«Королевские тигры» в танковых сражениях в Померании
«Королевские тигры» в танковых сражениях в Померании
Фриц Кауэрауф, унтерштурмфюрер СС, командир экипажа 503-го тяжелого танкового батальона СС
«7 февраля, пройдя курсы подготовки командиров роты, я переправился через Одер по единственной все еще открытой переправе у Штеттина[21] и через Штаргард[22] прибыл в Цахан.[23] Там я связался по радио со своей частью, окруженной в Арнсвальде. Я получил приказ принять три боеспособных «королевских тигра» из семи, находившихся в ремонтной мастерской в Штаргарде, и прорываться в Арнсвальде через Рец.[24]
Ночью мы приняли три готовых танка и отправились в сторону Реца. Мы уже приближались к Рецу, уже захваченному противником, когда командование корпуса развернуло нас в сторону Якобсхагена.[25] По имевшимся сведениям, русские уже двигались к Балтийскому морю, угрожая отрезать толпы беженцев, стремившихся из Померании в направлении Штеттина. Еще затемно мы прибыли на командный пункт 1-го батальона танкового полка СС «Герман фон Зальца» дивизии «Нордланд».
На рассвете 8 февраля 1945 года я, Фриц Кауэрауф, 22-летний унтерштурмфюрер 503-го тяжелого танкового батальона СС (батальона «королевских тигров» III (германского) танкового корпуса СС), на КП танкового батальона полка «Герман фон Зальца» получил приказ явиться к его командиру, оберштурмфюреру Паулю-Альберту (Петеру) Каушу. «Возьмите один «королевский тигр» и три штурмовых орудия оберштурмфюрера Вильда и отправляйтесь с ними по мосту через Ину в Цигенхаген[26] и Кляйн-Зильбер,[27] чтобы остановить предполагаемое наступление русских!»
Отдав приказ, Кауш вышел вместе со мной на улицу и представил меня оберштурмфюреру Вильду. Потом он попрощался, пожелав нам успеха в выполнении задания.
Я принял командование «королевским тигром» и экипажем унтершарфюрера Линдля, с которым мы были хорошо знакомы. Линдль проделал часть пути вместе с нами, но потом пришлось его оставить.
От командного пункта, расположенного южнее от Якобсхагена за холмами к западу от реки Ина, мы отправились к этим холмам. В ярком свете дня перед нами открылась пугающая картина. Мы увидели бесконечные колонны русских, наступавшие через гряду холмов восточнее Ины, протянувшись от юга до севера. Здесь были танки, артиллерия, машины всех типов. Часть артиллерии была даже на конной тяге. Обершарфюрер Вильд, направленный в мое распоряжение как специалист по танковым атакам, получивший в Курляндии в 1944 году Рыцарский крест из рук самого генерал-фельдмаршала Моделя, согласился со мной — нужно что-то делать, поскольку «если они продолжат наступление, они выйдут к Балтике и могут отрезать наши войска, отходящие из Курляндии», которые еще не были полностью переброшены в Штеттин. Поскольку наших четырех танков было явно слишком мало, учитывая подавляющее численное превосходство противника, я отправил Вильда в тыл за подкреплениями. Ему быстро удалось привести еще два «королевских тигра» под командованием оберштурмфюрера Каеса и около десятка самоходок из 1-го танкового батальона СС «Герман фон Зальца» с ротой парашютистов. С этими силами, к которым также присоединились самоходки 11-го батальона САУ («Нордланд») под командованием штурмбаннфюрера Шульц-Штреека, около полудня мы двинулись в направлении Цигенхагена. Нам пришлось остановиться еще до реки, чтобы уничтожить противотанковые позиции на окраине Цигенхагена. Парашютисты наступали по обе стороны от дороги по маленькому мостику через Ину к Цигенхагену.
Мы двинулись следом за ними. В голове колонны шли две самоходки, за ними — наши «королевские тигры». Пройдя по мосту, мы вошли в Цигенхаген вместе с парашютистами. Начались бои за каждый дом, но мы смогли довольно быстро пройти до поворота налево и дальше до поворота направо. Здесь обе головные самоходки остановились под огнем противотанковой артиллерии. Огонь вела противотанковая пушка у церкви с дистанции 150–200 метров. В этом месте дорога, по которой мы двигались, выходила к дороге, по которой советские войска наступали на Гросс-Зильбер.[28] Завязалась перестрелка между двумя самоходками и противотанковой пушкой, но никто не мог попасть в цель из-за дорожной насыпи. Снаряды уходили в стороны. Атака остановилась.
Учитывая ситуацию, решение о продолжении атаки с высоты «королевского тигра» предстояло принимать мне.
Я попросил командира самоходок сообщить, где находится вражеское орудие, а потом, воспользовавшись паузой в перестрелке, мы быстро выехали из-за угла и подбили захваченное врасплох русское орудие фугасным снарядом. Мы тут же продолжили атаку. За нами двигались два «королевских тигра» Каеса и штурмовые орудия Вильда. Успех операции зависел только от нас. Но мы снова остановились: поперек дороги, между двумя домами была видна цепочка мин. Русские вели ураганный огонь из винтовок. Это сразу же становилось заметно, стоило только открыть люк, чтобы выкинуть стреляные гильзы. Парашютисты пробивались по улице к нашей позиции от дома к дому, пока мы прикрывали друг друга. Сам город еще оставался в руках русских.
Моя просьба прислать саперов для разминирования осталась без ответа. Наконец я получил приказ вылезти из танка и убрать мины самостоятельно. Приказать-то было легко, а вот подумать о том, как это сделать, никто не догадался. Но помощь пришла в лице незнакомого товарища в парадной форме, вероятно, возвращавшегося из госпиталя после ранения. Он пробежал мимо нашего танка и укрылся в доме справа от минного заграждения. В руках у него был вещмешок, набитый взрывчаткой. Это казалось невозможным, но, выскакивая из дома и забегая обратно, он уничтожил все мины, ставя на них гранаты или подрывные заряды. Всего мин было от пяти до десяти. Это был великолепный подвиг, который навсегда останется в памяти очевидцев.
Этот незнакомый унтерштурмфюрер, которого мы изо всех сил прикрывали огнем пулеметов, сделал еще одну вещь, оказавшую огромное влияние на ход нашей атаки. Он обнаружил угрозу танку за домом и привлек наше внимание, отчаянно жестикулируя и указывая рукой в сторону улицы и перекрестка. Я приказал заряжающему Тушкевичу заменить снаряд. Он вытащил из пушки длинный 120-мм фугасный снаряд и заменил его противотанковым. К счастью для нас, только в этот момент примерно на середине высоты дома появился дульный тормоз, который мог принадлежать только ИСу, и гигантский русский танк оказался в каких-то пятидесяти метрах от нас. «Прямо по курсу… Противотанковым… Дистанция 50… Цель — «Иосиф Сталин»… Целиться между башней и корпусом… Огонь!» Фриц Лукеш выстрелил. Русский танк остановился, его люки распахнулись, и мой экипаж радостно закричал. Но его ствол все еще смотрел на нас. «Вы с ума сошли?! Огонь!» И еще раз: «Огонь!» ИС стоял перед нами, охваченный пламенем и сотрясаемый взрывами боекомплекта. И тут мы заметили кое-что еще. Слева от подбитого русского танка появились еще две машины того же типа. Видимо, их экипажи были изрядно напуганы — покинув машины, они разбежались. Мы не стреляли по этим танкам, стоявшим с задранными вверх стволами. Судя по всему, их экипажи не ожидали столкнуться с нами и никогда не видели «королевский тигр» так близко. Парашютисты радостно махали нам руками. Мы получили по радио поздравления. Но нужно было продолжать наступление! Когда пожар в русском танке немного утих, мы объехали его и вышли на маршрут наступления русских, сбрасывая их с дороги в разные стороны. Русские были в наших руках, в руках парашютистов и следовавших за нами самоходок обершарфюрера Вильда. Мы пробивались вперед в сопровождении парашютистов, понимая, что успех уже обеспечен. Мы получили еще два или три попадания, ушедших рикошетом, но наступление русских на север было сорвано. К вечеру мы достигли южного выезда из Кляйн-Зильбера в направлении на Реец и заняли оборону тремя «королевскими тиграми».
С нами оставались не больше семи парашютистов — слишком мало, чтобы по очереди занимать два пулеметных гнезда. Парашютисты прошли тяжелый путь и были совершенно измотаны. Тем не менее они продолжали воевать с прежним упорством.
Ночью мы с Каесом попытались пешком добраться до КП, который тоже перенесли вперед, но это нам не удалось. В городе позади нас по-прежнему царил хаос. Мы узнали, что неизвестный унтерштурмфюрер, взорвавший мины и предупредивший нас о танках, был убит вражеским снарядом. Это известие потрясло нас — мы считали, что за свой подвиг он достоин как минимум Рыцарского креста. Ближе к утру до нас добрался грузовик, который привез по 200-литровой бочке бензина на каждый «королевский тигр». У нас не было еды, но мы и не были голодны. Заправка танков из бочек была непростым делом. Всю ночь вокруг бродили отбившиеся от своих русские и запряженные в пустые телеги лошади. Чтобы отдохнуть, мы попытались устроиться поудобнее в тесном нутре своих танков. Один из нас постоянно дежурил в командирской башенке. Когда отступающая русская артиллерия открыла огонь по городу, мы так толком и не успели поспать.
К утру был получен приказ взять оставшуюся восточную часть города. Для этого нужно было отойти назад метров на сто. Из-за возникшей путаницы мы, несмотря на договоренность, снова оказались в голове колонны. Сложившееся положение не благоприятствовало развитию атаки. Господство в этой местности можно было обеспечить и другими средствами, что впоследствии и произошло. Поскольку пехотного прикрытия, в отличие от предыдущего дня, у нас не было, я запросил по радио прислать «песчаных кроликов» — так мы в переговорах по радио обозначали пехоту. Однако вместо ответа на просьбу мы получали все новые и новые приказы немедленно атаковать. Наконец, я крикнул вниз механику-водителю: «Менке, мы идем или не идем?» Весь экипаж ответил в один голос: «Идем, унтерштурмфюрер». Поскольку передатчик по ошибке не был выключен, наш разговор, как оказалось, услышали в штабе Штайнера (в то время командовавшего 11-й армией СС), где контролировали наши и вражеские радиопереговоры. В результате члены экипажа получили благодарность, но, впрочем, они так об этом и не узнали.
Тогда я отправил по радио сообщение: «Орел-1 вызывает Радугу! Наступаю к выезду из города, прошу следовать за мной!» и приказал экипажу: «Полный вперед, к выезду из города!» Менке повел машину вперед. Пройти нужно было всего 500–600 метров, и я надеялся, что танки и штурмовые орудия пойдут следом, чтобы мы смогли пробиться без поддержки пехоты. На окраине Кляйн-Зильбера мы оказались совершенно одни. Постоянные попытки установить радиосвязь успеха не имели, и даже мое требование поддержать нас с тыла или я отхожу осталось без ответа. Мы не могли поверить, что остальные не пошли за нами. Только позднее, в госпитале, я узнал, что «королевский тигр» оберштурмфюрера Каеса, шедший за нами, подожгли русские, и он загородил дорогу шедшим следом самоходкам. К счастью, Каес и его экипаж отделались лишь легким испугом. Остановившись на окраине города, мы решили подождать еще пятнадцать минут — дольше продержаться мы бы все равно не смогли. Когда никто не появился, мы медленно двинулись назад, время от времени обстреливая русских из пулеметов. Нам удалось пройти только половину дороги: русские успели устроить на пути нашего отступления баррикаду из телеги и какого-то сельскохозяйственного оборудования. Мы попытались медленно объехать заграждение, но левая задняя часть танка соскользнула в кювет, и ствол задрался в небо. Отстреливаться из курсового или башенного пулемета стало невозможно. Русские тут же подобрались вплотную и по приставным лестницам полезли на танк. На какое-то время мы оказались беспомощными. Я приказал Менке вытащить танк на дорогу на полной мощности и через просвет между фермами вывести машину из города. Сначала показалось, что у нас все получится. Но уже у самого выхода из города раздался мощный взрыв и блеснула вспышка. Танк тут же остановился. «Покинуть машину!» — крикнул я вниз и выскочил из башенки. В этот самый момент в башню попал второй снаряд, разворотивший мне голень. Уже когда я спрыгивал с танка, машина получила третье попадание. Я видел, как убегает один из моих товарищей. На самом деле спаслись двое.
Они выбрали верное направление и вышли к нашей линии обороны уже к вечеру. Там, за дорожной насыпью, стояла самоходка и третий наш «королевский тигр», потерявший ход из-за отказа электросистемы. Он мог стрелять только из двух пулеметов. Парашютисты, сражавшиеся с нами накануне, тоже были там. Всего этого я не знал, валяясь возле подбитого танка. При падении, увидев неподалеку русских, я закричал и вскинул руки. Упав на землю, я вытащил из кармана брюк пистолет. Однако русские пока не обращали на меня внимания. Их больше занимало зрелище горящего «королевского тигра». В нем погибли наши товарищи: наводчик Фриц Лукеш, семнадцатилетний саксонец из Трансильвании, и Бруно Тушкевич, заряжающий, до последнего надеявшийся отбить у врага родную деревню в Померании. Их «королевский тигр» стал им могилой! Байссер, радист, которого я видел убегающим, и механик-водитель Менке отделались ожогами. Передняя часть нашего «королевского тигра» и его орудие были видны с самоходки, к которой прибежали двое моих товарищей. Оттуда меня быстро заметили. Когда я пополз к загону для скота — двум навесам с воротами между ними, и наша самоходка, и русские на ферме вдруг ожили. Самоходка открыла огонь фугасными снарядами по ферме и рядом с хлевом, у которого я лежал, стараясь при этом не задеть меня осколками. Русские вынуждены были укрыться. Тем временем из провода от наушников и деревянной палки я попытался соорудить турникет для левой ноги, ступня которой вместе с ботинком безболезненно болталась в изорванных брюках. Потом я перевернулся на живот и замахал рукой. Вдруг оба бедра пронзила боль. Сзади стоял русский, стрелявший по мне от бедра из пулемета. Первые две пули попали в меня, а потом он не смог удержать оружие, и ствол увело влево.
Я обернулся и застрелил его из пистолета, а потом открыл огонь по второму, высунувшемуся из-за угла. Застреленного мной русского за ноги утащили за угол хлева. Я лег на спину, чтобы видеть оба угла конюшни. Больше никто не вышел, но в меня бросили ручную гранату. Она упала мне на живот. Я успел ее схватить и отбросить в сторону. Едва граната вылетела из моей руки, как раздался взрыв, и кусок металла длиной четыре или пять сантиметров, распоров мне губу, застрял под нижним передним зубом. Я тут же его вытащил. После взрыва я громко вскрикнул, надеясь, что русские сочтут, что со мной покончено. В центре небольшого хлева снова появился русский — тот, второй, в которого я стрелял. Никто не обратил на него внимания. Вдруг я увидел, как и русские, укрывавшиеся за хлевами, трех человек из экипажа самоходки, стоявшей у края фермы, которые пытались вдоль дороги добраться до меня. Они добрались до соседней фермы и были уже почти на расстоянии крика, но вдруг развернулись и скрылись в направлении своей самоходки. Я был подавлен. Но потом я подполз к деревянным воротам между двумя хлевами и увидел, что сразу за воротами лежит русский пулемет с диском наверху, а за ним — два человека. Из-за шума боя никто не обратил на меня внимания. Я уже давно вставил в пистолет вторую обойму. Потом, приставив пистолет к щели в воротах и направив его на русских, сидевших на расстоянии вытянутой руки от пулемета, я напомнил себе оставить один патрон для себя. Но все пошло совершенно не так. Я прицелился, выстрелил, прицелился, выстрелил, снова прицелился и, уже ничего не видя, выстрелил… Но пистолет заклинило! Все кончено! Зашвырнуть пистолет подальше! Нет, еще не все кончено! Ползти, ползти и снова ползти. Ползти туда, куда убежали товарищи, приказал я себе, и у меня получилось! Я укрылся под грудой картошки. Вне себя от злости из-за того, что я не смог втащить в укрытие раненую ногу, я потерял сознание.
Позднее я вспомнил, как в облачном небе кружил русский истребитель, и парашютист, стоявший возле меня, стрелял из автоматической винтовки по ферме. Двое наших в кожаной форме спросили меня: «Унтерштурмфюрер, как вас лучше подхватить?» Я радостно крикнул им в ответ: «Хватайте за плечи, и убираемся отсюда!» Бегом, не останавливаясь, они протащили меня 200 или 300 метров по прямой к самоходке. Только когда мы оказались возле нее, третий человек, парашютист, тоже побежал назад. Командир нашего третьего «королевского тигра» подошел ко мне и доложил, что его танк полностью вышел из строя. Я приказал ему взорвать затвор орудия и поджечь машину. Это было исполнено. Не помню, кто вез меня на самоходке, но около половины десятого утра они доставили меня на главный перевязочный пункт. Позднее мне удалось выяснить имя одного из моих спасителей. Его звали Леонард Тойниссен, и он не вернулся из боев за Берлин. Кто-то нашел его расчетную книжку и послал ее по почте его родителям без записки и обратного адреса. В последнем письме он сообщал, что его танк пришлось взорвать в Кляйн-Зильбере, и все его пожитки сгорели вместе с танком. Последними его словами, адресованными родителям, были: «Да не оставит вас Господь».
Когда меня несли с перевязочного пункта к санитарной машине, там стояли несколько человек из 11-го танкового полка, и один из них прокричал мне в ухо: «Унтерштурмфюрер, мы все видели — все самое интересное!» В госпитале я узнал, что пехота дивизии «Нордланд» заняла местность, где мы сражались, и это позволило примерно через неделю пробить кольцо окружения вокруг наших частей в Арнсвальде. Часть «королевских тигров» нашего 503-го тяжелого танкового батальона СС, которые удалось вывести оттуда, была отправлена поездом для обороны Данцига.
Во время прорыва к Арнсвальде также был тяжело ранен и доставлен в госпиталь кавалер Рыцарского креста обершарфюрер Филипп Вильд.
Что же касается эффектной атаки, которую предприняли мы с Каушем и Вильдом, то уже после войны, в конце 1945 года, в госпитале Ратценбург в казармах Белов (госпиталь СС, охранявшийся британскими солдатами), я узнал от гауптштурмфюрера из штаба 11-й армии СС (Штайнера) в Померании: прослушивая переговоры русских, они, к огромной радости и облегчению нашего штаба, отметили сильное возбуждение среди русских, когда наш головной «королевский тигр» подбил три ИСа, и наша танковая колонна пересекла пути наступления русских.
Феликс Штайнер написал об этом в своей книге «Добровольцы, идея и самопожертвование», изданной в 1958 году в Геттингене, с высоты своего положения бывшего генерала войск СС:
«Дивизия «Нордланд» атаковала и с ходу уничтожила большую прорвавшуюся колонну русских. Теперь фронт стабилизировался. Теперь беженцы смогли переправиться через Одер».