Предисловие: Мозоль на правом среднем

Кисть моей левой руки практически безупречна: пальцы тонкие и стройные — хоть на рояле играть, хоть в нейрохирургию. А вот с правой рукой есть проблемы. Прошлым летом, барахтаясь с детьми в гроте на острове Гозо, близ Мальты, я здорово треснулся мизинцем о скалу, и с тех пор его заметно скрючило. И на крайней фаланге среднего пальца с левой стороны имеется довольно массивное утолщение. Это мозоль. Имеет она стопроцентно трудовое происхождение и создавалась, в отличие от мальтийской загогулины, постепенно и долго. Дело в том, что я не умею печатать, и все мои тексты — многие сотни статей, колонок, заметок и несколько книг — все писаны от руки. Отсюда и эта блямба — фактически годами наработанный естественный упор для удобства держания в руке шариковой ручки. Историю рождения, формирования и расцвета моего мозольного промысла и излагает предлагаемая вам книга.

В сентябре 1967 года в так называемой Советской школе на Панкраце, в Праге, начал выходить рукописный журнал «New Diamond». Выпускали его наша главная школьная бит-группа «The Whirlwinds» (там играли трое русских — Саша Костенко, Коля Борисов и Толик Соколовский; двое югославов — Дарко и Ивица; поляк Ярек и еще один венгерский парень, забыл, как звали; все — восьмиклассники) и специальный корреспондент McHolden. МакХолден — это был я, ученик 6-го класса. Назвал я так себя в честь, естественно, Холдена Колфилда, героя моей самой любимой в то время книжки «Над пропастью во ржи». На первой странице первого номера имеется моя первая рецензия — на свежий альбом Beatles «Сержант Пеппер»… Всего вышло около сорока (!) номеров «New Diamond», а потом, весной 1968-го, мы уехали из Праги в Москву, и в моей журналистской практике наступил перерыв.

Осенью 1972 года мы с другом Сашей Костенко (тем самым, из «The Whirlwinds») начали вести дискотеку — первую в Москве, скорее всего и в России, и, возможно, во всем СССР[1].

Устроен этот суперэкзотический досуг был в главном здании МГУ на Ленинских горах, в студенческом кафе Б-4 «Набла». Идя навстречу пожеланиям учащихся, мы изобрели и новый дискотечный формат: танцы под новейшие рок-хиты шли вторым номером, а вначале проводилась часовая лекция, где я рассказывал историю своих любимых групп, сопровождая речь музыкальными примерами, а еще один наш друг, фотограф Петя Микитюк, показывал в это время слайды, переснятые из иностранных журналов и с обложек альбомов. Как сейчас помню, первыми в серии были «Jethro Tull», а за ними покатились «King Crimson», Фрэнк Заппа, «Velvet Underground», «Pink Floyd»… Платили нам за дискотеку 25 рублей; из них 10–15 стоила аренда аппаратуры (брали у «Машины времени» или «Удачного приобретения»), пятерка уходила на такси, а на оставшееся закупался алкоголь — обычно вермут «Букет Молдавии», который предпочитали наши изысканные подруги.

Дискотека имела успех в просвещенных кругах, и однажды, уже на излете ее существования, осенью 1974-го, туда нагрянула одна дама по имени Ира Куликова. Она была аспиранткой в каком-то гуманитарном НИИ (по-моему, «Международного рабочего движения»…) и писала там диссертацию про идеологические аспекты западной рок-музыки. Моя лекция произвела на нее впечатление, и она сказала, что я — тот человек, который нужен журналу «Ровесник», где ищут кого-нибудь, кто мог бы писать статьи о популярных зарубежных артистах, а найти не могут. Я слыхом не слыхивал о журнале «Ровесник», поскольку с советской прессой вообще был мало знаком, но на всякий случай пошел с Куликовой в редакцию — благо находилась она на Патриарших, где у меня жило много друзей. Там, на первом этаже полуторавекового особняка, меня представили Наталье Рудницкой

Вообще мне кажется, что роль внешности в истории сильно недооценена. Скажем, я, как и миллионы других, очень люблю Че Гевару — по совокупности причин, разумеется. Но мне страшно подумать, что было бы, если бы этот великий революционер-романтик был наделен природой не своими божественными чертами, а какой-нибудь гнусной харей вроде Ясера Арафата… Ужас!.. Короче, Наталья Рудницкая мне очень понравилась с первого взгляда. Сиди на ее месте какой-нибудь комсомольский хлыщ или блеклая бабуся, я, заслышав разговоры о «контрпропаганде» и прочих «идеологических сверхзадачах», скорее всего развернулся бы и ушел. Но мне очень захотелось продолжить общение и углубить отношения с красивой молодой женщиной… Так я, студент-экономист, стал журналистом и «музыкальным критиком». Первая статья в «Ровеснике» вышла весной следующего (1975-го) года. Что сделал с гонораром — не помню. Вероятнее всего, купил какой-нибудь диск или два, а остатки проел-пропил в любимом ресторане «Пекин» с друзьями и подругами. Мне еще не было двадцати.

* * *

Я назвал эту книгу «Гремучие скелеты в шкафу» главным образом потому, что мне нравится это словосочетание. Особенно хорошо звучит по-английски: «Rattling Skeletons in The Closet». Подходящее название для какой-нибудь гаражной трэш-группы. Я этот стиль всегда любил. Кроме того, мои старинные статьи (в основном в рукописном виде) действительно хранились в шкафу, в картонном ящике. Большую часть из них (да, далеко не все…) я оттуда извлек и включил в этот сборник. Скелетов получилось ровно два — по одному на том: сочинения о западной поп-музыке и сочинения о русском/советском роке. С бонусами.

У выражения «скелет в шкафу» есть еще одно — идиоматическое — значение. А именно: давний, тщательно скрываемый секрет. Такие скелетики у меня, может быть, тоже есть — но они, скорее, из шкафа с грязным бельем частной жизни. Что до профессиональной деятельности, то, возможно, нынешнюю молодежь многое в моих архивных статьях и шокирует. Лично меня — ни фига! Так же, как в случае с «BACK IN THE USSR», я намеренно абсолютно ничего не изменил в рукописях — хотя, скажу по правде, иногда руки чесались… Я оставил и дубово-номенклатурный стиль, и брань в адрес загнивающей западной культуры, и оды победоносной перестройке. Пусть все будет по-честному! Поскольку, на самом деле, ПО-ЧЕСТНОМУ ВСЕ И БЫЛО. Я, конечно, должен был как-то приноравливаться, стилистически и лексически, к требованиям совковой редактуры, но — клянусь! — я ни разу не соврал, не написал того, чего не думал и во что не верил. Скажем, самая популярная из предъявляемых мне претензий — что я зачморил «великую» группу «Queen». Могу сказать, что идеология и «политический заказ» туг абсолютно ни при чем: я всегда (и сейчас в том числе) терпеть не мог «Queen» и их гуттаперчевого соловья, и писал совершенно искренне. Ломают, конечно, чудовищно казенный стиль и реверансы в сторону комсомола в статьях о рок-клубах и рок-фестивапях восьмидесятых — однако это, как нетрудно догадаться, формулировалось исключительно в поддержку и во спасение моих «подпольных» подопечных. Оптимистичный пафос раннегорбачевского периода, опять же, был стопроцентно искренним: заря «перестройки и гласности» вообще была единственным и недолгим (к сожалению) периодом всей моей жизни, когда мой личный вектор более или менее совпадал с вектором развития всей страны… И последнее в этой связи: я «левак» по воспитанию и никогда не любил попсу (в смысле «культурный ширпотреб») — не только нашу, но и западную. Поэтому слова «буржуазный» и «коммерческий» я употреблял в ругательном смысле не в целях ебаной «контрпропаганды», а по велению сердца. Сейчас, правда, я и сам порядком обуржуазился, поэтому стал не таким оголтелым и, что называется, «различаю нюансы».

Насчет «сейчас» вообще вопрос отдельный. Если с честностью и прозрачностью моего наследия мне все ясно, то по поводу его актуальности и употре-бимости в сегодняшней жизни я могу только развести руками. И трусливо кивнуть на издательство «Амфора». Это все они затеяли! Объективно говоря, мне представляется, что многие материалы из первой («западной») части имеют познавательную ценность. Это, конечно, не всесторонние книги-монографии, но и не куцые, выхолощенные заметки из расплодившихся энциклопедий. Что до второй («советской») части, то это — даже в большей степени, чем «BACK IN THE USSR» — сборник автобиографических документов. Что-то вроде истории очарования, одержимой активности и постепенного выпадания одного молодого человека из некоей парадигмы… Боюсь, моих собственных метаний и всяческих «оргвопросов» там гораздо больше, чем рассказа о любимых артистах. Впрочем, на эту тему есть другая книга, «Тусовка», и я надеюсь, что она тоже когда-нибудь выйдет на русском.

В заключение могу сообщить, что мозоль на среднем пальце, которую я, бывало, натирал до боли, сейчас стала маленькой, аккуратной и уже много лет меня не беспокоит.

Как шрам повзрослевшего Гарри Поттера.