№ 7. Верблюжья колючка

№ 7. Верблюжья колючка

1

В Кандагарской бригаде наступили «черные дни». Число инфекционных заболеваний превышало все допустимые пределы, каждый день дежурный врач падал от усталости, разобравшись с новыми случаями заболеваний брюшным тифом, малярией, дизентерией и, конечно, с желтухой (вирусным гепатитом). Многочисленные проверяющие размахивали кулаками, кричали, что отправят всех врачей Медицинской роты «к черту на Кулички», если число больных будет продолжать расти. Перед командованием бригады реально замаячила угроза потери боеспособности одной из самых прославленных, боевых частей среди Ограниченного Контингента. А реальность была такова, что целые подразделения, экипажи выбывали из строя, собираясь уже в другом месте — на больничных койках инфекционного отделения Кандагарского госпиталя. Правда, госпиталь не был «резиновым», приходилось перебрасывать большие партии солдат и офицеров (болезни «выкашивали» всех, не взирая на чины и звания) на дальнейшее лечение на «Большую Землю», чаще в Ташкент. Совещания медиков следовали одно за другим — решали, как переломить ситуацию с инфекционными заболеваниями.

Но и среди самих медиков начались потери: врачи, медицинские сестры выбывали один за другим. До паники оставалось совсем не много…

Последней «каплей» оказалось заболевание «ведущего» хирурга Медроты. На самом деле официально такой должности не было — но все так именовали командира медицинского взвода, который, будучи хирургом, должен руководить операционно-перевязочным, госпитальным и приемным отделением, фактически являясь правой «рукой» командира Медроты.

Несколько месяцев назад на эту должность был назначен прежний начальник операционно-перевязочного отделения капитан Зыков (к его большому не удовольствию — должность тоже капитанская, а мороки больше), сменив капитана Голущенко, который-таки выбил себе майорскую должность (давно пора получать), пожертвовав при этом хирургической работой — поехал в другой гарнизон начальником медслужбы полка. Вообще-то подобные переходы в Афганистане редки — идет прямая замена из Союза, на этот раз срочно пришлось заменить погибшего предшественника. На прощание Александр накрыл стол, много шутил и смеялся. Ему завидовали — и не завидовали. Будет теперь рядом с Кабулом. Но бросить работу хирурга?!

Саша Зыков, скрепя сердце, принялся руководить работой всех врачей, не забывая при этом много и активно оперировать. Вскоре на его прежнее место прибыл «из-за речки» новый капитан, только-только делающий первые шаги в хирургии. Сашка страшно ругался, кричал, что в медслужбе округа сидят идиоты: «Надо было Невского на эту должность передвинуть — готовый начальник отделения» — неизменно заканчивал он свои «выступления», пропустив лишний стаканчик браги.

И вот теперь талантливый хирург, надежда всех раненых, сам тяжело заболел желтухой. Его быстро переправили на лечение в Ташкент. Прощаясь, он крепко обнял Невского, не скрывая своих слез: «Волнуюсь, как вы теперь будете плюхаться одни. Вот и Колька, старший ординатор, дождался заменщика — тот уже в Кабуле, на днях приедет. Пока он войдет в курс дела… Короче, Сашка, на тебя вся надежда, не дай зачахнуть хирургии в Медроте!» Он помахал на прощание рукой, вытирая слезы на щеках, влез в санитарный УАЗик, уносивший всех больных с яркими желтыми белками глаз в Кандагарский аэропорт Ариана.

Невский недоумевал — как мог заболеть Зыков, прилагавший такие титанические усилия по профилактике: он единственный из всех выпивал ежедневно ампулу с глюкозой: «Печень побаловать», — говаривал капитан. Его навязчивое опасение заболеть уже давно стало предметом насмешек офицеров-медиков.

— Чаще ведь заболевают при прямом контакте, надо уменьшить их число. Это так просто! — глубокомысленно изрек он как-то.

Теперь Зыков старался ни с кем не здороваться за руку. Смешно было смотреть, как он выдумывал разные причины для этого, не пожимая протянутую руку какого-нибудь офицера бригады. Или срочно, оставив Невского, перебегал на другую сторону «улицы», буркнув при этом:

— Капитан Разумовский идет, обязательно протянет руку здороваться! А мне опять после этого придется возвращаться и мыть руки с мылом (мыл он руки по много раз на дню). Иди пока один, я догоню позже.

Наконец, Зыков нашел выход — он теперь везде ходил с большой пластиковой бутылкой, наполненной водой, постоянно поливал руки, а встречным объяснял, почему не может пожать руку:

— Извини, браток, руки мокрые!

Все за глаза подсмеивались над чудаковатым доктором, быстро раскусив его хитрость. Но уж больно был велик авторитет этого талантливого хирурга, спасшего множество человеческих жизней, ему могли простить любые маленькие слабости…

И вот даже Зыков заболел, что же ждать другим. Уныние все чаще овладевало Невским. Однако жизнь не стояла на месте. С боевых операций продолжали поступать раненые, требующие лечения. Приходилось руководить работой отделения, настоящий начальник не гласно «отступил в тень», уступив все полномочия старшему лейтенанту. Он настоятельно просил учить его всем премудростям хирургии. Если бы это было так просто — научить. Здесь требовался большой личный опыт, надо было «набить руку». Для этого требовалось время…

2

— Невский, кончай ерундой заниматься. Начмед бригады совещание очередное проводит, приехал какой-то полковник из медицинской службы округа. Я всех врачей, включая батальонных медиков, в ординаторскую собираю — просунул голову в жилую комнату Толик Акбаров, анестезиолог. Он сейчас был дежурным врачом, провел прием больных только что.

Сашка Невский отложил белый халат, он только начал зашивать разорвавшийся рукав, собирался с пользой использовать вечер. Можно было, конечно, попросить это сделать любую медсестру. Но он хорошо запомнил рекомендации своего учителя, прекрасного хирурга на Урале: чтобы стать хорошим хирургом — надо постоянно тренировать пальцы, т. е. шить, зашивать, наконец, вышивать. Научишься вязать спицами — будет еще лучше. Вязать старший лейтенант пока не научился, а в остальном неукоснительно следовал совету.

Невский вздохнул, отложил «рукоделие» и стал одеваться в военную форму. Офицеры Медроты пока еще жили в своем общежитии, расположенном в жилом секторе приемного отделения, комнаты были обжитые, на 4 человека. В этой комнате с Невским жили Акбаров, Зыков и прапорщик Тамару, начальник аптеки. Однако «лафа» заканчивалась: по приказу нового комбрига все офицеры бригады переселялись в построенный модуль по 8–10 человек в комнате. Медроте отводилось 2 таких комнаты, сейчас решали, как разместить людей. Через неделю, в середине марта, предстояло заселение.

Поверх военной формы Александр надел чистый белый халат и двинулся в сторону стационара. По пути к нему присоединялись другие врачи, выходящие из соседних комнат с недовольным видом — официально уже рабочий день завершен.

— Сашка, не в курсе что стряслось? — спросил старший ординатор госпитального отделения Владимир Бурбанюк. На днях он вернулся из отпуска по болезни, который провел дома на Западной Украине. Силы восстановил после гепатита полностью, горел желанием работать, переложив на себя большую часть работы по отделению и освободив (к его великой радости) своего начальника Кравченко Жору.

— Наверное, опять будем об инфекциях балаболить, делать нам больше нечего! Какой-то «бугор» приехал из Ташкента.

Переговариваясь, офицеры входили в ординаторскую, рассаживались за столами, заносили не достающие стулья из соседних палат. У окна прохаживался начальник медицинской службы бригады, подполковник Каримов, преисполненный собственной значимостью. Он даже пытался стать выше своих 160 (его все называли «метр пятьдесят в кепке и на коньках»), расправил узкие плечи, победно поглядывая на непокорных офицеров-медиков, упорно не желающих видеть в нем свое высшее руководство. В бригаду сей офицер был направлен из Кабульского гарнизона, где занимал высокий пост, был уличен в махинациях с переправкой товаров в свой родной Ташкент. Пока он был понижен до майорской должности, но поговаривали о продолжении следствия и окончательного решения его участи. Его откровенно игнорировали все офицеры — медики, открыто отказываясь выполнять дурацкие распоряжения. Он злился, обещал всем страшные наказания, но, будучи большим трусом, опасался поднимать шум — как бы это не отразилось на его шаткой карьере.

Ждали появления полковника из медицинской службы округа. Гость из Ташкента оказался приятелем Каримова, о чем тот гордо сообщил, как только прибежал припозднившийся эпидемиолог Сергей Пачкин. Стала понятна причина не обычного поведения начмеда.

— Ну, теперь этот «метр с кепкой» нам все припомнит — шепнул стоматолог Иван, больше других «посылавший» начальника подальше.

Через 20 минут ожидания дверь распахнулась, вошел высокий и чрезвычайно толстый полковник в полевой форме и фуражке. Ему явно было тяжело носить собственное тело, он тяжело дышал, постоянно вытирая большим клетчатым платком пот с лица и с лысины, снимая фуражку. Он молча выслушал доклад Каримова, потом пожал ему руку и обнял, склонившись до роста своего «другана». Начмед бригады был просто счастлив, победно поглядывая на замерших офицеров.

Совещание началось с того, что гость попросил Каримова построить офицеров и в его присутствии провести строевой смотр. Это уже было слишком, раздался недовольный рокот. Сурово сдвинув брови, подполковник обошел строй, указывая на многочисленные нарушения: одни оказались не бриты, другие слишком обросли, у третьих нет носового платка, а борода только что вернувшегося из рейда врача 3-го батальона просто привела его в ярость. Невскому он сделал замечание за помятый белый халат. Затем, четко печатая шаг, начмед доложил результаты осмотра. По его докладу следовало о собравшейся банде, забывшей честь и не оправдавшей доверие своей Родины, направившей офицеров с почетной миссией в дружественную страну.

Не предложив сесть и оставив всех в строю, начал говорить полковник. Постепенно его голос переходил на тонкий крик, он все больше возбуждался от собственной речи, часто путая русские и узбекские слова. Заканчивая, он пообещал наказать всех, отправив в «тьму-таракань», чем вызвал откровенный смех офицеров. Это его отрезвило. Наконец-то он начал осознавать, куда прибыл. Пугать офицеров, которые уже служат на самых дальних рубежах, недалеко от границы с Пакистаном, в районе самого Кандагара (Афганского «Сталинграда»)?! Это было большой глупостью. Остатками своего небольшого ума он, наконец, сообразил это, скомандовал: «Вольно!» Окончательно успокоившись, полковник произнес:

— Вы, конечно, можете показывать мне фигу в кармане (Невский даже невольно вздрогнул, он как раз засунул кисти в карманы халата, пытаясь их согреть — оделся очень легко — было прохладно в ординаторской, а пальцы неожиданно сложились в два кукиша), но я ваш начальник и вы будете выполнять мои распоряжения. — После этого он разрешил всем сесть.

3

Совещание продолжилось уже в более спокойной манере. Полковник предложил высказывать соображения по снижению инфекционной заболеваемости. Первым выступал эпидемиолог бригады. Сергей доложил о проведенных мероприятиях по уничтожению коварных афганских мух, просил разрешения увеличить дозу хлорки, засыпав ею всю бригаду: от туалетов до общежитий (дать ему волю — давно бы сделал это). Полковник неопределенно кивнул головой, попросил еще послушать мнения других.

Один за другим выступали врачи батальонов (в отличие от Союза здесь в каждом батальоне: мотострелковом, десантно-штурмовом были по штату врачи, а не фельдшера. Таким образом, оказание первой врачебной помощи было приближено к полю боя. Эти храбрые лейтенанты спасли многих, знали о нуждах солдат из своего опыта). Говорили коротко, толково, просили помощи от медицинской службы округа. Не хватало индивидуальных аптечек для солдат (АИ), а ведь в них размещены антибиотики от инфекций. Всегда в дефиците перевязочные пакеты (ППИ), так необходимые для защиты раны от инфекции. Большие проблемы со своевременной эвакуацией раненых с поля боя: предоставленный легкий гусеничный медицинский тягач (все называли его «Таблетка») совершенно не годится по своим техническим данным — переворачивается на крутых склонах, его тонкую броню легко пробивает любой крупнокалиберный пулемет, а баки с горючим, размещенные по бокам, загораются очень часто, обрывая жизнь всех. Хорошо, что командиры выделяют БТР. В каждой роте должен быть на оснащении тканево-угольный фильтр для очистки воды (ТУФ-200, производительностью до 200 литров за час), а их, в лучшем случае, осталось по одному на батальоны. Конечно, поэтому и пьют солдаты не очищенную воду, отсюда все болезни инфекционные.

Полковник мрачно слушал лейтенантов, создавалось впечатление, что он впервые слышит даже многие названия. Делал заметки в своей записной книжке.

— А вы обращались за помощью к начмеду бригады? — наконец, прервал он очередного лейтенанта.

Офицеры заговорили одновременно, каждый написал по дюжине рапортов, кое-кто даже благоразумно принес с собой копии.

Полковник стукнул кулаком по столу, заставив замолчать всех.

— Почему не используете таблетки для обеззараживания воды в полевых условиях? Они называются… — Он надолго замолчал, силясь вспомнить мудреное название. Лицо его приобрело крайне озадаченное выражение. Не найдя в уголках своей куцей памяти ничего похожего, он обратился к своему земляку за помощью. Тот чрезвычайно растерялся, долго хлопал ресницами узких глаз. Наконец, сообразив, выхватил из кармана записную книжку, долго ее перелистывал. Пауза затягивалась, офицеры-медики с усмешкой наблюдали за своими начальниками. Никто не спешил прийти на помощь.

— Нашел, — радостно доложил Каримов. — Пан-то-цит называется — он старательно прочитал название по слогам.

— Вот я и говорю, почему не используете пантоцит? Не было бы никаких заболеваний, сами виноваты — с победным видом полковник обвел взглядом собравшихся. «Моя взяла» — читалось на толстом лице.

— Разрешите? — поднялся врач 3-го батальона Толя Порохневич. Он провел со своими солдатами в тяжелейших условиях около 2 месяцев, их батальон выполнял боевую задачу в пустыне, жили в палатках, экономили воду. На его почерневшем от загара лице выделялись голубые глаза, спокойно смотревшие на «заморского гостя». Лейтенант попытался разгладить огромные усы соломенного цвета, но без успеха — каждый волосок торчал отдельно, не желая укладываться с соседним; большая шапка светлых волос, куцая бороденка завершала его портрет. Казалось, он держит во рту лохматую рукавичку. Невскому он напомнил доброго «дядюшку АУ» из детского мультфильма, только высокого, крепко сложенного.

Полковник поморщился, но все же разрешил, кивнув головой.

— Пантоцит совершенно не помогает в условиях Афгана. Эти таблетки, как написано в инструкции, надо применять по 1-й на флягу, через 30 минут воду можно пить. Но здесь вода из любого арыка содержит массу примесей, поэтому, чтобы полностью раствориться, требуется от 1 до 1,5 часов, пробовали по 2, даже 3 таблетки на флягу. Но результат тот же. В итоге солдаты так и пьют не обеззараженную воду. — Закончил говорить врач батальона.

— Ну, так пусть ждут эти полтора часа. Делов-то. — Сморозил явную глупость полковник. Он никогда не был в пустыне, наверное. — Это придумали умные люди, не тебе, лейтенант, об этом судить. Продолжайте выдавать всем пантоцит. — Ему явно понравилось это название, он «смаковал» его, «пробовал» на вкус.

— Я читал в «Военно-медицинском журнале» о новом препарате для таких условий, называется «аквасепт». Растворяется таблетка за минуту. Можно предоставить его из Ташкента? — спокойно продолжал Анатолий.

— Не знаю я никакого нового препарата, — грубо оборвал проверяющий. — Пользуйтесь тем, что мы вам даем. Садись, умник. Журналы он, видите ли, читает. Делать тебе, значит, не чего. Мне вот некогда читать! — долго не мог успокоиться полковник.

Офицерам стало уже понятно, что ничего хорошего не дождаться от такого совещания. Начали откровенно скучать. Тогда поднялся командир Медицинской роты, майор Семенчук.

4

Высокий, крепкого телосложения, с правильными тонкими чертами лица, с умными серыми глазами, скрывающимися сейчас за стеклами массивных очков в роговой оправе, он выглядел моложе своего возраста. Много лет Михаил Михайлович (Мих-Мих, звали его между собой офицеры-медики или просто «ММ») проработал военным терапевтом, имел богатейший лечебный опыт, но затем перешел на командирскую должность(никто в Медроте толком не знал причин этого). Командиром он был знающим, с первых дней пребывания снискав любовь и уважение подчиненных. Он был «горой» за своих медиков, все врачи батальонов тоже его уважали. О таких руководителях говорят: «За ним, как за каменной стеной». Никогда не вмешивался в работу лечебных отделений, не кичился своими знаниями, а когда была острая «запарка», спокойно подключался к работе терапевта, надев белый халат.

Еще Михал Михалыч очень любил читать книги, чрезвычайно много знал, был приятным собеседником. Дома, в небольшом городке под Киевом, где у него остались жена, дочь-невеста на выданье, его дожидалась большая библиотека книг. Майор и здесь, в Военторге, покупал их пачками. Семенчук любил приводить цитаты любимых писателей, иногда ошарашивая своих офицеров. Именно он, командир, красиво крупно написал плакатным пером на листе ватмана высказывание английского путешественника Фиррье: «Иностранец, которому случится попасть в Афганистан, будет под особым покровительством неба, если он выйдет оттуда здоровым, невредимым, с головой на плечах». Уже несколько месяцев этот плакат висел здесь, в ординаторской. Пребывающие гости читали, хмыкали, кое-кто даже переписывал себе. Сейчас плакатик белел в сгущающихся сумерках над головой полковника.

Наконец, большой страстью Михал Михалыча были анекдоты. Он знал их великое множество, коллекционировал, записывая в тетради, коих огромное число привез с собой из Союза, жена даже в письмах присылала ему новинки. Почти ежедневно командир рассказывал своим подчиненным наиболее смешные, поднимая боевой дух. А в знак поощрения Семенчук давал офицерам читать свои тетради с коллекцией. Самой же страшной угрозой было обещание: Не дам больше читать свои анекдоты! Невский невольно улыбнулся, взглянув на Семенчука и вспомнив последнюю новинку, рассказанную любимым начальником перед совещанием:

— Как живете крестьяне? — шутит Никита Сергеевич Хрущев. — Хорошо живем! — Шутят в ответ крестьяне.

Одернув куртку и прокашлявшись, Михал Михалыч произнес:

— Если верблюд долго идет по жаре и не пьет, он пахнет очень плохо. — В ординаторской наступила мертвая тишина, стало слышно, как бьется в стекло муха, пытаясь выбраться на волю. — Если даже верблюд не может очень долго обходиться без воды, то почему вы считаете, товарищ полковник, что это под силу нашим солдатам? Не возможно ждать на жаре не только час, но и меньше. Я тоже знаю об аквасепте. Закажите этот препарат в Москве, пусть принесет пользу людям здесь, а не в столице. В качестве средства для борьбы с инфекциями я предлагаю проверенный веками опыт самих афганцев — пить отвар верблюжьей колючки: дезинфицирует, хорошо утоляет жажду, действует в качестве тонизирующего средства. Мы на днях с офицерами управления бригады побывали в гостях у вождя племени пуштунов. Он толковый парень, учился в США в университете, теперь вернулся на родину, руководит соотечественниками. Прекрасно знает английский (Михаил Михайлович тоже свободно владел этим языком), он и рассказал нам об их способе борьбы с болезнями.

— Еще чего не хватало, чтобы советские солдаты, уподобляясь дикарям, как верблюды, жрали какую-то колючку. — Подскочил с места полковник из Ташкента.

— Да не жрали, а пили отвар.

— Это одно и тоже. Категорически запрещаю! — Он даже ударил тяжелой ладонью по столу. — Тем более, он учился в США, нашего противника. Может, он нарочно подбросил вам эту мысль, а вы, как дурачки, ухватились. Отравить он задумал ваших бойцов! Узнаю, что начали такие эксперименты — положите на стол партийный билет.

— Не вы мне его вручали, не вам его и положу — спокойно усаживаясь, произнес Семенчук.

— Чтоооо? — протянул зловеще полковник. — Да вы у меня врачом стройбата загремите отсюда после Афганистана. Распустились тут! Журнальчики почитывают, учить меня пытаются. — Он вскочил и тяжело забегал по ординаторской, пытаясь успокоиться. Вдруг его взгляд остановился на плакате. — Это еще что такое?? Упаднические настроения развели. Советский человек смело смотрит в будущее, его не должны пугать поездки в соседнюю дружественную страну. Убрать немедленно!

Подскочил начмед бригады, вдвоем они сорвали плакат со стены, бросили на пол.

— Будете делать то, что вам прикажу. — Вновь быстро успокоился проверяющий. — С завтрашнего дня начать выдавать каждому бойцу 3 раза в день перед приемом пищи раствор марганцовки по стакану на «рыло». Это остановит инфекции в вашей бригаде. Сами не могли додуматься что ли? Все я за вас должен думать. Этот раствор будет убивать микробы в организме, еще и иммунитет повысится.

— Товарищ полковник, нельзя такое делать. — Первым не выдержал после тягостного молчания старший лейтенант Бурбанюк. Будучи толковым терапевтом, он сразу понял всю опасность безрассудного эксперимента. — Мы загубим молодых парней. Это же выльется в гастриты, ожоги слизистой желудка, разовьется язвенная болезнь. Никто не пьет раствор марганцовки! — в отчаянии, срывающимся голосом закончил он.

Офицеры вновь заговорили разом, пытаясь вразумить большого начальника. Тот гордо восседал за столом, не реагируя на протесты.

— Без письменного распоряжения за вашей подписью мои врачи не будут выполнять этот преступный замысел. Я, как терапевт со стажем, заявляю, что этим мы не снизим число инфекционных больных, а увеличим число терапевтических. Да, слабый раствор марганцовки вливают при отравлениях даже насильно, но с одной целью — вызвать рвоту, промыть желудок. Пить его никто не пробовал.

— Вот пусть ваши бойцы и попробуют. Получите мое письменное распоряжение. Я верю в свою правоту. Исполняйте! Ответственным я назначаю подполковника Каримова. Завтра я улетаю в Ташкент, а он лично будет мне ежедневно докладывать по телефону, как идет эксперимент.

Каримов радостно закивал, напомнив Невскому китайского болванчика. Полковник подхватив свою фуражку, гордо вышел вон, тяжело сотрясая половицы. Сзади вприпрыжку бежал его верный «оруженосец» начмед бригады.

Семенчук подошел к плакату, поднял его, свернув в трубку, протянул Невскому:

— Держи, Сашок, повесим в комнате нового общежития. Я с вами буду жить. Не хочу с Каримовым оказаться вместе. Какая скотина! Это он на нас «полкана» натравил. Ладно, господа офицеры, уже поздно. Всем марш спать. Завтра нам предстоит трудный день.

5

Утром ничего не было готово, до завтрака полковник не написал распоряжение, поэтому «эксперимент» («экскремент», как назвали его острословы) начался с обеда. Получив письменное распоряжение за подписью, ознакомив с ним офицеров, Семенчук аккуратно сложил бумагу со словами: «Это наш оправдательный документ перед прокуратурой» и убрал ее позже на хранение в свой сейф. В качестве кабинета ему служила маленькая комнатка в приемном отделении, в ней едва могли поместиться одновременно 4 человека.

К распоряжению полковника начмед бригады приложил свои указания для офицеров, даже расписал, кто и где будет находиться, составил график дежурства на неделю вперед. За час до обеда он вновь собрал задействованных сегодня офицеров на «летучку»(так он гордо обозвал этот сбор). Все это напоминало штаб накануне сражения.

Под солдатские столовые приспособили авиационные ангары, они могли вместить сразу большое количество бойцов. В одном ряду находилось на небольшом расстоянии друг от друга полдюжины таких помещений. Бригада питалась практически в одну смену. Летом в этих металлических, раскаленных на солнце ангарах стояла невыносимая жара. Но сейчас только разгорался март, было даже прохладно. Сотни тысяч мух гудели над солдатскими головами утром, в обед и вечером в течение всего года. Справиться с ними было не под силу. Казалось, они слетались сюда со всего Афганистана. Впрочем, на них уже давно никто не обращал внимания. Привыкли.

Сейчас к ангарам привезли баки с приготовленным раствором марганцовки, вода не успела еще остыть, дымилась. Насыщенный розовый раствор «зелья» колыхался в бачках, которые расставляли перед каждым входом. Офицеры расходились по своим «боевым» постам. К каждому медику еще прикрепили «наблюдателей» из числа офицеров управления бригады, а также из политотдела. Главными раздатчиками предстояло стать фельдшерам, санинстукторам, которые заранее были проинструктированы, стояли тут же со своим «оружием» — металлическими кружками. Судя по выражениям лиц многих собравшихся у каждого входа в ангар, мало кто понимал цель подобных приготовлений.

Все ждали прибытия солдат. Невский находился у третьего ангара. Вместе с ним топтался рядом начальник парашютной подготовки бригады и секретарь комсомольской организации одного из батальонов. Обоих офицеров Александр хорошо знал — лечились после легких ранений у него.

— Слышь, Саш, что тут задумали? Комбриг отправил всех офицеров управления в обязательном порядке. Все обалдели — первым нарушил молчание парашютист. По штату была положена такая должность, но поскольку с парашютом никто в Афганистане не прыгал, этими специалистами пытались затыкать все «дыры», направляя их то туда-то сюда.

— Дурью начинаем маяться. Выполняем идиотское распоряжение очередного проверяющего из Ташкента. Будем бороться с инфекцией в бригаде.

— А-ааа, — неопределенно протянул майор.

Вдалеке показались колонны солдат. Наступило время обеда. Бойцы с опаской посматривали на необычное многолюдье у входа в столовые. Каждая колонна останавливалась у своего ангара.

— Господи, избавь от позора, — вполголоса проговорил Невский. Раздача «чудодейственного зелья» началась. Командиры объяснили бойцам назначение баков с розовой жидкостью.

По одному солдаты подходили к раздатчикам, получали по половине кружки теплого напитка. Пытались выпить. Реакция была предсказуемой заранее. Практически сразу организм отвергал марганцовку. Кое-кого заставляли делать по 2–3 попытки. Мало кому удавалось с первого захода влить в себя розовый раствор. У дверей образовалась большая очередь. Командиры начали нервничать — обед задерживался. Кое-то пытался проскочить, не отведав щедрых даров. Их ловили. Начмед бригады метался между ангарами, пытался навести порядок. Ситуация выходила из-под контроля.

Невский отошел в сторонку, закрыл глаза — только бы не видеть происходящее. Тоже самое сделали его «наблюдатели», парашютист и комсомолец. Сержанты, поняв правильно офицеров уже не так ревностно стали раздавать марганцево-кислый калий. Дело пошло быстрее. Солдаты для вида набирали в рот раствор и затем «незаметно» выплевывали его на землю. Когда последний солдатик скрылся в столовой, Невский облегченно вздохнул.

— Полчаса позора и ты свободен до вечера! — произнес он. Офицеры рассмеялись.

— Нет, мне хватило одного раза. Вечером я обязательно «слиняю»- проговорил парашютист.

— Я тоже, — поддержал его комсомолец.

— Хорошо вам. А мне еще раз через это надо пройти. — Они втроем направились в офицерскую столовую. Закурили, стараясь успокоиться.

Перед входом в офицерскую столовую их тоже ждал сюрприз: уже знакомый бачок с розовой жидкостью стоял у двери. Рядом обреченно переминался с ноги на ногу эпидемиолог Сергей.

— Ты хочешь, чтобы мы это выпили? — издалека закричал парашютист. — Я тебе сейчас глаз на жопу натяну, «мушиный истребитель». — Он грозно сжал кулак размером с голову несчастного старшего лейтенанта и подходя к нему вплотную.

— Да вы что, ребята? Я только выполняю приказ начмеда. Офицеры это могут делать добровольно. Проходите, — затравленно произнес Серега. Он отступил в сторону. Видимо это была не первая подобная реакция.

— Много споил? — участливо спросил Невский.

— Никто не стал пробовать. Что я подполковнику скажу, Шура? — обиженно спросил эпидемиолог.

— Скажи правду! Пошли его к черту! Перестань перед ним лебезить! Стань, наконец, человеком! — Как гвозди в крышку ящика вгонял Невский свои фразы.

— Что значит, стань человеком?! Тебе хорошо говорить: у тебя начальник Зыков и Семенчук, а я напрямую ему подчиняюсь. Подгадит мне под замену.

— Я научу тебя, как стать человеком. Послушай притчу: старая муха 2 часа билась головой о стекло, хотя рядом было открытое окно. Это наблюдала молодая муха. Когда старая все-таки выползла еле живая в открытое окно, молодая спросила, зачем все это делалось. Прозвучал ответ: «Только если биться головой о стекло, можно стать настоящим человеком!» Подумай об этом на досуге…

— И к чему это ты рассказал? При чем здесь мухи? Праведник выискался. — Сердито буркнул Сергей, отворачиваясь.

Невский молча вошел в столовую.

6

Вечером Невский вновь «отбывал свою повинность» у входа в 3-й ангар. Впрочем, все прошло очень спокойно: уже не было такого количества «наблюдателей», только медики несли свою «вахту». Невский стал боком к входным дверям, всем своим видом изображая «нейтралитет». Раздатчики, зачерпнув на донышке розовый раствор, подавали очередному солдату, тот для вида набирал в рот, а потом тихонько выплевывал на землю. Колонна голодных людей быстро уменьшалась у входа. Все были довольны. Начмед бригады прохаживался неподалеку. «Будет жаловаться своему земляку», — равнодушно подумал Невский. Через полчаса он уже спокойно шагал в свою комнату. Следующее дежурство состоится только через 5 дней. Оно прошло также спокойно.

Повседневная работа захватила Невского, он уже стал забывать первый «кошмар» у ангаров. Приехал новый хирург вместо старшего ординатора Николая Сергеева. На прощание устроили проводы и «вливание» в коллектив новичка. Все разговоры вращались вокруг раздачи марганцовки (почти все уже не по разу побывали в этой роли), новичок смотрел на всех ничего не понимающими глазами, он еще не осознал, что теперь его ждет совершенно иная, интересная жизнь. Утром Николай улетел, его провожали до аэропорта все свободные медики. Обнявшись на прощание с Невским, он обещал сразу сообщить свой новый адрес службы. Теперь Сергееву предстояло привыкать уже к мирной жизни.

По прибытию в бригаду всех ждала новость «по Гоголю»: к нам едет ревизор! Завтра из Москвы прилетает комиссия во главе с Первым Заместителем Министра Обороны СССР, его сопровождает «свита» в 98 генералов и высших офицеров. Будут среди них и медицинское начальство. Все это срывающимся, перепуганным голосом сообщил начмед бригады, собрав всех медиков на очередное совещание. Он бегал по ординаторской, заламывая руки и призывая всех добросовестно выполнять свои обязанности. Затем выразил недовольство плохим контролем за выдачей марганцовки.

— Прошло больше недели с начала эксперимента, а число инфекционных больных не уменьшается, — посетовал подполковник. — Я готовлю докладную в Ташкент по результатам работы каждого. Кое-кто точно «слетит» с должности за халатность во время проведения важного государственного эксперимента! — Он обвел взглядом всех собравшихся. Эпидемиолог даже втянул голову в плечи.

— Разрешите! — поднялся терапевт Бурбанюк. — Я уже докладывал вам о появлении новых больных с острыми гастритами. За эти дни у нас в отделении их набралось более 10, но это только начало. Надо срочно прекратить выдачу марганцовки! О необычной «эпидемии» гастрита у нас в бригаде заинтересовались и в Кандагарском госпитале.

Такие случаи действительно приобретали уже угрожающий масштаб. На своем вчерашнем приеме Невский лично беседовал с таким заболевшим — все признаки острого гастрита. Выяснилось, что боец все эти дни добросовестно выпивал при входе в столовую всю марганцовку, что подавалась ему. На изумленный вопрос Невского: зачем он делал это? Тот пояснил, что очень боится свалиться от инфекции, а раз медики участвовали в раздаче, то он подчинялся их воле. Даже других уговаривал… Возразить было нечего. Невский припомнил, как один из подобных солдат в его дежурство старательно выпил розовый раствор, потом всем своим лицом изображал напряженную борьбу с разумным рвотным рефлексом. И солдат победил. Сколько же было таких «победителей»?

— Нет, нет и еще раз нет, — прервал воспоминания Невского голос Каримова. — Продолжайте выдавать марганцовку! Это распоряжение вышестоящего командования, не вам его отменять. Я придумал, чем еще вы займетесь в дни работы комиссии из Москвы. Должны же вы показать, что боретесь с инфекциями в полную силу. — Он перевел дух, прошелся по ординаторской.

Офицеры с тревогой следили за ним: что еще удумал? Пока в этой голове не рождалось ничего стоящего.

— Итак, слушай мой боевой приказ (он так и сказал, полководец, хренов). Я уже составил график дежурств, позже ознакомитесь. На окраине нашего военного городка размещены общественные туалеты, я насчитал 6 таких длинных сооружений. Все врачи, мне безразлично, кто они по специальности, будут дежурить возле этих туалетов в светлое время суток. — Единый вздох изумления раздался в ординаторской. Не было даже слов…

— Ваша задача: выявлять всех поносящих, записывать их и назначать на прием к дежурному врачу, — продолжал излагать свою задумку начмед. Если увидите приближение проверяющих, то докладываете им результаты своего дежурства. Все поймут, что медицинская работа в бригаде налажена хорошо, — победно глянув на командира медроты, закончил Каримов.

После минутной паузы грянул дружный взрыв хохота. Подполковник явно растерялся от такой реакции. Он уселся на стул и терпеливо ждал, когда уляжется шум. Даже заинтересовавшаяся дежурная медсестра заглянула — все ли здесь в порядке. Семенчук махнул ей рукой, дверь закрылась.

— Но зачем это делать? — наконец произнес Семенчук. — У нас и так «поносящие», как вы их называете, не прячутся, регулярно приходят на прием десятками. А вот при брюшном тифе чаще бывает запор, так как мы таких будем выявлять?

— Это ведь только на дни проверки. Я уже с Ташкентом согласовал, получил добро. Полковник приказал ознакомить всех под роспись с моим распоряжением. Так что расписывайтесь, а не выполнение будет расцениваться, как саботаж в военное время.

— И че, расстреляете? — подал, не вставая с места, голос Жора Кравченко. Он уже принял «на грудь» и старательно изображал трезвого. Каримов даже не взглянул на него. Офицеры потянулись к столу, ставили свои подписи, садились на место. Говорить даже не хотелось. Вряд ли подполковник поймет весь идиотизм ситуации.

7

Офицеры расходились по своим комнатам мрачные, подавленные. Перед уходом из отделения Невский передал дежурной сестре об отмене плановой операции — собирались удалять доброкачественную опухоль у молоденького лейтенанта. Завтра хирург должен провести свое дежурство у общественного заведения типа «сортир» (обозначенного на карте буквами «М» и «Ж»- вспомнилась фраза из любимого фильма Гайдая).

Утром после завтрака Каримов напомнил об обязанностях медиков на сегодняшний день. Вся лечебная работа отодвигалась на второй план. Одни («счастливчики») будут нести дежурство у столовой при раздаче раствора, другие («несчастные») будут дежурить у туалетов. Прибытие комиссии ожидалось с минуты на минуту, поэтому начмед поторапливал докторов.

Невский и Кравченко направились к своим, рядом расположенным длинным сооружениям из глины и досок. Шли молча, покуривая. Каждый думал о своем. Остановились между «своих» туалетов, на «нейтральной полосе».

— Ты думал, Сашка, для чего мы приходим на эту землю, что оставим после себя? — задал неожиданный вопрос Жора. Он сегодня был необычно собран и молчалив.

— Дети и память о добрых делах — вот что должно остаться после каждого, — сразу ответил Невский. — Дочка у меня есть, скоро 4 года ей, Бог даст — еще будет. Так что надо о добрых делах еще позаботиться.

— Ты счастливый, а у меня семьи нет и не было. А после Афгана кому я такой буду нужен? — он расставил широко ноги, раскинул руки.

Болезненная худоба просматривалась даже через ткань полевой формы, которую Жора намеренно вымочил в хлорке, совершенно обесцветив, рукава и штанины он ушил. Тонкие руки и ноги сразу бросались в глаза. Сейчас он напомнил Невскому кузнечика, только большого и грустного.

Время шло. То и дело к туалетам подходили солдаты, офицеры, люди в гражданской одежде. Сделав свои дела, уходили, с интересом посматривая на медиков. Каждый, наверное, думал — нашли, где гулять…

Подбежал запыхавшийся Каримов: комиссия прилетела, обходят бригаду. Побежал предупредить дальше. Невский и Кравченко отошли к «своим» туалетам, замерли у входов, как часовые.

Прошло еще не менее часа. Солнце уже припекало вовсю, отражаясь в песке, слепило глаза. Уже не по одной сигарете выкурили «часовые», сходясь вместе. Лениво обменивались фразами.

Наконец, вдалеке показалась большая группа одинаково одетых в полевую форму людей. Они медленно двигались в направлении офицеров-медиков. Выделялась высокая фигура командира бригады, молодого полковника. Он что-то рассказывал, размахивая руками. Подошли ближе, уже можно было разглядеть лица, звездочки на погонах. Но все «гости» были без знаков различия, в одинаковой новенькой форме. Они напоминали воспитанников детдома на прогулке со своей воспитательницей, только «круговращение» происходило вокруг пожилого мужчины, худощавого, среднего роста с властным взглядом. Лицо было узнаваемо. Именно таким помнил его Невский по обязательным в каждой воинской части фотографиям «Высшего Командного Состава Министерства Обороны СССР». Первый Замминистра Обороны слушал комбрига, изредка задавал вопросы, не замечая вокруг никого. Невский, как и Кравченко, к которому приблизилась идущая группа, принял положение «смирно». Слышались отдельно долетающие фразы. Среди сопровождающих Невский заметим сжавшуюся фигурку начмеда бригады. Группа так бы и прошла, не обратив на офицеров-медиков внимания, но случилось неожиданное…

Четко печатая строевой шаг и приложив руку к панаме, старший лейтенант Кравченко двинулся навстречу Соколову. Он остановился на положенном расстоянии, вся группа тоже замерла с началом его движения. Невский даже расслышал слова доклада офицера, который говорил громко, отчетливо, как и положено настоящему военному. Александр даже искренне удивился: откуда «это» все взялось у него. Позавидовал его отчаянной смелости.

— Товарищ Маршал Советского Союза! Старший лейтенант Кравченко, начальник госпитального отделения Отдельной Медицинской роты Кандагарской бригады, докладываю, что во время моего дежурства у туалета номер 4 выявлено 15 поносящих человек, всем было рекомендовано обратиться за медицинской помощью к дежурному врачу.

Если бы Первый Замминистра Обороны увидел «снежного человека», он бы меньше изумился. Первое мгновение Маршал даже потерял дар речи. Его «свита» удивилась не меньше, а комбриг смертельно побледнел.

— Что это за цирк?! — загремел, наконец, грубый «густой» голос полководца. — Ты что, старлей, пьян? Убрать сейчас же идиота с дороги! — Он посмотрел на бледного полковника.

— Никак нет, не пьян. Врачи бригады выполняют письменное распоряжение начальника медицинской службы бригады, подполковника Каримова. Прикажите ему подтвердить мои слова — не сходя с места, докладывал храбрый Жора.

Невский по лицу Маршала понял, что Жора победил.

Большой военачальник «расслабил» лицо, уже с интересом на него посмотрел, потом резко обернулся и бросил в толпу: «Начмеда сюда». Свита расступилась, как по команде, предоставляя Маршалу увидеть Каримова. Вокруг него сразу опустилась густая пустота, он стал «изгоем», это поняли все «шестым чувством». Понял это и Каримов. На негнущихся ногах он бочком приблизился к суровому проверяющему, что-то залепетал срывающимся, еле слышным голосом.

— Это правда, ты издал такое письменное распоряжение? Твои врачи вместо того, чтобы лечить, занимаются дежурством у туалетов? — голос Маршала набирал силу, переходил в львиный рык. — Он кивнул в сторону Невского, — этот тоже на «боевом «посту»? — Он поманил Невского, когда тот подбежал, пытаясь представиться, останавливающее махнул рукой: «Ты кто, тоже терапевт?» — «Хирург».

— Марш по своим рабочим местам! — бросил он офицерам. — А этого идиота вечером ко мне, — обратился он к одному из проверяющих. — Это ведь твой коллега.

Группа двинулась дальше. Невский и Кравченко остались одни. Фигура Жоры начала постепенно расслабляться — из него как будто удалили стержни.

— Ну, как, Сашок, сойдет это за добрый поступок? — устало спросил он, закуривая.

— Жора, да ты совершил настоящий подвиг! Теперь этого придурка точно снимут! — Сашка бросился его обнимать, похлопал по худой спине.

— Так уж и подвиг, — впервые озорно улыбнулся Кравченко. — Пошли скорее отсюда, сколько время потеряли зря.

— Для того чтобы восторжествовало зло, нужно лишь одно — чтобы хорошие люди бездействовали! Ты не бездействовал, Жора, ты наказал зло. Дай я тебя поцелую — веселился Невский, пытаясь догнать убегающего товарища.

8

Они подошли к приемному отделению, расположились в курилке. Постепенно возвращались со своих «боевых постов» остальные врачи: хирург, анестезиолог, бактериолог, стоматолог. Все радостно бросались обнимать Жорку, тот счастливо смеялся, польщенный вниманием к себе. Весть о его поступке с быстротой молнии разнеслась по территории военного городка. Подходили офицеры из других подразделений, просили вновь и вновь рассказать.

— Небось, в штаны наложил от страха, когда Маршалу докладывал?

— Как ты решился на такое, Жора?

— Теперь тебя большой босс к себе в Москву заберет!

Неслись ото всюду шутки. Жорка отмахивался от всех. Потом произнес:

— Очень боялся, конечно. Уже стояла перед глазами картина моей «казни». Но Первый Замминистра оказался мужик толковый, быстро во всем разобрался, понял отчаянный крик моей души. Вот с таким командиром я бы точно пошел в разведку!

— А, ну, качай его ребята! — крикнул врач батальона Порохневич, первым бросился к старшему лейтенанту. Его поддержали другие, подхватили худенькое тело терапевта, долго со смехом подбрасывали, потом осторожно поставили на землю. Наверное, это был один из самых лучших дней Кравченко в Афганистане.

После обеда офицеров-медиков ждала еще одна хорошая новость. Ее принес взволнованный хирург-новичок, дежуривший сегодня при раздаче марганцовки. С его слов выходило, что один из приехавших генералов оказался врачом, увидел процесс раздачи, а, узнав, ЧТО именно дают пить солдатам — пришел в ярость. Запретил тут же, приказал все вылить при нем на землю. Обещал во всем строго разобраться и лишить «автора идеи» врачебного диплома.

— Нам-то что теперь делать? — закончил, запыхавшийся «гонец».

— Нам как раз не надо волноваться. Расслабьтесь, сынки! Остальное я беру на себя, — произнес командир Медроты, минуту назад подошедший к курилке. — Я уже встречался с этим генерал-лейтенантом из Центрального Военно-Медицинского Управления, врач-терапевт, толковый «дядька». Обрисовал ему картину вкратце, показал из своего сейфа заветную бумажку с распоряжением. Еще я доложил ему о верблюжьей колючке, как эффективном средстве от инфекций, просил разрешения на применение. Генерал обещал согласовать с Маршалом, тот все же является Председателем проверочной комиссии, позднее сообщит результат. Обещал заглянуть к нам в Медроту через часок-другой. Так что всем по своим местам! Хватит по туалетам торчать, пора и прямым делом заняться. Тебя, Жора, это тоже касается. Ты сегодня у нас Герой! Но надо и на больных глянуть, — закончил Семенчук.

Все офицеры, включая медиков, разошлись по своим работам. Через минуту в курилке никого не было.

Вечером Невский заканчивал прием больных, будучи дежурным хирургом. «Остались только твои», — сообщил ему дежурный врач и убежал на осмотр суточного караула. Когда последний больной уже собирался уходить, раздался резкий требовательный звонок телефона.

— Слушаю, — произнес Невский, держа трубку одной рукой, а другой, вписывая результаты осмотра в журнал.

— Кто? — спросила трубка строгим голосом.

— Дежурный врач, слушаю, — произнес старший лейтенант, задумавшись на секунду — формально он не был таковым.

— Кто? — Еще более строго спросила трубка «густым» басом. Голос показался знакомым. Тут его осенило. Так мог говорить только человек, наделенный огромной властью над людьми. Невский понял, кто на другом конце провода:

— Дежурный врач, старший лейтенант Невский, товарищ Маршал Советского Союза — четко по уставу отрекомендовался он.

— Вооот! — удовлетворенно произнесла трубка. — Быстро мне в кабинет отправь начмеда бригады. — На том конце отключились.

— Видишь, с Маршалом беседую, — произнес Невский, взглянув на замершего больного. Потом подскочил и побежал в комнату Каримова. Тот жил один в комнате, к счастью, он оказался дома. Передав ему приказ, Невский с удовлетворением заметил ужас на лице подполковника:

— Это конец, — подавленно произнес начмед бригады. Невский вышел, ему было немного даже жалко этого человека.

9

Перед сном, в свете догорающего дня, все медики собрались в курилке. Командир доложил последние новости. Каримов был снят высочайшим распоряжением со своей должности, завтра же он уезжает в Кабул, а потом в Ташкент — срок службы его в Афгане почти завершен. Маршал распорядился подобрать ему «хорошую капитанскую должность». Высочайшим же «кивком головы» и словами: «Это ваша кухня — вот сами и решайте», — ответил он генералу-медику на вопрос о верблюжьей колючке.