Послесловие

Послесловие

Об Александре Флеминге, открывшем пенициллин, без преувеличения можно сказать: он победил не только болезни, он победил смерть.

Немногие ученые-медики удостоились столь великой исторической славы. «Нужны совершенно исключительные обстоятельства, чтобы имя ученого попало из науки в историю человечества» (Бальзак). Имя Флеминга напечатано в золотой книге медицины наряду с такими сверкающими именами великих борцов за оздоровление человечества, как Пастер, Эрлих, Кох, Мечников, Листер, Пирогов, Павлов, Рентген, Бантинг и Бест, Майнот и др.

Каждый из них совершил переворот в медицинской науке: Пастер открыл мир микробов, что привело к установлению причин инфекционных болезней и их предупреждению и лечению; Эрлих синтезировал первый антимикробный химиопрепарат и этим заложил основы великой науки – химиотерапии инфекционных болезней, он же благодаря своей тонкой наблюдательности обнаружил группы крови и поручил своему ученику Ландштейнеру детально разработать эту проблему; Кох обнаружил микобактерию туберкулеза; Мечников впервые в науке показал материальный субстрат иммунитета – до него понятие о борьбе организма с инфекцией было абстрактным, реально неощутимым; Листер обезопасил хирургические операции от инфекционных осложнений, приводивших в доантисептическую эру к гибели многие и многие тысячи людей; Пирогов создал классические основы клинической и военно-полевой хирургии; Павлов заложил основы точнейшей методики новой, экспериментальной физиологии и возвел одно из стройных и капитальных зданий современной физиологической науки – учение о функциях всех отделов нервной системы, до высшей нервной деятельности включительно; Рентген сорвал покровы с тайн многих болезней и этим оказал больному человеку неоценимые услуги; Майнот открыл способ излечения пернициозной анемии, приводившей в 100 процентах случаев к смерти, а Бантинг и Бест открыли инсулин, изменивший судьбу миллионов больных диабетом. Как правильно писал «British Medical Journal» в своей редакционной статье, вышедшей сразу после смерти Флеминга, «о медицинском прогрессе мир, естественно, судит по успехам в лечении болезней». Все эти великие борцы за жизнь человека всемирно известны, они вошли в историю человечества наряду с крупными политическими деятелями, полководцами, гениальными поэтами, потому что масштабы сотворенного ими были не менее глобальны, чем масштабы деятельности великих политиков, полководцев и национальных гениев литературы. Ведь сделанное умом и руками Пастера, Эрлиха, Листера и Мечникова спасает ежегодно миллионы человеческих жизней...

К плеяде этих титанов медицины примкнул и Александр Флеминг. Десяткам миллионов людей на земле он уже сохранил жизнь. По «масштабности» благодеяний человечеству Флеминг стоит на одном из первых мест среди великих деятелей медицины.

Постараемся подтвердить это фактами. Флеминг открыл пенициллин, который справедливо считается королем антибиотиков. Если остановиться только на таком заболевании, как пневмония, которой на земном шаре ежегодно болеет более 15 миллионов людей, мы должны прийти к выводу, что пенициллин в течение 20 лет, с первых дней его применения до нашего времени, спас уже миллионы больных воспалением легких от неминуемой смерти. Беспрецедентное снижение детской смертности в нашей стране в значительной мере обязано почти полной ликвидации смертности от катаральных пневмоний, часто осложнявших детские инфекции. Как указывает англо-американская печать, сейчас в ряде цивилизованных стран детям больше угрожают не инфекционные болезни, а несчастные случаи.

Пенициллин в борьбе с инфекциями привел к ослаблению вирулентности микробов. Только отдельные штаммы их еще сопротивляются и усиливают свою вирулентность, основные же отряды повержены в прах. Многие болезни, как пневмония, менингит, стали более легкими в своем течении.

Заражение крови и гнойные воспаления брюшины (перитонит), от которых раньше наступала неминуемая смерть, перестали пугать врачей, вооруженных ампулами с пенициллином.

Человеческий ум устроен так, что его манит непостижимое, а достигнутое становится обыденным, как бы законом жизни, аксиомой. Такой «повседневной аксиомой» стало выздоровление от многих смертельных болезней, и в первую очередь от заражения крови и перитонита.

Есть такая болезнь, чаще всего поражавшая детей, – острый гематогенный остеомиелит (септическое гнойное воспаление костного мозга). Еще за несколько месяцев до открытия пенициллина мне пришлось переживать гибель маленьких детей, заболевших этой страшной болезнью, внезапно вызываемой вселившимся в хрупкий детский организм стафилококком. Ничто не могло спасти жизнь детей; даже множественные трепанации костей и выпускание гноя наружу в 9 случаях из 10 не отвращали печального конца. А как страдали дети от этих операций! Ради 10-процентного шанса на спасение жизни ребенка врачи шли на все.

И вот через несколько месяцев пришел пенициллин.

Я еще сейчас вспоминаю лица этих детей. Они могли бы жить...

Отступили и другие смертельные враги человечества. Эпидемический менингит перестал страшить нас, так как пенициллин дает почти 100-процентное исцеление отнего, а ведь раньше появление эпидемии этой болезни вызывало у родителей панический ужас. Они знали, что 90 процентов заболевших должны были быть принесены в жертву ненасытному молоху смерти.

Перенесемся с вами, читатель, к тому трагическому дню 27 января 1837 года, когда в 6 часов вечера к себе в квартиру с места дуэли на Черной речке в обычной карете был доставлен А. С. Пушкин.

За полтора часа до этого, в 4 часа 30 минут, во время поединка с Дантесом он получил слепое огнестрельное ранение в живот из дуэльного пистолета.

Пушкина лечили лучшие хирурги Петербурга – лейб-медик императора Н. Ф. Арендт и профессор X. X. Саломон. Входное отверстие пули находилось на передней брюшной стенке. Пробив все мягкие ткани, пуля раздробила подвздошную кость с ее внутренней стороны, а затем по касательной, повредив неглубоко петлю тонкого кишечника, застряла в крестце.

На этом сухом протоколе вскрытия заканчиваются наши сведения о драме, разыгравшейся за 46 часов 15 минут мучительной болезни – гнойного перитонита, наступившего после ранения великого поэта.

А ведь объективный анализ клиники болезни приводит к выводу, что сегодня жизнь Пушкина была бы легко спасена – ведь он был доставлен с места происшествия очень быстро, кровопотеря не была фатальной, кишечник не был пробит, и, следовательно, операцию можно было успеть сделать прежде, чем инфекция распространилась на брюшину. Достаточно было бы извлечь пулю, наложить наружные швы на кишку и ввести в брюшную полость раствор пенициллина, а затем сделать несколько десятков уколов пенициллина – и драгоценная жизнь поэта была бы спасена.

Пенициллин излечивает не только смертельные болезни, но и многие тяжелые заболевания, которые еще недавно делали человека инвалидом.

Он с успехом применяется при скарлатине и дифтерии. Он в несколько дней вылечивает от гонореи, убивает спирохету сифилиса, без осечки помогает при всех воспалительных процессах, вызываемых кокками...

Сейчас уже официально признано, что средняя продолжительность жизни в цивилизованных странах резко повысилась благодаря пенициллину, победившему самые злые инфекции.

Средняя продолжительность жизни человека равнялась в Европе XVI века 21 году, XVII века – 26 годам, XVIII века – 34 годам, в Европе конца XIX века – 50 годам. А теперь в отдельных странах средняя продолжительность жизни человека достигает 60 лет (в нашей же стране, учитывая еще благоприятные социальные условия, – 67 лет).

Таковы заслуги А. Флеминга перед человечеством. Но они не исчерпываются этим. Получив пенициллин, Флеминг открыл новую эру в истории медицины – эру антибиотической терапии.

Собственно говоря, теоретически эта проблема была уже достаточно разработана, и А. Моруа не умолчал об этом факте (138—139 стр.). Однако, сосредоточив все внимание на личности и работах самого Флеминга, писатель очень скупо говорит о его предшественниках и при этом совершенно игнорирует работы русских ученых, с которыми, по-видимому, А. Моруа не имел возможности познакомиться. Этот досадный пробел мы постараемся сейчас восполнить.

Справедливость и глубина изложения проблемы требуют отметить прежде всего тот факт, что фундаментальная теория антибиоза была разработана И. И. Мечниковым, а попытки применения плесневых грибков с лечебной целью на основе принципа антибиоза были предприняты рядом русских врачей в XIX и XX столетиях.

Идея биологического антибиоза была высказана И. И. Мечниковым в связи с его работами о продлении жизни человека.

«Человек умирает преждевременно, до появления естественного инстинкта смерти», – писал он. При этом И. И. Мечников создал обменно-токсическую теорию кишечного происхождения преждевременного старения, то есть износа тканей и атеросклероза. Он указывает, что унаследованные от млекопитающих предков толстые кишки являются средоточием колоссальной массы бактерий, сильно отравляющих своими ядами организм, что ведет его к преждевременной старости.

И. И. Мечников на основе этой теории указал конкретные пути профилактики и «лечения» старости – систематическое питание простоквашей, с которой вводятся миллиарды молочнокислых бактерий, являющихся врагами гнилостных микробов.

В дальнейшем он возвел эту идею в один из ведущих принципов лечения инфекционных болезней.

Выступая в 1909 году в Кембриджском университете, он сказал, что идея Дарвина о борьбе за существование, происходящей в мире животных, может быть применена к микробам и что использование этой идеи поможет найти новые действенные способы борьбы с возбудителями инфекционных болезней.

Таким образом, И. И. Мечников открыл и сформулировал общий закон естествознания – антагонизм между микробами в глубокой, принципиальной связи с эволюционным учением Дарвина.

В настоящее время изучение дружественных и враждебных отношений между микроорганизмами составляет предмет особой науки – биоценологии. Последняя определяет несколько видов соотношений между микробами – симбиоз (сожительство), антибиоз (антагонизм) и метабиоз (одни микробы открывают дорогу другим для нападения).

В 1869—1871 годах известные русские ученые В. А. Манассеин и А. Г. Полотебнов впервые в мире указали на лечебные свойства грибка Penicillium и даже занялись изучением его культивирования.

В. А. Манассеин – выдающийся терапевт своего времени и передовой общественный деятель, А. Г. Полотебнов – основоположник русской дерматологии, занялись глубокими исследованиями антибиологических свойств зеленой плесени.

В 1871 году в «Военно-медицинском журнале» появилась статья В. А. Манассеина «Об отношении бактерий к зеленому кистевику». Статья эта была ответом на опубликованные в 1868—1870 годах работы А. Г. Полотебнова. Спор, возникший между учеными, носил несколько теоретический характер, но интерес был не в этом, а в тех замечательных наблюдениях, которыми ученые подкрепляли свои доводы.

Целью В. А. Манассеина было доказать, что бактерии не происходят из зеленой плесени, которую А. Г. Полотебнов считал общим родоначальником всех микробов. Для этого В. А. Манассеин делал посевы зеленой плесени на особые среды. И вот тут он отметил, что в этой среде «никогда не развивалось бактерий». Следовательно, он установил, что плесень препятствует росту микробов.

В. А. Манассеину феномен Флеминга был известен 92 года назад, или за 57 лет до открытия Флеминга (1928 г.). Хотя опыты В. А. Манассеина отвергли теорию А. Г. Полотебнова, тем не менее и последний заметил, что бактерии не появляются в жидкости, в которой была посеяна зеленая плесень.

Так он пишет: «Жидкость при подобного рода опытах остается всегда прозрачной, обыкновенно она не содержит в себе ни одной бактерии».

А. Г. Полотебнов сделал практические (терапевтические) выводы из своего наблюдения. Он стал лечить целебным грибком язвы: «Перевязывая эмульсией из спор с миндальным маслом язвы, известные в дерматологии под именем эктимы, я заметил, что они очень быстро зажили. Остальные две язвы у того же больного, перевязывавшиеся не эмульсией, а цинковой мазью, не заживали в течение двух или трех дней».

Ободренный таким результатом, А. Г. Полотебнов раздобыл плесень прямо из подвала лечебного учреждения, в котором работал, и применил ее для лечения.

«Этим же способом при посредстве только что описанного материала перевязывались раны у четырех больных. Из них двое имели сифилитические язвы, один – язву после вскрытия чирья и один – варикозные язвы на нижних конечностях. В сифилитических язвах при перевязке их плесенью наблюдались крайне интересные явления, сводящиеся к очищению дна язвы и уменьшению инфильтрации по краям».

Но самое замечательное наблюдение А. Г. Полотебнов отмечает дальше: «В поверхностных и глубоких, иногда кровоточащих язвах кожи, в продолжение 10 дней покрываемых сплошным слоем спор Penicillium с примесью бактерий, не происходит никаких осложнений (рожа, дифтерия и др.); напротив, иногда при таких условиях в язвах наблюдается самое резкое улучшение».

Свою работу А. Г. Полотебнов заканчивает следующими словами: «Результаты проведенных мной опытов могли бы, я думаю, позволить сделать подобные же наблюдения и над ранами операционными, а также над глубокими нарывами. Только такие наблюдения и могли бы дать экспериментальное решение вопроса о значении плесени для хирургии».

Таким образом, двое выдающихся русских ученых не только заложили основы замечательной идеи лечения антибиотиками, но подвели научную основу для открытия одного из могучих лечебных средств – пенициллина.

Большего сделать они не могли. Состояние химической науки в то время не позволило бы им приготовить лекарственный препарат.

В 1904 году русский ученый профессор М. Г. Тартаковский еще раз вернулся к грибку-исцелителю. Он изучил его действие на возбудителя экспериментального тифа кур. В своей работе М. Г. Тартаковский писал: «Я наблюдал, что под влиянием Penicillium glaucum контагий экспериментального тифа кур погибал».

К сожалению, невнимательное отношение к истории отечественной науки, нежелание порыться в архивах привело к тому, что работы в нашей стране не были продолжены и углублены.

Я полагаю, что для советского читателя эти краткие исторические сведения представляют известный интерес. Однако – и это мы должны особенно подчеркнуть – А. Флеминг впервые перевел теорию на рельсы практики, из биологического феномена микробного антибиоза он сделал скачок к использованию борьбы между микроорганизмами для целей лечения. Он предложил новый, простой и наиболее эффективный способ борьбы с инфекциями – биологический. Он решил «столкнуть лбами» антагонистов, антибионтов – патогенного микроба и его противника-грибка в больном человеческом организме; в этой борьбе человек выступал как tertius gaudens («двое дерутся, а третий радуется»). Принцип Флеминга был быстро принят на вооружение. Ученые стремительно ринулись на поиски новых антибиотиков. Результаты оказались поразительными. Достаточно указать на стрептомицин, который полностью победил туберкулез и его смертельное осложнение – туберкулезный менингит, – и который, безусловно, победил и легочную чуму. С открытием ауреомициyа (отечественного биомицина) побежден сыпной тиф и многие септические инфекции. В комплексе антибиотики обладают столь широким спектром деятельности, что, по сути, не осталось почти ни одной бактериальной инфекции, которую бы эти препараты не подавляли. Только вирусы еще чувствуют себя вне досягаемости.

Открытие Флеминга – одно из самых удивительных в науке. Оно, на наш взгляд, по своей значимости и масштабу вполне отвечает нашему атомному веку, и есть нечто глубоко справедливое в том, что оно пришло вместе с развитием атомной физики. Медикам, следовательно, тоже есть чем гордиться.

Надо особо подчеркнуть, что в нашей стране производство пенициллина быстро достигло широчайшего размаха. При этом было проявлено много инициативы и найдены оригинальные решения.

В этом отношении не только наша страна, но и мировая антибиотикология обязана энтузиасту антибиотиков действительному члену АМН СССР профессору З. В. Ермольевой. После открытия Флеминга, Чэйна и Флори З. В. Ермольева включилась в интенсивную, неустанную работу по изготовлению пенициллина. Она получила собственные штаммы этого грибка и способствовала лабораторному, а потом и заводскому производству пенициллина в нашей стране. Шла война, надо было спасать сотни тысяч раненых. З. В. Ермольева выехала вместе с бригадой ученых-медиков на фронт и там в боевой обстановке проверяла действенность советского пенициллина...

Андре Моруа – опытный и известный писатель, создавший немало блестящих биографий поэтов, писателей, крупных политических деятелей, – ныне всю силу своего таланта вложил в образ одного из выдающихся ученых и гуманистов нашего времени, и в этом, бесспорно, его огромная заслуга.

«В наш век, когда наука столь глубоко изменяет человеческое существование – как в лучшую, так и в худшую сторону, – вполне естествен тот интерес, который возбуждает жизнь ученого», – пишет А. Моруа.

Моруа не только внимательно изучил документы о жизни и деятельности Флеминга, в процессе работы над образом своего героя он успел горячо полюбить его. Труд автора поэтому приобретает особую эмоциональную окраску, и невольно личные симпатии писателя передаются читателю.

Книга в этом плане вполне удалась Моруа. Он умеет создать реальный образ ученого, сделать его жизненным, ощутимым. Писатель, очевидно, долго «вживался» в образ Флеминга и, лишь когда он глубоко укоренился в его художественном сознании, начал его высекать.

Перед писателем стояла очень трудная задача – отобразить все скрытые механизмы, все пружины, ведущие к великому открытию, дать творческую биографию Флеминга.

Не все удалось автору в одинаковой мере. А. Моруа, не будучи специалистом, не смог показать до конца, раскрыть всю серьезность и последовательность глубоких исследований Флеминга.

Но одно отлично сделал автор. Он показал, что путь великих достижений в науке тернист и драматичен.

Он разоблачил творимые некоторыми писателями легенды о случайности научных открытий. Об этом очень остроумно в свое время рассказал знаменитый паразитолог Рональд Росс.

Он пишет в своих мемуарах, что, к сожалению, некоторые думают о великих открытиях примерно так: «У ученого осталось полчаса до обеда. Он посмотрел на часы и сказал себе: „Ну что же, я, пожалуй, спущусь в лабораторию и сделаю открытие“. Биографы должны посвящать читателя в сложные перипетии и невероятные трудности, которые предшествуют открытиям ученых.

Андре Моруа показал, что для научных открытий требуется прежде всего труд – труд беззаветный, творческий, с романтическим увлечением.

Труд Флеминга и был таким. Он гипнотизировал его сотрудников.

Издание книг, подобных книге Моруа, помимо познавательного, имеет огромное воспитательное значение, и прежде всего для молодежи. Эти книги прививают любовь к науке. «Помните, – писал И. П. Павлов нашей молодежи, – что наука требует от человека всей его жизни. И если бы у вас было две жизни, то их бы не хватило вам. Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в вашей работе и в ваших исканиях». Но для успеха дела одной страсти ученого мало. Необходима высокая степень организованности творческого труда. И вот эту замечательную черту Александра Флеминга Моруа показал с большим блеском. С первых до последних страниц Флеминг проходит перед нашим взором как исключительно организованный, творчески целеустремленный, всегда собранный исследователь.

Поэтому его эксперименты безупречны по научной точности, заключения его объективны, он нетороплив в темпах и выводах, но хватка у него, как у экспериментатора, железная – важное наблюдение он не выпустит из рук. Он не прошел мимо открытия лизоцима, ни тем более пенициллина... Он быстро ухватился за этот знаменитый случай с чашкой Петри, где зеленая плесень «забила» культуру стафилококка, превратила ее in nothing. У кого из нас в раннюю пору занятия микробиологией не было таких неудач, но все мы проходили мимо подобного явления и с досадой выбрасывали такую чашку, забывая указания И. П. Павлова, что надо изучать не только то, что удается, но и то, что не удается.

Изучение причин неудачи эксперимента очень часто приводит великих мастеров науки к замечательным открытиям.

Моруа удалось ярко отразить еще один важный момент, характерный для научного созидания в наше время: без коллектива, охваченного творческим энтузиазмом, и без технического оснащения трудно продвигать до конца даже ценные научные открытия.

Мы видели, что в Англии идеи Флеминга не нашли необходимой материально-технической поддержки, но в работу включилась знаменитая Оксфордская группа, возглавляемая биохимиком Э. Чэйном и австралийским патологоанатомом Г. Флори.

Без их остроумных технических предложений (Чэйн) и проверки в клинике (Флори) пенициллин как лекарство получить не могли.

Чэйну и Флори удалось, наконец, блестяще решить проблему пенициллина как лечебного препарата.

В книге, к сожалению, эта решающая фаза исследований, научная, техническая сторона, не получила яркого и эрудированного освещения; в основном все сводится к общим фразам. Зато житейская сторона (туристские поездки Флеминга, поведение друзей, описание приемов, встреч, оваций и т. п.) занимает довольно много места, описывается с излишними, на наш взгляд, подробностями.

Однако не следует забывать, что А. Моруа интересовала прежде всего личность А. Флеминга, и, как художник-мастер, создавший оригинальный жанр биографий великих людей, А. Моруа вполне справился со своей задачей: читатель, начав чтение книги о Флеминге, не может оторваться от нее, образ великого ученого-первооткрывателя эры антибиотиков с первых страниц захватывает его, описание сложных путей, приведших к великой находке, сделано увлекательно, интересно. Писатель-художник, пишущий о научных открытиях, смог мобилизовать воображение читателя, а «воображение помогает соображению», – пишет С. Я. Маршак о книгах этого жанра. «Книга об открытиях науки вернее найдет дорогу к уму и сердцу читателя, если ее пишет не равнодушный компилятор, преподносящий своей аудитории готовые, отработанные и уже остывшие мысли и выводы, а человек, который вместе с читателем сам постиг мир, решает трудные проблемы, ищет выхода их противоречий и радуется их разрешению. Пропаганда науки – искусство. Книга, ставящая перед собой эту задачу, должна быть поэтической книгой».

Книга Моруа о Флеминге и его открытии глубоко поэтична.

И поэтому прощаешь автору отдельные медицинские неточности, например когда речь идет о механизме действия пенициллина (стр. 208) и несколько поверхностное в историко-биологическом плане освещение открытия пенициллина.

В июне 1961 года мне довелось встретиться в Париже с самим автором замечательной книги.

Я застал его за пишущей машинкой, немного утомленным после большого дня непрерывной работы. Но выглядел он моложе своих лет, может быть, потому, что собран, подтянут, безукоризненно одет.

Моруа впечатлил меня своей глубокой вдумчивостью (вернее вдумыванием) в то, что он говорит и что слышит. Он немногословен, но слова его очень убедительны и весомы. Его серьезное лицо, вся его внешность как-то гармонируют с рабочей атмосферой писателя, особенно с царством книг, окружающих его (в огромном зале стоят стройные ряды стеллажей его уникальной библиотеки).

Моруа весь в литературном труде, он – писатель, ушедший в свой титанический труд.

Он был очень рад узнать, что русский перевод его книги через несколько месяцев выйдет из печати (готовилось первое издание «Жизни Александра Флеминга»), и просил передать его советским читателям и почитателям горячий авторский привет. Я пользуюсь случаем, чтобы исполнить его просьбу.

Действительный член АМН СССР

профессор И. Кассирский