Олимпийская чемпионка

Бывают ситуации, когда все дороги ведут куда-то в одно место. Так можно сказать и о том, как я узнала Екатерину Николаевну Тарасенко, нашу Катю. Как всегда, все начиналось издалека.

Наступал мой день рождения — юбилейный, 50 лет. Период в моей жизни был сложный, я уже год как потеряла работу и держалась на своем бизнесе, который и начинала и продолжала только в виде забавы. Никогда не думала, что он меня будет кормить! Конечно, начали ощущаться недостатки… Но надо было держаться и готовиться встречать гостей.

В том году 14 июля выпадало на понедельник. Значит, думала я, надо сделать все покупки в пятницу, чтобы в выходные дни муж не мотался по магазинам, а лучше помог приготовить все нужное. Он у меня лучший в мире кулинар!

В магазине, куда я отправилась с самого утреца, мне вдруг стало плохо, и я еле-еле, не без помощи чужих людей, доехала домой. Дома приступы дурноты и удушья стали повторяться — с нарастающей силой. Это было страшно и невыносимо тяжело. Приехал, бросив работу, муж. Видя, что дело ухудшается, он позвонил в поликлинику.

На вызов пришла Наталья Владимировна Тарасенко. В последний раз тут врач появлялся в 1992 году, когда из жизни уходил мой свекр. Но тогда это была женщина в возрасте, серьезная. А эта… Новенькая. Какая-то маленькая, с хвостиком...

Поговорив со мной, она растерялась, предложила выпить валерьянки. Я знала, что валерьянка не поможет, она и не помогла. Тогда врач решила понаблюдать за мной. Ага! Не ушла!

В квартире оказалось полно людей: приехала моя племянница с мужем и тихо затерялась на диване. Пришел сосед снизу, дальний родственник мужа. Он сидел рядом и держал меня за руку, от чего, как будто, мне становилось чуть лучше. Наталья Владимировна сидела на стуле, что стоял под книжными шкафами где-то далеко в сторону изножья кровати. Оттуда ей хорошо видна была я — объект наблюдения. Муж сновал из комнаты на кухню и обратно, все время что-то носил, кому-то подавал, выполнял команды и поручения.

С полчаса я лежала спокойно, мне было вовсе здоровски. Потом на меня накатывала какая-то волна, исчезал воздух. Я вскакивала и начинала разрывать себе грудь. Но ничего не получалось. Я извивалась и, от бессилия помочь себе, — падала на пол и билась об него. При первых же успешных вдохах меня обкатывало жаром, как будто кто-то подхватывал меня на совок с длинной ручкой и засовывал в русскую печь. Как только это проходило, меня гнало в туалет, будто в меня влили ведро воды. И опять наступал покой.

Видя все это, Наталья Владимировна вызвала неотложку, о чем-то заговорила с ними... Те начали давить намеками, требуя денег. Но тогда мы этого не понимали... Денег не дали, и мои приступы продолжались. Неотложка бездействовала, потом приехавший врач вызвал специализированную «скорую помощь» и уехал.

Время шло, наступил вечер.

Врач специализированной «скорой помощи», опять посвященный в курс дела наблюдавшим меня терапевтом, сделал мне укол, кажется, сибазона и сказал, что я буду спать до утра. А завтра приступов уже не будет. Когда я уснула, все разошлись. Тогда ушла и маленькая врач с хвостиком вместо прически.

Так ко мне пришла вековая женская беда. Как часы — ровно в полстолетнем возрасте.

Как это связано с Катей? А просто с тех пор, непростых и памятных для меня, я знала ее маму, их жизнь и заботы. Из разговоров с Натальей Владимировной знала, что у нее есть дочь, девочка с невозможно настойчивым характером. Мол, ей только десять лет, а она являет пример трудолюбия и целеустремленности. Занимается спортом, греблей, и подходит к этому очень основательно, почти со взрослой серьезностью. Услышав это, я еще подумала, что для гребли ведь нужны внешние данные, физические — рост, сила, чего не обнаружишь в ее маме… Наталья Владимировна была такая маленькая, хрупкая… Правда, характером — стойкий оловянный солдатик.

Думаю, Катя этим пошла в нее — сама Наталья Владимировна тоже оказалась непростой. Она любила свое дело, относилась к нему ответственно и преданно. С больными не сюсюкалась, была строга и даже грубовата, но дело делала на совесть.

Истек год… такой хлопотный и противоречивый. Я искала возможности излечиться от вцепившегося в меня недуга. Но как ты излечишься от возраста с его гормональными перестройками? Мне никто не мог помочь. Такой была моя личная природа — она жутко сопротивлялась внутренним процессам, разрушавшим во мне молодость.

Душа вопила и рыдала! Душа разрывалась от горя! И я налегала на стихи — единственное, что помогало. Когда я переливала в них свою боль и сетования на некоего кого-то, кто обманул меня и теперь затягивает в гибельную бездну, кто бросил меня и больше не хочет поддерживать, мне становилось легче. Мне не хочется это помнить, но оно не забывается.

Конечно, каждая болезнь наседает сильнее, если ей не сопротивляться, если в нее погрузиться. Больному обязательно надо найти повод что-то предпринимать, с чем-то сражаться. Тогда он будет в действии, в динамике, как и все живое. Значит, он будет частью всего живого, будет жить. Заботы больного не обязательно должны касаться здоровья. Это может быть любая цель, хоть кругосветное путешествие.

Понимая это, мой муж проявлял терпение к моему литературному окружению, тут же образовавшемуся, — к этому непростому племени не самых ординарных людей. Они своими страстями отвлекали меня от болезни, что тогда и требовалось. Наверное, он знал, что это не будет длиться вечно.

И он был прав. По природе своей я человек весьма прагматичный и конкретный, и не люблю заниматься тем, что не приносит практической пользы. Поэтому и тут, когда события так повернулись, что бросили меня в этот поток, старалась выплыть на твердую почву и не просто развлекаться, а найти реальное применение тому, что я делаю. И я нашла его в издательской деятельности, в переводах и в редактировании. Но это все было чуть позже.

А тогда, через год после ухода молодости, я поняла, что родители мои тем более не молодые люди и им вот-вот понадобится помощь. Поехать к ним я не смогу, зато смогу забрать их к себе. Дела повернулись так, что я могла купить квартиру, взамен проданной — взамен нашей любимой и дорогой, в центре города, на ул. Комсомольской. Пришлось продать…

— Только мы с твоим отцом ходить по лестницам не сможем, — сказала мама. — Ищи нам нормальную квартиру, на земле.

Стало быть, первый этаж…

Нашли две подходящие: одну напротив строительного института, на углу улиц Чернышевского и Жуковского, что была на первом этаже; а другую возле парка им. Шевченко, на ул. Шаумяна, находящуюся в цокольном этаже. Обе не совсем подходили. Первая по цене — хозяин не уступал, требовал ровно десять тысяч на руки, и у нас не оставалось денег на оформление... А вторая все же была с лестницей — с высокого, находящегося на холмике двора в квартиру надо было спускаться по лестнице в один пролет. Зато эта была намного дешевле и у нас оставались деньги даже на сделанную под заказ бронированную дверь и решетки на окна. Решили брать вторую.

Когда мы пришли к хозяйке на оформление сделки, а значит принесли ей деньги, она, дабы обезопаситься, позвала соседку. Каково же было наше удивление, когда соседкой оказалась наша Наталья Владимировна! Она тоже удивилась.

— Тебе, Галина, — сказала Наталья Владимировна, — повезло. Это люди надежные. Так что ты с ними делай свои дела, а я побегу на работу.

Кажется, в тот же день мы впервые увидели Катю, что шла нам навстречу, когда мы выходили из квартиры. Я присмотрелась — девочка, действительно, была неулыбчивой и, как можно было предположить, довольно замкнутой. Она посмотрела на нас не то чтобы неприветливо или вскользь, но без интереса. Запомнилась ее красная курточка, полнившая фигурку. Кажется, я слишком придирчиво оглядела ее снизу доверху, ища приметы принадлежности к спорту, но нашла обыкновенного ребенка, правда чуть низковатого для ее возраста.

Мои родители дожили свои дни дома. К их счастью, все так сложилось, что они были присмотрены в родном углу. И надобность в купленной нами квартире отпала. Так она и простояла почти два десятилетия, готовая к приему жильцов, с мебелью и утварью, одинокая.

Сами же мы никогда в ней не жили, но часто бывали там. Она служила нам то библиотекой, то складом старой мебели. Один комплект ключей от нее мы отдали Наталье Владимировне и были спокойны, что она за всем присмотрит.

Все так же иногда встречали Катю. Подрастая, она хорошела. Кожа лица становилась красивой, светилась здоровьем и внутренней белизной, губки алели. И всякий раз я отмечала, что от ее сдвинутых к переносице бровей, со всего сосредоточенного вида, со спешащей куда-то повадки исходит уверенность и сила, причем таким ровным спокойным потоком и таким насыщенным, что он доставал и до нас, омывал нас, придавал бодрости.

Правда, есть такие люди, это не выдумка. Другое дело, есть те, кто не чувствует этого, не замечает. Но я принадлежу не к ним, я как раз очень чувствую людей, их энергетику, даже их мысли. Характерно, что и эти люди понимают, что я их чувствую. Между нами устанавливается молчаливый контакт, окрашенный стойким благорасположением, во всяком случае — с моей стороны. И это меня очень греет.

Потом мы надолго перестали интересоваться этой квартирой. Годы шли, как дни. Нам-то казалось, что все остается по-прежнему, не меняется…

И вдруг, находясь в Алуште, в общем-то так далеко от дома, мы слышим по телевизору, что «член олимпийской сборной Украины Екатерина Николаевна Тарасенко из Днепропетровска на играх XXX Олимпиады 2012 года в Лондоне стала олимпийской чемпионкой».

Как мы с мужем орали «Ура»! Как радовались! И слезы растроганности бежали из наших глаз… Это была чистейшая, святая в своем бескорыстии гордость! Мы-то прекрасно представляли, где и как росла эта сегодняшняя героиня, лучшая в мире гребчиха, как ничегошеньки ей не падало с неба, как превозмогала она невзгоды столь жестоких лет, в которые росла, как трудилась мать ради нее. Считай, на наших глазах выросло такое чудо! Эх, все мы представляли… И по праву этого считали, что в ее победе есть и наше счастье, и мы упивались им. Первым делом хотелось позвонить Наталье Владимировне, поздравить ее, но мы сдержались.

Конечно, с тех пор отслеживали ее дальнейший путь — с гордостью и сопереживанием!

Правда, увидели Катю не сразу, а, может, через год или два. Теперь это была, как я когда-то и ожидала от нее, высокая молодая красавица, и, разговаривая, нам пришлось смотреть на нее снизу вверх. Хотя черты ее остались по-детски чистыми, нежными, удивительно свежими. Только ее детки-близнецы, сын и дочь, с которыми она регулярно гуляет, выдают в ней взрослую замужнюю женщину.

Вспоминая свою жизнь, интересные встречи, невольно иногда думается: почему мы оказываемся там, где возникают гении своего дела; и почему великие, уникальные личности появляются там, где находимся мы; или только мы замечаем замечательных людей вокруг себя; или высшие силы посылают нам такое прекрасное окружение? Разве можно на эти вопросы ответить…

Вбегая в квартиру после прогулки, Катины дети поднимают шум — соревнуются, кто первым включит свет. Жизнь продолжается.