Эпилог

Эпилог

Нужны совершенно исключительные обстоятельства, чтобы имя ученого попало из науки в историю человечества.

Бальзак

Его похоронили в соборе св. Павла – честь, которой удостоились лишь несколько очень прославленных англичан. Почетный караул несли студенты и медицинские сестры Сент-Мэри. Надгробное слово произнес профессор Паннет, друг Флеминга и его товарищ по работе – они вместе вступали на медицинское поприще.

«Пятьдесят один год назад, – сказал он, – в Медицинской школе Сент-Мэри встретилось несколько студентов... В тот день я познакомился с Александром Флемингом. Он был несколько старше нас и более сложившимся, чем все мы. Это был спокойный человек с живыми голубыми глазами, проницательным и решительным взглядом... Первые годы мы с ним были соперниками, потом наши дороги разошлись, но наша дружба никогда не ослабевала, потому что у Флеминга был твердый и сильный характер – залог надежной дружбы... Он был исключительно постоянен. Друзья верили в него, и он оправдывал их веру.

В то осеннее утро, когда мы впервые встретились, никому, конечно, не могло прийти в голову, что среди нас находится один из величайших людей нашего века. Мы были далеки от мысли, что настанет день, когда, оплакивая Флеминга, огромная толпа соберется в этом прекрасном соборе, чтобы почтить память гения науки, признанного всем земным шаром... Общеизвестно, что он своими работами спас больше людей и облегчил больше страданий, чем кто-либо из живущих ныне на земле, а возможно, даже из живших когда-либо прежде. Это одно уже способно внести переворот в историю человечества.

Я не буду говорить о том, сколько раз он надеялся, сколько он трудился, сколько раз разочаровывался, терпел неудачи... Путь, знакомый каждому ученому, и этим же путем шел Флеминг... Но в его судьбе есть одна особенность, которая менее известна. Окидывая взглядом весь его путь, мы замечаем, что в его жизни было много случайностей, на первый взгляд не связанных между собой, но, не будь любой из них, жизнь Флеминга не достигла бы такого апофеоза. Но этих случайностей было слишком уж много, и все они были направлены к одной цели, поэтому мы волей-неволей приходим к убеждению, что их нельзя отнести целиком за счет одной только удачи.

Его выбор профессии, больницы, специализация в области бактериологии; его встреча с Алмротом Райтом; характер работы, которую он вел у него; неожиданное действие слезы; случайно занесенная спора, – нет, все это не может объясняться одной удачей. На каждом повороте его жизненного пути провидение указывало ему правильное направление».

Рядом с монументальными могилами Нельсона и Веллингтона находится скромная плита, на которой начертаны инициалы А. Ф. – здесь покоится прах Флеминга. На соседней стене прикреплена плита из греческого мрамора и на ней – чертополох, эмблема Шотландии, и лилия, эмблема Сент-Мэри. Этот памятник говорит о трех самых глубоких привязанностях Флеминга.

Когда гроб спускали из нефа в склеп, его жене почудилось, что Алек лукаво, по-мальчишески взглянул на все это и прошептал: «Вы только подумайте! Меня хоронят в склепе вместе с Нельсоном!»

Скоропостижной смертью Флеминга были потрясены не только Англия и Шотландия. Все страны мира прислали официальные соболезнования. Поток взволнованных писем от частных лиц свидетельствовал о народном горе. В Барселоне цветочницы высыпали все цветы из своих корзин у мемориальной доски, прибитой в память посещения Флемингом города. Две девочки из Болоньи прислали цветы, купленные на деньги, которые они собирали весь год на подарок ко дню рождения своего отца. В городах именем Флеминга называли улицы и площади. В университетах собирали деньги, чтобы воздвигнуть ему памятники. В Греции были вывешены траурные флаги. Двое путешественников, которые ездили по Греции на автомобиле, с удивлением увидели, что в каждом городе, каждой деревне, по которым они проезжали, флаги приспущены. Неподалеку от Дельф они спросили старого пастуха:

– По ком объявлен траур?

– Как? – удивился старик. – Вы разве не знаете, что Флеминг умер?

В редакционной статье «British Medical Journal», вышедшей сразу же после смерти Флеминга, было сказано:

«Так недавно и стремительно был сделан ряд открытий, что, наверное, мы не можем полностью оценить переворот в медицине, который вызвало и продолжает вызывать открытие Александра Флеминга. О медицинском прогрессе мир, естественно, судит по успехам в лечении болезней. Уже с одной этой точки зрения Александр Флеминг имеет право на бессмертную славу. И вслед за ним слава принадлежит сэру Говарду Флори и доктору Эрнесту Чэйну, которые через десять лет после открытия Флеминга нашли способ выделить пенициллин и претворить в жизнь надежды, которые на него возлагал Флеминг еще в 1929 году. Флеминг обладал наблюдательностью истинного естествоиспытателя и научным воображением, помогавшим ему сделать выводы – на основании наблюдаемых явлений, – наблюдательностью и воображением, которые могут быть только у человека, предрасположенного к научной работе. Открытие, о котором рассказал Флеминг в своем сообщении, – это веха в истории медицины. „Пенициллин“, который он открыл и окрестил, ближе любого другого медикамента к идеалу Эрлиха: therapia sterilisans magna»47.

С открытием пенициллина началась новая эра в лечении больных. Современным врачам трудно понять, насколько бессильны были их предшественники в борьбе с некоторыми инфекциями. Им незнакомо отчаяние, овладевавшее докторами, когда они сталкивались с болезнями, смертельными в те времена, а теперь излечимыми. Некоторые из этих заболеваний даже перестали существовать. Пенициллин и все антибиотики, открытые после него, дают возможность хирургу производить такие операции, на которые раньше никто бы не решился. Средняя продолжительность жизни человека настолько возросла, что изменилась вся общественная структура. Только Эйнштейн – но в другой области – и еще Пастер оказали такое же, как Флеминг, влияние на современную историю человечества. Государственные деятели трудятся изо дня в день над устройством мира, но лишь люди науки своими открытиями создают условия для их деятельности.

Почему этого скромного и молчаливого исследователя судьба наградила такой большой удачей? Потому что он терпеливо готовился принять истину в тот день, когда она обнаружит себя. «В науке самое простое – найденное вчера и самое сложное то, что будет найдено завтра», – говорил Биот48. Наблюдения Флеминга могли быть сделаны многими, но никто другой их не сделал, – потому что ему особенно было присуще чувство соразмерности.

Цветок, который рос как-то не совсем обычно, в его глазах был таким же волнующим явлением, как любое другое, более ярко выраженное. Работа муравьев над созданием себе жилища казалась ему каким-то чудом, и он внимательно следил за ней. Все в природе вызывало у него живейший интерес еще с самого детства, проведенного среди шотландских ландов. Если бы он учился в public school49, он был бы, возможно, менее застенчив. Он умел бы красочнее излагать свои идеи и описывать свои достижения и производил бы на окружающих более сильное впечатление. Но сохранил ли бы он свою удивительную свежесть восприятия?

Что дают человеку глубокого ума красноречие, апломб, внешний блеск? Эти качества могут быть ему очень полезны для достижения личного счастья, для материального успеха, для завоевания престижа. Но разве от них зависит важность достигнутых ученым реальных результатов. Перед нами два человека: «Райт и Флеминг. Оба были в равной степени преданы науке. Но Флемингу чуждо было ораторское искусство, он не умел поражать слушателей, что так великолепно удавалось Райту. Многие не любили Райта, но даже враги, сталкиваясь с этой яркой индивидуальностью, признавали, что в нем немало величия. Каждый знал, что, оспаривая ценность трудов Ранта, надо быть готовым выдержать натиск блестящих и саркастических аргументов. Куда как более соблазнительно верить в свое превосходство над этим маленьким мужественным и сдержанным человеком, который ничего не сделает, чтобы рассеять ваше заблуждение! Можно без всякой для себя опасности подвергать сомнению его работу, ведь он никогда не нарушит своего упорного молчания по столь незначительному, с его точки зрения, поводу.

«Гениальный человек зачастую эгоист, – писал лорд Бивербрук. – Если же он скромен и прост, что изредка бывает, люди склонны его недооценивать. Сэр Александр Флеминг был гением этой редкой категории. Теперь, бесспорно, он всемирно известен... Но при жизни его заслуги признавались с большой неохотой на его же родине». Возможно, действительно ему бы раньше отдали должное, будь он менее сдержанным и молчаливым. Но что в этом? Ведь именно он, несмотря на свою молчаливость, достиг цели.

Приведем еще одно суждение об этом ученом. «Он был великим врожденным исследователем, – сказал о Флеминге профессор Хеддоу, директор Института рака. – Он понимал, что необходимо работать, и приложил немало усилий, чтобы осуществить большие замыслы, но его истинное величие было в умении „схватить“ неожиданное наблюдение и распознать его в тот момент, когда его истинное значение еще ускользает от обычного смертного... короче говоря, он обладал даром выявлять коренные явления... Хотя его имя для всего мира связано с пенициллином, нельзя пренебрегать другими вкладами Флеминга в науку, теми важнейшими наблюдениями, которые он ценил не меньше пенициллина, и даже больше. Уже одних этих оснований достаточно, чтобы назвать его великим человеком. Но выше всего я ставлю его поразительную, спокойную мудрость как в его отношении к миру, так и к сущности исследовательской работы. Его мудрость была настолько скромной и тихой, что оставалась незамеченной большинством людей, которые поверхностно знали Флеминга... Меня лично поражали в нем три вещи. Этот человек понимал, что важна работа, а не слова. Он умел заметить неожиданное и никогда не пренебрегал им. И третье – его философия, выражавшая отношение к сущности науки, а также, я часто об этом думал, его восприятие мира в целом и изучение человека были основаны на очень мудрых и скрытых принципах, о которых он никогда не говорил и о которых можно было только догадываться».

Больше всего тронуло бы Флеминга то, как почтили его память 10 октября 1957 года на его родине, в графстве Эршир. В тот день рядом с воротами Локфилд-фарм был открыт очень простой памятник – на высоком гранитном камне начертана следующая надпись, лишенная всякой выспренности:

СЭР АЛЕКСАНДР ФЛЕМИНГ,

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ПЕНИЦИЛЛИНА,

РОДИЛСЯ ЗДЕСЬ, В ЛОКФИЛДЕ,

6 АВГУСТА 1881 ГОДА.

Из Дарвела по дороге, извивающейся среди ландов, на торжество прибыло несколько машин, и толпа пешеходов, которые прошли четыре мили от городка до фермы – путь, который некогда проделывал Александр Флеминг, возвращаясь из школы. Когда с камня были сняты флаги с крестом св. Андрея, provost50 рассказал о детстве Алека Флеминга, которое прошло на этой ферме. Здесь его родители Хью и Грейс Флеминг, оба превосходные люди, дали ему воспитание, которое наложило отпечаток на всю его жизнь. В этих долинах и на окружающих ферму холмах, играя и работая, он научился понимать и любить природу. Жена Флеминга смотрела на прекрасное осеннее небо, на широкие просторы, на мягкие линии пологих холмов и думала, что высокое пренебрежение к суетности жизни, которое ее так пленяло в муже, наверное, было порождено ощущением величия мира и собственного ничтожества, которые испытываешь, когда останешься один на один с природой.

«В тот день, 6 августа 1881 года, – продолжал мэр, – никто не подозревал, что беспомощное, кричащее маленькое человеческое существо родилось для того, чтобы посвятить свою жизнь человечеству». Сам Флеминг однажды написал: «Нам нравится думать, что мы управляем своей судьбой, но, возможно, Шекспир был мудрее, сказав:

Судьба управляет нашей жизнью,

Хотя мы ее задумали совсем иной.

Каждый из нас может оглянуться на пройденный им путь и задать себе вопрос: что произошло бы, если бы он занимался не тем, чем занимался, – часто без всяких оснований. Перед нами всегда два пути; мы должны выбирать один из них, не зная, куда ведет второй. Может быть, мы выберем лучший; но возможно также, мы никогда не узнаем, какой надо было выбрать».

Флеминг выбрал правильный путь, и судьба в конечном счете благоприятствовала ему.