Стыд мне и позор![34]

Это было в те времена, когда Лас-Вегасский главный прошпект, на котором до сих пор всё и происходит, кончался хилым, малоэтажным казино Frontier, а сразу за ним открывалась пустыня. Правда, уже был сооружён предвестник будущего – Caesars Palace. В нём-то мы с Жорой и околачивались, хотя спать волочились в отель подешевле – напротив.

Тогда я был постоянно голоден. Всё время хотелось женского мяса. От вегатерьянства-романтизма – тошнило.

Я прилетел в Лас-Вегас вместе со своим приятелем Жорой, тоже недавним эмигрантом, никогда не унывающим бывшим гитарным музыкантом с деловой жилкой. Жилка эта у него превратилась вскоре в жилу, причём в золотую.

Жора успешно продавал машины – он делал это весело и с вдохновением. Покупатели, а особенно покупательницы, расслаблялись с ним и легко расставались с деньгами.

Среди продавцов Жора был рекордсменом в следующем виде делового спорта: когда владелец новой машины приезжал на первую профилактику, Жора увлекал поджидавшего машину владельца в зал с автомобилями и убеждал его поменять свою машину на другую, более высокого класса за незначительную добавку. По сравнению с деньгами, которые владелец новой машины уже ежемесячно платил, эта добавка казалась действительно небольшой, но машина более высокого класса была исключительно соблазнительной. Таким образом, покупатель, приезжал в магазин на одной новой машине, а уезжал домой на другой новой машине, но более дорогой.

Помимо успехов в продажах Жора был успешен и в превращении покупательниц в любовниц. Он выглядел чрезвычайно представительно: высокий, широкоплечий, с лёгкой полнотой, с длинными чёрными волосами и ярко голубыми глазами. Его полные красные губы и ласковая речь с доброй усмешкой были последними каплями для переливания женской похоти через край. Густой Жорин акцент действовал для большинства американок как дополнительная очаровательная деталь. Женщины покупали у него машину и вскоре везли его на ней к себе в постель. Жора снисходительно выполнял мужские обязанности, поскольку женщины не вызывали в нём продолжительного восторга. Он отзывался о них так: «Женщина, как кошка – подошёл, погладил и пошёл дальше».

В те золотые времена эмигрантов из России было раз два и обчёлся, и потому американцы ещё верили каждому их слову. Жора этим пользовался во всю. Однажды его остановил полицейский за то, что он промчался на красный свет. В ответ на вопрос полицейского, почему он это сделал, Жора пожаловался на свою старую привычку, выработанную в России, стране, где всё наоборот по сравнению со Штатами. В России, мол, по красному едут, а по зелёному – стоят. Полицейский подивился российской дикости и отпустил Жору без штрафа.

Расположившись в отеле, мы бросились осматривать сияющие окрестности. Участие в играх поначалу нас не влекло, мы больше наблюдали за игорными страдальцами. Повсюду попадались объявления и рекламки добрых за деньги самочек. Вокруг столов с дорогими играми оказывались самые красивые женщины, поджидающие того, кто выиграет значительную сумму.

Я же искал бесплатных баб, а Жора искал бесплатную жратву. Но все бесплатные женщины интересовались игрой, а платные интересовались теми, кто выигрывает. Жоре везло больше. Он нашёл несколько ресторанов, где за какую-то мизерную плату можно было есть, сколько хочешь. Я сидел за столиком с Жорой и наблюдал, как он ходит к буфету, наваливая себе новую порцию после очередной, умолотой. Так он мог есть часами и прекращал поглощение пищи только потому, что уставали челюсти, а вовсе не потому, что внутри его большого тела не оставалось места. А я наедался одним блюдом и сожалел, что больше ничего в себя впихнуть не могу. Я предрекал Жоре, что его скоро перестанут пускать в подобные рестораны, как не пускают в казино людей, которые постоянно выигрывают.

К вечеру мы с Жорой дорвались до первой в наших жизнях рулетки. Я пытался хоть как-то использовать своё дырявое инженерство и выработать систему для выигрыша. Прежде всего я решил установить предел проигрыша в 200 долларов, по достижении которого прекратить игру. Я и Жора осторожно ставили по доллару и то выигрывали, то проигрывали. Но вскоре обнаружилась чёткая тенденция к проигрышу.

И вдруг меня осенил показавшийся идеальным метод для достижения великой вероятности выигрыша: нужно дождаться, пока

пять раз подряд выпадет на красное, и тогда поставить на черное. Смысл сего поступка был прост: после пяти раз красного вероятность выпадения снова красного мала – уж пора выпасть чёрному. Если же всё-таки на шестой раз выпадает опять красное, я удваиваю ставку на чёрное (чтобы окупить проигрыш и ещё выиграть) с уверенностью, что в седьмой-то раз красное уж никак не должно выпасть. Но если всё-таки опять выпадает красное, я снова ставлю на чёрное и учетверяю ставку. На восьмой раз чёрное должно выпасть уже обязательно.

И что бы вы думали? – Моя система работала около двух часов. Значительная часть времени уходила на то, чтобы дождаться, пока пять раз подряд выпадет один и тот же цвет, кроме того, мы ставили мелкие суммы и выигрывали по мелочи. Но выигрывали систематически. Жора-музыкант, денежных дел мастер, посматривал на меня, инженера, с уважением.

Но только я решился увеличить ставку, как после подряд пяти красных выпало ещё пять, и эта бесконечная краснота съела весь мой выигрыш и мои предельные двести. Оказалось, что теорию вероятности я понимал превратно.

Жора, впечатлённый моим логическим обоснованием своих действий, сначала использовал мою теорию, но потом решил следовать своей артистической натуре и проигрался с таким же триумфом, как и я. Так мы осознали, что казино – это место для неизбежного проигрыша.

Было уже за полночь и на грустном обратном пути через зал с выкрикивающими на разные голоса игральными автоматами я свернул в сторону от прямого пути к выходу, подошёл к автомату, бросил квотер[35] и дёрнул за ручку. В глазах замелькали груши-яблоки-апельсины-вишни – и вдруг все фрукты-овощи закатились и остановился сплошной вишнёвый ряд. Игральный автомат заголосил, замигал огнями и хотя не золотой, но почти серебряный дождь хлынул из его нутра. Насыпалось квотеров на сотню долларов. Подошёл служитель и дал мне пластмассовую бадью, куда я эти квотеры пересыпал. Сами считайте, сколько их получилось, но по весу – килограммов десять насыпалось.

Жора обрадовался за меня, как за себя, и стал предлагать схватить судьбу за грудь и вернутся к рулетке, чтобы отыграться и выиграть. Но мои протрезвевшие математические познания говорили мне, что нужно сваливать да побыстрее, пока и эти квотеры не уплыли.

Я шёл с ценным грузом в руках, торопясь к себе в гостиницу, а Жора, улыбаясь, шагал за мной. Я даже не догадался, что надо бы поменять металл на бумажки, а когда догадался, мы уже были в номере.

– Бабу куплю. – объявил я Жоре.

– Ты что, серьёзно? – спросил меня Жора.

– Абсолютно. Хоть польза будет от сотни – обратно отдавать я её не хочу.

– Я никогда за баб не платил и не буду! – поведал мне Жора своё жизненное кредо.

– А где твои бесплатные бабы? – поинтересовался я и драматически заглянул под его кровать. – Что-то не видать ни одной.

– Надо – будут, – заверил меня Жора.

– Мне уже надо, – сказал я и раскрыл телефонную книгу. Из объявлений массажных и эскортных компаний можно было составить отдельную книгу. Книгу жизни.

– Хочешь одну на двоих? – спросил я Жору.

– Нет, я с проституткой не хочу, – пренебрежительно подтвердил Жора.

– Не хочешь, мне больше останется, – сказал я, набирая первый телефон в разделе на букву А.

Вообще-то Жора был человек активный, и мы с ним часто ходили на охоту по барам. Женщины его любили, а он над ними смеялся. Сначала им тоже становилось смешно из попугайных соображений, и они ему отдавались. Потом Жора продолжал смеяться, а женщинам уже хотелось плакать. Но в Лас-Вегасе Жора почему-то внимания на самок не обращал.

Тогда на сотню долларов можно было хорошее женское мясо купить, и я вскоре договорился о свежем куске на час. Я выбрал помоложе и покрасивей и кое-как описал, что я тогда понимал под красотой. Возраст мне пообещали до двадцати и после восемнадцати. Самый вкусный легальный промежуток.

Жора посмеивался, слушая мои переговоры, и через минут десять деликатно ушёл, хотя я предлагал ему остаться и, если не присоединяться, то хотя бы спать или смотреть телевизор со своей кровати.

Пока я ждал заказ, я вспоминал своё совокупление с Шерри накануне моего отлёта в Лас-Вегас. Произошло это в её новой машине, которой она хотела мне похвастаться. Там на заднем сидении было удобно, как в кресле. Шерри сидела на мне и пихала свои соски в мой рот – без этого ей не кончалось. Я не сопротивлялся, а наоборот – радостно впадал в младенчество.

Согласно договорённости через полчаса ко мне явилась весьма миловидная мексиканочка, которой, вполне возможно, и было восемнадцать. Она с трудом говорила по-английски, но тем не менее смогла рассказать, что содержит семью в Мексике. Звучало правдоподобно. Но разжалобить меня больше, чем на сотню долларов было невозможно, так как к тому времени это были практически все мои деньги, которые и были тотчас затребованы авансом за предстоящие услуги.

Я указал на бадью с квотерами, стоящую на ночном столике. Мексиканка посмотрела на меня и поинтересовалась, сумасшедший ли я.

– Почему ты не поменял монеты? – спросила она.

– Не успел – к тебе торопился! – объяснил я, и мы оба прыснули от смеха.

В итоге я получил должное удовольствие. Причём во множественном числе. И в превосходной степени. Мексиканочка всячески демонстрировала взаимность в чувствах. Причём я смог засвидетельствовать неопровержимые доказательства этой взаимности.

Она ушла, с трудом держа бадью перед собой в руках и чуть не столкнулась в дверях с Жорой. Тот шарахнулся от неё в изумлении, пожирая её голодным взглядом. Представлять их я не стал, а Жора ошалело спросил меня:

– Она взяла у тебя оплату в квотерах?

– Да. А что, это не деньги?

Жора упал на кровать, хохоча. Снимал напряжение.

– А ты чем занимался? – поинтересовался я.

– Сходил поесть – роскошный ресторан отыскал.

– Ну вот, все сыты, – заключил я.

– А как ты с ней?

– Сначала так, потом эдак. Но девочка прекрасная. Кончает автоматными очередями.

На следующий день мы уже летели домой и в самолёте, при посещении туалета, у меня возникли рези при мочеиспускании и прочие замечательные симптомы гонореи, триппера, французского насморка, перелоя, хуерыка, и т. п.

«Проклятая малолетка, – чертыхнулся я про себя, – Жора, как чувствовал, не хотел ко мне присоединяться. А я так мечтал сегодня в Шерри забраться, и она небось сразу позвонит время единения назначать. Придётся как-то отбояриваться и срочно лечиться.»

И действительно, дома на ответчике Шерри просит сразу позвонить, как приеду. Решил, скажу, что насморк, что простудился, что температура высокая. То, что насморк французский, ей знать не положено.

Звоню Шерри. Она каким-то не своим голосом разговаривает, но о встрече ни слова. И вдруг объявляет, что у неё появились выделения, жёлтые и вонючие.

Я взял Шерри на пушку, грозно спросив, спала ли она с кем-либо, так как у меня тоже образовались симптомы. Она сразу раскололась – был, мол, у неё романчик перед моим отъездом. Я сразу предложил ей поехать вдвоём в круглосуточную венерологическую клинику. Она не возражала – обрадовалась лишний раз прокатиться на своей новой машине. Приехала и визгливо затормозила под моими окнами.

В клинике нас развели по кабинетам, глянули на наши капли в микроскоп, торжественно объявили диагноз, наказали, как вести себя сейчас и впредь, а также вручили по пузырьку с таблетками и по пачке презервативов. А заодно кровушку на Вассермана вытянули в пробирки. В те времена – это было самым страшным, что могло случиться в результате любвеобилия.

Мы с Шерри подошли к фонтанчику с водой и налили в бумажные стаканчики, чтобы запить первые таблетки, и тут, как по наитию, мы переглянулись – я взял свою таблетку в рот и поцеловал Шерри, перепихнув языком таблетку ей в рот. Она запила её, взяла свою таблетку и передала её мне таким же любовным способом.

Едем мы обратно, спрашиваю, в каком магазине она машину купила, уж не в том ли, думаю, где Жора работает. Оказалось, что именно в том и что именно Жора эту машину ей продал, и что Шерри его отблагодарила по полной женской программе. И было это за два дня до нашего отъезда в Лас-Вегас. Следовательно, я подхватил от неё Жорину заразу на следующий день.

Жора мне ничего не сказал о своём приключении с Шерри, и в этом не было ничего удивительного – он, в отличие от меня, был скрытный. Теперь мне стало понятно, почему он на баб в Лас-Вегасе не бросался – симптомчики-то у него раньше выявились. Вот он и нажимал на жратву вместо баб.

Мы решили не медля позвонить Жоре, обрадовать его новостью.

Сначала взял трубку я:

– Жора, я знаю, почему ты не хотел со мной в Лас-Вегасе мексиканочку делить, – таинственно сказал я.

– Почему? – настороженно спросил он.

– Потому что у тебя с конца капает да жжёт дьявольским огнём.

– А ты откуда знаешь? – воскликнул он.

– Сейчас тебе объяснят откуда, – пообещал я и передал трубку Шерри.

– Жорик, ты зачем меня заразил? – обратилась она к нему.

Затем последовала немая сцена в исполнении Жоры, потом слёзы оправдания в том же исполнении, затем нервный смех от очередной реализации, что мир тесен, а у женщины – нет.

По ходу разговора выяснилось, что Жора никогда раньше гонореей не болел и теперь убеждал себя, что появившиеся симптомы – всего лишь раздражение, и оно скоро само пройдёт. Мы развеяли его иллюзии и дали адрес клиники. Выяснять, от кого подхватил он, было уже неинтересно. Это мне напомнило бы мои математические расчёты с рулеткой.

Но самое грустное в этой истории то, что я на мою чистую и честную мексиканочку понапрасну подумал, а сам её триппером заразил. Заметьте, не проститутка меня заразила, а я – проститутку. Стыд мне и позор!