Эмануил ШТЕЙН (США) КЕНТАВРОВЫ ШАХМАТЫ

Эмануил ШТЕЙН (США) КЕНТАВРОВЫ ШАХМАТЫ

...Когда потухли прожекторы в Центре конгрессов в Багио, все вздохнули с облегчением — атмосфера нервного шока, крайне далекая от спорта, измотала не только участников поединка, но и зрителей, и журналистов, и организаторов. Противники нарочито демонстрировали свою неприязнь друг к другу, «запрещенные приемы» сменялись как в калейдоскопе; тандем Зухарь — Карпов блестяще использовал преклонение Корчного перед астрологическими коллизиями и силой гипноза. Для Корчного филиппинское «противостояние» было, быть может, матчем последней надежды, который должен был наконец ликвидировать комплекс «страшного Виктора» и из «вечно второго» перевести его в желанные первые. Была это и борьба против шахматного истеблишмента батуринских, котовых, рошалей. Матч этот, наконец, был для претендента той амбразурой дзота, закрыв которую, он мог бы вырвать у «серых» заложников — свою семью.

Задача Карпова была, пожалуй, не менее сложной. Он «воевал» и за себя, и за родных, и за свое возвращение домой, и за право оставаться в номенклатуре (нетрудно себе представить, что в случае проигрыша положение чемпиона было бы намного хуже того, в котором оказался Спасский, уступивший Фишеру). Отступать ему было некуда...

Эти доминанты и привели к тому, что в Багио честнейшая из игр лишилась своей многовековой нравственности, переродившись в циничные «кентавровы» шахматы со своей глади-аторской шкалой ценностей, при которой конфликт неминуемо кончается трагедией... Эти новые шахматы соединили в себе Глубину мысли с отсутствием элементарного благонравия, т°варищество с предательством, гангстерство с пресловутым Детантом. Лапидарная суть этих шахмат может быть скорее Всего определена не как, а для чего играют гроссмейстеры, то есть — «цель оправдывает средства». Борис Спасский, ведя в матче с Робертом Фишером со счетом 2:0, имел моральное право покинуть поле боя, но он предпочел спортивную схватку до конца. Было это всего лишь семь лет назад, теперь же рыцарство в мировых шахматах вызывает в лучшем случае ироническую улыбку. Деградация этических принципов шахмат подытожена Карповым в «трех основных частях» — «я ненавижу Корчного!» И борьба за циничную «кентаврову» шахматную истину ведется всеми силами; истина эта не в вине, а в «сухом» очке, которое цековские алхимики превращают в награды, деньги, жизнь...

Даже филиппинская природа возмутилась крушением канонов шахматного братства, сопровождая матч в Багио зловещим аккомпанементом. Вулкан Булосан, расположенный в центральной части архипелага, извергал лаву, а на севере страны пронесся тайфун, который повлек за собой человеческие жертвы.

Шахматный спектакль, поставленный на сцене Центра конгрессов в Багио, был обставлен небывалой психологической бутафорией. Ее составили тренерский коллектив Карпова, временами достигавший тридцати человек, «Интернационал», по воле «хозяев поля» ставший гимном СССР, «мебельная война» и очки претендента, йогурт Карпова и государственное таможенное управление, «война штандартов» и два члена индийской секты «Ананда Марга». «Примадонной» же этого шахматного бенефиса стал советский парапсихолог Владимир Зухарь.

Не будем, однако, спешить отдавать приоритет в психологических изысканиях кентавру Зухарь — Карпов. Пионером психологической окраски шахмат, скорее новатором в постижении их метафизической сути, стал русский гений Александр Алехин. Правда, его первые опыты на этом поприще по сравнению с нынешними «достижениями» кажутся игрушками для детей дошкольного возраста. В 1935 году он заставлял своего сиамского кота обнюхивать доску и фигуры перед очередными партиями с голландцем Максом Эйве. Алехину метафизика, кстати, не помогла, он уступил тогда звание сильнейшего, а через два года, отказавшись от психологических трюкачеств, с честью вернул себе чемпионские доспехи.

Психологическая стратегия поединка в Багио предполагала целый ряд предматчевых демаршей. Первой начала «артподготовку» армия Карпова. Советская делегация воспротивилась тому, чтобы Корчной выступал под швейцарским вымпелом — под флагом страны, в которой он проживает. Правда, в течение всего матча претендент демонстративно носил на отвороте пиджака эмблему Швейцарии. Однако не «флаговая» баталия явилась решающим достижением советской стороны в предматчевый период: более значимым успехом был практический переход в лагерь Карпова главного организатора чемпионата Флоренсио Кампоманеса.

Устроитель шахматного сражения — это громадная, зачастую и решающая сила. Он создает «антураж» поединка, может непрерывно подчеркивать, что не он для игроков, а они для него; если необходимо, ввести электронное подслушивание. Советскую делегацию Кампоманес встретил в манильском (точнее, еще в токийском! — Ред.) аэропорту и вместе с ней прибыл в Багио. Корчного же никто не встречал.. В связи с матчем на звание чемпиона мира правительство Филиппин открыло границы для всех шахматных болельщиков, предоставив им возможность быть в стране без визы в течение 59 дней. По сравнению с «олимпийской» политикой СССР — это зеленые пальмы демократии, но... Задолго до первого хода в сражении таможенное управление страны задержало книгу Корчного «Шахматы — моя жизнь». Автобиография гроссмейстера была издана по-английски, в течение всего матча Кампоманес продержал книгу на границе, в продажу она поступила уже после матча.

На книжный «ход» претендента издательство «Физкультура и спорт» ответило тем же. В канун встречи Корчной — Карпов оно выпустило книгу последнего: «Избранные партии 1969—1977». Произведение чемпиона мира начинается такой преамбулой: «Всесоюзному Ленинскому Коммунистическому Союзу Молодежи, пребывание в рядах которого помогло формированию моего общественного сознания, становлению характера и стремлению к высоким целям, посвящаю». Даже друг и учитель всех шахматистов мира, великий языковед не требовал от своих верноподданных таких панегириков...

С самого начала разгорелся бой вокруг советской «новинки» — парапсихолога В. Зухаря. Он не только занимал одно из Центральных мест в первых рядах кресел, но и был тенью Карпова, всюду сопровождая шахматиста... Советский парапсихолог до и во время Багио выполнял историческую миссию (без йоты иронии): для народа он лепил национального кумира, для партии же стремился вывести на подмостки сцены богатыря, но вскормленного не «молоком дикого зверя», а замещенного на самых чистых, номенклатурных дрожжах. Именно Карпов, с помощью Зухаря, должен был заполнить тот духовно-престижный вакуум, который образовался в советской шахматной жизни после проигрыша русского Спасского «бруклинскому мальчику» Бобби...

17 октября 1978 года Анатолий Карпов выиграл 32-ю, последнюю партию и с нею, со счетом 6:5, и весь матч. За *одом этого важнейшего поединка из четвертого ряда наблюдал В. Зухарь. Чемпионские лавры остались в Советском Со-*°3е> а грудь гроссмейстера украсил орден Трудового Красного

Знамени. Чествование национального героя превзошло все ожидания; однако, думается мне, знает Карпов — сегодня он полубог, а завтра жертва, которую не спасет даже умение вести нешахматную борьбу за «выживание». Расставим знаки препинания: при счете в матче 5:5 гроссмейстер Суэтин по поручению высших инстанций вел подготовку общественного мнения, что Карпов — это разухабистый мальчишка и крайне опрометчиво подошел к вопросу формирования своего тренерского состава, не хватает ему выдержки и вообще под-учиться не мешает. Победная партия Карпова автоматически свернула эту акцию.

В. Батуринский: «Спустя десять лет М. Таль, выступая в Останкинской телевизионной студии и вспоминая накал страстей тех дней, между прочим сказал:

— Мы не могли себе представить последствия, если чемпионом станет не советский, а антисоветский шахматист. Не исключено было, что в этом случае шахматы будут объявлены лженаукой» («Страницы шахматной жизни», 2-е изд., 1990).

Филиппинский матч заметно обогатил теорию шахматной игры, однако он превзошел все известные рекорды по количеству ляпсусов, психологической фантасмагории. Бесспорно одно: поединок в Багио придал блеск российской словесности, пополнив ее эпистолярные сокровища. За две тысячи лет истории прекраснейшей из игр не было ни одной книги, которая начиналась бы телеграммой и краткой эпистолой бы заканчивалась. Книга «Девятая вертикаль», в которой вместо фамилий авторов? автора? стоит: «Ленинскому комсомолу — в год его 60-летия», на своей первой же странице знакомит читателя с обращением Л, Брежнева к А. Карпову. Венчает издание ответ чемпиона, из которого мы узнаём, что «матч на звание чемпиона мира по шахматам закончился нашей (курсив мой.— Э. Ш.) победой». Возможно, что «наша» и означает — не миновать Леониду Ильичу гроссмейстерских регалий...

Благодаря матчу самый что ни на есть рядовой советский читатель получил возможность ознакомиться с... «Новым русским словом», газетой, вот уже 69 лет издающейся в Нью-Иорке. Главный специалист по эмигрантским делам Л. Колосов (сотрудник первого Главного управления КГБ, ныне подполковник.— Ред.) опубликовал в московской «Неделе» статью «За кулисами Багио». Хоть и с ужасными передержками, он все же вмонтировал в свой опус 23 строчки из интервью Корчного в «Новом русском слове». Такого ценного пропагандиста, как Л. Колосов, зарубежная русская журналистика еще не имела...

Сразу после финала в Багио соперники перелетели в Буэнос-Айрес, где в то время стартовала Всемирная шахматная Олимпиада. Советская команда крайне нуждалась в помощи своего лидера и его тренера, экс-чемпиона мира Михаила Таля. Бои на Филиппинах их настолько измотали, что вновь сесть за доску было выше их сил. Корчной же возглавил швейцарцев и не только принес своей команде 9 очков из 11 возможных, но и стал победителем на первой доске. Успех эТОт автоматически сделал его героем Олимпиады. Второй щахматист мира так объяснил свое аргентинское достижение: «Матч с Карповым — это были не шахматы, а черт знает что! Я истосковался по нормальной игре — без Зухаря и агентов КГБ, держащих палец на курке, пока ты думаешь над ходом. ц потому через 12 дней после матча я приступил к шахматной игре и убедил мир и убедился сам, что играю неплохо!»

Убедил мир Корчной и в беззаветной преданности своему искусству. Сборная СССР впервые проиграла Всемирную олимпиаду, пропустив вперед напористых венгров. Но если бы не гроссмейстер-невозвращенец, быть бы советским спортсменам на третьем месте. В последнем туре Америка сыграла со Швейцарией вничью — 2:2, на первой доске Корчной победил Кавалека. Проиграй претендент эту партию (как минимум, дележ первого места на доске лидеров ему в это время был обеспечен), команда СССР, при равенстве очков с американцами, откатывалась бы назад. Спортивная честность Корчного оказалась превыше всего, и советские шахматисты избежали худшего...

За Багио, Буэнос-Айресом наступает Барселона. Двенадцать лет тому назад шахматы сроднились с кино, два вида искусства стали своеобразными побратимами. С 1967 года игра тысячелетий получила равные права с экраном — своего «Оскара». Пять последних лет серебряная статуэтка девушки, символизирующая столицу Каталонии, находилась в руках победителя, чемпиона мира. 6 февраля 1979 года 64 журналиста из 22 стран мира, входящих в Международную ассоциацию журналистов, пишущих на шахматные темы, присудили пальму первенства Виктору Корчному. Анатолий Карпов занял следующую ступеньку почета.

Разъяренный такими «вольностями дворянства», шахматный кентавр ринулся в бой. Его действия отличали целеустремленность и настойчивость. Кого нужно, Советская шахматная федерация купила, кого можно было запутать — запугала, и Корчной оказался почти в полной изоляции, его не пригласили на крупнейшие турниры наших дней — в Вейк-ан-Зее, Мюнxне, Монреале. От таких «шахов»-ударов спастись крайне трудно, хотя их значительно легче перенести, чем те преследования и унижения, которым подвергаются в Ленинграде заложники — Белла Корчная и ее сын Игорь.

На шахматном небосводе заблистала новая яркая звезда:

15-летний бакинский школьник Гарик. Советский истеблишмент сразу же завладел им, предложив мальчику Вайнштейну более благозвучное имя — Каспаров. Первая сдача еще не окрепшего художника состоялась. Гениальный Борис Спасский куплен и раздавлен ежемесячными советскими подачками. Кто следующая жертва? Неужели Корчному воевать в одиночку? Неужели кентавр всесилен?

Из журнала «Континент» (Париж) № 21, 1979