Глава 14 Длительное, трудное, временами трагическое и часто унизительное образование юноши в сердечных делах

Часть 3-я: Выпускной вечер

образование юноши в сердечных делах

К концу старшей школы я стал важной персоной. Мой бизнес со школьным буфетом вырос в маленькую империю, куда входила продажа пиратских компакт-дисков, которые я изготавливал дома. Я убедил маму (какой бы экономной она ни была), что для школы мне нужен компьютер. Сначала она не соглашалась. Говорила, что я хочу компьютер, чтобы бродить по Интернету и играть в «Ларри в выходном костюме». Но я был очень убедителен, она сломалась и купила мне его. Благодаря компьютеру, Интернету и записывающему компакт-диски устройству (щедрому подарку от друга), я начал свое дело.

Я нашел свою нишу и отлично проводил время. Жизнь аутсайдера была так хороша, что я даже и не думал о свиданиях. Единственными девушками в моей жизни были те, что появлялись обнаженными на мониторе моего компьютера. Пока я загружал музыку или болтал в чатах, я то и дело заглядывал на порносайты. Никаких видео, конечно, только фотографии.

Благодаря сегодняшнему онлайн-порно, вы можете быть втянутыми прямо в действо, но с выходом в Сеть по телефонному кабелю изображения загружались слишком долго. Это было почти пуританским по сравнению с тем, что есть сейчас. Вы проводили добрых пять минут, глядя на ее лицо, узнавая ее как человека. Несколько минут спустя вы видели часть груди. К тому времени, как вы добирались до вагины, вы уже проводили вместе немало времени.

В сентябре[9] для двенадцатого класса приближался выпускной бал. Выпускной вечер. Это было большим событием. Я снова стоял перед той же дилеммой, что и перед Днем святого Валентина, столкнувшись с еще одним странным ритуалом, которого не понимал. Все, что я знал о выпускном, если верить виденным мной американским фильмам: именно на выпускном происходит это. Ты теряешь девственность. Ты отправляешься на выпускной, едешь в лимузине, а потом вы с твоей девушкой занимаетесь этим. Это действительно было для меня единственной информацией. Но я знал правило: классные парни получают девушек, а смешные парни вынуждены просто общаться с классными парнями и их девушками. Так что я решил, что не пойду. А если и пойду, никакого свидания не будет.

У меня было два помощника, работавших на меня в моем бизнесе с компакт-дисками, – Бонгани и Том. Они продавали компакт-диски, которые я копировал, в обмен на комиссионные. Я познакомился с Томом у игрового автомата в торговом центре «Balfour Park». Он жил неподалеку, как Дарлингтон и Тедди, потому что его мама была служанкой. Том учился в том же классе, что и я, но ходил в государственную школу, «Нортвью», настоящую школу в гетто. Там он и продавал мои компакт-диски.

Том был болтливым, гиперактивным и непоседливым. Он также был действительно предприимчив, всегда старался договориться, действовать только в свою пользу. Он мог убедить людей сделать, что угодно. Замечательный парень, но абсолютно безумный, а также полнейший лжец.

Однажды я отправился с ним в хоумленд, Хамманскрааль.

Впрочем, Хамманскрааль, как предполагает его название на африкаанс[10], не был настоящим хоумлендом. Когда-то это был «крааль» Хамманов, ферма белых людей. Настоящие хоумленды – Венда, Тзанин, Транскей – были местами, где на самом деле жили аборигенные племена, а правительство нарисовало вокруг них границу, сказав: «Оставайтесь здесь».

Хамманскрааль (покинутый белыми) и подобные поселения на карте были пустыми местами, туда и переместили депортированных черных. Вот что правительство делало с людьми. Оно находило клочок бесплодной, пыльной, бесполезной земли и рыло ряд за рядом дыры в земле – тысяча сортиров, служивших четырем тысячам семей. В такие места насильно переселили людей из некоторых нелегально оккупированных белых районов – в самую глухомань с грудами фанеры и волнистого железа. «Здесь. Это ваш новый дом. Стройте себе дома. Удачи». Вы видели это в новостях. Это напоминало бессердечное телевизионное реалити-шоу на выживание, только никто не выигрывал денег.

Однажды в Хамманскраале Том сказал мне, что мы пойдем смотреть конкурс талантов. В то время у меня была пара купленных мной «тимберлендов». Они были моей единственной приличной деталью одежды. В те времена почти ни у кого в ЮАР не было «тимберлендов». Их было невозможно достать, но все хотели их, потому что их носили американские рэперы. Я изо всех сил копил заработанные на школьном буфете и компакт-дисках деньги, чтобы их купить. Когда мы уезжали, Том сказал мне: «Обязательно надень свои «тимберленды»».

Конкурс талантов проходил в маленьком зале поселка, расположенном нигде – в самой глуши. Когда мы вошли туда, Том начал бродить, пожимая руки и болтая со всеми. Были пение, танцы, немного поэзии. Потом ведущий поднялся на сцену и сказал: «Re na le modiragatsi yo o kgethegileng. Ka kopo amogelang… Spliff Star!» («Мы пригласили особого исполнителя, рэпера, приехавшего из самой Америки. Пожалуйста, поприветствуем… Сплиф Стар!»).

Сплиф Стар в то время был в хип-хоп-группе Басты Раймса. Я сидел в замешательстве. Что? Сплиф Стар? В Хамманскраале? Потом все в зале повернулись и посмотрели на меня. Том подошел и прошептал мне в ухо:

– Парень, иди на сцену.

– Что?

– Иди на сцену.

– Парень, о чем ты говоришь?

– Парень, пожалуйста, ты же не хочешь доставить мне неприятности. Они уже заплатили мне деньги.

– Деньги? Какие деньги?

Конечно, Том заранее не сказал мне, что он сообщил этим людям, что привез знаменитого рэпера из Америки, который выйдет и споет рэп на их конкурсе талантов. Он потребовал, чтобы ему за это заплатили вперед, а я, в своих «тимберлендах», и был тем знаменитым американским рэпером.

– Черт тебя подери, – сказал я. – Я не собираюсь никуда выходить.

– Пожалуйста, парень, умоляю тебя. Пожалуйста, сделай милость. Пожалуйста. Здесь та девчонка, и я хочу сблизиться с ней, и я сказал ей, что знаю всех этих рэперов… Пожалуйста. Умоляю.

– Парень, я не Сплиф Стар. Что я буду делать?!

– Просто прочитай песни Басты Раймса.

– Но я не знаю ни одну из них.

– Неважно. Эти люди не говорят по-английски.

– О, черт!

Я вышел на сцену, и Том выдал несколько ужасных битбоксингов – «Бф-ф ба-дф-ф, бф-ф бф-ф ба-дф-ф», пока я, запинаясь, читал несколько «песен Басты Раймса», придуманных прямо на ходу. Зрители прерывали меня криками и аплодисментами. Американский рэпер приехал в Хамманскрааль, это было самым легендарным из всего, что они когда-либо видели.

Таким был Том.

Как-то днем Том пришел ко мне домой, и мы разговаривали о выпускном. Я сказал ему, что не нашел подружку, не могу найти подружку и не собираюсь искать подружку.

– Я могу найти девушку, с которой ты пойдешь на выпускной, – сказал он.

– Нет, не можешь.

– Да, могу. Давай заключим сделку.

– Я не хочу заключать с тобой никаких сделок, Том.

– Нет, послушай. Вот такая сделка. Если ты дашь мне побольше комиссионных с продажи компакт-дисков плюс бесплатные музыкальные записи для меня, я вернусь с самой красивой девушкой из всех, что ты видел в своей жизни, и она пойдет с тобой на выпускной.

– Ладно, я заключу эту сделку, потому что этого никогда не случится.

– Мы заключаем сделку?

– Мы заключаем сделку, но этого никогда не случится.

– Но мы заключаем сделку?

– Заметано.

– Ладно, я найду тебе подружку. Она будет самой красивой девушкой из всех, что ты видел в жизни, и ты пойдешь с ней на выпускной и будешь суперзвездой.

До выпускного оставалось еще два месяца. Я немедленно забыл о Томе и его смешной сделке. Но однажды он пришел ко мне домой и заглянул в мою комнату.

– Я нашел девушку.

– Правда?

– Да. Ты должен пойти и познакомиться с ней.

Я знал, что Том – трепло, но успех ловкача заключается в том, что он тебе всегда что-то дает. Он дает ровно столько, чтобы ты продолжал ему верить. Том познакомил меня со многими красивыми женщинами, особенно в хоумлендах. Он никогда не приглашал их на свидания, но заговаривал им зубы и все время ошивался рядом с ними. Так что, когда он сказал, что нашел девушку, я не сомневался. Мы сели в автобус и поехали в центр города.

Девушка жила в захудалом обшарпанном многоквартирном доме в центре. Мы нашли ее дом. Какая-то девушка перевесилась через перила балкона и помахала рукой, приглашая нас войти. Том сказал, что это – Лерато, сестра девушки. Как выяснилось потом, он пытался сойтись с Лерато, а способом сделать это было – познакомить меня с ее сестрой. Конечно, Том придумал коварный план.

В холле было темно. Лифт был сломан, так что мы прошли пешком несколько пролетов. Та девушка, Лерато, провела нас в квартиру. В гостиной сидела огромная, я имею в виду действительно, на самом деле громадная, толстая женщина. Я подумал: «Ох, Том. Я понимаю, что ты здесь делаешь. Отлично разыграно». Том был неплохим шутником.

– Это моя девушка? – спросил я.

– Нет, нет, нет, – ответил он. – Это не твоя девушка. Это ее старшая сестра. Твоя девушка – Бабики. У Бабики три старших сестры, а Лерато – ее младшая сестра. Бабики ушла в магазин за продуктами. Она скоро придет.

Мы ждали, болтая со старшей сестрой. Через десять минут дверь открылась и вошла самая красивая девушка из всех, что я видел в жизни. Она была… господи! Прекрасные глаза, красивая золотистая желтовато-коричневая кожа. Казалось, что она светится. Ни одна девушка из моей старшей школы не была похожа на нее.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответил я.

Я был ошеломлен. У меня не было никакого представления, как разговаривать с такой красивой девушкой. Она тоже была застенчивой и говорила мало. Возникла неловкая пауза.

К счастью, Том был парнем, который просто говорил и говорил. Он вмешался и исправил ситуацию. «Тревор, это Бабики. Бабики, это Тревор». Он продолжил разглагольствовать о том, какой я замечательный, как она ждет выпускного бала, когда я приглашу ее на танец, все подробности. Мы немного пообщались, потом Том сказал, что нам надо идти, и мы направились к двери. Бабики повернулась, улыбнулась мне и помахала, когда мы выходили.

– Пока.

– Пока.

Мы вышли из здания, и я был счастливейшим человеком на земле. Я не мог в это поверить. В школе я был парнем, который не мог найти подружку. Я безропотно смирился с тем, что у меня никогда не будет подружки, я не считал себя достойным иметь девушку. Но теперь я собирался идти на выпускной с самой красивой девушкой в мире.

В течение следующих недель мы ходили в Хиллброу немного чаще, чтобы пообщаться с Бабики и ее сестрами и друзьями. Семья Бабики была педи, это одно из небольших племен ЮАР. Я любил знакомиться с людьми разного происхождения, так что это было весело.

Бабики и ее друзья были теми, кого мы называем buchas, искаженное «буржуазия». Они так же бедны, как другие черные, но стараются вести себя так, словно – нет, не так. Они модно одеваются и изображают из себя богатых. Buchas зарезервируют в магазине рубашку, одну рубашку, и будут семь месяцев выплачивать за нее. Они живут в сараях и при этом носят итальянские кожаные туфли за несколько тысяч. Интересные люди.

Мы с Бабики никогда не ходили на свидание в одиночку. Мы всегда были вдвоем в группе. Она была застенчивой, я чаще всего нервничал, но нам было весело. Спасибо Тому – все чувствовали себя свободно и хорошо проводили время. Когда бы мы ни прощались, Бабики обнимала меня, а один раз слегка поцеловала. Я был на небесах. Я думал: «Да, у меня есть девушка. Классно».

Выпускной вечер приближался, и я начинал нервничать. У меня не было автомобиля. У меня не было никакой приличной одежды. Это был первый раз, когда я должен был выйти в свет с красивой девушкой, и я хотел, чтобы все было идеально.

Мы переехали в Хайлендс-Норт, когда автосервис моего отчима прогорел, и он переместил свою мастерскую в дом. У нас был большой двор с гаражом в задней части, и это стало его новым автосервисом. На подъездной дорожке, во дворе и на улице у нас стояло минимум десять-пятнадцать автомобилей, нуждающихся в ремонте. Это были автомобили клиентов и старые драндулеты, которые Абель хранил, чтобы с ними возиться.

Однажды мы с Томом были у меня дома, и он рассказал Абелю о моей подружке, а Абель решил быть щедрым. Он сказал, что я могу взять автомобиль на выпускной вечер.

Одно время у нас была красная «Мазда», полный кусок дерьма, но на ходу. Я брал ее и раньше. Однако автомобилем, который я действительно хотел, был «БМВ» Абеля. Он был старый и битый, как «Мазда», но «БМВ» – это «БМВ». Я упрашивал его, чтобы он мне его дал.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, я могу взять «БМВ»?

– Никакого шанса.

– Пожалуйста. Это величайший момент моей жизни. Пожалуйста. Умоляю тебя.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Нет. Ты можешь взять «Мазду».

Вмешался Том, который всегда был ловкачом и переговорщиком.

– Братан Абель, – сказал он, – не думаю, что ты понимаешь. Если бы ты увидел девушку, с которой Тревор идет на выпускной вечер, ты бы понял, почему это так важно. Давай заключим сделку. Если мы приведем ее сюда и она окажется самой красивой девушкой, которую ты видел в своей жизни, ты разрешишь ему взять «БМВ».

Абель подумал над этим.

Buchas зарезервируют в магазине одну рубашку и будут семь месяцев выплачивать за нее. Они живут в сараях и носят итальянские кожаные туфли за несколько тысяч.

Интересные люди.

– Ладно. Заметано.

Мы отправились в дом Бабики, сказали ее родителям, что хотим встретиться с ней, и привели ее в мой дом. Потом мы привели ее в гараж, где работали Абель и его ребята. Мы с Томом подошли и познакомили их.

– Абель, это Бабики. Бабики, это Абель.

Абель широко улыбнулся, он был обаятелен, как всегда.

– Приятно познакомиться, – сказал он.

Они поговорили несколько минут. Том и Бабики ушли. Абель повернулся ко мне.

– Это та девушка?

– Да.

– Ты можешь взять «БМВ».

Теперь, когда у меня был автомобиль, мне отчаянно нужна была одежда. Я собирался выйти в свет с девушкой, которая действительно следовала моде, а у меня вся одежда была дерьмом, за исключением «тимберлендов». Выбор одежды у меня был ограниченным, потому что я привык покупать в магазинах, в которые мне разрешала ходить мама, а моя мама не видела смысла тратить деньги на одежду. Она приводила меня в какой-нибудь дешевый магазин и говорила, сколько денег мы можем потратить, и мне надо было выбрать что-нибудь, чтобы носить.

В то время я абсолютно не разбирался в одежде. Моим представлением о моде была одежда бренда «Powerhouse». Это была дрянная спортивная одежда того рода, что носят в Майами или на Венис-Бич – мешковатые треники и мешковатые футболки. Логотипом был мультяшный огромный бульдог-бодибилдер в облегающих солнечных очках, курящий сигару и играющий мускулами. На штанах он играл мускулами во всю длину ноги. На футболке он играл мускулами во всю грудь. На трусах он играл мускулами на мошонке.

Я думал, что «Powerhouse» – худшее, что есть в мире, в нем нельзя выглядеть презентабельно. Но у меня не было друзей, я любил собак, а мускулы были крутые – вот чем я руководствовался. Вся моя одежда была «Powerhouse», весь ассортимент, по пять одинаковых вещей пяти разных цветов. Это было легко. Брюки дополнялись верхом, так что я знал, как это сочетать.

Бонгани, мой второй помощник в бизнесе с компакт-дисками, узнал, что у меня появилась подружка, и решил, что его миссия – привести меня в божеский вид.

– Ты должен принарядиться, – сказал он. – Ты не можешь пойти на выпускной, выглядя так, как ты выглядишь. Для ее блага, не для своего. Пошли по магазинам.

Я пошел к маме и выпрашивал у нее деньги для того, чтобы купить что-нибудь на выпускной бал. Наконец, она сжалилась и дала мне 2000 рэндов, на один костюм. Это была самая крупная сумма, которую она давала мне на что-либо за всю мою жизнь. Я сказал Бонгани, сколько я могу потратить, и он сказал, что что-нибудь придумает. Искусство выглядеть богатым, сказал он мне, заключается в том, чтобы иметь одну дорогую вещь, а все остальные вещи могут быть базовыми, симпатичными и качественными. Красивая вещь привлечет всеобщее внимание, и я буду выглядеть так, словно потратил больше, чем на самом деле.

В моем представлении не было ничего круче, чем кожаные плащи, которые все носили в «Матрице». «Матрица» только вышла на экраны и была фильмом года. Я любил Нео. В душе я знал: я – Нео. Он умник. Он никуда не годен во всем, но в тайне он отчаянный супергерой. Все, в чем я нуждался, – лысый таинственный черный мужчина, который пришел бы в мою жизнь и показал мне путь. Теперь у меня был Бонгани, черный, с бритой головой, который говорил мне: «Ты можешь сделать это. Ты – тот самый». И я думал: «Да. Я знал это».

Я любил Нео. В душе я знал: я – Нео.

Он умник. Он никуда не годен во всем, но в тайне он отчаянный супергерой.

Все, в чем я нуждался, – лысый таинственный черный мужчина, который пришел бы в мою жизнь и показал мне путь.

Я сказал Бонгани, что хочу кожаный плащ, как носил Киану Ривз, черный, длиной до колен. Бонгани умерил мой пыл. «Нет, это не практично. Это классно, но ты никогда не сможешь надеть его снова». Он повел меня по магазинам, и мы купили черную кожанку длиной по щиколотку, которая сегодня выглядела бы смешно, но в то время, благодаря Нео, была очень классной. Она одна стоила 1200 рэндов. Потом мы дополнили наряд парой простых кожаных брюк, замшевыми туфлями с квадратными носками и кремово-белым вязаным свитером.

Как только мы приобрели наряд, Бонгани внимательно посмотрел на мои невероятные кудри. Я бесконечно пытался уложить идеальную прическу в африканском стиле Майкла Джексона 1970-х годов. Но то, что у меня получалось, больше напоминало Баквита[11]: растрепанные, не поддающиеся укладке волосы, словно стог травы поворошили граблями.

– Нам надо уложить эти чертовы волосы, – сказал Бонгани.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Это просто мои волосы.

– Нет, мы должны сделать что-нибудь.

Бонгани жил в Александре. Он притащил меня туда, и мы поговорили с какими-то девушками с его улицы, болтавшимися на углу.

– Что бы вы сделали с волосами этого парня? – спросил он их.

Девушки рассмотрели меня.

– У него слишком много волос, – сказала одна из них. – Почему он не заплетет их в косички?

– Черт, точно, – сказали они. – Отличная мысль!

– Что? Косички? Нет! – сказал я.

– Нет, нет, – ответили они. – Сделаем это.

Бонгани потащил меня в парикмахерскую вниз по улице. Мы вошли и сели. Женщина потрогала мои волосы, покачала головой и повернулась к Бонгани.

– Я не могу работать с этой овцой, – сказала она. – Вы должны с этим что-то сделать.

– Что нам надо сделать?

– Вам надо выпрямить их. Здесь я это сделать не смогу.

– Ладно.

Бонгани потащил меня во второй салон. Я сел в кресло, и женщина начала втирать в мои волосы какой-то кремообразный белый состав. Она была в резиновых перчатках, чтобы химическое средство для выпрямления волос не попало ей на кожу, и это было для меня первым намеком на то, что, возможно, это не такая уж хорошая идея. Когда мои волосы были полностью покрыты выпрямителем, она сказала: «Постарайся, чтобы он оставался на волосах как можно дольше. Ты можешь почувствовать жжение. Когда начнет жечь, скажи мне, и мы смоем это. Но чем дольше ты сможешь терпеть, тем прямее будут твои волосы».

Я хотел, чтобы все было, как надо, так что сидел в кресле и ждал. Ждал так долго, как только мог.

Я терпел слишком долго.

Она сказала, чтобы я позвал ее, когда начнет жечь. Ей надо было сказать мне, чтобы я позвал ее, когда начнет пощипывать, потому что к тому времени, когда по-настоящему начало жечь, средство уже сняло несколько слоев скальпа. Это уже было далеко не пощипывание, когда я начал паниковать: «Жжет! Жжет!» Она кинулась ко мне и начала смывать выпрямитель. Чего я не знал, так того, что химическое средство по-настоящему начинает жечь, когда его смывают. Мне казалось, что кто-то лил мне на голову жидкий огонь. Когда она закончила, на коже по всей голове были пятна химических ожогов.

Я был единственным мужчиной в салоне, все остальные были женщинами. Это была возможность узнать, что женщины регулярно переносят для того, чтобы хорошо выглядеть. «Зачем они вообще это делают? – думал я. – Это ужасно». Но это сработало. Мои волосы были абсолютно прямыми. Женщина уложила их назад, и я выглядел, как гей – гей по кличке Прилизанный.

Потом Бонгани потащил меня обратно в первый салон, и девушка согласилась заплести мои волосы в косички. Она работала медленно. Это заняло шесть часов. Наконец, она сказала: «Хорошо, можешь посмотреть в зеркало». Она повернула меня на кресле, я посмотрел в зеркало и… Я никогда не видел себя в таком виде. Это напоминало сцены гримирования в американских фильмах, когда берут придурковатого парня или девчонку, причесывают, переодевают, и гадкий утенок превращается в лебедя. Я был настолько убежден, что у меня никогда не будет подружки, что никогда не пытался выглядеть лучше, чтобы нравиться девушкам, так что даже не знал, что мог бы. Прическа была хороша. Моя кожа не была идеальной, но она стала лучше, угри превратились в обычные прыщи. Я выглядел… неплохо.

Я пошел домой, и мама завопила, когда я вошел в дверь.

– О-о-о-о-о-о-о! У меня появилась девчушка! Ты такой хорошенький! Они превратили моего мальчонку в хорошенькую девчушку!

– Мам! Ладно. Прекрати.

– Ты таким образом хочешь сказать мне, что ты – гей?

– Что? Нет. Почему ты так говоришь?

– Ты же знаешь, что, если да, то все в порядке.

– Нет, мама. Я не гей.

Всем в моей семье это понравилось. Все считали, что я замечательно выгляжу. Но мама дразнила меня, перемывая мне кости.

– Очень хорошо сделано, – говорила она, – но так ты слишком хорошенький. Ты выглядишь как девочка.

Выпускной вечер наконец-то наступил. Том пришел ко мне, чтобы помочь собраться. Прическа, одежда, все сочеталось отлично. Как только я был готов, мы пошли к Абелю, чтобы взять ключи от «БМВ», и это был момент, с которого весь вечер пошел наперекосяк.

Это был субботний вечер, конец недели, а это значило, что Абель пил со своими рабочими. Я подошел к его гаражу и, как только увидел его глаза, понял: он пьян в стельку. Черт. Когда Абель был пьян, он был совершенно другим человеком.

– А, ты выглядишь прекрасно! – сказал он с широкой улыбкой, оглядывая меня. – Куда собираешься?

– Куда я… Аби, я иду на выпускной бал.

– Здорово. Желаю повеселиться.

– Эм… я могу взять ключи?

– Ключи от чего?

– От автомобиля.

– Какого автомобиля?

– «БМВ». Ты обещал, что я смогу поехать на автомобиле на выпускной бал.

– Сначала купи мне пива, – сказал он.

Он дал мне ключи от своей машины, мы с Томом съездили в винный магазин. Я купил Абелю несколько упаковок пива, вернулся и отдал ему.

– Так, – сказал я, – а теперь я могу взять «БМВ»?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Это значит «нет». Машина нужна мне сегодня вечером.

– Но ты обещал. Ты сказал, что я смогу взять ее.

– Да, но мне нужна машина.

Я был сокрушен. Я сел там с Томом и упрашивал его почти полчаса.

– Пожалуйста.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Нет.

Наконец, мы поняли, что этого не случится. Мы взяли чертову «Мазду» и поехали к дому Бабики. Я приехал за ней на час позже. Она была очень рассержена. Тому пришлось идти в квартиру и уговаривать ее выйти. Наконец, она спустилась.

Она была еще великолепней, чем раньше, в потрясающем красном платье, но явно не в отличном настроении. Внутри себя я потихоньку начал паниковать, но улыбнулся и старался вести себя как можно более джентльменски, чтобы быть хорошей парой: придержал для нее дверь, сказал, что она прекрасно выглядит. Том и сестра попрощались с нами, и мы отправились.

Потом я заблудился. Выпускной бал проводился в каком-то клубе в какой-то части города, которую я не знал, и в какой-то момент я совершенно сбился с пути и не имел никакого представления, где нахожусь. Я около часа ездил кругами в темноте, поворачивая налево, поворачивая направо, вновь возвращаясь на то же место. Я все время был на сотовом телефоне, отчаянно названивал людям, пытаясь выяснить, где я нахожусь, пытаясь узнать направление. Бабики сидела рядом со мной и все время хранила гробовое молчание. Было ясно, что ни я, ни сам вечер ей абсолютно не нравились. Я терпел огромную неудачу. Я опоздал. Я не знал, куда еду. Я был худшим парнем в ее жизни.

Наконец, я выяснил, где нахожусь, и мы добрались на выпускной бал, опоздав почти на два часа. Я припарковался, выпрыгнул из машины и обежал машину вокруг к ее дверце. Когда я открыл дверцу, она осталась сидеть.

– Ты готова? – спросил я. – Пошли.

– Нет.

– Нет? Что… Что значит «нет»?

– Нет.

– Ладно… Но почему?

– Нет.

– Но нам надо идти внутрь. Выпускной бал внутри.

– Нет.

Я простоял там еще двадцать минут, пытаясь уговорить ее пойти внутрь, но она продолжала говорить «нет». Она не собиралась выходить из автомобиля.

Наконец, я сказал: «Ладно, я сейчас вернусь».

Я побежал внутрь и нашел Бонгани.

– Где ты был? – спросил он.

– Я здесь! Но моя подружка в автомобиле и не собирается идти.

– Что значит «не собирается идти»?

– Я не знаю, что происходит. Пожалуйста, помоги мне.

Мы вернулись на стоянку. Я подвел Бонгани к автомобилю, и в ту же секунду, как он ее увидел, он слетел с катушек. «Иисус на небесах! Это самая красивая женщина из всех, что я видел. Ты говорил, что она красивая, Тревор, но это сумасшествие». В момент он абсолютно забыл о том, что должен помочь мне с Бабики. Он повернулся и побежал обратно внутрь, зовя ребят: «Ребята! Вы должны это видеть! У Тревора есть подружка! И она красивая! Пошли!»

Двадцать парней выбежали на стоянку. Они столпились вокруг автомобиля. «Ого, вот так штучка!» «Парень, эта девушка приехала с Тревором?» Парни глазели на нее, как на животное в зоопарке. Они просили сфотографироваться с ней. Они звали других людей. «Это безумие! Посмотрите на подружку Тревора! Нет, нет, нет, вы должны пойти и увидеть!»

Я был раздавлен. Я четыре года проучился в старшей школе, осторожно избегая любых унижений, вызванных романтическими отношениями, а теперь, в ночь выпускного, в ночь всех ночей, мое унижение превратилось в арену – большую, чем само мероприятие. Тревор, непривлекательный клоун, вообразивший, что у него будет самая красивая девушка на выпускном вечере, потерпел крушение и горит, так что давайте все выйдем и посмотрим на это.

Бабики сидела на пассажирском сиденье, глядя прямо перед собой, отказываясь сдвинуться с места. Я был у автомобиля, утомленный, вышагивающий вокруг него. У одного из друзей была бутылка бренди, которую он протащил на выпускной. «Вот, – сказал он. – Глотни чуть-чуть». В тот момент для меня ничто не имело значения, так что я начал пить. Я облажался. Я не нравлюсь этой девушке. Вечер испорчен.

Было ясно, что ни я, ни сам вечер ей абсолютно не нравились.

Я терпел огромную неудачу. Я опоздал.

Я не знал, куда еду. Я был худшим парнем в ее жизни.

Большинство ребят постепенно вернулось внутрь. Я сидел на дороге, делал глотки из бутылки бренди, постепенно напиваясь. В какой-то момент Бонгани вернулся к автомобилю, чтобы в последний раз попытаться убедить Бабики пойти. Через минуту его голова показалась над автомобилем со смущенным видом.

– Эй, Тревор, – сказал он, – твоя подружка не говорит по-английски.

– Что?

– Твоя подружка. Она совсем не говорит по-английски.

– Это невозможно.

Я встал и подошел к автомобилю. Я задал ей вопрос по-английски, и она посмотрела на меня пустым взглядом.

Бонгани уставился на меня.

– Как ты мог не знать, что твоя подружка не говорит по-английски?

– Я… Я не знаю.

– Ты никогда не разговаривал с ней?

– Конечно, разговаривал… или подожди… Разговаривал?

Я начал вспоминать все те случаи, когда я был с Бабики, встречаясь с ней в ее квартире, проводя время с ее друзьями, представляя ее Абелю. Говорил ли я с ней тогда? Нет. Говорил ли я с ней тогда? Нет. Это напоминало сцену из «Бойцовского клуба», когда персонаж Эда Нортона вспоминает и осознает, что он и Брэд Питт никогда не были одновременно в одной и той же комнате с Хеленой Бонэм Картер. Он понимает, что все время бил сам себя. Он, Тайлер Дёрден. Я был так восхищен знакомством с Бабики, что в то время, которое мы проводили вместе, узнавая друг друга, мы на самом деле никогда не разговаривали друг с другом. Все всегда было через Тома.

Мой ум работал с языком так, что когда я слышал другие языки, то в уме переводил их на английский.

Мой ум хранил их на английском.

Когда бабушка и прабабушка истерически молились богу, и все это произносилось на коса, в моем уме это сохранилось на английском.

Я помню это как разговор на английском.

Чертов Том!..

Том обещал, что найдет мне красивую подружку для выпускного, но он не давал никаких обещаний насчет каких-либо других ее качеств. Когда бы мы ни были вместе, она говорила с Томом на педи, а Том говорил со мной на английском. Но она не говорила на английском, а я не говорил на педи. Я действительно никогда не слышал, чтобы она говорила на английском что-нибудь кроме «да», «нет», «привет», «пока». Да, именно: «да», «нет», «привет», «пока».

Бабики была такой застенчивой, что вообще мало разговаривала, а я настолько не умел общаться с женщинами, что не знал, как с ней разговаривать. У меня никогда не было девушки, я даже толком не знал, что означает «девушка». Кто-то дал мне в руки красивую женщину и сказал: «Она – твоя девушка». Я был загипнотизирован ее красотой и самой мыслью о ней. Мне и в голову не приходило, что стоило бы с ней поговорить. Обнаженные женщины на экране моего компьютера – я никогда не говорил с ними, не интересовался их мнением, не спрашивал об их чувствах. И я боялся, что открою рот и все испорчу. Так что я просто кивал и улыбался, а разговор поддерживал Том.

Все три старшие сестры Бабики говорили по-английски, ее младшая сестра Лерато тоже немного говорила. Так что, когда бы мы ни проводили время с Бабики, ее сестрами и друзьями, большая часть разговора шла на английском. В оставшейся части я не участвовал, и она велась на педи или сото, но для ЮАР это абсолютно нормально, так что я никогда не беспокоился. Главный смысл разговора мне кто-нибудь пересказывал на английском, и мне этого было достаточно для того, чтобы знать, о чем идет речь.

А мой ум работал с языком так, что когда я слышал другие языки, то в уме переводил их на английский. Мой ум хранил их на английском. Когда бабушка и прабабушка истерически молились богу, чтобы тот убил беса, нагадившего на пол в кухне, и все это произносилось на коса, в моем уме это сохранилось на английском. Я помню это как разговор на английском.

Так что когда бы я ни ложился спать, мечтая о Бабики и вспоминая о тех моментах, которые мы провели вместе, я чувствовал, что это происходило на английском, потому что именно так это запомнил. А Том никогда не давал понять, на каком языке она говорит или не говорит, потому что – какая разница? Он всего лишь хотел получить свои бесплатные компакт-диски и поладить с ее сестрой. Вот так и получилось, что я больше месяца встречался с девушкой, которою считал своей первой подружкой, ни разу с ней не поговорив.

Теперь весь вечер был испорчен, и я увидел это с ее точки зрения. Мне стало абсолютно ясно, почему она не захотела выходить из автомобиля. Во-первых, она, возможно, не хотела идти со мной на выпускной бал. Вероятно, она задолжала Тому, а Том ведь мог уболтать кого угодно на что угодно. Во-вторых, я заставил ее целый час сидеть и ждать меня, и она разозлилась. А когда она села в машину и мы впервые оказались наедине, она поняла, что я даже не могу поддерживать с ней разговор. Я возил ее по городу и заблудился в темноте – молодая девушка одна в автомобиле непонятно где, с каким-то странным парнем, без малейшего представления о том, куда я ее везу. Она наверняка испугалась. Потом мы приехали на выпускной бал, а она не говорит ни на одном языке, на которых говорят другие. Она никого не знала. Она не знала даже меня!

Мы с Бонгани стояли у автомобиля, уставившись друг на друга. Я не знал, что делать. Я пытался поговорить с ней на всех языках, которые знал. Ничего не работало. Она говорила только на педи. Я был в таком отчаянии, что попытался поговорить с ней при помощи жестикуляции.

– Пожалуйста. Ты. Я. Внутрь. Бал. Да?

– Нет.

– Внутрь. Бал. Пожалуйста!

– Нет.

Я спросил Бонгани, говорит ли он на педи. Он не говорил. Конечно, не говорил, Бонгани был зулусом. Зулусы знамениты в ЮАР тем, что не учат другие языки, потому что являются крупнейшей группой. «К черту всех остальных. Мы говорим на зулу».

Зулусы знамениты в ЮАР тем, что не учат другие языки, потому что являются крупнейшей группой. «К черту всех остальных.

Мы говорим на зулу».

Я побежал внутрь, на бал, и бегал кругами, ища кого-нибудь, кто говорил бы на педи и помог бы мне убедить ее пойти. «Ты говоришь на педи? Ты говоришь на педи? Ты говоришь на педи?» Никто не говорил на педи.

В итоге я так и не пошел на свой выпускной. Не считая тех трех минут, что я провел, бегая по залу в поисках кого-нибудь, говорящего на педи, я провел всю ночь на стоянке. Когда выпускной вечер закончился, я снова забрался в чертову «Мазду» и повез Бабики домой. Всю дорогу мы сидели в полнейшей неловкой тишине.

Я остановился перед ее многоэтажкой в Хиллброу, заглушил мотор и минуту посидел, пытаясь придумать вежливый и джентльменский способ закончить этот вечер. Потом, ни с того, ни с сего, она нагнулась ко мне и поцеловала.

Да, это был настоящий поцелуй, правильный поцелуй. Тот поцелуй, который заставил меня забыть обо всей этой кошмарной, только что случившейся катастрофе. Я был очень смущен. Я не знал, что от меня ожидается. Она села на место, я заглянул ей в глаза и подумал: «У меня нет ни малейших представлений о девушках».

Я вышел из машины, обогнул ее и открыл дверцу. Она подобрала платье, вышла и пошла к своему дому, а когда она повернулась, чтобы уйти, я напоследок помахал ей.

– Бай! Пока.

– Бай.