2

2

На этих страницах часто употребляются слова «необычный», «странный»: необычным для меня был звонок Сталина и телефонный разговор с ним, странным показалось мне подчеркнутое безразличие Ванникова к планам создания мощной 107-миллиметровой танковой пушки, несколько странно, с моей точки зрения, выглядел приезд в наш город маршала Кулика, во время которого он ограничился разговором со мной в вагоне о танковых пушках и не счел необходимым посетить завод.

Так всегда выглядят события для человека, не знающего их подоплеки. Разговор с начальником ГБТУ Федоренко многое для меня прояснил. Однако в полной мере оценить создавшуюся ситуацию я смог гораздо позже. Отнюдь не случайными были события, о которых идет речь: они явились следствием прямого и обнаженно резкого столкновения различных взглядов на перспективы танкового вооружения, на неотложные задачи оборонной промышленности.

Точка зрения нашего КБ изложена достаточно полно. Но существовала еще одна точка зрения, предопределившая многосложность «подводных течений» и во многом обострившая сложившееся положение.

В 1962 году в Военно-историческом журнале были опубликованы воспоминания Б.Л.Ванникова. Он пишет:

«Как помнится, в начале 1941 года начальник ГАУ Г.И.Кулик сообщил мне, что, по данным разведки, немецкая армия проводит в ускоренном темпе перевооружение своих бронетанковых войск танками с броней увеличенной толщины и повышенного качества, и вся наша артиллерия 45-76-миллиметрового калибра окажется против них неэффективна. К тому же они якобы будут иметь пушки калибра более 100 миллиметров. В связи с этим был поставлен вопрос о прекращении производства пушек калибра 45–76 миллиметров всех вариантов. Освобождавшиеся производственные мощности предлагалось загрузить производством пушек калибра 107 миллиметров в первую очередь в танковом варианте.

Г.И.Кулик отличался экспансивностью и легко поддавался на всевозможные слухи, поэтому новому прожекту мы не придали особого значения.

Однако через несколько дней Г.И.Кулик, заручившись поддержкой свыше, предложил мне выехать с ним на артиллерийский завод, чтобы на месте с конструктором В.Г.Грабиным и с руководством завода обсудить возможности быстро сконструировать танковую 107-миллиметровую пушку и организовать ее производство вместо 76-миллиметровой пушки.

От участия в поездке на завод я отказался, мотивировав это тем, что не имею указаний от Н.А.Вознесенского (последний как председатель Хозяйственного совета оборонной промышленности шефствовал над Наркоматом вооружения). На мой вопрос по телефону Н.А.Вознесенский ответил, что ему ничего об этом неизвестно, но я получил разрешение предоставить на заводе Г.И.Кулику все материалы и дать объяснения, которыми он будет интересоваться.

Такое распоряжение директору завода А.С.Еляну мною было дано, но одновременно указывалось, чтобы никаких обязательств без ведома Наркомата вооружения он не брал.

Г.И.Кулик наметил поездку также в Ленинград на Кировский завод совместно с конструктором и представителями артиллерийского завода, чтобы продолжить свою работу с участием кировских танкостроителей, и вновь настаивал на участии в этой поездке кого-либо из руководителей Наркомата вооружения.

Мы и на этот раз отказались, полагая, что он разберется сам и в конечном итоге откажется от своего несвоевременного и опасного прожекта.

Но эти надежды не оправдались.

Через несколько дней после описанного меня вызвал И. В. Сталин. Его я застал одного. В руках у него была записка Г.И.Кулика. Показывая ее, он спросил:

— Вы читали записку товарища Кулика по артиллерии? Что скажете по поводу его предложения вооружить танк 107-миллиметровой пушкой?

Содержание записки мне было неизвестно, и Сталин в нескольких словах ознакомил меня с ней. Затем он спросил:

— Какие у вас имеются возражения? Товарищ Кулик говорил, что вы не согласны с ним.

Я объяснил позицию Наркомата вооружения следующим. Еще совсем недавно, в 1940 году, нам было известно, что большая часть немецких танков вооружена пушками калибра 37 и 50 миллиметров и меньшее количество танков 75-миллиметровыми. Калибры танковых и противотанковых пушек, как правило, соответствуют броневой защите танков. Поэтому можно считать, что наша 45 и 76-миллиметровая танковая и противотанковая артиллерия будет достаточно сильной. Сомнительно, что за короткий промежуток (в течение года) немцы могли обеспечить такой большой скачок в усилении танковой техники, о котором говорилось в записке.

Если же возникнет необходимость увеличить бронепробиваемость нашей артиллерии среднего калибра, то следует в первую очередь поднять начальную скорость у 76-миллиметровых пушек. Переход на больший калибр следует начинать не со 107-миллиметровой пушки.

Более целесообразно было бы взять готовую качающуюся часть 85-миллиметровой зенитной пушки с большой начальной скоростью; она состояла на вооружении и изготовлялась в крупных сериях.

Неубедительным было предложение снять с производства 45 и 76-миллиметровые пушки во всех вариантах — полковые и дивизионные, так как они служили не только как противотанковые средства, но и предназначались для борьбы против многих других целей (живой силы, различных заграждений и т. д.) и были очень маневренны.

76-миллиметровая пушка ЗИС, только недавно созданная и поступившая в производство (здесь Б.Л.Ванников несколько опережает события. — В.Г.), являлась лучшей современной пушкой.

К концу моих объяснений в кабинет вошел Жданов. Сталин обратился к нему и сказал:

— Вот Ванников не хочет делать 107-миллиметровые пушки для ваших ленинградских танков. А эти пушки очень хорошие, я знаю их по гражданской войне.

Жданов ответил:

— Ванников всегда всему сопротивляется — это стиль его работы.

Затем Сталин обратился к Жданову.

— Ты у нас главный артиллерист, поручим тебе комиссию с участием Кулика, Ванникова, Горемыкина (тогда нарком боеприпасов) и еще кого найдешь нужным, и разберитесь с этим вопросом.

И вновь подчеркнул:

— А 107-миллиметровая пушка — хорошая пушка.

Сталин говорил о полевой пушке времен первой мировой войны. Она, кроме калибра по диаметру, ничего общего не могла иметь с пушкой, которую нужно было создать для современных танков и для современных условий боя.

Вскользь брошенная Сталиным реплика обычно решала исход дела. Так получилось и на этот раз. В процессе подготовки к работе комиссии в Наркомате вооружения были собраны директора и конструкторы соответствующих артиллерийских заводов. Еще раз подробно разобрали все «за» и «против» и пришли к заключению, что рассматриваемые предложения были не только нецелесообразными, но для того времени и опасными.

На заседании комиссии у А.А.Жданова присутствовали: от военных — Г.И.Кулик, генерал-майор технических войск М.М.Каюков и другие; от Наркомата вооружения — Ванников, Мирзаханов — заместитель наркома, директора артиллерийских заводов Елян, Фрадкин и другие; от Наркомата боеприпасов Горемыкин, его заместители…

С самого начала председатель повел заседание неправильно: он дал возможность военным подробно изложить свои доводы, а представителям от промышленности таких возможностей не предоставил. Такое ведение совещания вынудило нас высказать неодобрение. На это А.А.Жданов резко заявил, что Ванников саботирует, и закончил фразой: «Мертвый тянет живого».

В ответ я сказал А.А.Жданову:

— Вы перед войной допускаете разоружение армии.

Он встал, прекратил совещание и заявил, что пожалуется на меня Сталину. После этого все разошлись, смущенные таким концом работы комиссии»[9].

Такова была предыстория, вполне объясняющая неслучайность «странных» событий, которые закончились для меня срочным приездом в Москву и участием в работе комиссии под руководством Жданова (второй — после описанной Ванниковым). К воспоминаниям Бориса Львовича и к его оценкам я чуть позже вернусь и попытаюсь прокомментировать их в той мере, какая диктуется задачами этой книги. Отправляясь с начальником ГБТУ Федоренко в ЦК, я имел самое смутное представление о расстановке сил.