Глава девятая ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЙ «БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК»: МОСКВА—ГАВАНА—ВАШИНГТОН

Глава девятая

ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЙ «БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК»: МОСКВА—ГАВАНА—ВАШИНГТОН

Поняв, что правительство Кастро полностью меняет акценты в своей внешней политике и, тем самым, подает «дурной пример» некоторым государствам Латинской Америки в их борьбе за независимость, американцы с лета 1959 года в рамках международных форумов стали оказывать давление на Кубу через региональные организации. Госдепартамент США начал использовать рычаги влияния на правительства латиноамериканских марионеточных стран, возглавляемые диктаторами.

Так, президент Никарагуа Сомоса потребовал созыва чрезвычайной сессии Организации американских государств (ОАГ) для обсуждения кубинского вопроса под предлогом того, что правительство Кастро заявило, что не считает себя связанным договором о совместной защите Западного полушария, подписанного в разгар холодной войны в 1947 году в Рио–де–Жанейро. Ряд латиноамериканских стран открыто предоставлял свою территорию для подготовки наемников с целью последующей интервенции на Кубу.

Совещание министров иностранных дел Организации американских государств (ОАГ) 12 августа 1959 года США намеревались использовать для вмешательства во внутренние дела Кубы. Они вынесли на совещание вопрос о том, что в «составе вооруженных групп, которые вторглись в Никарагуа 24 июля 1959 года», якобы были «люди Кастро» и что, по их информации, аналогичное вторжение будто бы готовится в Доминиканскую Республику[310].

Правительство Кубы, как и в мае, опять настаивало на включении в повестку дня заседания вопросов, касающихся экономических отношений между странами–членами ОАГ, и, в частности, хотело добиться от США принципиального согласия на предоставление Кубе кредитов. США воспрепятствовали включению этого вопроса в повестку дня.

Справедливости ради, следует признать, что в Соединенных Штатах не все крупные монополии разделяли намерение правительства наложить эмбарго на торговлю с Кубой. Некоторые из крупных компаний в начале 1960 года все же добились получения лицензий на поставку товаров на Кубу. В частности, химические предприятия, руководствовавшиеся не политической конъюнктурой, а экономической целесообразностью, выступали за признание революционного правительства Кастро. Они были кровно заинтересованы в кубинском рынке, понимая, что его потеря может существенно отразиться на их доходах, ведь сахар в большом количестве использовался в американской военной химической промышленности. К тому же здравомыслящие бизнесмены понимали, что сокращение квоты кубинского сахара приведет к сокращению кубинского импорта из США, который был довольно значителен. Это не могло не беспокоить американских экспортеров.

США не могли не принимать во внимание и внешнеполитические факторы. Революционную Кубу морально поддержали многие страны мира и все государства социалистического лагеря. Ряд латиноамериканских стран (Бразилия, Венесуэла, Панама) выступил за изменение политики США как по отношению к Кубе, так и к Латинской Америке в целом. Такие выводы были сделаны, в частности, в докладе вице–президента Никсона президенту США Эйзенхауэру по результатам поездки по странам этого региона.

Наконец, к нормализации отношений США с Кубой подталкивало то обстоятельство, что основные конкуренты американцев установили экономические отношения с революционным правительством Кастро: Великобритания поставила Кубе автобусы в кредит на несколько миллионов долларов, а Голландия предоставила правительству Кастро большой заем.

А вот что сообщалось в докладе о положении дел на Кубе и в Центральной Америке, направленном одним европейским посольством на Кубе в МИД своей страны, копия которого попала в руки советской разведки: «На кубинской сцене доминирует фигура Кастро, но неизменно растет авторитет его некоторых ближайших сотрудников, особенно тех, кто, по–видимому, более склонны к тоталитарному режиму явно социал–коммунистического толка <…> Следует избегать разрыва с Гаваной, тем более что по глубокому убеждению Форин оффис (МИД Великобритании. – М. М.) всякое применение силы привело бы к крайне отрицательным последствиям как в Центральной Америке, так и в странах Юга <…> надо возродить у правительства Кубы доверие к Западу. Это необходимо для того, чтобы не допустить такого положения, при котором кубинские лидеры, уже измученные самыми разными чувствами по отношению к западному миру, начнут проводить такую политику, которая окончательно отдаст их в руки коммунистического блока»[311].

Позиция Великобритании по отношению к правительству Кастро была неоднозначной. С одной стороны, британцы были обязаны поддержать политику по отношению к Кубе своего союзника – Соединенных Штатов. С другой стороны, исход американцев из Кубы открывал возможности для активизации деятельности британских компаний на кубинском рынке. Примечательно, что свое первое интервью иностранным корреспондентам после прихода в Гавану Фидель Кастро дал 9 января 1959 года корреспонденту лондонской газеты «Дейли телеграф». Он выразил желание развивать дружественные отношения с Англией и, в частности, заявил о том, что «английская собственность на Кубе не будет конфискована»[312].

Британско–кубинские отношения поначалу складывались хорошо. Произошли обмены торговыми делегациями, а британское правительство даже поставило Кастро пять реактивных истребителей из числа тех, что были закуплены еще при Батисте. Но Вашингтон быстро «отследил ситуацию» и намекнул Лондону на нежелательность сближения с Гаваной[313].

Реакция дружественной американцам страны была моментальной. Правительство Великобритании отказалось удовлетворить просьбу Кастро о продаже 15 реактивных истребителей и двух небольших судов, необходимых Кубе для обороны против возможного нападения со стороны Доминиканской Республики и в случае агрессивных действий со стороны США. Британские нефтяные компании, как и американские, прекратили поставки нефти на Кубу и, в нарушение взятых ранее обязательств, отказались снабжать кубинские самолеты горючим, на время фактически парализовав и без того небольшой кубинский воздушный флот. В целях оказания давления на правительство Кастро более 50 консерваторов–членов парламента Великобритании подписали резолюцию с требованием прекратить ввоз кубинского сахара в Англию. А глава МИДа Великобритании лорд Хьюм, явно подыгрывая своим заокеанским друзьям, заявил в палате лордов: «Обвинения Кубой Америки в том, что она является государством, проводящим политику колониального империализма, вызывают у нас смех. Обвинения и намеки на то, что Соединенные Штаты являются агрессором, вызывают у нас глубокое недовольство»[314].

Тем не менее не все, как лорд Хьюм, были склонны ставить «крест на Кубе». В справке о политике Англии в отношении Кубы, направленной из советского посольства в Лондоне в Москву, отмечалось следующее: «Правящие круги Англии, получившие не один наглядный урок в своих попытках расправиться вооруженным путем с национально–освободительным движением народов Африки и Ближнего и Среднего Востока, отдают себе отчет в опасных последствиях организации подобных авантюр против Кубы. Поэтому следует ожидать, что, хотя английское правительство будет проводить враждебную позицию в отношении Кубы, тем не менее оно, по–видимому, не пойдет на прямое участие в военной интервенции против Кубы, которую подготавливают правящие круги США»[315].

Тем временем в среде контрреволюционных эмигрантов, осевших в США, формировались террористические организации, ставившие целью физическую ликвидацию руководителей кубинской революции. Выходящая в Майами газета «Ньюс» сообщала, что католическая организация кубинских эмигрантов готовит покушения на тех членов правительства Кастро, которых она считает коммунистами.

Александр Алексеев вспоминал о «контрреволюционной шутке», которая начала гулять на Кубе в 1960 году. В связи со слухами о коммунистическом влиянии на революционное правительство святой Петр решил провести проверку. Он собрал трех главных лидеров революции – Фиделя, Че, Рауля – и предложил им перейти через болото с одного берега на другой, сказав, что праведники перейдут на ту сторону, а грешники, то есть коммунисты, утонут в болоте и попадут в преисподнюю. Вернувшись после некоторого отсутствия на берег, Петр увидел Фиделя по бороду в воде, а Рауля – только по колени. «Как же так, – сказал Петр Раулю, – тебя считают самым главным коммунистом, а ты, оказывается, самый праведный из них?» – «Так я же стою на плечах Че Гевары», – ответил Рауль. «Мораль была такова, – пояснял Александр Алексеев, – поскольку Фидель ростом на голову выше Рауля, значит, все трое в равной мере коммунисты»[316].

Террористические акты, беспорядочные взрывы бомб, налеты самолетов, распространение листовок – все это, по замыслу противников Кастро, должно было посеять панику, недоверие к новому правительству у кубинцев и, тем самым, подготовить почву для вторжения, которое, по мере успешного проведения на Кубе социально–экономических реформ, стало рассматриваться как основная форма борьбы против революционного правительства.

В 1999 году, когда в связи со сроком давности был снят гриф секретности с ряда документов американских спецслужб, Фидель выступил с сенсационным заявлением: «17 марта 1960 года, на совещании, в котором участвовали вице–президент Ричард Никсон – „святой человек“, – госсекретарь Кристиан Гертер, который так и не стал президентом, министр финансов Роберт Б. Андерсон, помощник министра обороны Джон Н. Ирвин, заместитель госсекретаря Ливингстон Т. Марчант, помощник госсекретаря Рой Рю–боттом, адмирал Арлей Берк, из генштаба, директор ЦРУ Аллен Даллес, высокопоставленные офицеры этого управления Ричард Бисселл и Д. К. Кинг, сотрудники Белого дома Гордон Грэй и генерал Эндрю Д. Гудпастер, а также президент Соединенных Штатов (Дуайт Эйзенхауэр. – М. М.), была утверждена так называемая «Программа скрытого действия против режима Кастро» <…> предложенная ЦРУ, в которой, среди прочего, давалось разрешение на создание тайной организации по разведке и действиям на территории Кубы, для чего ЦРУ были выделены необходимые фонды. В недавно рассекреченном протоколе этого совещания – его уже рассекретили, потому что прошло почти 40 лет, у них так принято, – генерал Гудпастер записал: – «Президент сказал, что он не видел лучшего плана для контроля этой ситуации <…> главная проблема – утечка информации и сбой в системе безопасности. Все должны быть готовы поклясться, что он (Эйзенхауэр) ничего не знает об этом. <…> Он сказал: „Мы должны выглядеть непричастными ни к чему“ <…>». Фидель сообщил, что «это было лишь формальное совещание, еще и потому, что ЦРУ рекомендовало совершить покушение на меня еще в конце 1959 года – 11 декабря. Не прошло еще и года с момента победы революции»[317].

Первое время кубинцы не шли на конфронтацию с США и старались не отвечать на провокации. В том же 1959 году, на международных форумах и конференциях, представители кубинских делегаций сознательно не обостряли отношения с США и соседними латиноамериканскими странами, голосуя за предложенные теми резолюции. Постоянный представитель Кубы в международных организациях в Женеве, посол Х. Э. Камехо Аргудин в беседе с заместителем руководителя делегации СССР В. Г. Шкунаевым 18 июня 1959 года объяснял политику нейтралитета и неучастия Кубы в каких–либо блоках, провозглашенную правительством Кастро, тем обстоятельством, что «самолет США до Кубы долетает за 20 минут» и что «вся экономическая жизнь Кубы зависит от экспорта в США»[318].

Осенью 1959 года, после серии неудачных дипломатических попыток «угомонить» Фиделя, начались силовые действия в отношении Кубы. 24 сентября в провинции Пи–нар–дель–Рио была обезврежена первая группа контрреволюционеров с большой партией оружия. Их целью был захват аэропорта Баракоа в провинции Ориенте, с тем чтобы превратить его в опорную базу для вторжения. В составе группы было два гражданина США: полковник Джим Смит и летчик Питер Лаутен. 21 октября 1959 года были сброшены две бомбы на сахарную плантацию Пунта Алегре. 27 октября правительство США опубликовало отчет о встрече посла США в Гаване Ф. Бонсала с президентом Кубы О. Дортикосом. В заявлении отмечалось, что правительство США «испытывает некоторую озабоченность в связи с тем, что в дружественных и сердечных отношениях между Кубой и США появляются признаки недоверия и враждебности»[319]. Американцы даже обещали принять «необходимые меры» против пиратских полетов самолетов с территории США на Кубу. А по сообщению агентства АП из Вашингтона, правительство Соединенных Штатов даже запретило «создание на территории США кубинского правительства в изгнании»[320].

Но многое стало очевидным после выступления 3 ноября президента Эйзенхауэра, который заявил, что «коммунисты ловят рыбу в мутных водах Кубы»[321]. Именно с осени 1959 года, с началом диверсионных атак и актов саботажа, по сути, началась тайная война США против Кубы, которая длится уже почти полстолетия.

Тогда Фидель Кастро терпеливо выжидал и не поддавался на провокации. В заявлении кубинского правительства от 13 ноября 1959 года подчеркивалось, что «правительство Кубы никогда не смешивает американский народ с теми кругами, которые стремятся аннексировать Кубу и которые навязали ей поправку Платта и другие неравноправные соглашения»[322].

Но, похоже, в Белом доме так и не поняли, что с новой кубинской властью следует сотрудничать и уж никак не надо ее дразнить, а тем более воплощать свои угрозы в реальность.

В ответ на начатую американцами пока еще не экономическую, а своего рода «сахарную блокаду», сводившуюся к ограничению покупок кубинского сахара, Фидель Кастро решился на «ответный удар». 15 октября 1959 года он назначил на пост министра обороны Рауля Кастро, которого в США считали коммунистическим агентом в правительстве Кубы. Рауль до этого момента занимал формальную должность руководителя военного крыла «Движения 26 июля». При этом Фидель Кастро пошел на серьезные преобразования силовых структур страны. 29–летний Рауль Кастро возглавил новое министерство революционных вооруженных сил, которое пришло на смену министерству национальной безопасности.

В состав нового ведомства также вошли Повстанческая армия, Военно–воздушные силы, Военно–морской флот, а месяц спустя разведка и контрразведка. Таким образом, под управлением брата Фиделя оказались все силовые структуры страны. Тем самым Фидель Кастро давал понять и своим сторонникам, и недоброжелателям, что Рауль становится вторым человеком в государстве. Годами позже в Кубинской конституции было закреплено «право преемственности» Рауля в случае невозможности исполнения Фиделем Кастро своих обязанностей. К слову, Рауль, возглавивший министерство обороны Кубы в конце 1950–х годов, уже давно установил «рекорд» – никто в мировой истории так долго, как он, почти полвека, не руководил вооруженными силами своей страны.

Как уже было сказано, в США Рауль, как и Че Гевара, имел репутацию одного из наиболее радикальных лидеров кубинской революции. Он, как и Че, был сторонником установления отношений с СССР и к лету 1959 года, по указанию Фиделя, начал работать в этом направлении.

Немаловажно, что в кубинском обществе постепенно формировалось уважительное отношение к армии, которое она растеряла при Батисте.

Одним из самых первых шагов революционного правительства стало решение все военные городки и казармы, все капитальные постройки, принадлежавшие бывшей армии диктатора, передать в ведение министерства просвещения Кубы с тем, чтобы в них разместились школы и детские центры. В горах Сьерра–Маэстра началось строительство образцовой школы–интерната на шесть тысяч мест. «Особую любовь и признательность к Фиделю проявляют кубинские дети, – писал Александр Алексеев. – Ведь кубинская революция сделала их единственными привилегированными гражданами Кубы <…> Школьники сами возделывают поля и обеспечивают себя необходимым питанием. Там же организованы различные мастерские, в которых ученики получают профессии квалифицированных рабочих»[323].

Крепость Монкада была превращена в школьный центр имени 26 июля, а в бывшей крепости Колумбия был создан крупнейший по тем временам в Латинской Америке школьный городок, получивший название «Свобода». Детские дома для ребят, потерявших родителей в период диктатуры Батисты или в период партизанской войны в горах Сьерра–Маэ–стра, заняли особняки, отобранные у военных преступников, бежавших с Кубы или осужденных революционным трибуналом. На вилле, принадлежавшей Батисте и расположенной в роскошном туристическом центре Варадеро, разместился детский дом на 240 детей. Позднее, в 1970–х годах на Кубе появились более ста школ–дворцов просвещения в сельской местности, в которых стали учиться не только крестьянские дети, но и ребята из других стран – Никарагуа, Анголы, Намибии – государств, которые именовали «странами третьего мира».

В своей книге «В походе с Фиделем» его боевой соратник и бывший глава ИНРА Нуньес Хименес отмечал, что встречи Фиделя со школьниками отличались искренностью и непринужденностью. Фидель не заигрывал с детьми, а старался заводить разговор на серьезные темы. Нуньес привел один показательный эпизод разговор Фиделя со школьниками в 1959 году: «Наши школы могут посещать все дети, будь они даже детьми бывших солдат. Потому что дети не виноваты. В школе с любым надо обращаться, как с равным. И если даже, к его несчастью, его отец совершил преступление, то на нем нет вины, он тоже жертва. В школе все надо забыть, потому что эти дети ни при чем»[324].

Каким поразительным контрастом была политика Фиделя по отношению к детям батистовцев в сравнении со сталинскими временами, когда к детям репрессированных на долгие годы прилеплялось клеймо «чесеир» – «член семьи изменника родины»! Александр Алексеев вспоминал, что среди 16 детей–сирот, воспитывавшихся тогда в доме Фиделя, был сын расстрелянного повстанцами человека, которому батистовцы поручили совершить в горах покушение на Фиделя[325]. (Речь, по всей видимости, идет о сыне казненного предателя Эутимио Герра. – М. М.)

Особое отношение к детям обусловлено у Фиделя тем, что он еще совсем маленьким мальчиком был оторван от семьи, а затем, находясь в тюрьме, был поставлен перед фактом, что его жена забрала сына Фиделито. В начале 1959 года, как говорят, не без помощи кубинских революционных спецслужб, Фиделито воссоединился со своим отцом.

Покинутые обеспеченными кубинцами особняки в престижных и роскошных гаванских кварталах – Ведадо, Ми–рамар, Тарара – были превращены в общежития. В них после кампании по ликвидации неграмотности 1961 года, на протяжении первых десяти лет после победы революции жили тысячи учащихся из бедных семей, получавших государственные стипендии, до тех пор, пока правительство не построило сотни интернатов и полуинтернатов, школ для детей с нарушениями развития и детские сады.

Фидель Кастро пользовался невероятной популярностью у народа. Американский писатель Уолдо Фрэнк, которого Фидель пригласил совершить поездку по стране, писал: «В течение последних двух недель я был свидетелем рождения Кубы. Я жил в самой гуще народа, был вместе с его вождями и, конечно, с человеком, которого все называют здесь Фиделем. Некоторые говорят о нем, как о брате, другие – как о сыне, воплотившем в дела самые дорогие мечты родителей, третьи – так, как может говорить только девушка о своем возлюбленном или женщина о своем муже, четвертые – как солдаты, рассказывающие о своем командире, справедливом, но требовательном и, если нужно, даже жестком. И все говорят о нем с нежностью и любовью, – писал американец. – Я видел, как Фидель неожиданно, без предупреждения приезжал в город или селение и из уст в уста передавалось: „Фидель здесь!“ И народ выскакивал на улицу, окружал здание, где он беседовал с государственными служащими, и ждал, когда он появится»[326].

В октябре 1959 года Фидель пришел к выводу о необходимости создания двух даже не общественных, а поистине общенародных организаций, в которые было бы вовлечено максимальное количество кубинцев. Ими стали Комитеты защиты революции и народная милиция – «милисианос», созданная по типу народных дружин.

Комитеты защиты революции (КЗР), действовавшие в каждой муниципии, по сути объединили все взрослое население страны: жильцов дома, квартала, городского или сельского района. Они были своеобразным «государственным оком» в самой гуще народа, что было крайне важно с учетом большого количества диверсий и провокаций, которым в те годы подвергалась Куба. Эти комитеты стали следить не только за «перемещениями людей», а за моральным обликом кубинцев, помогая выявлять неблагонадежных кубинцев. Члены комитетов регулярно принимали участие в обходах домов с целью расстроить планы «вражеского проникновения». Один из иностранных корреспондентов назвал Комитеты защиты революции «глазами и ушами режима, которые контролируют страну и прислушиваются к настроениям населения»[327]. С годами значение этой организации только возрастало. Действенность КЗР была убедительно продемонстрирована в марте 1961 года. По приказу руководителя МВД Кубы Вальдеса за два выходных дня была проведена гигантская облава, задержаны более ста тысяч человек, несколько тысяч из которых на предмет выявления «благонадежности» были препровождены в центры предварительного заключения, оборудованные на стадионах, в жилых домах или в спортивных залах.

Сегодня именно КЗР дают всевозможные «отзывы и характеристики», необходимые для жизни и работы в кубинских условиях. По данным на начало 2007 года, в ста тысячах Комитетах защиты революции состояло около восьми из одиннадцати кубинцев.

Отряды же народной милиции, по замыслу Фиделя, должны были в считаные часы мобилизоваться в случае интервенции. Особенно эффективными они оказались в отдаленной сельской местности, где не были расквартированы подразделения только формирующихся революционных вооруженных сил. Всего за год в ряды народной милиции вошло 800 тысяч человек. Первым ее боевым крещением была нейтрализация криминальных банд и мелких десантов контрреволюционных групп.

Банды состояли из уголовников, вышедших из тюрем при падении режима Батисты, остатков армии диктатора, тех, кто не сдались новым властям, а также противников Кастро, которые не успели бежать с Кубы. Не в силах тягаться с крепнущей день ото дня революционной армией, объектом своих нападений они выбрали безоружных крестьян, женщин, стариков и в особенности добровольцев – «бригадистов», прибывших в деревню обучать ее жителей грамоте.

Специфика кубинской революции состоит в том, что каждый ее год имеет свое название и определение. Об этом накануне нового календарного года вот уже несколько десятилетий заранее объявляет руководство Кубы. Так, 1961 год – третий год революции – стал «Годом просвещения». Подобно большевистским «двадцатипятитысячникам», командированным в российскую глубинку в период коллективизации 1920—1930–х годов, в кубинские деревни хлынули так называемые «бригадисты», чтобы нести людям знания. В большинстве своем это была молодежь от 15 до 20 лет, учащиеся колледжей и школ. Около 100 тысяч школьников и студентов, как правило, выходцы из небедных семей, приняли участие в этой кампании, в ходе которой они впервые своими глазами увидели, что такое жить в бедности. Все их «вооружение» состояло из букваря, учебников, тетрадок и керосиновой лампы. С неменьшим энтузиазмом участвовали в кампании по ликвидации неграмотности сами крестьяне, понимавшие, что их необразованность является последним препятствием на пути к активному участию в революции.

Всю Кубу потрясла трагедия, случившаяся в одном из сел. Позже эта история легла в основу документального фильма «Бригадист». Банда уголовников схватила во время занятий 16–летнего бригадиста Мануэля Аскунсе Доменеча и его ученика, крестьянина Педо Лантигуа. Бандиты садистским образом отыгрались за все свои обиды на беззащитном подростке и безоружном крестьянине – несколько часов пытали их, а потом повесили, накинув на шею колючую проволоку.

Похороны бригадиста и его ученика вылились в демонстрацию гнева и возмущения всех кубинцев. После речи Фиделя в бригады движения, получившего имя Конрадо Бенитеса, записались десятки тысяч школьников. Найти преступников – было делом чести для революционного правительства. Именно тогда Фидель Кастро, до поры до времени не прибегавший к насилию, решил ответить на контрреволюционный террор террором революционным. Все бандиты, принимавшие участие в пытках и казни юного бригадиста и его крестьянина–ученика, были пойманы и уничтожены или прилюдно казнены. Сделав борьбу с уголовной преступностью одной из приоритетных краткосрочных задач, правительство Фиделя, при помощи народной милиции, менее чем за год практически покончило с основными криминальными бандами.

Строя вертикаль новой власти, Фидель Кастро замыкал принятие всех важных решений на себя. Именно тогда ЦРУ стало склоняться к тому, что «кубинскую проблему» можно решить, лишь ликвидировав лидера страны, который, правда, успел «подстраховаться», сделав своей правой рукой младшего брата.

Назначение Рауля на пост главы всех силовых структур вызвало недовольство не только в среде контрреволюционеров, но и у бывших «братьев по оружию», сражавшихся вместе с Кастро в Повстанческой армии. Противники этого назначения говорили, что Рауль еще слишком молод, не обладает достаточным авторитетом, а главное, харизмой, необходимой для руководителя такого масштаба. Серьезным ударом для Фиделя стала реакция на назначение Рауля со стороны Убера Матоса, командующего революционными войсками в провинции Камагуэй, а точнее, его дальнейшие действия после объявления о назначении Рауля.

Убер Матос, бывший владелец хозяйства по выращиванию риса в провинции Ориенте, присоединился к повстанцам, когда партизанская борьба была в разгаре, а армия, возглавляемая Фиделем, одержала ряд побед над батистов–скими войсками. Благодаря образованности, смекалке, смелости Матос быстро выдвинулся в число лидеров Повстанческой армии. Впрочем, ряд его качеств (самолюбование, недисциплинированность) еще тогда насторожил Фиделя. Однажды он даже вызвал Матоса, присвоившего трофеи, для объяснений в свою ставку. Тогда Матос сумел доказать

Фиделю, что «вышло недоразумение»[328]. По мере того как укреплялся авторитет новой власти в стране, росли и амбиции Убера Матоса, который после победы революции возомнил себя хозяином провинции Камагуэй, хотя был всего лишь начальником ее военного гарнизона. Он начал продвигать на важные должности в местной администрации своих людей и уже не скрывал, что готовит мятеж несогласных с «коммунистической политикой Гаваны».

20 октября он написал письмо Фиделю Кастро, которое в тот же день было доставлено главнокомандующему. В нем Матос дал понять, что ему не по пути с коммунистами, занявшими важные государственные посты, что Фидель не верен делу революции. При этом Убер Матос предупредил Фиделя, что это письмо носит доверительный характер и не предназначено для обнародования. Кастро, не подозревающий о подвохе, не предпринимал никаких мер до тех пор, пока уполномоченный ИНРА в провинции Камагуэй Энрике Мендоса, один из немногих, кто не являлся там «человеком Матоса», не доложил поздно вечером 20 октября Фиделю, что в провинции готовится самый настоящий мятеж и уже 21 октября Матос намерен огласить «Личное письмо Фиделю» на митинге.

Потрясенный поступком своего боевого товарища, Фидель, не медля ни минуты, отправился в Камагуэй: с врагами и своими противниками он всегда предпочитал выяснять отношения лично, как говорится, с открытым забралом. Фидель поехал к Матосу, один и без оружия, оставив свой пистолет в сейфе в Гаване. Весть о его приезде быстро распространилась в народе. 21 октября он выступил по радио и призвал присоединиться к нему всех тех, кому дорога революция. Спустя пару часов на главной площади города Камагуэй собралось несколько десятков тысяч безоружных людей. На этот раз Фидель был необычайно краток, но крайне эмоционален. Он сообщил собравшимся, что Матос готовит заговор, и призвал их идти вместе с ним в гарнизон, которым командовал мятежник. Ворота штаб–квартиры Убера Матоса были закрыты. Разъяренный Фидель ударил по ним с такой силой, что они открылись с первого раза[329].

Толпа вслед за Фиделем прошла в резиденцию Убера Ма–тоса мимо остолбеневших часовых, которые не рискнули выстрелить в Кастро. Когда Кастро открыл кабинет командующего гарнизоном, тот от растерянности оцепенел. Фидель Кастро бросил в лицо Уберу Матосу всего лишь одну фразу: «Если кто неверен, то это ты». Заговорщики были арестованы и доставлены в Гавану. За последние несколько месяцев это было уже второе предательство человека, которому Фидель доверял. Ранее, в июле 1959 года в США бежал уже упоминавшийся командующий революционными Военно–воздушными силами Кубы команданте Педро Диас Ланс. Он умудрился поставить на ключевые должности в ВВС своих родственников, и Фидель уволил его. Через несколько недель он был принят с распростертыми объятиями в американском конгрессе, где нечасто удостаивались аудиенции кубинцы. Там он обвинил своего бывшего боевого товарища и командира – Фиделя Кастро в обмане кубинского народа и насаждении коммунизма. Тогда, в июле, Фидель заявил, что вызов Диаса Ланса «для допроса в подкомиссию сената США является оскорблением для Кубы»[330].

Фидель словно предчувствовал беду. Во время первого «пиратского налета» на Гавану в октябре 1959 года, в дни туристического конгресса, когда в результате бомбежки погибли двое и были ранены 45 жителей столицы, самолетом, вылетевшим с американской базы, командовал не кто иной, как бывший командующий ВВС Кубы Диас Ланс. Фидель тогда сказал в узком кругу: «Думаю, что настало время готовиться к обороне. Бомбежка Гаваны – это куда серьезнее взрыва броненосца „Мейн“ (в 1898 году). Ведь здесь сейчас не ведутся боевые действия. Как можно совершать налеты, убивать беззащитных людей! А что случилось бы, если канадские самолеты вдруг стали бы сбрасывать бомбы на Вашингтон или любой другой город Соединенных Штатов? Что там происходило бы сейчас! До какой степени был бы потрясен американский народ! Что бы стала бы требовать общественность США? Почему же мы, в таком случае, должны переносить такие налеты и терпеть страдания, причиняемые ими?! Разве нет разницы между Перл–Харбором, этой военной базой, вооруженной до зубов, и Кубой, не имеющей современного оружия и самолетов, живущей мирно, где в настоящее время присутствуют делегаты 82 стран и большинство из них как раз американцы»[331].

Фидель не простил Уберу Матосу измены. Матос получил 20 лет тюремного заключения, которые отсидел от звонка до звонка, а потом без всяких препятствий уехал в США.

Впрочем, для полноты картины уместно привести воспоминания самого бывшего команданте Убера Матоса, которыми он поделился, уже находясь в эмиграции в США. Матос рассказал, что впервые Фидель принял его в отеле «Хилтон», где размещался штаб революционного правительства в годовщину штурма Монкады 26 июля 1959 года. Кастро был крайне возбужден. «У нас еще много работы впереди. Я признаю, что Рауль и Че „кокетничают“ с марксизмом, но эта ситуация находится под контролем. Забудь об отставке, – убеждал Фидель Убера Матоса. – Но если ты почувствуешь, что ситуация выходит из–под контроля, дай знать» [332] . В сентябре 1959 года Убер Матос понял, что его надежды на формирование демократического правительства не оправдались. Тогда он и признался Фиделю, что вынужден оставить свой пост из–за усиливающегося на Кубе коммунистического влияния, послав Кастро второе на тот момент письмо, в котором объяснял причины своего расхождения с ним: «Я не хочу превращаться в препятствие для революции. Мой революционный жест – это моя отставка». Значительно позже Матос говорил, что просто хотел, чтобы его оставили в покое: «Я увидел не только приближение диктатуры, а диктатуры с коммунистическими тенденциями. Мне было с ними не по пути». Фидель послал в Камагуэй Камило Сьенфуэгоса арестовать Матоса. Рауль и Че Гевара выступали за смертную казнь Матоса, но другие команданте – Мануэль Рей, Фаустино Перес – выразили сомнение в необходимости такого шага. (После этого их сняли со своих постов и заменили на людей, верных Фиделю.) Теперь судьба Ма–тоса была в руках Фиделя. И тот принял решение даровать ему жизнь, чтобы не превращать его в жертву или героя. 11 декабря начался пятидневный суд, на котором присутствовал команданте эн хэфэ. Матоса отправили отбывать наказание в ту самую тюрьму на острове Пинос, где находился в заключении сам Фидель.

После обстрела Гаваны и предательства Матоса 26 октября в Гаване состоялся грандиозный митинг, принявший ярко выраженный антиамериканский характер, на котором выступили практически все кубинские руководители. Фидель Кастро поставил на голосование народа вопрос о введении на Кубе революционных трибуналов и призвал его поддержать усилия правительства по оснащению армии современным оружием, особенно самолетами. Фидель впервые заявил о намерении своего правительства купить оружие в тех странах, которые согласятся продать его Кубе. «Я понял тогда, – вспоминал присутствовавший на митинге Александр Алексеев, – что Фидель имел в виду страны социалистического содружества» [333].

Октябрь 1959 года оказался самым тяжелым для Фиделя месяцем после победы революции. Прежде всего с точки зрения психологических испытаний, выпавших на его долю.

В конце октября 1959 года произошла трагедия, причина которой до конца не выяснена. С экранов радаров пропал самолет народного любимца и героя Кубы команданте Ка–мило Сьенфуэгоса. Фидель Кастро, который обладал редким даром – распознать ценные качества в простых людях, в свое время помог Камило Сьенфуэгосу раскрыть талант боевого командира. Камило был настолько предан Фиделю, что даже не мог играть против него в бейсбол.

После ареста Убера Матоса Сьенфуэгос принял на себя командование революционными войсками в провинции Камагуэй. По делам службы он должен был полететь с инспекцией в Санта–Клару, а затем прибыть с докладом к Фиделю в Гавану. 29 октября он лично сел за штурвал маленького двухмоторного самолета «Сесна–310», с запасом топлива на три часа. По одной из версий, самолет угодил в тропическую бурю, сбился с курса и упал в море. Поиски пропавшего самолета, которые возглавлял сам Фидель Кастро, длились целую неделю на воде, суше и в горах, но не принесли результата.

Кубинская революция потеряла одного из своих самых ярких руководителей. Двухмоторный самолет не найден до сих пор, что породило различные домыслы и догадки как на Кубе, так и за ее пределами. Говорили, что Камило похитили и тайно вывезли с Кубы. Потом кто–то запустил слух, что Камило подобрали рыбаки и он вот–вот вернется в Гавану, и жители в радостном порыве выскочили на улицы. Фидель сказал, что все эти домыслы являются «ложью чистой воды», горько заметив, что «даже это огромное для всех нас несчастье, это горе они (враги. – М. М.) попытались с самого начала, с первых же часов поставить на службу кампании клеветы, неприкрытого заговора против нас»[334].

На Кубе Сьенфуэгос стал легендой, а в день его смерти, отдавая дань его памяти, кубинцы бросают в море поминальные венки.

В конце 1959 года произошел второй по значимости исход разуверившихся в правительстве Кастро и революции граждан Кубы. Среди них были землевладельцы, которые на первом этапе выразили желание сотрудничать с новыми властями. Но вскоре они поняли, что не приживутся в новой стране, и эмигрировали в США.

Подробный расклад сил кубинской оппозиции, проживавшей в США, содержался в сообщении советской рези–дентуры в Москву: «Большинство людей, живущих в гостинице „Senate“, которой владеет бывший начальник полиции при Батисте Ирейнальдо Гарсиа, были связаны со старым режимом. Они выступают против Революционного совета, возглавляемого Хосе Миро Кардона (экс–премьер, бежавший в США. – М. М.), поскольку совет критикует Батисту и его последователей. Газета «Patria», финансируемая Батис–той, имеет широкое хождение там <… > Они разделены и объединены в различные организации по различным признакам, и доходят до террора в борьбе друг против друга <…> некоторые из них («Montecrist Organisations „Second front“ – неразборчиво. – M. M.) подвергались налетам. Эти организации считают, что это дело рук сторонников Кастро. 60 кубинцев, приехавших на двух последних судах в США, сейчас находятся в заключении как агенты кубинского правительства.

1. На закрытом заседании членов бригады «2506» их (членов формирования, высадившегося на Плайя–Хирон. – М. М.) убедили распустить бригаду. Им предложено вступить в американскую армию с тем, чтобы таким путем начать реализацию военного плана по подготовке интервенции на Кубу. Это совещание было созвано Кардоной, который развенчал бывшего руководителя вооруженной интервенции в апреле 1961 года Мануэля Артима.

2. Существует организация «Демократическая ориентация». Это секретная организация, личный состав которой находится на негласном положении. Эта организация обрабатывает своих членов в антикоммунистическом духе путем распространения среди них печатных изданий. Связь между членами этой организации осуществляется по паролю.

3. «Координационный совет по Кубе Госдепартамента США». Этот совет находится в здании почтового ведомства США. Руководителем его является Стерлинг Коттрелл. Он говорит бегло по–испански и считается экспертом по ведению партизанской войны. Ранее он служил в Южном Вьетнаме <…> Всех кубинцев в возрасте от 18 до 30 лет призывают в американскую армию. Им говорят, что все противники коммунизма обязаны бороться против кубинского правительства. Кубинцам говорят, что им припомнят, если они откажутся служить в американской армии, получить военную подготовку и не захотят воевать против коммунизма, против Кастро.

4. Свыше двухсот эмигрантских организаций с Кубы отстаивают лишь свои корыстные интересы. Почти каждый день возникает новая организация <…> Общее мнение заключается в том, что США выжидают, пока не ухудшится экономическое положение на Кубе <… > пока не будет «общего» соглашения 20 государств–членов ОАГ или большинства из них, чтобы начать вторжение. Большинство из советников по вопросам кубинского кризиса не хотят установления второй блокады. Они считают блокаду неэффективной. Они выступают за вооруженное вторжение комбинированными силами (США и остальные страны Западного полушария)»[335].

7 декабря 1959 года под председательством Фиделя Кастро открылось Третье национальное совещание ИНРА. Прошло полгода с момента начала аграрной реформы, и Фидель с гордостью доложил собравшимся, что скотоводческие латифундии на Кубе уже ликвидированы и через четыре месяца на острове «вообще не останется помещичьих земель», что в 1960 году под контроль ИНРА перейдет еще большее количество земли и надо быть готовым к этому. На этом совещании Фидель Кастро довольно резко высказался по поводу административных структур на Кубе: «Существующее государство – это барахло, которое не годится ни для чего, прежде всего потому, что в государственном аппарате засели всякого рода посредственности, люди, которые далеки от революции, и, наоборот, ИНРА – это организация, созданная революцией <…> Оборона республики должна координироваться с ИНРА, индустриализация страны должна координироваться с ИНРА, ИНРА превращается в своего рода становой хребет революции, и сотрудники ИНРА должны иметь высокую революционную сознательность»[336]. Тогда же он сделал еще одно важное заявление, которое напрочь разрушает измышления некоторых «пропагандистов» о том, что Фидель Кастро «жаждал» мщения и крови: «Вспомните, что восставшие на Гаити рабы свернули головы своим бывшим хозяевам. И вы знаете, что если мы скажем крестьянам, чтобы они свернули головы латифундистам, то все будет кончено в 24 часа. Мы делаем революцию, не гильотинируя привилегированные классы. Вспомните французскую революцию, свернувшую головы маркизам, графам, всей знати. Социальные революции после победы сразу же расправлялись с привилегированными сословиями. Однако мы совершили революцию, оставляющую привилегированным деньги и часть их земель, они до сих пор имеют свои газеты, свои радиостанции».

Рождество Фидель решил встретить в местечке Лагуна–дель–Тесоро. Здесь он наконец–то немного расслабился, подышал свежим воздухом. Один из местных рабочих, Алипио, глядя на команданте эн хэфэ, подметил: «Фиделю нравится в лесу, как оленю». К двенадцати часам в доме простого угольщика был накрыт стол из грубых досок: жареный поросенок – национальные блюда с юккой, салатом, редиской, рисом, фруктовое вино и халва, купленные в народном магазине. Один старик из местных сказал теплые слова в адрес новой власти: «Когда вы сражались в горах, я, откровенно говоря, не думал, что эта революция будет такой честной. Сколько раз приходилось разочаровываться до этого!»

В тот вечер Фидель больше слушал, чем говорил. «Прямой контакт с людьми из народа, с угольщиками, которые относятся к нему, как к члену семьи, и разделяют его чувства, принес радость Фиделю, – вспоминал участник этой встречи Антонио Нуньес Хименес. – И у нас было приподнятое настроение. Я думаю, что Фидель, придя в самую гущу народа, чтобы отметить Рождество, встретившись с этими мужчинами, женщинами и детьми, проявил свою глубокую любовь к беднякам, которая роднит его с Хосе Марти»[337].

Тем временем в американо–кубинских отношениях продолжали сгущаться грозовые тучи. В январе 1960 года кубинское правительство направило в Белый дом две ноты с предложением о переговорах при условии, что конгресс и администрация США не будут предпринимать действий, способных нанести экономический ущерб Кубе. В ответ правительство США потребовало от кубинцев немедленного возмещения за национализированную американскую собственность в сумме, которую установят сами Штаты. Посол США на Кубе Ф. Бонсал зачастил в Вашингтон. 26 января в заявлении для печати Д. Эйзенхауэр выразил озабоченность в связи с ухудшением отношений между Кубой и США и «последними заявлениями Кастро, в которых содержатся несправедливые нападки на правительство США и некоторых руководителей страны». «Правительство США признает за правительством Кубы право на проведение социальных и экономических реформ, но при этом указывает, что эти реформы должны проводиться при должном соблюдении норм международного права»[338], – говорилось в заявлении.

Параллельно американцы с каждым днем расширяли масштабы подрывной деятельности: организовывались полеты «неизвестных» самолетов над островом, подвергались бомбардировке и обстрелу промышленные центры, главным образом сахарные заводы, перешедшие в руки правительства, а также населенные пункты Кубы и кварталы Гаваны, где находились резиденции членов революционного правительства. 21 января 1960 года двухмоторный самолет типа «Каталина» вторгся в воздушное пространство Кубы и сбросил зажигательные бомбы. В результате сгорел 1 миллион арроб сахарного тростника (арроб – связка, сноп весом в 11,5 килограмма. – М. М.). 6 февраля в провинции Камагу–эй в результате бомбежки сгорело 1,2 миллиона арроб тростника. С самолета были сброшены бомбы американского производства. 18 февраля 1960 года над сахарным заводом «Эспанья» в провинции Матансас взорвался американский самолет. Оба летчика погибли, но на месте взрыва удалось найти документы, выданные на имя американского гражданина Роберта Келли Фроста. Карты, также найденные на месте катастрофы, свидетельствовали о том, что полет был предпринят с аэродрома Тамиами, расположенного недалеко от Майами.

Фидель Кастро в тот же день выступил по кубинскому телевидению и сообщил, что в результате этих варварских атак сгорело 19 миллионов арроб сахарного тростника. 21 февраля 1960 года бомбардировке подвергся район Гаваны, где находилась резиденция самого Фиделя Кастро. По счастливой случайности никто не пострадал. 12 мая в 50 милях западнее Гаваны был сбит американский самолет. Позже было установлено, что он должен был тайно вывезти с территории Кубы пять военных преступников.

В общем, американцы давали понять революционному правительству, что решение об интервенции – вопрос ближайшего времени.

4 марта 1960 года случилось событие, ставшее, по сути, точкой отсчета до разрыва американо–кубинских отношений. Правительство Кубы обратилось к нескольким европейским странам с просьбой о поставках оружия для оснащения своей армии. Бельгия и Франция, несмотря на серьезное давление, оказываемое на них американцами, продолжали выполнять контракты, заключенные еще с режимом Батисты, и снабжать кубинцев оружием. 4 марта французское судно «Ле Кубр» с бельгийским оружием на борту пришвартовалось в Гаванском порту. Во время разгрузки на судне раздался сильнейший взрыв. Как позже установило следствие, сначала взорвалась мощная бомба, пронесенная на борт. Она сработала как детонатор, и один за другим стали взрываться контейнеры с оружием. Судно пришвартовалось как раз у причала, рядом с которым находилось много домов и контор. В результате погиб 101 человек – бельгийцы, французы и кубинцы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.