7–13 июня

Несправедливость огромна, как тайга, как звездное небо, – справедливость крохотна, как букашка, светлячок. В августе 1968 года в Чехословакию вошла армада танков – протестовать на Красную площадь вышли 7 человек. Герои всегда считанные, и каждый раз изумляешься, когда можно досчитать хотя бы до одного. В прошлом номере газеты наша колонка была посвящена книге «Козел отпущения», ее автор Жирар – эта самая единица. Он сражается ни больше ни меньше как с нашей цивилизацией, с основами общественного уклада, со всеми, кто их принимает, культивирует, кто скрепляет их собою. Со всеми нами. Один из самых известных современных философов, он известен именно как единица, одиночка.

Издательство «Логос» выпустило книжку «Путеводитель переговорщика (майор Измайлов, verbatim)». Вербатим значит «дословно». У Вячеслава Измайлова, военного обозревателя «Новой газеты», на рубеже 2009–2010 гг. взяли серию интервью, они сошлись в целое, в захватывающий рассказ. Измайлов рассказывает, вот уж безыскусно, не художественно. Интонации речи отчетливы, кажется даже, что слышен голос. В то же время это книга, с сюжетом, композицией, с десятками ярких персонажей. Автор и есть ее главный герой, но главный герой гораздо больше, чем автор, авторство для него – одно из проявлений, отнюдь не первое. Хотя рассказчик он талантливый.

Это книга приключенческая, но прежде всего мировоззренческая. У приключений, увы, плохой конец много чаще, чем хороший. Зато мировоззрение не подкачало. По той уникальной причине, что оно не в разладе с совестью. Совесть его и сформировала. Оно стоит на том, что люди вокруг тебя такие же, как ты. Одни в худшем, чем ты, положении, другие в лучшем. Которые в худшем, нуждаются в помощи; которые в лучшем, не вызывают зависти. Всё.

Мы все придерживаемся той или другой морали, жизненной философии. У нас есть принципы, критерии, установки. Убийца, мародер, насильник – преступники, негодяи, для порядочного человека контакт с ними невозможен. А мы порядочные, не так ли, мы всецело с теми, кого они режут, грабят, мучают. Мы хотели бы их спасти, поддержать. Но если это намерение существует не только в нашем воображении, а и в реальном пространстве, нам придется запачкаться об этих злодеев. Добиваться встречи с ними, просить их о снисхождении к жертвам, предлагать им взамен что-то, что их заинтересует. Мы?! С этими подонками?!! Никогда!!! Я таким руки не подаю, чай с ними пить не сажусь… А без руки, без чаю, они на тебя и смотреть не станут, разве что кокнут мимоходом… Пусть умру, но до них не опущусь… Ты умрешь, это ладно, но ведь и те умрут. Которых ты собирался спасти.

Таковы мы. Однако не Измайлов. Странная вещь, в той же степени, что с порядочными, он действительно имеет дело с дурными и дрянными людьми, с мерзавцами, уголовниками, но это его не пачкает. Может быть, потому, что на нем не белые одежды, а гимнастерка, боевой камуфляж, шинель. Он армейский офицер. Сперва капитан, на афганской войне. Где критерии другие и принципы неприменимы. Установок две: первая – выполнить приказ, вторая – выжить. Не за счет других. То есть одна не совместима с другой. Например: в его роте есть солдат, молоденький, толку никакого, сплошные нарекания. И им вдвоем надо вывести военную машину из-под обстрела. Жестокого, один на их глазах уже убит. И этот никуда не годный малый, который даже не знает, как включается задняя скорость, бежит к машине и – проезжает. С того дня никаких между ними конфликтов, хотя оснований меньше не стало.

Потом Измайлова переводят в военкомат, он отвечает за призыв в армию. И тут чеченская война. Ребята, которых он призывал, начали погибать. Он сказал – себе и через газеты людям: «В этом преступлении я не должен участвовать». И стал увольняться из вооруженных сил. Его вызвало начальство, но времена были не нынешние, никто не угрожал, даже не ругался, предложили: у нас есть другие места, не военкомат. Он сказал: Чечня. Куда я отправлял призывников. Приехав, он повел себя так же. Командующий округом говорил во всеуслышание: «Такой майор нам не нужен». Потому что там дело шло уже не о несправедливости, а о узаконенном беззаконии. Федералы и боевики убивали людей по своему усмотрению. От боевиков надо было получить раненных солдат и тела убитых. Он поехал к ним на бэтээре, сверху, и фуражку снял – чтобы видели, что он в их руках. Один прицелился, командир сказал: «В этого лысого майора не стрелять». Он вывез раненых. В другой раз убитых, чеченцы помогали открывать могилы и нести.

Потом пошли месяцы обмена пленными. Сперва требовалось узнать, кто с обеих сторон в плену жив, а кто пропал, умер. Все это во враждебном окружении, с помощью от начальства, мягко говоря, условной, каждую минуту неизвестно на чьей мушке. Большую часть суток в темноте, по местности, непонятно кому принадлежащей, по дорогам неразведанным. А потом начались годы освобождения заложников.

Заложников похищали повсюду. В Москве, в провинции, не говоря уже о самом Кавказе. Одно время, по словам Измайлова, это был «бюджетообразующий» промысел Чечни. Журналист брал интервью у Басаева, после чего помощник Басаева увозил журналиста в зиндан. Выкуп назначался умопомрачительный, произвольный: 5 миллионов долларов – потом могли согласиться и на 50 тысяч, в особых случаях и так отдать. Через некоторое время пришли к новой системе отношений: мы тебе такого-то и такого-то, а ты нам в обмен нашего, арестованного вашими. Не важно, за что: за нападение на блокпост или за ограбление на московской улице.

И вот тут я хочу сказать, что? в этой книге главное. Измайлов принимает действительность такой, какая она есть. Он сталкивается с человеческим родом в худших его проявлениях и в лучших. Показывает степень низости одних и высоты других. Но не характеризует вторых как светлых личностей, а первых как подлецов. Просто жизнь состоит из тех и этих, в нерасторжимой смеси. Если нужно освободить мальчика, которому в погребе отрезают пальцы, чтобы отец поторопился с выкупом, то это необходимо сделать как можно быстрее. И не сосредотачиваться на том, что его тюремщик, как выясняется, не чеченец, а русский обыватель из Пензы, и мальчик не русский, а израильтянин.