Глава сорок пятая
Глава сорок пятая
Сталин создает свою главную книгу. Приказ уничтожить Троцкого. Мадрид пал. Прага захвачена. Малая война с Японией на Халхин-Голе
1939 год был решающим в мировой борьбе за союзников в предстоящей войне. Но прежде всего надо было навести порядок у себя в стране после «ежовщины», которая поглотила многих, в том числе и региональных вождей.
Теперь уже было поздно возвращаться к демократизации, она откладывалась до лучших времен. Зато кое-какой порядок был наведен.
В армию были возвращены уволенные в 1937 году 4661 человек, в 1938-м — 6333 человека.
Всего за 1939 год из лагерей были освобождены 223600 человек, из колоний — 103800. По подсчетам Е. А. Прудниковой, до начала Великой Отечественной войны была выпущена почти половина осужденных «за политику». Если в 1937–1938 годах были приговорены к смерти 681692 человека, то в 1939–1940-м — 4201. «Якобинский» террор закончился.
Таким образом, косвенно было признано, что в «заговоре военных» были допущены огромные ошибки. Виновными официально объявили чекистов. Настоящие причины никто не собирался обнародовать. Одна из них сформулирована германским историком С. Хафнером: «Можно сказать с уверенностью: в Берлине, так же как и в Москве, за девять месяцев, с июня 1937 года по февраль 1938 года, исчезли из рядов командования почти все традиционные носители германо-русской военной дружбы периода Рапалло, а в Москве — и из рядов живущих. Если и была возможность совместного военного переворота против Гитлера и Сталина, то в эти девять месяцев она прекратила свое существование»350.
Черчилль тоже отметил: «Беспощадная, но, возможно, небесполезная чистка военного и политического аппарата в Советской России»351.
И вот эта волна схлынула.
Однако напомним, что 10 января 1939 года на места была направлена за подписью Сталина шифрограмма с разъяснением, что «при проверке работников НКВД» не ставить им в вину «применение физического воздействия „в виде исключения“». Таким образом, кремлевское руководство показало, что не намерено ослаблять борьбу с противниками режима, а наводит порядок в этой области.
Павел Судоплатов, чудом ускользнувший от обвинения, замечает: «Сталин, отчасти следуя указаниям Ленина, наносил удары не только своим реальным, но и потенциальным противникам. Конечно, любой серьезный политик стремится упреждать события. Сам характер деятельности спецслужб в любом государстве несет в себе некоторые элементы нарушения законности, ибо работа секретных ведомств скрыта от общества и его парламентских институтов. Но Сталин всегда мыслил категориями военного времени»352.
В другом месте сделаны такие выводы: «Я по-прежнему считаю Ежова ответственным за многие тяжкие преступления — больше того, он был еще и профессионально некомпетентным руководителем. Уверен: преступления Сталина приобрели столь безумный размах из-за того, в частности, что Ежов оказался совершенно непригодным к разведывательной и контрразведывательной работе.
Чтобы понять природу ежовщины, необходимо учитывать политические традиции, характерные для нашей страны. Все политические кампании в условиях диктатуры неизменно приобретают безумные масштабы, и Сталин виноват не только в преступлениях, совершавшихся по его указанию, но и в том, что позволил своим подчиненным от его имени уничтожать тех, кто оказывался неугоден местному партийному начальству на районном и областном уровнях. Руководители партии и НКВД получили возможность решать даже самые обычные споры, возникавшие чуть ли не каждый день, путем ликвидации своих оппонентов»353.
Сталин считал, что ни один руководитель в армии или в системе государственной безопасности не должен приобретать политического потенциала. В августе 1938 года Маленков в поданной Сталину записке «О перегибах» сообщал, что «Ежов и его ведомство виноваты в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов». Сталин отреагировал мгновенно и попросил найти замену Ежову. Из семи кандидатов, предложенных Маленковым, Сталин выбрал Берию.
В первые ряды аппарата вышла связка Маленков — Берия, ставшая опорой сталинской команды. Благодаря им был сильно изменен оперативный состав наркомата. Руководство было обновлено на 62 процента. Подавляющая часть вновь принятых сотрудников пришла по партийному и комсомольскому набору. Это означало, что ВЧК — ОГПУ — НКВД как система, созданная еще при Ленине и опиравшаяся на традиции старых революционеров, приказала долго жить. В аппарате не осталось латышей и поляков, а число евреев уменьшилось с сорока до пяти процентов. Фактически Сталин провел переворот в самой грозной спецслужбе.
Еще одно обстоятельство надо было учитывать Сталину. Наступил перелом в Испанской войне. Он был связан с Мюнхенским соглашением, которое оказало на республиканцев тяжелое психологическое воздействие. Они надеялись, что Англия и Франция окажут военное сопротивление Германии, что сразу приведет к крушению франкистов. После 30 сентября 1938 года испанские республиканцы все чаще испытывали отчаяние. В октябре республиканский премьер-министр Хуан Негрин договорился с СССР и лондонским Комитетом невмешательства о роспуске интернациональных бригад Коминтерна. К этому времени Сталин подозрительно смотрел на них, видя в них массовое влияние троцкизма.
Это отношение к интербригадовцам трагически сказалось на судьбе Михаила Кольцова. Генеральный комиссар интербригад в Испании Андре Марти[25] обратился к Сталину с письмом: «Мне приходилось уже и раньше, товарищ Сталин, обращать Ваше внимание на те сферы деятельности Кольцова, которые вовсе не являются прерогативой корреспондента, но самочинно узурпированы им… Но в данный момент я бы хотел обратить Ваше внимание на более серьезные обстоятельства, которые, надеюсь, и Вы, товарищ Сталин, расцените как граничащие с преступлением. 1. Кольцов вместе со своим неизменным спутником Мальро вошел в контакт с местной троцкистской организацией ПОУМ. Если учесть давние симпатии Кольцова к Троцкому, эти контакты не носят случайный характер. 2. Так называемая „гражданская жена“ Кольцова Мария Остен… является, у меня лично в этом никаких сомнений, засекреченным агентом германской разведки»354.
В феврале — марте 1939 года республиканская Испания агонизировала. Она исчезла с исторической арены после мартовского мятежа полковника Касадо в Мадриде. Под его знаменами объединились не тайные франкисты, как можно было предположить, а союзники коммунистов, республиканцы — правые социалисты, анархисты и беспартийные офицеры. Испанцы устали от войны. И только коммунисты не собирались капитулировать. В принципе это было убедительное отражение психологического состояния всей Европы.
Еще в 1935 году в Париже вышла книга «Коричневая сеть. Как работают гитлеровские агенты за границей, готовя войну». В ней описывалась работа сорока восьми тысяч агентов и говорилось, что заграничная организация национал-социалистической партии Германии имеет 400 отделений.
Нацисты серьезно готовили «пятые колонны», но все же настроение масс определялось совсем другим: они не хотели жертв, не хотели воевать.
В начале января 1939 года Сталин получил донесение советской разведки, что 5 января Гитлер, принимая польского министра иностранных дел Ю. Бека, заявил о «единстве интересов Польши и Германии в отношении Советского Союза». 26 января на встрече с Риббентропом Бек пообещал «обдумать возможность присоединения Варшавы к Антикоминтерновскому пакту», в случае если немцы поддержат польские претензии на Украину и выход к Черному морю.
Из этого вытекали роковые для СССР последствия.
Десятого марта Сталин выступил на открывшемся XVIII съезде партии с отчетным докладом «О работе ЦК ВКП(б)». Начав с международного положения, он прямо сказал: «Уже второй год идет новая империалистическая война, разыгравшаяся на огромной территории от Шанхая до Гибралтара и захватившая более пятисот миллионов населения. Насильственно перекраивается карта Европы, Африки, Азии. Потрясена в корне вся система построенного так называемого мирного режима»355. Затем последовал анализ экономического положения развитых стран в сравнении с СССР и неоднократный выпад против Англии и Франции: «Можно подумать, что немцам отдали районы Чехословакии как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом, а немцы отказываются теперь платить по векселю, посылая их куда-то подальше».
Сталин явно посылал сигналы обеим сторонам, причем главный — западным «демократиям»: «…большая и опасная политическая игра, начатая сторонниками политики невмешательства, может окончиться для них серьезным провалом».
Он говорил об усилении РККА, о мировой внешней политике, о том, что нельзя поддаваться на провокации. Пафос всего доклада: мы сильны, но воевать не собираемся.
Дойдя до политических процессов «шпионов, убийц и вредителей», Сталин ни одним намеком не сообщил о «перегибах», наоборот: «В случае войны тыл и фронт нашей армии ввиду их однородности и внутреннего единства будут крепче, чем в любой другой стране».
Выступавшие после Сталина делегаты, особенно военные, заверяли, что армия сильна и что агрессоры получат отпор.
На пленуме ЦК 22 марта 1939 года членами Политбюро были избраны Андреев и Жданов. Съезд закрепил радикальные перемены в правящей элите. Никакими оппозиционерами здесь и не пахло. Весьма заметны были среди новых членов ЦК фигуры молодых производственников-выдвиженцев И. А. Бенедиктова, Б. Л. Ванникова, Н. А. Вознесенского, А. Н. Косыгина, А. А. Кузнецова, В. А. Малышева, П. К. Пономаренко, И. Ф. Тевосяна, А. И. Шахурина, С. В. Кафтанова, Н. С. Патоличева, М. Г. Первухина.
Выделялась и группа из нового руководства НКВД: В. Н. Меркулов, С. А. Гоглидзе, М. М. Гвишиани, В. Г. Деканозов, Б. 3. Кобулов, С. Н. Круглов, И. И. Масленников, И. Ф. Никишов.
Новые армейские руководители были представлены «испанцами», Героем Советского Союза танкистом Д. Г. Павловым и дважды героем летчиком Я. В. Смушкевичем.
Из прежнего состава ЦК (XVII съезд) в новом осталась едва ли пятая часть.
Насколько укрепилось «единство фронта и тыла», предстояло вскоре проверить.
К отчетному докладу логично было бы прибавить «Историю Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс», над которой работал Сталин в августе, он сам написал несколько глав, внес огромное количество вставок и поправок. По сути, этот учебник, вышедший в октябре 1938 года первым тиражом в шесть миллионов экземпляров, представлял его точку зрения на всю историю Советского Союза и, понятно, историю партии. Сталин торопил всех с изданием книги. «Мы и так опоздали с этим делом на целый год», — пенял он коллегам в Политбюро.
Почему «год»? Потому что началось новое время и на авансцену вышли новые люди, которым и адресовался «Краткий курс».
Двадцать второго сентября на совещании в ЦК работников партийной пропаганды Москвы и Ленинграда, когда начались восхваления публикации «Курса» (в «Правде»), Сталин неожиданно раздражился и резко сказал, что нужны не похвалы, а помощь и замечания практических работников. Далее он высказал принципиально новую мысль: «Кадры надо воспитать на идеях, на теории… Если эти знания есть, тогда есть и кадры, а если этих знаний нет — это не кадры, а пустое место». Он адресовал учебник прежде всего учащейся молодежи, а также аппарату управления, армейским командирам, школьным учителям, руководителям промышленности и колхозов. Он назвал «контрольную цифру» — восемь миллионов будущих читателей книги. «Среди этих людей мы должны снова начать разворот большевизации».
Первого октября, в конце этого совещания, он снова выступал и высказался по теоретическим вопросам, полемизируя с некоторыми мыслями Ф. Энгельса (об отмирании государства после победы революции). Подобное писали Маркс и Ленин, но Сталин их не назвал. Сталин сказал, что социализм нуждается в сильном и мощном государстве. Как замечает автор послесловия к современному изданию Рой Медведев: «Только новый классик марксизма-ленинизма мог чем-то поправить трех ранее работавших классиков и основоположников».
Однако новый классик сохранил в тексте данную сверхскромную оценку собственного участия в Гражданской войне, оставив свое имя в списке людей, «которые занимались политическим просвещением Красной Армии». Он уже не «организатор Первой Конной армии», эта роль была бы ему узка.
Сегодня трудно сказать, насколько полно была выполнена задача, которую хотел решить Сталин выпуском учебника. Но данная в нем картина целостна, оптимистична и победительна. То, что она упрощена, — это не недостаток, а необходимое условие. Практическая же задача была в основном решена. Был создан коммунистический катехизис, по которому учились миллионы людей, получая необходимое представление о своем государстве и его истории.
Сталин любил свой труд, гордился им, так как никто до него не ставил и не решал задачи объяснить народу философию эпохи. Хотя он говорил о несовершенстве «Курса», но большего в тех условиях он сделать не мог. Сейчас, когда его критики указывают на упрощенный подход к сложным вопросам истории и политики в этой книге, они не хотят понимать, кому она адресовалась — детям малограмотных простых людей, «скифам», а не интеллектуалам.
Не случайно в конце совещания Сталин потребовал изменить отношение партийного аппарата к интеллигенции: «Надо покончить с хулиганским отношением к собственной интеллигенции!»
Интеллигенция была уже не старорежимная, а своя, советская, молодая.
В завершение «Краткого курса» Сталин высказал прогноз долговечности ВКП(б), который, как ни удивительно, сбылся. В учебнике было написано, что «партия непобедима», если она умеет слиться с самыми широкими трудящимися массами, и наоборот, «партия гибнет, если она покрывается бюрократическим налетом». Он явно имел в виду ненавистные ему кланы, которые он разрушал, но они возникали снова как протоплазма параллельной власти.
Вызывает удивление объем загруженности этого человека, замыкавшего на себе решение всех вопросов жизни государства. Военные отмечали, что он читал много специальной литературы. Авиаконструкторы, оружейники, экономисты — то же самое. Сталин действительно стремился познать многое, чтобы все решать самому. В этом была его сила, но в этом крылась и огромная угроза всей стране. Он стал незаменимым. Уровень его компетенции все же был ограничен. Рано или поздно волны истории должны были захлестнуть этот несокрушимый утес.
Сталинский тоталитаризм практически добился поставленной задачи «пройти путь за 10 лет», и теперь надо было обыграть в мировые шахматы тех, кто играл гораздо сильнее.
Сталин не ошибался, когда на страницах «Краткого курса» говорил об угрозах Германии и Японии экономическим интересам Англии и США. Россия в этом конфликте фигурировала отдельно, на значительной дистанции.
Сталин не мечтал о мировом лидерстве. Его задача была гораздо труднее. Она формулировалась так: в условиях враждебного окружения и, увы, внутренней экономической недостаточности не ввязаться в войну с Германией раньше, чем с ней начнут воевать Англия и Франция. И не дай бог случиться столкновению СССР с Германией один на один! Тогда Советскому Союзу никто не поможет.
И тут Сталину никто не мог подсказать верного решения, даже академики и разведчики.
В марте 1939 года Сталин встретился с наркомом Берией и сотрудником ИНО Павлом Судоплатовым. Он помнил Судоплатова по встрече, на которой была поставлена задача уничтожить руководителя украинских националистов Коновальца.
Берия предложил Сталину назначить Судоплатова заместителем начальника ИНО НКВД, «чтобы помочь молодым партийным кадрам, мобилизованным на работу в органы, справиться с выполнением заданий правительства». Сталин ничего не ответил на это предложение и попросил наркома рассказать о главных направлениях разведывательных операций за рубежом.
Берия высказался за изменение приоритетов: не бороться с белой эмиграцией, а готовить резидентуры к войне в Европе и на Дальнем Востоке. Он акцентировал внимание на роли агентов влияния из деловых и правительственных кругов Запада и Японии, «которые имеют выход на руководство этих стран и могут быть использованы для достижения наших целей во внешней политике». И тут Берия обратил внимание на роль Троцкого и троцкистов, которые пытаются подчинить себе левое движение на Западе, «лишить СССР позиций лидера мирового коммунистического движения». Троцкого надо уничтожить во что бы то ни стало. Собственно, для проведения операций против троцкистов и выдвигается Судоплатов.
Вот слова Сталина в передаче Судоплатова: «В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена (…) Троцкий, или как вы его именуете в ваших делах, «Старик», должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну… Партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о них самих, но и обо всех членах их семей»356.
Сталин опирался на постоянно поступающую информацию о действиях Троцкого, целью которого было добиться отстранения от власти умеренного крыла партии во главе со Сталиным. Троцкий видел в приближающейся войне возможность «очистить социализм», и, соответственно, его цели совпадали с целями тех кругов Запада, которые хотели вовлечь СССР в войну с Германией.
Для непосредственного проведения «акции» Судоплатов выдвинул кандидатуру Наума Эйтингона, только что вернувшегося из Франции. Тот предложил назвать операцию «Утка» (жаргонное обозначение дезинформации). Берия санкционировал использование личных связей Эйтингона и его испанских агентов. Так в операции появился Рамон Меркадер.
В октябре 1939 года Эйтингон прибыл в Нью-Йорк и организовал при помощи еврейской общины и своего брата, гражданина США, торговавшего пушниной и имевшего в СССР таможенные льготы, импортно-экспортную фирму. Это был центр связи и, в частности, «крыша» для Рамона Меркадера, красавца, похожего, по словам Судоплатова, на французского актера Алена Делона. Эйтингон создал три группы нелегалов для проведения операции.
Пятнадцатого марта 1939 года Германия ввела свои войска в Прагу, что было «постскриптумом к Мюнхену». (Словакия провозгласила независимость. Венгрия, поддержанная Польшей, заняла восточную область Чехословакии, Закарпатскую Украину.) Английский премьер выступил в парламенте с осуждением Гитлера, но не предложил никаких практических действий. В английской печати прошел вал возмущенных статей. 17 марта Чемберлен заявил, что правительство будет сопротивляться всяким попыткам Германии установить мировое господство. Как пишет Майский, в Европе появились слухи, что следующим захватом Германии будет Румыния и ее нефтяные промыслы в Плоешти, чем англичане очень обеспокоились.
Восемнадцатого марта английский посол в СССР У. Сиидс спросил у Литвинова, каковы будут действия Москвы в случае нападения Германии на Румынию. В тот же вечер, проконсультировавшись в Кремле, Литвинов ответил, что лучшим ответом на угрозу будет немедленный созыв конференции представителей Англии, СССР, Турции, Польши, Румынии. Так Сталин начал втягивать Запад в новые переговоры.
Девятнадцатого марта англичане от этого предложения отказались.
Двадцать первого марта германское правительство потребовало у Польши Гданьск (Данциг).
Двадцать второго марта немцы оккупировали Мемель (Клайпеду).
Двадцать третьего марта Германия вынудила Румынию подписать соглашение, которое гарантировало ей получение нефти. Думается, после этого в Лондоне вспомнили ужас Первой мировой и драматическую борьбу англичан с немцами за нефть Плоешти.
В тот же день Генеральный штаб РККА направил директиву военным советам всех военных округов о порядке усиления и развертывания войск в зависимости от напряженности международной обстановки.
Двадцать девятого марта франкисты овладели всей Испанией.
Седьмого апреля Италия захватила Албанию, создав плацдарм против Югославии и Греции.
В этой обстановке уже надломленного мира Сталин все еще не имел ни одного союзника на Западе.
Неожиданно в действиях английского правительства произошел крутой перелом. Как говорил Черчилль, «рассеялись последние иллюзии»; Польше, Греции и Румынии была дана гарантия их защиты в случае нападения Германии. В Великобритании была введена воинская повинность.
Во время первомайского парада Сталин послал Западу своеобразный ответ: среди карикатур на западных руководителей не было портрета Чемберлена, а в небе над Красной площадью прошел 81 цельнометаллический двухмоторный бомбардировщик. На прошлом авиационном параде 7 ноября 1936 года их было впятеро меньше.
До начала Второй мировой войны в Европе оставалось четыре месяца.
Начались дипломатические консультации Англии и Франции с Советским Союзом. Они ни шатко ни валко тянулись до конца августа.
Параллельно европейским событиям ухудшилась военная обстановка и на восточной границе СССР. Япония, оккупировав большую часть Китая, получила ресурсы для экономического развития. Токио, как и Берлин, стремился получить «жизненное пространство», которое планировалось освоить как «великую сферу взаимного процветания Восточной Азии». Япония поставила перед собой цель стать центром экономической империи от Маньчжурии до Австралии, от островов Фиджи до Бенгальского залива. Все крупные игроки в этом регионе (США, Англия, Франция, Нидерланды, СССР) становились конкурентами и противниками Японии. Для Москвы вопрос стоял так: максимально затруднить положение японцев в Китае, чтобы они глубоко там завязли и не имели сил для дальнейшей агрессии на север.
Положение на восточных границах отличалось запутанностью и требовало от Кремля не просто укрепления боеготовности, но и превентивной тайной акции против Японии. Конечно, ни о каких открытых военных действиях никто не думал. Наоборот, делалось все, чтобы не дать Японии повода для агрессии, но после ввода в Маньчжурию японских войск малочисленные советские части оказались перед лицом реальной угрозы. Начались стычки на границе. В течение 1937–1939 годов японцы делали попытки захватить несколько советских островов на Амуре. Японская пропаганда требовала вернуть Маньчжурии «спорные территории» на границе с российским Приморьем. В середине июля 1938 года японский посол в Москве Сигэмицу потребовал передать таковые земли Японии.
Однако у СССР был сильный союзник — Китай, явно и неявно поддерживая которого, Москва создала противовес. 21 августа 1937 года был заключен советско-китайский договор о ненападении, с октября 1937 года начались поставки в Китай по кредиту оружия. Всего с октября 1937-го по сентябрь 1939 года было поставлено 985 самолетов, 82 танка, более 1500 артиллерийских орудий, свыше 14 тысяч пулеметов и еще — боеприпасы, оборудование и снаряжение357. Особенно эффективна была советская помощь кадрами военных летчиков-добровольцев» и истребителями И-15, И-16. Вскоре были доставлены и бомбардировщики СБ и ТБ-3. Эта поддержка позволила остановить японское наступление на уханьском направлении. Советские летчики бомбили японские аэродромы даже на Тайване.
Таким образом, Сталин, поддерживая гоминьдановское правительство, достигал сразу двух целей: отвлекал Японию от советских границ и укреплял позиции китайских коммунистов, находившихся в то время в новом союзе с Чан Кайши.
Эта изощренность Сталина и его умение использовать чужие конфликты были для Мао Цзэдуна хорошей школой. Через несколько лет, в ноябре 1941 года, когда немецкие войска подошли к Москве и существовала реальная угроза нападения Японии на СССР, Сталин через Коминтерн направил директиву китайским коммунистам максимально активизировать боевые действия против Японии — и получил отказ. Объясняя свою позицию, Мао Цзэдун говорил: «Лучше мы сбережем силы, разгромим Гоминьдан, возглавим власть в Китае и тогда, получая помощь от СССР, Англии и Америки, освободим страну от японских захватчиков… Десять процентов усилий на борьбу с Японией, двадцать процентов — на борьбу с Гоминьданом, семьдесят процентов — на рост своих рядов»358.
Мао Цзэдун всегда подтверждал, что национальные интересы ему ближе, чем указания российского вождя. И не случайно Сталин относился к нему с некоторой опаской.
Заметим, что США и Англия тоже вели свою игру: Токио был большим рынком их товаров, поэтому они продолжали снабжать империю нефтью, металлообрабатывающими станками и другими стратегическими материалами. Так, в 1938 году США на 90 процентов удовлетворили японские импортные потребности.
Фактически только СССР был безоговорочным союзником Китая. Помогая и гоминьдановскому руководству, Москва фактически воевала его руками. Она была заинтересована в затягивании этой войны, посылая новую помощь для того, чтобы не дать Чан Кайши заключить перемирие. Благодаря изощренной политике СССР японский план блицкрига рухнул.
Подчеркнем, что Сталин располагал полной информацией о планах Японии, так как лучший советский агент в Токио Рихард Зорге («Рамзай») располагал первоклассными источниками в японском правительстве и германском посольстве.
Геополитическая интрига в Юго-Восточной Азии заключалась в том, что все игроки, учитывая невозможность для Японии воевать на два фронта, стремились повернуть ее от себя в сторону конкурентов.
Тринадцатого июня 1938 года перебежал в Японию начальник УНКВД Дальневосточного края, комиссар госбезопасности 3-го ранга Генрих Люшков и стал сотрудничать с японской военной разведкой. Он сообщил информацию, которая имела значение при выработке решения, направленного на пограничный конфликт на озере Хасан. Зорге передал в Разведуправление РККА, что, по информации Люшкова, из-за широкого недовольства в Красной армии и наличия сильной оппозиции в Сибири советская военная сила на Дальнем Востоке мгновенно рухнет в случае японского нападения. Кроме того, Люшков выдал шифры, места дислокации военных частей, их организацию, вооружение.
Информация Люшкова учитывалась японцами и при планировании операции в районе Халхин-Гола (Номонхона). Зорге тоже предупредил об этом.
Одиннадцатого мая 1939 года начался вооруженный конфликт возле реки Халхин-Гол на территории Монгольской Народной Республики. Части японской Квантунской армии вторглись на монгольскую территорию и отбросили монгольские пограничные заставы к Халхин-Голу. Японцы планировали занять Монголию, отрезав Китай от СССР, и овладеть стратегическим плацдармом для дальнейшей экспансии в Сибирь и на Дальний Восток, затем построить здесь укрепленный район и железную дорогу к Забайкалью. Кстати, английский посол в Токио Крейг сообщил японскому министру иностранных дел Ариту в середине июля, что «Англия не будет противодействовать Японии на Дальнем Востоке»359.
Двадцать шестого мая японцы в составе 2500 человек при поддержке авиации, танков и артиллерии перешли в наступление, но после двухдневных боев монгольские части и советские войска отбросили их.
Второго июля было предпринято второе наступление, захвачена территория на правом берегу Халхин-Гола севернее горы Баин-Цаган. Силы японцев включали 38 тысяч человек, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов. Обстановка усугублялась тем, что до ближайшей железнодорожной станции Борзя было более 700 километров, а у японцев, можно сказать, под боком, в 100 километрах находился Хайларский железнодорожный узел, а в 30 — последний полустанок строившейся Холун-Аршанской железной дороги.
Перед решающими боями Сталин, обсуждая ситуацию с Ворошиловым, Тимошенко и первым секретарем ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко, сказал, что туда надо направить инициативного человека, «чтобы мог не только поправить положение, но и при случае надавать японцам». Выбор пал на Георгия Жукова, заместителя командующего Белорусским округом. С этой минуты на военном небосводе зажглась его звезда. Прибыв в Москву к Ворошилову, он сразу был откомандирован в Монголию, в штаб 57-го Особого корпуса, который базировался в 120 километрах от основных событий. Здесь раскрылась натура Жукова, который в течение первого этапа своего командования был вынужден вступить в конфликт с двумя вышестоящими начальниками — заместителем наркома обороны Г. И. Куликом и командующим Забайкальским фронтом Г. Л. Штерном. Оба навязывали ему свои рекомендации, хотя знали, что Жуков действует самостоятельно и подчинен непосредственно Москве. Кулик предлагал вывести артиллерию с плацдарма на восточном берегу Халхин-Гола в то время, когда японцы были близки к его захвату, и таким образом обречь пехоту на гибель. Штерн рекомендовал отложить наступление и заняться наращиванием сил. Жуков в обоих случаях действовал одинаково: потребовал письменный приказ и сказал, что все равно обжалует его в Москве. Упоминание Москвы, то есть Сталина, отрезвило Штерна.
Ответ Жукова Штерну, прославленному в Испании Герою Советского Союза, надо привести дословно: «Я отвергаю ваше предложение. Войска доверили мне, и командую ими здесь я. А вам поручено поддерживать меня и обеспечить мой тыл. И прошу вас не выходить из рамок того, что вам поручено»360.
Вмешательство Кулика привело к тяжелым последствиям. Жуков должен был выполнить приказ, хотя сразу доложил Ворошилову, что приказ не соответствует обстановке. В результате отход советских войск вскоре превратился в бегство через переправу на реке Халхин-Гол. Жуков бросил туда всех офицеров штаба корпуса. Им удалось прекратить панику, однако все же были потеряны высоты Песчаная и Ремизова, отбивать которые потом пришлось ценой больших потерь.
Ворошилов отменил приказ Кулика и объявил ему выговор за самоуправство.
Но кроме Кулика и Штерна перед Жуковым встали другие трудные проблемы. Так, из донесения начальнику Политуправления РККА Мехлису от 16 июля 1939 года видно, какой низкий моральный уровень был в некоторых частях: «В прибывшей 82 сд (стрелковой дивизии) отмечены случаи крайней недисциплинированности и преступности. Нет касок, шанцевого инструмента, без гранат, винтовочные патроны выданы без обойм, револьверы выданы без кобуры… Личный состав исключительно засорен и никем не изучен, особенно засоренным оказался авангардный полк, где был майор Степанов, военком полка Мусин. Оба сейчас убиты. Этот полк в первый день поддался провокационным действиям и позорно бросил огневые позиции, перед этим предательством пытались перестрелять комполитсостав полка бывшие бойцы этого полка Ошурков и Воронков. 12.07 демонстративно арестовали командира пулеметной роты Потапова и на глазах бойцов расстреляли, командир батальонного этого полка Герман лично спровоцировал свой батальон на отступление, все они преданы расстрелу. Для прекращения паники были брошены все работники политуправления РККА, находящиеся в это время на КП… В этом полку зафиксированы сотни случаев самострелов руки…»36
Из текста видно, что армия была плохо подготовлена, и если учесть действия Кулика и Штерна, то положение вообще было крайне тяжелым. Поэтому роль Жукова с его чудовищной волей и физической мощью оказалась решающей. Он оказался находкой для Сталина и стал лидером всей генерации советских военачальников, вскоре сменивших выходцев из 1-й Конной армии (Ворошилова, Буденного, Кулика и др.).
Дальше Жуков действовал на свой страх и риск, вводя в бой прямо с хода танковые части, которые, потеряв до трети личного состава и техники, не дали японцам закрепиться.
Пограничный конфликт на Халхин-Голе быстро разгорелся в локальную войну. С японской стороны в нем участвовали 75 тысяч человек, с монголо-советской — 57 тысяч. Японские потери — 25 тысяч, с советской — 9 тысяч человек.
Двадцать третьего августа 1939 года Жукову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Девятого сентября японский посол в Москве Того Сигэнори посетил НКВД и передал предложение своего правительства подписать мирный договор.
Кстати, лето 1939 года показало, что руководство США оценивает положение в мире совсем не так, как правительство Англии. Американцы не собирались терпеливо ждать, когда Япония полностью вытеснит их из Юго-Восточной Азии.
Надо отметить это принципиальное расхождение: Англия не видела военного решения проблемы, а Соединенные Штаты стремились к переделу в Азии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.