ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Некоторые современники, даже из числа адмиралов на больших должностях в настоящем или прошлом, прочитав «Крутые повороты», оценили их как оправдания Николая Герасимовича за взлеты, а вернее — за периодические «падения». Но это мнения отдельных людей, лично не знавших и не служивших вместе с выдающимся флотоводцем, бескомпромиссным человеком, открытым в своих суждениях и поступках, заботливым по отношению к подчиненным, доброжелательным и объективным в суждениях о сослуживцах, в оценках начальников и знакомых. В этих качествах человека, отдавшего всю свою жизнь делу служения Родине, своему народу через создание, строительство, повседневную и боевую деятельность Военно-Морского Флота, никто из знавших Николая Герасимовича Кузнецова, служивших с ним, не только не сомневается ни на йоту, но помнит его с глубочайшим уважением, любовью и в своей службе стремится быть похожим на него. Вечная ему слава и покой.

В «Крутых поворотах» Николай Герасимович, казалось бы, пишет о себе, о крутых поворотах своей судьбы. Мы, хорошо знавшие его, его личную скромность, объективность по отношению к себе, его успехи и неудачи в службе, понимаем, что все это не драма отдельного человека на фоне истории, а сама история, великая и трагическая история Советского Военно-Морского Флота, за честь которого боролся адмирал Н.Г. Кузнецов, отстаивая его интересы перед государством. Он открыто противоречил всем начальникам, включая членов правительства, принижавшим роль и значение флота из зависти или по своей безграмотности, тем, кто и по сию пору считает Россию в геостратегическом отношении сугубо сухопутной державой, хотя и располагающей 40 тысячами километров морской границы из имеющихся 60 тысяч.

Абсурдно было бы утверждать, что все военные победы Россия одерживала только на сухопутье. За триста последних лет истории флот России, его свершения под руководством Петра I, Спиридова, Ушакова, Сенявина, Лазарева, Нахимова, Макарова, Эссена уже нельзя вычеркнуть из истории. Нельзя вычеркнуть из нее и советский флот, его заслуги в Великой Отечественной, многочисленные десанты, оборону побережья, борьбу с врагом на морских коммуникациях и многое другое.

Нужно признать, что значение флота в обороне государства понимал Сталин, и не только понимал, а лично проводил решения по созданию мощного океанского флота, о чем справедливо пишет Николай Герасимович в «Крутых поворотах». Сталин оценивал флот как верного помощника армии в разгроме фашистской Германии и милитаристской Японии, по его инициативе были учреждены ордена и медали Ушакова и Нахимова. К сожалению, как показывает Кузнецов, руководство Министерства обороны, в том числе и Жуков, не знало флота, не любило его и не занималось им, видимо, по причине больших ассигнований, требуемых на создание и содержание флота. На совещаниях по обсуждению кораблестроительных программ (на части из них мне довелось присутствовать) армейские руководители при Сталине робко возражали, а обоснованные, логичные доказательства Н.Г. Кузнецова о необходимости создания мощных Военно-Морских Сил, в конечном итоге одобряемые Сталиным, просто их раздражали. По тем же причинам перед войной Генеральным штабом не было организовано оперативно-стратегического взаимодействия Сухопутных войск и сил флота. Вследствие этого Ставка ВГК пошла по линии наименьшего сопротивления — подчинила отдельные флоты по географическому принципу командующим приморскими флотами. Нарком ВМФ Кузнецов, будучи членом Ставки, сумел через командующих фронтами деятельно руководить силами флотов как в совместных, так и в самостоятельных операциях.

Следует сказать о некоторых противоречиях во взглядах Н.Г. Кузнецова на систему управления Военно-Морским Флотом. Будучи наркомом, он отрицал вмешательство в военно-морские дела Генерального штаба, что привело бы к рассмотрению вопросов флота на уровне незначительной должности морского офицера невысокого ранга. Вместе с тем он пишет о том, что считал правильным положение вещей, при котором Главморштаб являлся аппаратом Генштаба, но с сохранением всех прав наркома ВМФ. Мы пережили, причем неоднократно, и самостоятельное существование Наркомата-министерства ВМФ и Главкомат Минобороны. И то и другое имело свои положительные и отрицательные стороны. Кроме флота, есть и другие роды войск: ПВО, авиация, ракетно-стратегические войска, — и все они должны быть стратегически и оперативно увязаны. По моему мнению, наилучшей организацией для решения всех этих вопросов является комитет начальников штабов при Президенте по примеру США. Это, пожалуй, единственное, в чем Николай Герасимович выражает сомнительное суждение. К сожалению, в вопросах руководства Вооруженными Силами мы и сегодня не преуспели, а вернее сказать, еще больше запутали их.

Я назвал историю флота трагической, и это соответствует истине. Судьба флота зависела и пока зависит от социальной, экономической, международной политики государства и от личностей, руководящих страной. Во всех областях наша страна пережила много «крутых поворотов», повинуясь воле руководителей государства, в том числе и откровенно волюнтаристского типа. Флот просто не успевал в своем строительстве и приспособлении к задачам, вытекающим из политики и экономики государства.

В 1922 году впервые была провозглашена «оборонительная военная доктрина». После гражданской войны в наследие нам достались 121 боевой корабль и 44 катера в очень плохом техническом состоянии. Необходимы были замена кораблей новыми образцами и восстановление боеспособности имеющихся. В условиях разрухи во всех областях и слабой судостроительной базы была выработана и принята концепция создания и использования для обороны берегов и подходов к ним малого, так называемого «москитного флота». Строили в основном торпедные, артиллерийские, сторожевые (пограничные) катера, небольшие (прибрежного действия) тральщики и латали старые корабли — это все, что могла себе позволить страна в то время. В середине 30-х годов в стране развилась и окрепла индустрия. Изменилась экономическая ситуация, иными стали промышленные возможности. В это же время сформировался блок фашистских государств. Международная обстановка диктовала необходимость крепить обороноспособность страны, в числе прочего следовало усилить ВМФ современными кораблями, подводными лодками. Была проведена обстоятельная дискуссия на тему «Каким быть Военно-Морскому Флоту и какие задачи он призван решать». В ней приняли участие ученые, руководители и специалисты промышленности. В ходе дискуссии выработалось два направления. Одни отдавали предпочтение подводному флоту, другие — линейным кораблям и тяжелым крейсерам. Подводя итоги, начальник ВМС РККА Р.А. Муклевич объявил: «…Строить будем разные корабли и подводные лодки, нужные для обороны, а не для войны за обладание морями и господства на океанах, поэтому отпадает необходимость в строительстве линейных кораблей и крупных крейсеров». В 1938 году в соответствии с решением Политбюро ЦК ВКП(б) уже другой начальник ВМС — В.М. Орлов, представил в Совет Труда и Обороны кораблестроительную 10-летнюю программу, предусматривавшую строительство крупных серий линейных кораблей, тяжелых крейсеров и проектирование авианосца. Видимо, Сталина ознакомили с теорией Мехена и Коломба, другое объяснение этой программе трудно дать.

В 1937 году был образован Наркомат ВМФ. В 1939 году наркомом был назначен Н.Г. Кузнецов. Его предшественники повлиять на судьбу судостроения были не способны. Осуществить программу 1938 года помешала война (возможно, это и к лучшему, так как линейные корабли, тяжелые крейсера, постройка которых началась, были только обузой, и они разделили бы судьбу «Марата», «Октябрьской Революции», «Тирпица», «Ямато»). К началу войны советский флот состоял из тысячи кораблей различных классов (7 1фейсеров, 59 лидеров и эсминцев, 212 подводных лодок, 2о9 торпедных крейсеров, более 2 тысяч самолетов).

После войны судьба флота сложилась долее драматично. Министр Вооруженных Qui Г.К. Жуков совершенно отстранился от дел и проблем, связанных с флотом. Сталин был занят восстановлением разрушенной страны, серьезными международными проблемами, и курирование флота было поручено В.М. Молотову, который с пониманием относился к нуждам флота, докладам Н.Г. Кузнецова, но, как пишет Николай Герасимович, кроме Сталина, никто, в том числе и Молотов, самостоятельно принимать решение не мог. Необходимо же было решать вопросы кораблестроения с учетом опыта войны. Необходима была разработка новых проектов кораблей с использованием последних достижений науки и техники, кибернетики, электроники, атомной энергетики.

В личном архиве Н.Г. Кузнецова есть копия доклада правительству с кораблестроительной программой, которая не была принята. Корабли продолжали строить не по замыслам руководства ВМФ, а по решению правительства, отражавшим интересы промышленности. В июне 1952 года Н.Г. Кузнецов направил письмо Председателю Совмина, в котором изложил основные недостатки по строящимся кораблям и вооружению: низкая мореходность, слабое противовоздушное вооружение, недостаточная скорость противолодочных кораблей, слабая гидроакустика, интенсивная коррозия корпусов, недостатки подводных лодок XV серии и проекта 613, низкие темпы разработки реактивного оружия, ненадежность отдельных механизмов и устройств. 31 июля 1952 года Николай Герасимович направляет аналогичный доклад в адрес Сталина, Булганина, Маленкова. Вопрос рассматривался на Бюро Президиума Совмина, и позиция военно-морского министра, его справедливое беспокойство о качестве кораблей и вооружения были расценены с позиций В.А. Малышева как «попытка охаять наши лучшие в мире корабли», на чем вопрос и был закрыт.

В 1953 году Первым секретарем ЦК КПСС становится Н.С. Хрущев, человек своеобразный, увлекающийся новыми идеями, в высшей степени — волюнтарист. Его «новшества» во всех областях жизни государства не обошли и Военно-Морской Флот. Ознакомившись с первыми двумя дизельными подлодками с крылатыми ракетами небольшой дальности и посмотрев их стрельбы на Черном море, а также с подводной лодкой проекта 611, вооруженной баллистической ракетой дальностью 800 км на Тихоокеанском флоте, Хрущев сделал вывод, что все проблемы решают ракеты, а корабли и авиация нам не нужны. Несмотря на доказательные, смелые и настойчивые возражения Н.Г. Кузнецова (а я присутствовал при этом), Г.К. Жуков был аналогичного с Хрущевым мнения о флоте. Генералитет, сидевший в президиуме, молчал. Когда Хрущев дошел до танков, заявив: «…Надо посмотреть, нужны ли нам танки?», Р.Я. Малиновский бросил тихую реплику: «Ну это уже, Никита Сергеевич, чересчур».

Для флота настал очередной «черный период». В это время в стадии строительства находились семь крейсеров типа «Яков Свердлов» водоизмещением 16 тысяч тонн, с четырьмя трехорудийными башнями 180-мм артиллерии и шестью двухорудийными универсальными 100-мм. Будучи в высокой степени готовности (80—90%), эти крейсера отвечали всем требованиям того времени. Все семь кораблей были разрезаны на металл. Была ликвидирована Амурская флотилия, а ее мониторы со 130-мм современными орудиями также порезаны. Эта же участь постигла ряд других вполне исправных кораблей, нужных флоту. Морские самолеты Ил-28 были разложены с убранными шасси на взлетных полосах и рулежных дорожках (я это знаю по Тихоокеанскому флоту) и раздавлены гусеничными тракторами.

Ни Г.К. Жуков, ни (впоследствии) Р.Я. Малиновский в дела флота не вмешивались. А.А. Гречко прямо говорил: «Не надо вмешиваться в решения моряков, они сами разберутся со своими делами». Фактически же разбирались не специалисты флота, а промышленный комплекс через ЦК КПСС, в котором военную промышленность курировал выходец из оборонпрома Д.Ф. Устинов. Впрочем, это происходило уже после 1956 года, когда Н.Г. Кузнецов был уволен в отставку в звании вице-адмирала. Начинался другой, но столь же сложный для флота период.

Крутые повороты в политике государства обусловили и «крутые повороты» в судьбе Николая Герасимовича Кузнецова. Они подробно изложены в книге. В своих мемуарах он вовсе не оправдывается, да ему и не в чем было оправдываться, а описывает свои «взлеты» на службе Родине и свои неоднократные «падения». Причиной последних была его открытая, честная борьба с несправедливостью в отношении флота. Этому Николай Герасимович посвятил всю свою жизнь. Это подтверждается и многочисленными письменными отзывами о выдающемся советском флотоводце, написанными его бывшими сослуживцами, подчиненными. Семья Николая Герасимовича располагает множеством письменных свидетельств самых разных людей, моряков, писателей, кинематографистов, чьи жизненные пути соприкоснулись с судьбой Н.Г. Кузнецова, и все они проникнуты большим уважением и любовью к нему. Поместить все отзывы в одном издании не представлялось возможным, но назвать некоторых авторов, видимо, необходимо. Это адмиралы Ю.А. Пантелеев, В.Ф. Трибуц, В.А. Касатонов, И.И. Азаров, В.В. Виноградов, Г.И. Щедрин, А.Т. Чабаненко, писатели В. Рудный, Н. Флёров, дипломат И.М. Майский, кинематографисты М. Ромм, В. Николаева, бывший первый секретарь Приморского крайкома Н.М. Пегов.

Николай Герасимович в «Крутых поворотах» описывает все перипетии снятия его с должностей, снижений в звании. Два эпизода требуют некоторого разъяснения для полного понимания причин гибели линкора «Новороссийск» и обмена злополучной торпеды РАТ-52 на английский трал «ЛАЛ». Эта два события взаимосвязаны. Кроме того, гибель «Новороссийска» до сегодняшнего дня имеет различные толкования причин, да и своего мнения Н.Г. Кузнецов в «Крутых поворотах» определенно не выразил.

В 1944 году я был назначен начальником штаба 4-й бригады траления КБФ (командиром бригады был ныне покойный контр-адмирал Белов). Бригада была большая — 12 дивизионов тральщиков, 157 кораблей от больших до малых катерных тральщиков. Финский залив был похож на суп с клецками — нами и немцами были выставлены сотни тысяч мин. Судоходство было почти полностью парализовано. Шло интенсивное траление, чтобы как можно быстрее пробить безопасные для плавания фарватеры. С якорными минами мы справлялись успешно, уничтожали их, вытравливая до тысячи в сутки. Тралили днем и ночью. Справились и с защитниками минных полей. Это мины, выставляемые немцами на малом заглублении от поверхности, а вместо минрепа (троса) применялись цепи, которые обычными резаками не подрубались. Нашли выход — к резакам трала прикреплялся тротиловый пакет для подрыва цепи, а за катерными тральщиками шли большие и вытравливали якорные мины, поставленные против больших кораблей. Но мы столкнулись и с немецким новшеством — электромагнитными минами, которые массово применялись на глубинах до 40 метров. Эта мина «RMH» представляла собой деревянный ящик на колесиках, начиненный взрывчатым веществом ТГА (тротилгек-сагеналюминий), размером в кубический метр. Мощность взрыва была в 1,6 раза больше, чем у тротила. Внутри мины находился сложнейший механизм с приборами срочности приведения в боевое положение (от немедленного до месяца) и прибором кратности (от 1 до 16), реагирующим на определенный по счету проход над миной или вблизи нее корабля. Начальная чувствительность мины составляла 4 миллиэрстеда (0,31 А/М). Со временем она постепенно грубела. Никаких тралов против этих мин мы не имели, и корабли подрывались на тщательно протраленных от якорных мин фарватерах. Единственно, что нами было придумано, — это таскать, как правило, деревянным тральщиком на буксире 500-метровой длины большую металлическую баржу, нагруженную рельсами, металлоломом для увеличения магнитного поля. Самое трудное заключалось в том, что для того, чтобы считать полосу протраленной, баржу по ней нужно было протащить 16 раз.

Вся наука была «поставлена на ноги», академики Курчатов, Александров». Но для ожиданий не было времени, Балтика была необходима народному хозяйству.

Наркому ВМФ стало известно, что наши союзники англичане имеют эффективный специальный трал против электромагнитных мин и он своим решением обменял торпеду PAT-52 на образец такого трала. Я присутствовал на испытаниях трала. Когда на красногорском рейде у Кронштадта был включен ток, взорвалось сразу 11 мин. Таким образом, большая, прямо скажем, государственная проблема стала решатся. В будущем были созданы и отечественные тралы, но это произошло много позже.

По свидетельству Н.Л. Михайлова (статья «Суд без чести», «Красная звезда», 16.06.90 г.), торпеда РАТ-52 разрабатывалась группой сотрудников минно-торпедного института под руководством В. Алферова и была принята на вооружение в 1939 году. Как пишет Н.Л. Михайлов, …«разрабатывалась» — сильно сказано: лицензия на ее производство была приобретена в Италии еще в 1935 году, оригинальность отечественной разработки заключалась лишь в своеобразной конструкции грузового парашюта с поворотным тросом». Но торпеда была секретной (в то время все засекречивалось), и В. Алферов в октябре 1947 года подал рапорт на имя замглавкома по кораблестроению и вооружению П. Абанькина, в котором обвинили Н.Г. Кузнецова в антигосударственных и антипатриотических поступках. В этих же грехах были обвинены адмиралы Галлер, Алафузов и Степанов, с ведома которых производился обмен данными с союзниками по некоторым образцам морской техники и артиллерии. Последствием был, как известно, суд чести над Кузнецовым, Галлером, Алафузовым и Степановым.

Не по своей воле, как правильно пишет Н.Л. Михайлов, а по указанию «сверху» председателем суда чести был назначен маршал Говоров, членами — М. Захаров, Ф. Голиков, Г. Левченко, П. Абанькин, Н. Харламов, Н. Кулаков — 2 армейца, 3 моряка и 2 политработника. На суде, кроме свидетелей обвинения (тот же Алферов), были и свидетели защиты, например, член-корреспондент Академии артиллерийских наук Чистосердов, но на доказательства защиты никто из судей внимания не обратил. Никакой суд был не в силах подорвать огромный авторитет Николая Герасимовича на флоте и в народе. Так была «отмечена» заслуга наркома за старание ликвидировать минную опасность для судоходства.

Можно утверждать, что из многочисленных версий причин гибели линкора «Новороссийск» (бывшего итальянского «Джулио Чезаре») является одна достоверная — подрыв на мине «RMH». Немцы, покидая в панике Севастополь в мае 1944 года, минировали, а вернее, беспорядочно сбрасывали в воду большое количество таких мин. За время моего командования 3-й бригадой траления в Усть-Двинске личным составом бригады на участке реки Даугавы от железнодорожного моста в центре Риги до оконечности входных молов было поднято водолазами флота около 100 таких мин. При разоружении некоторых из них установлено наличие в механизме гидростата, который на глубине Юм «надевал вторичный детонатор на взрыватель». При меньших (чем 10-метровая) глубинах гидростат не срабатывал, и хотя прибор кратности работал и запал срабатывал, но взрыва не происходило. Такие мины никаким тралом обезвредить нельзя. В сложном механизме мины с многочисленными паяными контактами бывали случаи, когда часовой механизм прибора срочности засорялся кусочками пайки и не работал. Когда «Новороссийск» пришел в гавань и стал на якорь, самим якорем или якорь-цепью он задел подобную мину, в которой отработал прибор срочности. Тот факт, что это была мина «RMH», доказывает пробоина в корпусе линкора. А перевернулся корабль потому, что, коснувшись носом грунта, потерял остойчивость. При большей глубине этого не случилось бы, и линкор плавал бы, как поплавок. Похожий случай имел место с большим танкером № 5 при таллинском переходе в 1941 году.

Если и ставить гибель линкора кому-то в вину, то в первую очередь, С.Г. Горшкову, который, будучи несколько лет командующим флотом, не принял должных мер к очистке гаваней от мин и, во вторую очередь, новому комфлоту Пархоменко — за нераспорядительность на аварийном корабле и гибель большого количества людей в сотне метров от берега. Никак нельзя обвинять Н.Г. Кузнецова, хотя сам он признавал свою вину за происшедшее.

Выше мы уже отмечали наличие большого авторитета Николая Герасимовича как выдающегося флотоводца, государственного деятеля и вместе с тем справедливого, заботливого и тактичного человека. Мне хочется привести пример, свидетельствующий о том, что никакой суд не мог изменить отношение к нему. В 1948 году Николай Герасимович, разжалованный до контр-адмирала, отдыхал на Рижском взморье в санатории ВМФ. В один из дней он позвонил мне, командиру бригады кораблей в Усть-Двинске:

— Николай Николаевич, не могли бы Вы мне в Майори прислать какой-либо небольшой катерок с рулевым, который знает реку Лиелупу; мне хочется пройтись по Лиелупе, войти в Даугаву, дойти до Риги, посмотреть бухты, торговый порт в Мильгрависе и возвратиться обратно.

Я ему ответил, что сам приду на катере и покажу все, что его интересует. Николай Герасимович возразил, дав понять, что ему не хочется отрывать меня от дел и отдыха (было воскресенье). Когда же я сказал, что для меня честь в очередной раз встретиться с ним и поговорить и что на катере буду один, сам за рулем, без моториста, после некоторого смущения он согласился. Лишь попросил меня быть, как и он сам, в штатском. После трехчасового плавания при возвращении Николай Герасимович попросил высадить его в поселке Дзинтарс, откуда хотел поехать до Майори одну остановку на поезде. С катера мы пошли на станцию и по пути заглянули в станционный буфет утолить жажду, погода была жаркая. Когда мы вошли, буфет был битком набит офицерами флота, все столики оказались заняты. Увидев Николая Герасимовича в штатском, все офицеры встали по стойке «смирно», а было их человек восемьдесят), наступила полная тишина. Николай Герасимович тихо сказал: «Спасибо!», смутился, вышел из буфета и до подхода электрички молча простоял на платформе, глядя в море.

После снятия Хрущева и смерти Жукова в ЦК КПСС пошел поток писем (как коллективных, так и от отдельных лиц) с предложениями восстановить Н.Г. Кузнецова в звании Адмирала Флота Советского Союза. Никаких ответов и реакции на это не последовало. После смерти Николая Герасимовича по инициативе адмирала И.И. Бойкова на имя Брежнева было послано письмо двадцати адмиралов, бывших командующими флотами, занимавших высокие посты в Военно-Морском Флоте, с просьбой о восстановлений Н.Г. Кузнецова в звании посмертно. Месяца через два я спросил у зав. отделом ЦК Н. Савинкина о судьбе этого письма. Он ответил, что письмо было направлено в ВМФ на рассмотрение Военно-морского совета; получен отрицательный ответ, и дело таким образом закрыто. О том, что на заседании Военного совета письмо адмиралов не рассматривалось, рассказал мне секретарь совета, показав ответ в ЦК КПСС, подписанный начальником политуправления ВМФ — членом Военного совета В.М. Гришановым, в котором было написано, что Военный совет рассмотрел письмо на заседании и считает нецелесообразным восстановление звания Н.Г. Кузнецову. Уже позже при свидетелях я в глаза Гришанову высказал свое мнение о его неблаговидном поступке. Он промолчал, а потом заявил: «Я думаю, что этот ответ был за двумя подписями, а не только моей». Кого второго он имел в виду, думаю, объяснять не надо.

В день смерти Николая Герасимовича в декабре 1974 года руководство ВМФ возвращалось в Москву из поездки на Дальний Восток. Я, как оставшийся за главкома, встречал их на аэродроме Чкаловский и там доложил о печальном событии. После некоторого молчания В.М. Гришанов изрек: «Ну что ж, надо назначить комиссию, которая свяжется с семьей, узнает, на каком кладбище они хотят его похоронить, и, видимо, дать некролог за подписями членов Военного совета». Председателем комиссии назначили В.А. Касатонова, меня — заместителем.

Почувствовав неладное, я позвонил А.Н. Косыгину и, зная его отношение к Николаю Герасимовичу, доложил о случившемся. Алексей Николаевич ответил, что знает о печальном событии, а на мои слова о затруднениях с некрологом и местом захоронения сказал: «…Скажите Промыслову — хоронить на Новодевичьем кладбище, там есть площадка, где похоронены адмиралы!» А в отношении некролога: «Сегодня возвращается из Югославии Брежнев, я ему доложу. Но при любых решениях под некрологом поставьте мою подпись». Через день в газетах появился некролог с портретом, начинавшийся словами: «После тяжелой болезни скончался видный военный деятель, активный участник гражданской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза вице-адмирал в отставке Кузнецов Николай Герасимович…» Далее в некрологе была перечислена вся его служебная деятельность, указаны все должности, в том числе и наркома с 1939 года, и что в годы Великой Отечественной Н.Г. Кузнецов умело руководил боевыми действиями флотов против немецко-фашистских захватчиков и японских милитаристов. Было упомянуто и руководство советскими моряками-добровольцами в Испании. Подписали некролог Брежнев, Подгорный, Косыгин, все маршалы Советского Союза, адмиралы, всего 47 человек.

На Новодевичьем, куда я прибыл подобрать место для захоронения, меня встретил относительно молодой мужчина 35—40 лет. Узнав цель моего приезда, он сказал: «Я служил у Николая Герасимовича и, узнав о его смерти, начал подбирать место. На адмиральской площадке места нет, но я подобрал хорошее место, пойдемте посмотрим!» Место оказалось рядом с могилой первого начальника Морских Сил Альтфатера, рядом с адмиральской площадкой. Ну что ж, первый Наморси и первый народный комиссар рядом…

Прочитав книгу, некоторые читатели могут задать вопрос: «А стоило ли ее издавать, зачем ворошить прошлое?»; могут найти какие-то неточности в хронологии событий и описании отдельных эпизодов, ведь Николай Герасимович писал «Повороты» уже больным человеком, в отставке, архивами не пользовался и не мог этого сделать. Один из прочитавших рукопись обеспокоился описанием взаимоотношений Кузнецова с Жуковым и высказал опасение, что «как бы после прочтения этих мест в книге читатель не усомнился в способности Жукова как стратега». Николай Герасимович и не дает оценку стратегическим способностям Жукова, он пишет не о нелюбви флота Жуковым, а о том, что тот не знал и не понимал места флота в вооруженной борьбе. Что ж, ведь это неопровержимый факт, подтверждаемый многими очевидцами и участниками событий того времени, причем не только моряками, но и армейскими генералами и маршалами. Делает это Н.Г. Кузнецов тактично, без злопыхательства.

Доводы о том, что флот не любил не только Жуков, а и Куропаткин и Тухачевский — не оправдание Г.К. Жукова, фетишизируемого ныне очередными переписчиками истории в качестве сверхвеликого полководца, спасшего Родину, Москву и даже Ленинград (за 17 дней командования фронтом). Правы будут те, кто считает эти вопросы предметом глубокого научного исследования. Родину спасли воины армии и флота, весь народ от подростков до глубоких стариков.

Хорошо, что эта правдивая от корки до корки книга выходит в свет. Она является хорошим дополнением к изданным уже книгам Н.Г. Кузнецова о флоте, дает представление об авторе как незаурядной личности, человеке, посвятившем всю свою жизнь беззаветному служению Родине, Вооруженным Силам, флоту. «Крутые повороты» — не только дань памяти Николаю Герасимовичу, но и один из уроков того, как создавать флот, достойный нашей страны, не повторяя ошибок прошлого. Это обязанность не только моряков, но и всего военного руководства, правительства и Президента.

Адмирал, кандидат военно-морских наук

К.К. АМЕЛЬКО