Общество

Общество

Кочевники составляли заметную часть населения. С началом сельджукских набегов землепашцы мало-помалу уступали свои позиции скотоводам, и часть оседлого люда возвратилась к пастушеской жизни. Кто они были, эти номады? Отюреченные монголы и тюрки Трансоксианы, Хорасана, большинства провинций Ирана и анатолийского Востока; иранцы, такие, как иракские курды и их соплеменники из Ирана и Анатолии, а также афганцы; наконец, арабы, бедуины с Ближнего Востока. Сельское население было многочисленным в хорошо орошавшихся областях. Так, говоря о Кухистане, горной области, простирающейся от Балха до Герата, арабский географ Якут в 1207 году, накануне монгольского нашествия, отметил, что этот край был усеян «многими селениями и изрядно населен… а также имеет множество пустынь». После Чингисхановых опустошительных набегов и Великой чумы 1348 года рождаемость в Кухистане возросла настолько, что уже к 1370 году демографическая ситуация практически сравнялась с той, что имелась там в начале XIII века.

Во времена Тимурова владычества сельское население разделилось на три категории, а именно: на крупных землевладельцев, называвшихся ходжа (тогда этот термин, видимо, не носил той религиозной окраски, что появилась у него впоследствии), людей очень богатых, использовавших рабскую рабочую силу; на землевладельцев «средней руки», довольно зажиточных; и, наконец, на бедных пахарей, имевших небольшой садик и «евших из деревянной посуды».

Темпы урбанизации беспрецедентно возросли одновременно с развитием градостроительства на Западе. Ислам — это прежде всего цивилизация городская. Богатые ростовщики — немусульмане (чаще всего евреи), руководители импортно-экспортных предприятий, ремесленники, лекари, астрологи, влиятельные чиновники и эмиры составляли высшие круги общества. Остальная масса городского населения включала в себя лавочников, коих на Востоке всегда имелось в достатке, кустарей, мелких чиновников и прочих служащих.

Похоже на то, что рабство особенно распространенным явлением не было, хотя невольников имелось множество. Если не понимать буквально свидетельства Али Язди, согласно которому после взятия Дели каждый воин вел за собой в среднем по сто пятьдесят пленных (следовательно, армия в девяносто тысяч человек взяла в плен более тринадцати миллионов индийцев!), то легко обнаружится, что их численность равнялась нескольким миллионам. При этом надо иметь в виду, что до Трансоксианы добиралась лишь малая часть этих несчастных как из-за трудностей перехода, так и по причине недоедания. Так что масштаб переселения производит впечатление головокружительное… Рабы направлялись на сельскохозяйственные работы; однако часть их поглощал город. Впрочем, следов пребывания в Трансоксиане невольников не сохранилось. Были ли они отпущены на свободу? Возможно, поскольку ислам это поощряет. Увы, дополнительных сведений все еще недостаточно. [251]

Мы не знаем, чем питался простой народ. Что касается правящей верхушки, то она, вполне возможно, особо привередливой не была и при необходимости довольствовалась бульмаёй, смесью рубленого мяса с мукой и дикорастущими травами, но по праздникам любила себя побаловать. Включавшийся в состав многих угощений рис тогда не являлся повседневной пищей, как, например, в сегодняшнем Иране. Жареная баранина и конина являлись основным питанием тюрок, равно как старый добрый кумыс. Распространенным блюдом являлись мясные шарики. Когда открывался сезон охоты, на столах появлялась дичь. В рацион входили ячмень, пшеница (в виде хлеба или ядрицы), а также фрукты и иные плоды, из которых, как видно, особенно ценились дыни, виноград и миндаль. Сладости, к которым номады испытывали отвращение, заполняли столы как десерт, подававшийся перед фруктами, или в виде выпечки и шакерчуреков (сахарных хлебцев). Пили воду, вино (знаменитое Ширазское), кумыс. Бывая пьяными или просто навеселе, мужчины бросались объедками, что, кажется, очень веселило дам. Как ни странно, кофе и чай упоминаются редко. Мытье являлось излюбленным занятием, и передвижные бани, вода для которых грелась в котлах, устанавливавшихся на улице, в войсках на марше имелись всегда.

Единственными по-настоящему организованными были корпорации ремесленников и купцов: первые, хорошо структурированные и могущественные, пользовались как привилегиями стародавними, так и новообретенными; вторых государство любило особенно, поскольку считалось, что торговля обеспечивает благосостояние государства и граждан. В письме к Карлу VI Французскому Тимур заметил, что мир процветает усердием купцов. Интерес Великого эмира к экономике и торговле volens-nolens[36] сделал торгашей привилегированной категорией людей, которые его поддержали, по меньшей мере, в начале его карьеры. Они предпочитали иметь сильную власть, способную защитить как общественный порядок от свойственной племенам анархии, так и от деспотизма местных мелких тиранов; а также им хотелось иметь рынок, величиной равный крупной державе, а не территории какой-нибудь провинции. Разумеется, в продолжение времени их взгляды менялись в связи с введенными режимом строгостями и злоупотреблениями, жертвами которых они стали. Все же самые влиятельные из них, те, кои руководили торговлей и крупными мастерскими, умели довольно ловко устроить свои дела и преданность Тимуру сохраняли. Им очень хотелось, например, чтобы Тимур ввел свои рати и занял те крепости и замки, которые превратились в логова разбойников: экспедиция, имевшая целью Такрит, действительно, была предпринята по просьбе «богатых гостей и землепроходцев из Багдада». Негоцианты финансировали формирование ополчений или создавали их самолично для блокирования некоторых городов. [252]

Когда заводят разговоры о разграбленных лавках, разоренных складах, о припеченных подошвах ног, надо помнить, что речь идет не о самых богатых… Кто знает, не являлись ли превращенные в ничто колоссальные состояния имуществом конкурентов, коих требовалось убрать? Жан Обен, изучив совершенные Джагатаидами вымогательства, пришел к следующему категорическому выводу: «Те, чьи жизни и добро не пострадали, принадлежат к привилегированным классам. Если отбросить всегда возможные отдельные недоразумения, то можно сказать, что верхушка городской знати из побоищ вышла счастливо; так было в Исфагане, а также в Шахр-и Систане, откуда, по словам Натанзи, «все богачи были вывезены в Трансоксиану».