Глава первая КУБА ДО РОЖДЕНИЯ ФИДЕЛЯ

Глава первая

КУБА ДО РОЖДЕНИЯ ФИДЕЛЯ

Всем известно еще со школьной скамьи, как Колумб открыл Америку: отправился в Индию, а оказался на другом континенте. Но мало кто знает, что Колумб, память о котором чтят на Острове свободы, высадился не на территории нынешних Соединенных Штатов, а на Кубе, в провинции Ориенте – нынешней Ольгин, недалеко от родового имения Фиделя Кастро.

Произошло это 27 октября 1492 года. Как гласит легенда, увидев берег острова, Колумб воскликнул: «Это самая восхитительная земля, которую когда–либо видели глаза человеческие!» Великий путешественник принял Кубу за материк и упорно придерживался этого мнения до самой смерти, когда многим исследователям в Европе уже было ясно, что Куба – остров. Это установила экспедиция Себастьяна де Окампо в 1508 году. В России Куба стала известна уже в XVI веке; впервые в одном из своих произведений о ней упомянул просветитель и энциклопедист Максим Грек.

Колумб завещал похоронить его на земле, которую он открыл. Некоторое время могила великого путешественника, умершего в нищете, находилась в так называемой Старой Гаване. Испанцы сначала перевезли его прах на остров Эс–паньола (нынешний Санто–Доминго), затем перезахоронили в гаванском кафедральном соборе. Однако и там Колумбу не было суждено обрести вечный покой. В конце XIX века, во время американской интервенции на остров, испанцы снова потревожили его останки. На сей раз прах был перевезен в Испанию. А в гаванском соборе осталась памятная табличка о том, что в течение ста двух лет на этом месте находилась могила Колумба.

Увы, но путь в Новый Свет, проторенный романтиками–первооткрывателями, превратился в «ковровую дорогу» для полчищ охотников из Старого Света за богатствами. Одно

из самых великих географических открытий в истории человечества привело к трагедии для Кубы[1]. Нетронутый доселе цивилизацией уголок тропического рая, где проживали миролюбивые труженики–индейцы, на долгие годы превратился в самый прибыльный в мире рынок работорговли.

Колонизация Кубы началась в 1510 году – с высадки на острове отряда конкистадоров под командованием испанца Диего Веласкеса. Он и стал первым губернатором Кубы, в 1512 году основав поселение Баракоа.

Конкистадоры не нашли на Кубе таких природных богатств, как в Южной Америке. Местные индейцы, занимавшиеся охотой, рыболовством и земледелием, не смогли предложить им ни золота, ни алмазов, как их южноамериканские собратья.

Чужеземцев привлекла удобная гавань. Она была стремительно опоясана крепостями для отражения атак пиратов, которыми буквально кишело Карибское море. Не зря говорят, что если многие латиноамериканские города строились как посредники, то «Гавана строилась как воин». Как и большинство других городов, основанных колонизаторами в Латинской Америке, Гавана имела прямоугольную планировку. Что, впрочем, не помешало ей со временем превратиться в настоящую «жемчужину Латинской Америки». (В 1982 году ЮНЕСКО объявило Старую Гавану достоянием человечества.) Она стала административным центром испанской колонии на Кубе. Ее статус как столицы кубинского государства будет узаконен лишь в 1902 году.

Транзитный город–порт Гавана для караванов испанских кораблей был отправной точкой из Америки в Европу. Путь этот был нелегким. Пиратов и корсаров в Карибском море было так много, что в 1561 году испанский король Филипп II издал указ о том, чтобы суда, курсирующие между испанскими владениями в Америке и Испанией, ходили только караванами в сопровождении конвоя, а Гавана была местом сбора этих флотилий.

Конкистадоры вывозили из Западного полушария в Старый Свет сокровища умершей цивилизации ацтеков, драгоценные камни, золото и алмазы. Несколько десятилетий будущую кубинскую столицу называли «городом в пустой стране». Полномасштабное освоение Кубы в планы колонизаторов не входило. Со временем там появилось семь городов–портов, основанных испанцами. Самая известная из сохранившихся с тех времен крепостей носит название Ла Фуэрса. Здесь находится символ Гаваны – флюгер, сделанный в виде фигурки женщины. История донесла до нас ее имя: Исабель Бобадилья де Сото, жена губернатора Гаваны. Однажды де Сото отправился завоевывать новые земли во Флориде и оставил на попечение супруги «город в пустой стране». Четыре года Исабель в ожидании мужа правила колонией «железной рукой». А когда с другого берега Карибского моря пришло известие о его смерти, сердце ее не выдержало. В память о Исабель де Сото, строгой, но справедливой правительнице, благодарные гаванцы отлили ее фигурку в виде флюгера и водрузили на вершину крепости Ла Фуэрса. В наши дни ценители кубинского рома «Гавана клаб» могут увидеть изображение этой фигурки на этикетке и пробке бутылки, его содержащей.

Когда завоеватели поняли, что на Кубе им не найти сокровищ, их интерес переключился на местных аборигенов – племена таино и сибонов. Таино занимались преимущественно сельским хозяйством, а сибоны были охотниками. Бытует мнение, что именно от таино, говоривших на одном из аравакских языков, происходит слово «Куба», которое означает «земля».

Индейцы радушно встретили испанские каравеллы. Они приняли белых пришельцев за богов. Но вскоре началось насильственное обращение индейцев в христианство, переросшее в резню. Всем известно, кто одержал победу в баталии стрел и пороха. За век, прошедший с момента первой высадки конкистадоров на Кубе, было уничтожено почти 95 процентов аборигенов! Поэтому национальный герой Кубы Хосе Марти назвал свою многострадальную родину «надгробием погибшей индейской цивилизации».

Отказывавшихся идти в рабство и принимать христианство аборигенов заживо сжигали на костре. Тех, кто уцелел, заковывали в цепи. В первой половине XVII века на острове осталось не более шести тысяч индейцев. Пришельцы из Старого Света, обосновавшиеся на Кубе, процветали, главным образом, за счет торговли с другими колониями и даже с пиратами. К тому же в XVI веке на острове было найдено золото, но оно закончилось к началу века XVII.

Затем основой экономики Кубы стало скотоводство. Попутно испанцы отбивали атаки англичан и французов, опоздавших к «дележу острова». (К слову, в 1762 году англичанам все–таки удалось захватить Гавану. Правда, английское владычество продолжалось меньше года, но оно запомнилось местным жителям либеральностью и послаблениями, которых не было при испанцах. В частности, англичане ввели на острове режим свободной торговли.)

Вскоре на Кубе наступила эпоха другой торговли. Более прибыльной, беспощадной и попирающей все нормы морали – торговли людьми.

Испанцы начали завозить на Кубу рабов из Африки. Их называли «босалес». Они были более выносливыми и сильными физически, чем невысокие и узкоплечие индейцы, не привыкшие к непосильному и, главное, подневольному труду. К тому же индейцы умирали гораздо быстрее африканцев. Если первые в годы порабощения острова трудились на возведении форпостов, то негров европейские хозяева использовали на плантациях табака и сахарного тростника. Мало кто знает, что труд рубщика тростника по изнурительности может сравниться, пожалуй, лишь с работой шахтера в забое.

Даже сейчас один рубщик тростника, работая сдельно, должен производить не менее двенадцати тонн сырья, чтобы выполнить дневную норму выработки. Он теряет в среднем 8 килограммов веса в день. За двенадцатичасовой рабочий день рубщик около тридцати шести тысяч раз сгибает ноги, 800 раз перемещается на небольшие расстояния. Перенося в руках по 15 килограммов тростника, он проходит около девяти километров. Но это еще не все. Рубщик не застрахован от укусов вредных насекомых и уколов растений. Добавим к этому погодные условия: при высокой влажности в полдень минимальная температура на солнце в период сборки тростника составляет 45 градусов тепла.

Сахарный тростник и табак стали новым источником дохода Испанского королевства.

Прошло немного времени, и Куба стала центром работорговли всего Западного полушария. Цена на рабов здесь росла год за годом. За три столетия испанского владычества на Кубу было привезено около миллиона рабов из Африки! Именно они за относительно короткие сроки превратили Кубу в главного экспортера сахара в мире. В 1827 году на острове насчитывалась почти тысяча небольших сахарных заводов. Это был невероятный показатель по тем временам!

Если в начале XIX века лесистая местность составляла 90 процентов территории Кубы, то сейчас это лишь пятая ее часть. Таким образом, Куба, с ее избытком сахарных и табачных плантаций, страдавшая от недостатка плодородных земель для выведения зерновых и овощных культур, к ХХ веку стала почти полностью зависимой от импорта продовольствия. В статье «Интернационализация геноцида», опубликованной в газете «Гранма» 3 апреля 2007 года, Фидель Кастро так говорил о годах колонизации: «Трагедией нашего народа был так называемый мертвый сезон – следствие цикличного характера производства этой культуры. Земли, находившиеся под плантациями сахарного тростника, были собственностью американских предприятий и крупных кубинских землевладельцев. Таким образом, мы больше кого бы то ни было накопили опыт в плане социальных последствий этого выращивания».

Куба превратилась в остров, образно говоря, «плодоносящий» сахаром, сигарами и… рабами. Испанцы потирали руки. Раб на Кубе стоил в пять раз дороже раба в Африке. Количество рабов в десятки раз превышало количество «свободных белых». (Рабство на Кубе сохранялось до 1886 года, хотя формально декрет о его отмене был принят в 1880 году. Понадобилось целых шесть лет, чтобы сломить не столько сопротивление рабовладельцев, сколько изменить «сознание острова», несколько веков жившего в принуждении. Только в 1893 году чернокожие здесь были уравнены в правах с белым населением.)

Испанские вассалы коротали время в празднестве и лени. По сути, весь «труд» ставленников королевского двора на Кубе заключался лишь в своевременной отправке в Испанию сахара и табака, а также драгоценностей и денег, полученных от заезжих купцов. Колониальные власти активно устанавливали торговые и дипломатические отношения с государствами со всего света. Так, в 1829 году указом императора Николая I в Гаване было учреждено консульство России. Вот что говорилось в указе государя: «Находя полезным для российской торговли учредить в Гаване на острове Куба консульство, повелеваю определить там нашим консулом поселившегося на сем острове подданного нашего Александра Людерта и вместо взимаемых в других местах с корабельщиков по консульскому уставу сборов производить ему из Государственного казначейства на издержки по триста рублей в год, считая рубль в двести пятьдесят центов нидерландских»[2].

Со временем на Кубе начало формироваться новое «сословие» – креолы, потомки первых испанских поселенцев. Любопытно, что если в целом в Латинской Америке креолами именовали детей от смешанных браков белых и аборигенов, то в Испании так презрительно называли своих белых сограждан, кто родился на острове в испанской семье или эмигрировал на Кубу из метрополии.

Креолы были более активны и не менее богаты, чем приезжие из Европы. Так, для отделки дворца семьи Альдама, самого могущественного из креольских кланов на Кубе, из Европы привозились дорогой мрамор, роскошные гобелены и картины лучших художников того времени. Это было сделано специально в отместку тогдашнему испанскому губернатору острова Такону, чей дворец, построенный в стиле барокко, должен был символизировать испанское господство.

Представители рода Альдама первыми завозят на остров не рабов, а наемных рабочих по контракту из Китая. Они первыми применяют на своих сахарных заводах передовые паровые машины, налаживают торговые контакты со всем миром, приглашают на гастроли знаменитых артистов из Старого Света. Им претит всевластие испанских наместников, погрязших в лености и не устающих подсчитывать барыши. С годами дворец семьи Альдама становится островком свободомыслия. Именно здесь впервые прозвучала идея об отмене рабства на Кубе.

Чашу терпения метрополии переполнил эпизод с выкупом креолами черного раба, поэта Франсиско Мансано. Богатые креолы во главе с Мигелем Альдамой собрали для этого деньги. Но, когда они пришли к владелице раба с необходимой суммой, она увеличила цену вдвое. Креолы согласились с ее требованиями, а поэту поставили условие: он должен написать книгу о том, что испытал в неволе. Это произведение Франсиско Мансано стало самым ярким документальным свидетельством того гнета, который пришлось пережить рабу на Кубе[3].

Слух о том, что на острове появился островок свободомыслия, дошел до Испании. Однажды на рассвете во дворец Альдамы ворвались вооруженные испанцы. Роскошный дворец был разграблен и сожжен, а сам Мигель Альдама, чудом избежав расправы, эмигрировал в США, где умер в нищете.

Во второй половине XIX века на Кубе сложилась парадоксальная ситуация, которая не могла не привести к «конфликту интересов»: политическая власть в стране и лучшие земли находились в руках у испанцев, а фактически вся экономика – у кубинских креолов. В 1817 году колониальные власти отменили табачную монополию и разрешили свободную торговлю, но в 1823 году снова ужесточили свою политику. В конце концов это привело к войне местных жителей с колонизаторами. Правда, восстание (оно произошло в 1850 году) подняли не бедные слои населения, а креолы, которые, при поддержке рабовладельцев из южных американских штатов, выступили за присоединение Кубы к США. Но эта попытка свергнуть колониальную власть потерпела неудачу, а лидер креолов Нарсисо Лопес был прилюдно казнен.

Этот небольшой экскурс в историю «вековых давностей» важен для понимания личности самого Фиделя Кастро. Он со школьных лет знал, что островная Куба оставалась последним оплотом работорговли в Западном полушарии, который лишь в конце XIX века потеряла и за который потому так рьяно сражалась когда–то могущественная Испания.

В юношеские годы у Фиделя Кастро родилась мечта сделать Кубу первым государством Латинской Америки, где будут торжествовать свобода и равноправие. Не вековым ли унижением своего народа обусловлена патологическая ненависть Фиделя к чужеземцам, пытающимся заставить кубинцев жить по своим понятиям? Не в истории ли сожженного на костре индейского вождя Атуэя нужно искать корни самого знаменитого лозунга кубинской революции «Родина или смерть!»? У Фиделя Кастро трепетное отношение к прошлому. На Кубе нет ни одного памятника Фиделю Кастро, ненавидящему любые формы проявления культа личности. Зато повсюду на острове увековечена память людей, боровшихся за независимость Кубы.

Мы знаем десятки примеров того, как политики, наделенные неограниченной властью, стремились перечеркнуть все, что сделали их предшественники, старались «выпятить себя в истории», а иногда и вовсе переписать ее под себя. Можно вспомнить классические примеры из недавнего прошлого нашей страны. Когда Сталин вдруг встал вровень с Лениным, когда позже имя уже самого «отца народов» вымарали из учебников, а портреты изорвали в клочья, когда ниспровергателя Сталина Хрущева и вовсе забыли при жизни…

Сегодня мало кто за пределами Кубы помнит имя Кар–лоса Мануэля де Сеспедеса, выходца из семьи обеспеченных кубинских креолов, земледельца из Байямо, возглавившего в 1868 году Десятилетнюю войну против колонизаторов. Эта война закончилась поражением повстанцев. Легенда гласит, что именно Сеспедес впервые произнес самый знаменитый лозунг кубинских революционеров «Родина или смерть!».

Белый мраморный памятник Карлосу Мануэлю де Сеспеде–су сегодня украшает Пласа–де–Армас в Гаване, а кубинцы называют этого революционера не иначе как «отцом нации и первым президентом восставшего с оружием в руках народа».

Десятилетняя, или, как ее называют, Великая война 1868—1878 годов показала, что для руководства освободительной борьбой нужны другие деятели и другие методы. Для свержения многовековых колонизаторских устоев, для пробуждения кубинцев, замкнувшихся в себе, разъединенных, забитых, требовался не просто лидер, а человек, наделенный харизмой, исключительным политическим и интеллектуальным талантом.

И такой человек появился. Хосе Марти, поэт, прозаик, публицист, стал вдохновителем кубинской революционной партии и лидером второй войны за независимость Кубы от испанского владычества. Чилийская поэтесса Габриэла Мистраль справедливо назвала Хосе Марти «самым чистым образцом латиноамериканца». Тонкий ценитель изящного, он прожил большую часть жизни за границей. В конце 1880–х годов Марти представлял в качестве генерального консула в Нью–Йорке попеременно три латиноамериканские страны: Уругвай, Аргентину и Парагвай!

Влияние личности Хосе Марти, погибшего в бою под Дос–Риос 19 мая 1895 года, на продолжателей его дела, кубинских революционеров ХХ века, и конечно же на самого Фиделя колоссально.

«Для нас, кубинцев, Марти – это идея добра, о которой он писал. Мы, кто 26 июля 1953 года возобновили начатую 10 октября 1868 года борьбу за независимость, именно в год, когда исполнялось столетие со дня рождения Марти, получили от него все, прежде всего, этические принципы, без которых нельзя даже представить себе революцию. От него мы получили также его вдохновляющий патриотизм и такое высокое понятие о чести и человеческом достоинстве, которому никто в мире не смог бы нас научить, – говорил Фидель Кастро в январе 2003 года на закрытии Международной конференции „За равновесие мира“, посвященной 150–летию со дня рождения Хосе Марти. – То был действительно необыкновенный, исключительный человек. Сын военного, увидевший свет в семье родителей–испанцев, он превратился в пророка и творца независимости земли, где он родился; интеллигент и поэт, бывший подростком, когда началась первая великая война, он был способен позже завоевать сердца, уважение, поддержку и почитание старых опытных военачальников, осенивших себя славой в той войне.

Пылкий сторонник мира, единства и гармонии между людьми, он не колеблясь подготовил и начал справедливую и необходимую войну против колониализма, рабства и несправедливости. Он первым пролил свою кровь и первым отдал свою жизнь как вечный символ альтруизма и личного бескорыстия»[4].

Многие журналисты и исследователи до сих пор гадают, кем «больше» является Фидель Кастро: социалистом, коммунистом или просто ярым и убежденным антиамериканистом. Ведь в 1961 году Кастро провозгласил «социалистический характер кубинской революции», а в 1965–м – возглавил Центральный комитет компартии Кубы. Наконец, всю жизнь, как Давид с Голиафом, упрямо и иногда уперто, борется против могучей «северной империи». Некоторые из политологов – критиков Фиделя развивают это утверждение, называя Кастро и его соратников «фиделистами – радикальными революционерами, стремившимися к максимальной политической власти через постоянную борьбу с противниками, которым не хватало хорошо сформированной идеологии»[5].

Социализм Фиделя Кастро конечно же совсем не тот, что существовал в СССР и Восточной Европе. Хотя бы в силу того, что Фидель жил народом и живет в гуще народа, в отличие от деятелей, укрывавшихся от него за кремлевской стеной и потерявших контакт с реальностью. Вдобавок, кубинский социализм не имеет большевистских корней. Политика Гаваны все время оставалась самостоятельной от Москвы, а Кастро вел свой революционный корабль по собственному фарватеру, не присоединяясь к каким–либо пактам и союзам социалистического лагеря. В 1999 году, в год 40–летия революции, выступая на закрытии I Международного конгресса по культуре и развитию, он сказал: «Наша революция не была импортирована, не была инспирирована извне, она была подлинная и только наша. Единственное, что мы действительно импортировали – это идеи или книги, которые помогли нам получить революционную политическую культуру, к ней мы добавили определенные идеи отечественного производства»[6].

Что до антиамериканизма, то он действительно стал одним из главных постулатов политики Кастро, но не определяющим. Тут, помимо личностных факторов, большую роль сыграла реакция революционеров на враждебные действия Вашингтона в отношении Кубы.

Кубинская модель революционного развития прежде всего основана на идеях Хосе Марти, который в представлении марксистов и большевиков являлся либералом и ревизионистом. Кубинцы называют его апостолом революции. Сам Кастро однажды сказал, что Хосе Марти был не иначе как «святым и ясновидящим». Любопытно, что Фидель Кастро, будучи в изгнании, собирая средства для свержения диктаторского режима в середине 1950–х годов, проехал по Соединенным Штатам по тому же маршруту, что и Хосе Мар–ти с аналогичными целями в XIX веке.

Фидель Кастро почти во всем повторил его путь, создавая единую кубинскую революционную партию. Он, как и Марти, тайно прибыл на Кубу со своими соратниками на небольшом суденышке, прошел все тяготы тюремного заключения. Выступая на суде после неудачного штурма Мон–кады, Фидель заявил, что интеллектуальным вдохновителем революционеров был Хосе Марти. Они – всего лишь исполнителями. Одним из главных жизненных постулатов Фиделя является знаменитое высказывание апостола кубинской революции о том, что «лучшая форма убеждать людей – это действовать». Кастро как–то признался, что глубокое, неизгладимое впечатление произвела на него одна фраза Марти, которая ему «много раскрыла» и которую он «всегда имеет в виду»: «Вся земная слава умещается в одном зернышке кукурузы». Фидель и его сподвижники с блеском осуществили то, что не удалось Марти, – добились подлинной независимости Кубы.

О том, что для Фиделя идейным учителем был его соотечественник Хосе Марти, а не европейские теоретики социализма, свидетельствует и тот факт, что на Кубе нет памятников Марксу, Энгельсу, Ленину, и цитат из их произведений в главной кубинской газете «Гранма» не встретишь. Зато в каждом уголке страны есть памятники Хосе Марти, а в самой Гаване стоит памятник его матери, который, между прочим, еще в 1956 году установила «Масонская ложа Кубы».

Неистребимая жажда свободы кубинского народа нашла свое отражение и в кубинском флаге, который впервые был поднят борцами за независимость в 1850 году, почти за столетие до победы кубинской революции. Его три синие полосы означают департаменты, на которые делился остров в то время. Две белые полосы символизируют чистоту стремлений кубинского народа. Красный равнобедренный треугольник – идеалы равенства, братства и свободы, а также кровь, которую необходимо пролить для их достижения. Наконец, белая звезда – символ независимости Кубы.

Радикальных перемен жаждали не только непосредственные вдохновители войны за независимость и деятели кубинской революции, но и широкие народные массы, рабочие, крестьяне. Хосе Марти, положивший жизнь в борьбе с испанскими колонизаторами, предвидел, что страну в будущем ждут не менее серьезные испытания. Предупреждал, что главным врагом для новой Кубы станут Соединенные Штаты. В 1870–е годы он писал: «Американские законы дали Северу высокую степень благополучия и подняли его также на самую высокую ступень коррупции. Они монетаризировали его, чтобы сделать благополучным»[7].

Пользуясь плачевным состоянием сахарной промышленности острова, пострадавшей во время войны за независимость, американцы грамотно воспользовались ситуацией и осуществили значительные инвестиции на Кубу. В 1883 году в руки американцев перешел первый сахарный завод, и через какие–то полтора десятка лет они уже фактически полностью контролировали производство сахара и табака, ключевые отрасли экономики острова.

Для кого–то «бизнес – есть бизнес». Для американцев бизнес – это влияние и политика. В конце XIX века они неоднократно пытались выкупить остров у испанцев, но, поняв тщетность своих усилий, решили, что кратчайшим путем к цели станет интервенция на Кубу. Испано–американская война стала первой крупной завоевательной акцией Соединенных Штатов за пределами страны.

Поводом послужил взрыв в феврале 1898 года американского крейсера «Мейн», стоявшего на рейде в Гаванской бухте. Они выдвинули версию, что причиной взрыва стала испанская мина. Истинные причины той трагедии не выяснены до сих пор. Но на Кубе убеждены, что это была американская провокация, что Белый дом, для того чтобы ввязаться в войну, пожертвовал жизнями 250 своих военных. (Важная деталь для понимания как отношений Кубы и США, так и национального характера кубинцев, не приемлющих лжи и несвободы. На революционном острове никогда не уничтожали памятников, за исключением одного, установленного при прежнем режиме «героическим морякам крейсера „Мейн“».)

Итог этого силового противостояния было нетрудно предугадать. Испания была не просто истощена войной. Образно говоря, она уже стала «уставать от Кубы». Моральный дух испанской армии был слабым, молодые рекруты, среди которых, кстати, был и отец Фиделя, не хотели воевать, они не понимали, зачем должны защищать остров, находящийся в тысячах километрах от их родины. Кроме того, в годы правления на Кубе испанского генерал–губернатора Валери–ано Вейлера–Николау, получившего прозвище «Вейлер–мяс–ник», градус ненависти кубинцев к метрополии достиг критической отметки. Тысячи местных жителей, в основном бедных крестьян, сгонялись в концентрационные лагеря, где умирали от голода и пыток.

США умело воспользовались народным недовольством, формально выступив в роли освободителей Кубы. 25 апреля 1898 года США официально объявили Испании войну. Она закончилась, едва начавшись. Испания капитулировала 12 августа того же года.

Таким образом, испанцы, несмотря на почти трехсоттысячный воинский контингент, потерпели унизительное поражение, потеряв не только свою последнюю и самую прибыльную в прошлом колонию в Западном полушарии. В ходе боевых действий США также захватили принадлежавшие Испании Филиппины и Пуэрто–Рико. По так называемому Парижскому договору от 10 декабря 1898 года Испания отказывалась от прав на все эти колонии. Они были объявлены «свободными государствами». Но лишь формально, поскольку переходили под контроль США. И если, в конце концов, спустя годы Куба и Филиппины все–таки обрели независимость, то Пуэрто–Рико до сих пор подчинено США.

Ставленники испанского королевского двора спешно паковали чемоданы и отплывали в Европу. Это поражение Испании стало серьезным ударом по национальному самолюбию страны, когда–то владевшей едва ли не всей Южной Америкой. А «потерянное поколение» молодых людей, выросших в обстановке поражения, стало именоваться в Испании «поколением 98–го года».

Придя на Кубу, американцы почти полностью перекрыли местной элите «кислород», продвигая на все ключевые административные и политические должности своих ставленников. Как это неоднократно случалось в мировой истории, люди, бывшие на задворках политической жизни и получившие доступ к власти, занялись «дележом портфелей» и быстро погрязли в коррупции.

Тут нельзя не упомянуть об одном важном моменте, который скажется на мировоззрении Фиделя Кастро, его отношении к Соединенным Штатам, и во многом объясняет природу его ярко выраженного антиамериканизма. Во времена испанской колонизации кубинская элита – креолы – благодаря своему положению и деньгам, в принципе, была если не допущена к власти, то могла, говоря управленческим языком, влиять на принятие решений. Американцы позволили местной аристократии сохранить собственность, но к власти ее не подпускали. Обосновавшись на острове, они оставили местной элите, к которой принадлежал и отец Кастро, довольно крупный землевладелец, возможность заниматься бизнесом. Но для этого ей нужно было дружить с янки. Последние же создавали местным собственникам такие условия, что им приходилось продавать свои земельные участки, чтобы не подвергаться травле и давлению.

Отец Фиделя оказался единственным из местных латифундистов, кто не продал свой участок «северным соседям», несмотря ни на денежные посулы, ни на угрозы.

Американцы распустили Кубинскую революционную партию и Армию освобождения Кубы и фактически установили на острове неоколониальный режим. И хотя в декабре 1901 года на Кубе прошли президентские выборы, победу на которых одержал Томас Эстрада Пальма, а 20 мая 1902 года была провозглашена независимая Кубинская республика, эта страна была связана с США кабальными законными актами.

Американцы отказывались покинуть остров до тех пор, пока не заставили избранный кубинский парламент в июне 1901 года включить в конституцию страны так называемую поправку Платта, устанавливающую над Кубой особую форму протектората США. Согласно этой поправке, власти Кубы могли заключать договоры с другими странами и получать иностранные займы только с санкции США. Правительство Кубы должно было признавать правомерными все действия американских военных на острове. Кроме того, Соединенные Штаты получили право на интервенции на Кубу в целях «защиты ее независимости». Поправка Платта легла в основу так называемого «постоянного договора» между США и Кубой, который был заключен 22 мая 1903 года. В том же году в рамках этих договоренностей Куба отдала США в бессрочную аренду Гуантанамо для строительства военной базы. Поправка Платта формально была отменена в 1934 году, однако фактический протекторат США над островом сохранялся до победы кубинской революции, а из Гуантанамо американцы не ушли до сих пор.

В донесении в морской генеральный штаб России от 7 по старому стилю (20) января 1909 года агент А. К. Небольсин сообщал: «Американские войска заняли все стратегические пункты страны, но они никогда личного участия не принимали в восстановлении порядка. Эту трудную и неблагодарную работу проделывали 100–тысячная туземная армия и полиция. Вышеназванный двойной военный контингент привел к тому, что атаман разбойничьих банд, державший на откупе сотни помещиков и фермеров, явился к губернатору Магуну с повинною и предложил свои услуги и способности поработать в пользу своей страны. Говорят, что Ма–гун эту просьбу принял. Во всяком случае, поджоги плантаций и вымогательства разбойников в настоящее время достояние старины <…>

Из одного частного разговора я узнал, что хотя Америка оказала большую услугу Кубе, но она же зато стоила ей громадных денег. В тот момент, когда американцы взяли в руки управление островом, в кассе, несмотря на крупные хищения, был резервный капитал – 9 миллионов долларов. Американцы за два с половиной года израсходовали эти 9 миллионов долларов, да еще 60 миллионов сверх того, поэтому в финансовом отношении Куба должна сильно поприжаться. Впрочем, это ей не страшно, ибо она настолько богата от природы, что даже теперь, когда остров только начал благоустраиваться, все же таможенный сбор достигает 30 миллионов долларов в год и в скором будущем он, вероятно, удесятерится»[8].

В другой шифрограмме морской агент России в США А. К. Небольсин сообщал следующее: «Военный порт Гуантанамо не мог посетить ввиду того, что американское морское ведомство его держит в полном секрете, и насильственная поездка больше испортила бы отношения, чем принесла бы существенного интереса. Из частных источников узнал, что в Гуантанамо строится сухой док, но он еще не готов. Военный порт и береговые укрепления только в проектном состоянии. Сама бухта во всех отношениях прекрасное убежище для флота и со временем будет первоклассная морская база»[9].

В Гаване в начале ХХ века строится копия вашингтонского Капитолия, призванного олицетворять «символ зарождающейся демократии молодой республики». В кубинском Капитолии, как и в Америке, должны заседать новоиспеченные конгрессмены. Лучшие фабрики, заводы, земли, банки, транспортная и коммунальная инфраструктуры переходят под контроль американских монополий. Фактически на их содержании находятся все четыре вида власти: исполнительная, законодательная, судебная и средства массовой информации.

Официальный Вашингтон уже вынашивает планы присоединения Кубы к США. Об испанской колонизации, ассоциировавшейся с работорговлей, потихоньку забывают. На острове теперь правят бал неоколонизаторы – более практичные и изощренные, чем предыдущие хозяева Кубы – испанцы. Американские войска находятся во всех стратегически важных районах острова. О том, насколько Куба тех лет зависела от США, свидетельствует тот факт, что даже пресная вода вырабатывалась на горючем, которое привозилось из Америки.

Американские нувориши «оттягивались» на кубинских пляжах, в то время как простым кубинцам было запрещено купаться в море – пляжи являлись частной собственностью американских и местных богачей. По сути, Куба медленно, но верно превращалась не только в политический и экономический, но и «туристическо–бордельный» придаток Соединенных Штатов.

Сознание ни одного народа в мире, пожалуй, не ранено многовековым колониальным наследием так, как кубинского. Отсюда, на мой взгляд, и происходят истоки особой гордости, ранимости и обидчивости кубинцев.

Освободившись от рабства испанского, кубинцы попали под не менее жестокий и унизительный гнет. К ним относились как к людям второго сорта, а к их стране как к «американской сахарнице». В свое время все мировые газеты опубликовали снимок, на котором запечатлен пьяный солдат–янки. Давая себя фотографировать, он прилюдно, никого не стесняясь, мочится на памятник Хосе Марти в Гаване. А президент США Рузвельт, выступая на одной из панамериканских конференций, заявил: «У меня вызывает такое отвращение эта адская кубинская республичка, что хотелось бы стереть ее народ с лица земли. У нас нет иного выхода, кроме вмешательства. Это убедит подозрительных идиотов в Южной Америке в том, что при желании мы можем вмешаться и что мы жаждем земель»[10]. Какое еще объяснение нужно для того, чтобы понять, почему антиамериканизм является одной из основ философии и политики Фиделя Кастро?

К тридцатым годам ХХ века Гавана становится городом–казино, своего рода латиноамериканским прообразом Лас–Вегаса. После Второй мировой войны президент Кубы Фульхенсио Батиста предлагает американцам застроить всю западную часть города увеселительными заведениями для богатых туристов.

Новый протекторат, по сути, на десятилетия вперед определял уклад жизни, сводившийся к унылому и беспросветному существованию для большинства кубинцев. При испанцах простой человек, такой как отец Фиделя, приехавший на Кубу с маленькой котомкой и ставший землевладельцем, мог если не разбогатеть, то, благодаря таланту и трудолюбию, хотя бы вырваться из нищеты. При новых хозяевах жизни простому человеку была уготована участь бессловесной обслуги.

700 тысяч человек, треть трудоспособного населения Кубы, в первой половине ХХ века были безработными. А в поисках места рубщика тростника по стране с мачете в руках скитались тысячи сельскохозяйственных рабочих.

Улицы Гаваны были заполнены назойливыми попрошайками, проститутками, коробейниками и лотошниками, пытавшимися продать сигары, ворованные с табачных фабрик, лотерейные билеты или жевательную резинку.

В 1925 году Карлос Балиньо, Хулио Антонио Мелья и другие революционеры основали первую коммунистическую партию Кубы. Однако о каких–либо продуманных и активных действиях по изменению существующего на острове строя речи идти не могло. (Сегодня мемориал основателя марксистско–ленинской партии Кубы Хулио Антонио Мельи находится у Гаванского университета, на том месте, где часто происходили стычки студентов с полицией и войсками.)

Народ был озабочен только одним: как бы не умереть с голоду. А среди лидеров партии в те годы не нашлось такой личности, как Хосе Марти, кто мог бы повести его за собой. Коммунисты заметно уступали по авторитету в кубинском обществе двум другим движениям: «центристам», которые хотели добиться от США большей самостоятельности для острова, и правым буржуазным партиям. Те ратовали за присоединение Кубы к Соединенным Штатам и фактически находились на содержании американцев.

На Кубе сегодня хорошо знают историю о том, как в 1920 году американцы, подкупив президента Гарсиа Менокаля, разорили кубинские банки, а затем скупили их, установив полный контроль над финансами Кубы. В 1925 году президентом Кубы стал бывший министр внутренних дел генерал Херардо Мачадо, получивший в период своего правления миллионные займы от американцев. 80 процентов кубинского экспорта, львиную долю которого составляли сахар и сигары, приходилось на США. (К слову, в 1933 году Мача–до не спасла дружба с американцами, которые организовали военный переворот, приведший к его свержению.)

Мачадо установил в стране диктаторский режим. Компартия была в полной изоляции, а частью политической жизни тогдашней Кубы стали аресты, убийства и пытки сотен партийных активистов и прогрессивных студентов. Не проходило и дня, чтобы на Кубе не находили истерзанный труп кого–то из них. (В музее, расположенном в бывшем президентском дворце в Гаване, посетителям демонстрируют один из самых ужасающих экспонатов той эпохи – машинку для вырывания ногтей.) Известный французский писатель Анри Барбюс в своей книге «Террор на Кубе» так охарактеризовал режим Мачадо: «…Мачадо впитал в себя все пороки, дефекты и преступления своих предшественников в президентском дворце. Он довел террор до степени безумия»[11].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.