Глава первая Служу Советскому Союзу

Глава первая

Служу Советскому Союзу

Училище

Попал в ВДВ — гордись!

Не попал — радуйся.

Народная мудрость

— Вот это дыра! — воскликнул Витя Марченко, когда мы, трое киевских кадетов,[1] вышли ночью из поезда на станции Рязань-1. Вдоль по улице, ведущей к Рязанскому воздушно-десантному училищу, стояли какие-то убогие деревянные домишки. Да уж — не Крещатик!

Начальник учебного отдела училища спросил без обиняков:

— Вас сразу выгнать или подождать первого замечания?

Кажется, нам не очень рады. «Нет уж, давайте до замечания. Зря что ли сутки в поезде тряслись?» Но вскоре оказалось, что в поезде мы ехали, а «трястись» стали в кузове ГАЗ-66, когда нас троих повезли в учебный центр Сельцы.

— Вот это люди! — сказал, увидев нас, Сергей Капустин, калининский кадет. — А я, как дурак, приехал по телеграмме!

Ему было отчего расстроиться. Оказалось, что уже две недели как он, не догуляв положенный после Калининского суворовского училища отпуск, примчался в РКПУ[2] и попал на чужой праздник жизни. Завершился отбор и в строю из «абитуры» остался только один из восемнадцати претендентов на высокое звание курсанта десантного училища! Им, «счастливчикам» и «везункам», подробно, на живых примерах, втолковывали, куда они попали. Мол, «ВДВ — не шутка, дорогая». Втолковывали заодно и кадетам — совсем некстати подвернувшимся под горячую руку Паши Грачёва.

Кто плохо усваивал днём, ночью корчевал пни или мыл туалеты. Я удостоился чести вымыть скворечник на двадцать посадочных мест уже на третью ночь. Это как-то сразу не очень понравилось, но я не стал показывать виду и доставлять тем самым радость своему отделённому командиру. Утром в туалете было чисто, как в Эрмитаже, только пахло хлоркой так, что резало глаза.

— Ну, ты понял, кадет? — спросил сержант Иванов.

— Чего? — включил я «тумблер дурака», уклоняясь от попытки обрушить на свою сонную голову поток педагогических выводов. Таких тумблеров ещё не было у некоторые моих новых однокашников, они ныли и грозились бросить всё к чёртовой матери.

А вот, кто никогда не ныл, — это «партизаны». Их отчислили ещё месяц назад, а они вырыли землянки и жили недалеко от лагеря, надеясь, что кто-то не выдержит, напишет рапорт, а их возьмут на освободившееся место. Или что приедет Маргелов и даст команду всех зачислить. Ведь было такое три года назад! В землянках у них порядок образцовый. Написали свой распорядок дня и выполняют неукоснительно. Ждут и надеются. Наблюдают со стороны, как с нас сдирают, образно говоря, «гражданскую» коросту. Ладно, с гражданских, но мы-то уже это проходили, кто в армии, кто в кадетке.

Как нас драли! Песня! И кто — вчерашние солдаты-срочники, назначенные командирами отделений! Самый старший — командир взвода, курсант-стажёр, третьекурсник — обращался на «вы» и всегда «товарищ», но от этого было ещё хуже. Из всего многообразия человеческих желаний через неделю остались два: спать и есть. В столовой съедали всё до крошек, а засыпали, едва приземлившись на пятую точку. А если при этом можно было снять сапоги, то это уже было близко к блаженству. Подготовка к прыжкам — отдых, сам прыжок — праздник. Но праздники, как водится, редки. Всё остальное — жёсткая проверка «на вшивость» (или «толщину кишки», кому как нравится).

До присяги дошли не все. Кто сам накатал рапорт, кому предложили, а кого, предварительно поставив в позу прачки, «ускорили» в неблизкие десантные гарнизоны — «пыльную» Фергану или «дикий» Киривобад.

Первый курс — «Приказано выжить!» Нагрузки учебные и физические запредельные. Стараемся больше всех, а получается, как всегда. Командир роты старший лейтенант Грачёв и командир взвода лейтенант Лебедь в четыре руки пытаются вылепить из нас подобие командиров, а преподаватели — инженеров. Получается слабо. Хронически ничего не успеваем. Постоянно хочется есть, но я умудрился набрать за год 10 килограммов. На хлебе и бигусе (такой гадости из квашеной капусты, картошки с кусками небритого сала, на которых почему-то никогда не было мяса). На мне же, наоборот, сала ни грамма. Могу, «выключив тумблер», стоять в строю в жару и в холод по несколько часов, идти или бежать по потребности. Могу минуту устоять на ногах в драке против троих. По-прежнему могу есть, сколько дадут, и спать, сколько разрешат. Однако иногда уже проскакивают и другие желания. Робко знакомлюсь с достопримечательностями Рязани. Оказывается, довольно милый город.

Последняя проверка на первом курсе — это приокские комары. Вы их видели? Это совершенно отдельная порода. Состоят из двух частей — хобота и глаз. Глаза служат для упора. Когда насосутся нашей крови, появляется брюхо. А выпили эти твари из нас по ведру, не меньше. Не спасал ни дым, ни мази, ни одежда. Можно было только бежать быстрее, чем они летают. Когда останавливались и, особенно, засыпали, они отыгрывались втройне. Ночью в казарме, если прислушаться, было слышно, как это твари чавкают. Нашивка второго курса на рукаве перед отпуском была наградой за все наши муки.

Второй курс — «Деловые люди». Появилось свободное время. Куда-то все бегут, устраиваются. Кто в спортивные секции, кто в музейные экскурсоводы, кто на общественное поприще или самодеятельность. Цель одна — получить официальную «отмазку» и право заниматься по собственному плану, желательно за КПП. Хотя бы час в день. Даже право подниматься на час раньше и заниматься зарядкой по собственному плану — это было своего рода поощрение. Те, кто удостаивался, два часа истязали себя на снарядах, в беге и единоборствах до седьмого пота. Сбитые кулаки и мозоли, как у землекопов, — визитная карточка курсантов второго курса. Сбивали кулаки и в увольнениях. Времени на ухаживания и выяснения отношений нет. Лычка второго курса впечатляла мало, как гражданских, так и курсантов других училищ. Приходилось доходчиво и по-быстрому объяснять, что молодо не всегда зелено. Только вот патрулю не попадайся. Выгонят из училища — и поедешь дослуживать в войска.

Третий курс — «Весёлые ребята». Теперь не выгонят. Если только за «выдающиеся» заслуги. Наполовину заполненная зачётка. Поработав на неё два года, теперь вправе ожидать, что и она поработает на хозяина. У каждого уже чёткое представление, чего он хочет от училища. Рассмотрели, наконец, какие красивые в Рязани девчонки. Настоящие мадонны! Теперь основные желания находятся за пределами училища. Это понимает и руководство, поэтому подолгу держит нас в учебном центре Сельцы на левом берегу Оки, как раз напротив знаменитого есенинского Константиново. Умничаем на тактике, водим, стреляем, прыгаем, изучаем боевые машины и грузовые парашютные системы и тренируемся. Выполнил первые разряды по десяти видам спорта. Мечтаю попасть на окружные соревнования, чтобы выполнить норматив Мастера спорта. Учёба катится легко, и даже комары как-то обмельчали и не доставляют былого беспокойства.

В конце года случилась катастрофа — мы потеряли на прыжках четырёх друзей. Причём, погибли все после приземления. Сильный внезапный смерч с громадной скоростью подхватил и утащил их за несколько километров от площадки, сметая телами пни, камни, сложенные в штабеля брёвна. Я случайно не оказался в этом потоке, хотя находился на борту и должен был выпрыгнуть в следующем заходе. Это тоже был урок, правда, слишком жестокий. Мы его запомнили и применили на стажировке, когда на учениях с запредельными метеоусловиями выбросили под Чернигов Псковскую дивизию. Наученные нами бойцы не стали на земле после приземления бороться с куполами и ветром, а просто резали лямки и стропы. Никто не пострадал, но куполов испортили много, за что ВДСники пытались на нас «наехать». А что взять с курсанта?

Четвёртый курс — «Доживём до понедельника». Но мы, в основном, доживали до субботы, чтобы сорваться в увольнение. Возвращаемся поздно. Мимо ужина, естественно, пролетали. С благодарностью находили на своей тумбочке кусок хлеба с маслом и два куска сахара. Спасибо наряду. Запивали всё это водой прямо из-под крана и ложились спать. Ни командиры, ни преподаватели сильно не доставали. Отношение к нам — как к без пяти минут лейтенантам. И в училище, и в городе. Только не на соревнованиях, где нам уже по штату положено всех «драть». А эти борзые молодые нажрались бигусу, накачали банки и пытаются воткнуть тебя головой в ковёр. Мне на самбо (!) набили таких два фингала, которых я ни в одной драке не получал. Стыдно за КПП выйти. Не то, что к кому-нибудь на свадьбу. А они в роте почти еженедельно. Пить пьём, но стараемся не подводить Лебедя, который к этому времени уже стал нашим ротным. Успеваем, при всей занятости, прилично сдавать экзамены и зачёты. Прикидываем, куда направиться служить. Понимаем, что Рязань, ставшая почти родной, заканчивается навсегда, и стараемся оторваться в по полной.

Я тоже не избежал очарования рязанских мадонн и сразу после выпуска женился на одной из них. Об этом, пожалуй, стоит немного подробнее…