и сводов (играющих роль в системе летописеведения) Древнейшее сказание имеет для историков практический интерес, поскольку текст его известен.

С примитивной, кое-где грубо разрывающей рассказ вставкой годов, заглавий и незначительными дополнениями он вошел в летописание как его самая стабильная часть. Сам Тихомиров поразился, насколько Древнейшее сказание от княжения Игоря до вокняжения в Киеве его внука Владимира однотемно, менее всего легендарно и компилятивно по сравнению с предшествующим и (что особенно показательно) последующим текстом. Рассказ о княгине Ольге входит в Древнейшее сказание как его начальная, наиболее драматическая и захватывающая часть.

Но если Древнейшее сказание почти не различается в редакциях летописей, логичен вопрос: что нового дает историкам знание, добытое летописеведами? Очень многое, если обратить внимание, чего в окружающем Ольгу историческом контексте в Древнейшем сказании нет. Например, там нет разбивки по годам от Сотворения мира и попытки "натянуть" их на византийскую хронологию. В результате княгиня Ольга не вынуждена рожать своего единственного сына Святослава через 40 лет посте выхода замуж за Игоря, подгадав момент, когда мужу исполнилось не менее 66 лет.

Именно оценку сравнительной достоверности сведений М.Н. Тихомиров считал первым и важнейшим выводом из правильного понимания вопроса о начале русской историографии. "Принимая за дату написания первых летописных известий середину или вторую половину XI в., — иронизировал академик, — многие историки со странной непоследовательностью вполне серьезно цитировали и комментировали летописные сказания, относящиеся даже к IX в. В силу этого, например, легенда о призвании князей трактовалась как известие достоверное, хотя тут же сказание о Кие, Щеке и Хориве зачислялось в разряд преданий".

К княгине Ольге эта ирония относится непосредственно. Историки не раз ухитрялись отбросить как несущественное указание Древнейшего сказания X в. на то, что княгиня внезапно осталась вдовой с маленьким сыном на руках. В пользу… даты её свадьбы с Игорем в 903 г., появившейся только в летописи начала XII в. Раз княгиня не могла оставаться бездетной до начала 940-х гг., говорили они, то Святослав к моменту её вдовства был уже взрослым князем!

Только понимание истории развития древнерусской историографии является критерием научной оценки достоверности тех или иных сообщений. Конкурирующий критерий — удобство историка — существует в литературе, но не может восприниматься иначе как шутка.

В Древнейшем сказании нет даты свадьбы Игоря и Ольги. Нет рассказов о подвигах Вещего Олега и тем более ранней даты его сокрушительного, но, как выяснилось, виртуального похода на Царьград. Нет ни Аскольда и Дира, ни Рюрика, ни легенды о варягах-руси, загадочно говоривших по-славянски, ни красивого мифа о Кие, Щеке, Хориве, сестре их Лыбеди и основании Киева князем или перевозчиком. История Руси начинается ошибками и смертью незадачливого первого князя Игоря, мудрая вдова которого строит государство.

Эта версия Древнейшего сказания никак не отрицает трудов последующих летописцев, оставивших нам свои концепции и море связанных с ними, часто загадочных для нас сведений. В свою очередь, и их версии рождения русской государственности не могут заставить нас отказаться от более раннего и поэтому более авторитетного взгляда на начало Древней Руси в Древнейшем сказании о её истории.

Ещё интереснее узнать, в какой последовательности привычный для нас исторический контекст вокруг Ольги формировался. Примерно в конце X в. было составлено Древнейшее сказание о строительстве Русского государства княгиней Ольгой, подвигах её сына Святослава и приходе к власти внука Владимира. Из предшествующей княжению Ольги истории Древнейшее сказание включало только рассказ об убитом древлянами князе Игоре — том самом, которого митрополит Илларион, выступая в Святой Софии Киевской до начала русского летописания, именовал "старым Игорем" и раньше которого не знал русских князей…

Оставшаяся без мужа и дружины, но с маленьким сыном княгиня подавила восстание древлян, установила в стране единые законы, ввела налоги, устроила пути сообщения, съездила в Царьград, приняла христианство и наладила отношения с Византией, перехитрив императора. Несоответствие этих достижений ничтожным средствам, которыми располагала княгиня Ольга, потрясло автора Древнейшего сказания. Сказитель не ограничился рассказом об образцовой мести Ольги за мужа и не просто описал её подвиги — он начал с них саму историю Русского государства.

Краткий рассказ Древнейшего сказания о князе Игоре, "сидевшем" в Киеве, пока его воевода Свенельд безуспешно "примучивал" уличей (которые попросту ушли), а затем брал себе, а не ленивому князю дань с древлян, вполне анекдотичен. Его суть в том, что дружина непутёвого мужа Ольги осталась без "портов", а, двинувшись за данью, потеряла князя, назидательно казнённого древлянами. И мы могли бы, посмеявшись над Игорем, счесть рассказ о нём лишь удачным зачином дружинного сказания о мести Ольги, если бы в таком же точно контексте князя не упомянул Лев Дьякон, византийский историк второй половины X в.

Здесь уместно вспомнить, что не Игорь, а его жена Ольга была первой из русских правителей, чьё имя с уважением упоминалось за рубежом. Император Константин VII Багрянородный в книге "О церемониях византийского двора" описал беспрецедентно почетные приёмы в своём дворце "Эльги, ар-хонтиссы Росии", о её муже и крещении не упоминая[33]. Только в XI в. византийский хронист Иоанн Скилица поправил оба "упущения" лично принимавшего Ольгу императора: "Супруга государя Руси, некогда приводившего флот против ромеев, по имени Эльга, по смерти своего мужа прибыла в Константинополь. Крестившись… она была почтена по достоинству"[34].

Бурно обсуждаемая в литературе проблема крещения Ольги нас в данном случае не волнует: описанное в Древнейшем сказании крещение в Константинополе от императора всё же подтверждено византийцами[35]. Важно, что Константин не счёл нужным упоминать о муже княгини, хотя о существовании его в прошлом знал. В принятом им посольстве с Ольгой были представители её сына Святослава, а образ жизни русских "архонтов", описанный Константином в трактате "Об управлении империей", соответствует рассказу Древнейшего сказания о княжении Игоря; император даже упоминает об этом "Ингоре" как "архонте Росии", отце "Сфендослава"[36].

Крещение великой княгини Ольги. Художник И.Л. Акимов

В Византии эти "архонты" торговали или пытались грабить. О таком грабеже и вспомнил в 971 г. император Иоанн Цимисхий, воюя на Дунае с подросшим сыном Ольги и Игоря Святославом. "Полагаю, — написал он князю (согласно уже цитированной выше "Истории" Льва Дьякона), — что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который… приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды"[37].

Плачевно окончившийся поход Игоря на Византию в 941 г. был известен грекам очень хорошо[38]. Имя вождя варваров-росов, который нарушил с империей "клятвенный договор", упоминалось в Константинополе (хотя хазары, описавшие политическую подоплёку похода, были убеждены, как мы помним, что флотом в 941 г. командовал Х-л-гу, Олег, который в 943–944 гг. ходил в Закавказье и там умер[39]). Но императоров имена роских вождей не особо интересовали до тех пор, пока в Константинополь не явилась Ольга, а затем не понадобилось урезонивать буйного Святослава неудачливостью его отца Игоря.

Иоанн Цимисхий не случайно ошибся, назвав казнивших Игоря древлян "германцами". В германской хронике освещены отношения с Русью, начавшиеся в 959 г. прибытием к королю Оттону (первому императору Священной Римской империи с 962 г.) "послов Елены, королевы ругов, которая при Романе, императоре Константинопольском, крестилась в Константинополе"[40]. Ольга, в крещении Елена, обращалась к Оттону с просьбой "поставить епископа и пресвитеров" на Русь, так что византийцы, настороженно следившие за политической и миссионерской деятельностью своих противников-германцев и заинтересованные в собственной христианизации Руси, должны были об этом посольстве знать. Цимисхию не мешало напомнить Святославу, какие враги эти германцы!

Итак, в середине X в. княгиня Ольга-Елена была первым правителем Руси ("архонтессой" или "королевой"), имя которой считали достойным упоминать при дворах византийского и германского императоров. Во второй половине X в. вместе с её сыном Святославом в Византии припомнили бесславный конец Игоря, потопление флота которого автор Древнейшего сказания в конце века предпочёл не упоминать (если в дружинной среде о нем рассказывали).