Жириновский и старые песни о главном
Жириновский и старые песни о главном
– А что это у вас за куча аппаратуры в углу?
– Караоке. Там песни, которые я пою в конце дня.
– «Сегодня весь вечер поет и пляшет Владимир Жириновский!»
– И пляшу, да! Вот перечень песен. Вот он… Пою. А потом над помощником издеваюсь. Живая аэробика! Штангу мне жалко, так я его подымаю, кручу ему руки. Я же должен расслабиться!
– А если он умрет?
– Да никуда он не умрет! Иногда хочется расслабиться, кого-нибудь побьешь, руки-ноги повыкручиваешь, а вы потом скажете: Жириновский садист! Да им нравится это, когда я их мучаю. Они рады, может быть, даже! Я же денег даю им потом, компенсирую ущерб! Рахманов!.. Иди сюда!.. Я их еще обзываю внешне оскорбительными словами, но на самом деле это ласка – «пес поганый», «смерд», «собака». Они не обижаются. Им это в радость!.. Рахманов! Чего ты ушел? Ну как вот их не бить!.. Чего ты ушел туда, в приемную? Давай принеси мне рюмашку!
Рахманов молча скрылся в глубинах огромной комнаты отдыха.
– Думаете, лучшего коньяка нальет? Да лучший украли уже! Сейчас нальет какую-нибудь гадость, самогон. Идите, Геннадий Петрович, проверьте…
– Коньяк любите?
– Я колеблюсь. Иногда коньяк, иногда водку. Один раз даже от виски мне было хорошо.
В это время помощник Рахманов подал Вождю коньяк. Взяв рюмку, Жириновский сказал:
– Вот, а потом напишут: Жириновский на работе пьет, а помощники у него евнухи… Так, не «Хеннесси» это! Ну-ка принеси бутылку, я посмотрю… Ну, значит, купили дешевый коньяк и налили туда, а «Хеннесси» себе забрали. Ложь! Кругом ложь!.. Кто там приехал? Кто там в приемной? Вот, армяне приехали! Армяне меня любят. Сейчас обедать к ним поедем в ресторан.
В кабинет действительно вошел испуганный и часто моргающий молодой армянин, явно потрясенный близостью светила – видимо, это был представитель какого-то вновь открывшегося армянского ресторана, хозяева которого, насколько я понял, хотят позвать на «освящение» новой едальни самого Жириновского.
– А вы могли бы нам спеть караоке?
– Рахманов!.. Сделай нам караоке. Вот! Вот!.. Ну как их не ругать! Никак не могут настроить мне караоке. Не работает! Шесть кнопок не могут настроить! Они мучают меня, издеваются второй год уже. Никак не могут, чтобы сразу включалось караоке, когда я захочу попеть. А все почему? Потому что дежурные ночные ночью смотрят тут что им выгодно, ломают все, включают порнокассету и своих девочек трахают. Диван тут есть, душ есть, туалет есть, видео есть… А мне потом нужно включить караоке – ничего не получается. Вот и сейчас – все нарушено! Значит, смотрел видео и отключил караоке, а мы не можем его включить. Я нервничаю. Я должен потом его оскорбить или побить. А как ему иначе доказать, что он негодяй?! Я же не знаю, кто это сделал, их трое! Всех бью. А вы потом это у себя в журнале даете, что Жириновский унижает людей. Видите, какие вы? Вы провокаторы!
Жириновский уселся в кресле рядом с караоке и взял в руку микрофон.
– Ну чего ты возишься? Ты микрофон сначала наладь! – вдруг рявкнул он на помощника. После чего, указывая на меня, обратился к публике, которая набилась в кабинет и жадно внимала словам вождя. – Вот видите, бл…! Спой ему песню ни с того ни с сего! Я животное, получается? Спой… Разденься… Начни кушать… Иди в ванную… А потом он увидит, как помощник мне спину трет мочалкой, и напишет: у Жириновского рабы дома, он сам мыться не может, он больной и старый.
– А вас действительно помощники моют?
– Конечно! Мне самому некогда! Мочалкой меня трут, голову моют. А как же? Что же мне, грязным ходить?