КОНИ НАД ДЖУГДЖУРОМ

КОНИ НАД ДЖУГДЖУРОМ

Наш полет проходил над обширным Тугуро-Чумиканским районом, громадным по площади, но состоящим всего из четырех поселков: Тугур, Тором, Чумикан, Удское, расположенных друг от друга от 60 до 145 км.

Горные массивы района упираются в заливы Охотского моря. Заливы: Николая, Ульбанский, Тугурский, Удская губа глубоко врезаются в долины рек: Усолгино, Тугур, Тором, Уда. Район богат рыбой, дичью, лесом, полезными ископаемыми, которые исследованы далеко не полностью.

Разведкой ископаемых в этом районе начала заниматься Удская экспедиция с 1963 года, построившая новый поселок и аэродром на сопке реки Уды. Начальник экспедиции Рожков, мужчина энергичный, деловой, относился к разряду людей, вызывающих симпатию и доверие с первого знакомства. Попросил он нас перебросить лошадей в отдаленные партии на самолетах АН-2. Рожков согласие получил.

Нам пилотам, приходилось возить все что угодно, полетать с лошадьми – дело опасное. Перевозки животных в горной местности чреваты сильными болтанками. Лошади могут испугаться, сместиться назад, в хвост самолета, и авария неминуема. Трудности сопряжены с подбором посадочных площадок с воздуха, где не обойтись без резких эволюции, воздействующих на организм людей и животных самым плохим образом.

Лично мне возить лошадей никогда не приходилось и, завидя впереди по курсу серую полоску аэродрома Удское, на душе стало тревожно. Первым на аэродроме встречал нас замначальника экспедиции Золотев, кряжистый, лет сорока мужчина с присущей геологам расторопностью, с готовыми документами в руках.

– Здорово, друзья, получите заявки, лошади ждут вас на реке Лимну.

– Где же находится такая река? – спрашиваю Золотова.

– Вон там! – махнул Золотов куда-то на запад здоровенным кулачищем. – У вас на карте ее нет, – улыбаясь добавил он.

Тут я вспомнил просьбу командира самолета Дементьева, летевшего мне навстречу, прочитать записку на столе в пилотской комнате, расположенной в деревянном домике тут же на аэродроме.

«Снова что-то придумал старый хитрый лис», – подумал я не без иронии.

Со сворой окруживших меня добродушных собак тороплюсь в пилотскую. На столе лежит обрывок газеты с красочно начерченным маршрутом полета от реки Шевли до реки Лимну, где Ефим не поленился нарисовать лошадь. Доходчиво, ничего не скажешь! Расстояние небольшое и полная ясность. Прячу бумажку в карман и снова, в сопровождении лохматого общества, гребу по снегу унтами к самолету.

Рядом лихо разворачивается на лыжах самолет АН-2. Из фюзеляжа вываливается весь в сене от шапки до унтов Вадим Балобанов.

– Здорово, Рябуха! Ты видишь на кого я похож? Конюх я, а не летчик! – расставив в стороны руки, смотрит на меня Вадим.

Рябухой называли пилотов сильных, выносливых, в честь бортмеханика ИЛ-14, богатырского телосложения человека, скромного и работящего.

Из самолета Вадима летели тюки сена, это усердствовал второй пилот.

– Приехал, Федорович, тебя заменить, лети домой на медкомиссию. После здешней работы, надеюсь, не найдут в тебе ожирения, – говорю Вадиму.

– Ну, спасибо, хоть отдохну немного, а ты тут смотри повнимательней, не лезь на рога, да чтоб лошади не раздолбили твой аэроплан. Они одичали в тайге да ужаса, шарахаются от самолета, как черт от ладана, – напутствовал меня Вадим.

– Спасибо за добрый совет, – отвечаю другу.

Геологические партии были разбросаны по всем многочисленным рекам и озерам Джугджурского хребта, а вся тяжесть работы легла на плечи малой авиации, главной базой которой становился аэропорт Удское. Словно шмели в знойный день, летом и зимой жужжали самолеты и вертолеты по горным урочищам и распадкам, стремясь удовлетворить запросы заказчика. Возили буровое оборудование, бензин, продовольствие, одежду и животных.

Для лошадей надо было сооружать в фюзеляже клетки, но доски слишком утяжеляли вес конструкции и о дальних рейсах думать было нечего. На обратный путь не хватило бы горючего.

Запас горючего в здешних краях являлся запасом жизни. Близость Охотского моря и сильнейшие морозы на суше создавали свой микроклимат, не поддающийся никакому прогнозированию. Запасные аэродромы располагались на удалении до 400 км и далее. Заправка под пробки в этих краях считалась нормой, а самолет АН-2 слыл экономичным и дешевым вездеходом. При полной заправке самолет мог лететь восемь часов без посадки, а то и все девять, имея на борту до полутора тонн груза. Это что-то значит! Самолет мог летать на колесном шасси, лыжах, поплавках и, образно говоря, мог садиться где попало. Стоимость одного часа полета была в несколько раз дешевле вертолета. Экспедиции смело прокладывали белые зимние дороги-зимники по всей тайге от Хабаровска, Комсомольска-на-Амуре, Алдана, Якутска. Частенько нам приходилось искать пропавшие колонны машин по всей безбрежной суровой тайге. Оказывать помощь попавшим в беду мужественным людям. Все мы занимались одним делом – укреплением устоев нашей Родины.

Лошади нужны были геологам для бурения шурфов. Без них обойтись было просто невозможно, но как доставить их на большие расстояния? Решили клетки заменить веревками, в крайнем случае применять оружие.

Взвесив все за и против, взлетели и взяли курс на запад над широкой долиной реки Уды. От устья реки Шевли с креном уходим вправо, отбросив за ненадобностью карту под сиденье и, как в песне «А мы идем по абрису…», улетаем за обрез карты на север. Теперь все внимание на левый берег реки, чтобы не промахнуть единственный домик геологов с «дикими» лошадьми.

Вскоре по дымку из трубы замечаем занесенный снегом маленький домишко. Определив направление ветра, заходим на посадку, на узенькую речку Лимну. Места для нашего АН-2 вполне достаточно. У лунки во льду воткнута пешня с развевающимся красным флагом. К лунке и подруливаем.

Геологи подтаскивают сходни в виде лесенки с поручнями и подводят двух приземистых лохматых лошадей белой масти с красными пятнами. Лошади добродушно смотрят на нас, не проявляя признаков беспокойства. Начали заводить их в самолет, а они уперлись в снег ногами и ни с места. Достаю из кармана сахар и подношу под нос белому мерину. Он смел с руки сахар губами и смело пошел за мной. Я пятился задом в фюзеляж говоря мерину самые нежные слова, какие только знал. Барон (так звали мерина) заглянув в фюзеляж, осмотрел его с привередливым видом и попятился назад.

– Толкайте его сюда, – кричу геологам.

– Он лягаться умеет, – отвечают они мне.

– Толкайте под зад, он смирный, – убеждаю их, позабыв, что они его знают.

Барон, вытягивая шею за сладостями, все-таки вошел в грузовую кабину. Подруга Барона побоялась остаться без друга, на удивление резво вбежала в самолет.

Загрузить двух лошадей в самолет за пятнадцать минут для нас было огромной радостью. Увязав «пассажиров» веревками, наказав сопровождающему стрелять в случае чего, только не в нас, взлетели и легли курсом на Удское.

Ветер свистел по широкой долине реки Уды в сторону моря и, словно щепку, нес наш самолетик мимо гор к Охотскому морю. Дверь пилотской кабины оставалась открытой для контроля за животными, но и они не оставили нас без внимания. Поняв, что зла им никто не желает, а в карманах пилотов водятся сладости, белый мерин просунул свою голову к нам в кабину, шлепнул губами по моей щеке (нашел друга!), и вопросительно уставился мне в глаза, словно хотел спросить: «Что ж ты, заманил в эту гремящую, пахнущую соляркой и другой гадостью железную клетку да позабыл кормить печеньем?».

– Без печенья, дорогой Барон, ты схрумкал. Больше нет, – говорю ему поглаживая по мордашке, а сам боюсь, как бы чего не натворил в кабине своей головой.

Мерин оказался на редкость любознательным и удивительно спокойным. До самого приземления изучал глазами мигающие лампочки, дрожащие стрелки приборов и ласково терся о мое плечо – видимо, хвалил за приятное путешествие.

После заруливания и выключения двигателя лошади выпрыгнули на свежий воздух и пошли жевать сено как ни в чем не бывало.

Погода стояла ясная, теплая по-мартовски. От белизны снега ломило в глазах. Мне понравилось летать с лошадьми – интересно и спокойно.

К самолету подбежал Золотой:

– Зачем лошадей выгрузили? Их надо везти на речку Авлаякан, – удивляется он.

– Почему же вы нас не предупредили? – спрашиваю я.

– Простите, но мы сами об этом только что узнали, – опомнился Золотев.

– Ваши лошадки весь наш НЗ слопали, – шутя обращаюсь к геологам.

– Вон мешки и ящик с печеньем и сахаром, берите сколько хотите, только отвезите их отсюда.

Беру пригоршню кусочков сахара и подхожу к Барону. Мерин, завидя сахар, трусцой направился ко мне, за ним последовала и Зорька. Не в пример иным пассажирам лошади культурно вошли в салон самолета. Взлетаем и направляемся к синеющим вершинам Джугджурского хребта.

Преодолев 160 км за 55 минут, наш самолет парил над горно-ледяным царством. Реки, бегущие с отрогов Джугджура, разлили свои воды по широким долинам, превратив мари в ровные ледовые просторы с вмерзшими в ледяной панцирь елями и березами, присыпанными серебристыми иголочками снега. Всюду виднелись следы зайцев и соболей, росомах и других незнакомых зверей. В такой безлюдной и богатой растительностью местности им не жизнь, а благодать.

С утра в этом районе летал Владимир Трутнев, опытнейший ас, а вон и его самолет стоит у кромки леса. В наушниках раздается его голос:

– Садитесь южнее наших следов, а то тут водичка надо льдом имеется! Тормоза примерзнут и чего доброго на нас нарулите!

– Понял вас, спасибо, – отвечаю Володе и захожу на посадку без всякого сомнения насчет безопасности приземления.

Останавливаемся метрах в трехстах от самолета Трутнева, и, пока второй пилот разбирается с лошадьми, я спешу к Трутневу уточнить дальнейший ход работы.

Трутнев был пилотом-инструктором, потому в таежных условиях не мешало лишний раз посоветоваться с опытным товарищем. Иду по свежему ледку, припорошенному снегом, опасаясь рухнуть в какой-нибудь провал, наслаждаясь красотой и тишиной. До слуха доносится отдаленное тявканье.

«Уж не почудилось ли в звенящей тишине?» – подумалось мне.

Всматриваюсь и вижу несущийся на меня черный клубок, появившийся из-за крутого поворота реки. Черный ком, приближаясь, расстилается по льду, превращаясь в видимых невооруженным глазом собак, больших и маленьких.

«Бежать назад к самолету, – мелькнула мысль, – «стыдно, да и поздно». Отбиваться тоже нечем: не удосужился взять с собой ни пистолета, ни ракетницы, а к собакам с детства страх питаю.

Когда-то рядом с нашим домом была овчарня и охраняли овец от волков, которых в послевоенные годы был» множество, здоровенные черные Жучка и Дозор. Они имели хобби набрасываться на всех, кто мимо ехал или шел. Нес как-то я с мельницы уклунок муки и попал под их зубы. Братец с сестрой так разделали меня, что в мешке оказалось больше снега чем муки, а от фуфайки получилась безрукавка. С тех пор в самой безобидной шавке виделись мне Жучка или Дозор. А ноги сами включались на высшую скорость.

В тайге форма заставляла быть мужественным, да и под руками не было ни полена, ни куска льда чем можно было бы отмахнуться, разве снять собачий унт и запустить в сородичей. Такая свора может и унт разодрать и ноги обкусать. Машинально лезу в один карман, там ключи, в другой – печенье. Спасибо лошадям, не все съели. Бросаю печенье перед собой, но поздно. Одна белая элегантная лайка вырвалась вперед стаи, резко крутанулась на 180 градусов мордочкой к стае, разбросав задними ногами печенья, вкатилась ко мне под ноги и так грозно зарычала, оскалив белые, острые зубы, что свора собак ринулась от меня врассыпную, затем псы, хрипло рыча, двинулись снова на меня. Особенно остервенело буйствовал крупный черный пес с обвисшими, свалявшимися, грязными лохмотьями шерсти. Моя добровольная защитница успевала вращаться вокруг меня и быстро охладила пыл рассвирепевшей стаи.

Я стоял ни жив ни мертв. Дикая орда уселась на почтительном расстоянии, а белая красавица лайка ласкалась, облизывая мои руки. Я обнимал и гладил симпатичную спасительницу, узнав в ней Стрелку геолога Димы Степуры, нашего давнего друга.

Стрелка летала с нами во многие места вместе со своим хозяином и знала нас лучше, чем мы ее. Однажды Стрелка проявила настоящий героизм, обкусав медведю уши, когда косолапый предательски напал из-за завала на Дмитрия, ехавшего верхом на олене. Олень был убит наповал, а Диму медведь подмял под себя и загрыз бы, не окажись рядом надежного друга Стрелки. Она яростно сражалась с огромным зверем, пока Диме не удалось высвободить левую руку, достать наган и разрядить обойму в людоеда. От той встречи у Димы осталось на память слабое заикание. Сейчас его коренастая фигура маячила рядом с Володей Трутневым, и они озабоченно наблюдали за собаками, собравшимися из разных партий в стаю и принявшихся озоровать. Тогда-то и попал я им под руку, а может – лапу.

Оправившись от испуга, стараясь показаться храбрым, подхожу к геологам, где идут горячие дебаты с Трутневым. Тепло здороваемся, на миг прерывая споры.

– Вот полюбуйся на этих друзей, – говорит Трутнев, – нет чтобы сразу везти лошадей с Лямны на Немуй, так нет, сначал перетащи их через перевал, выгрузи на Авлаякане, потом снова мучайся грузи и снова карабкайся на перевал! Это ж издевательство!

– Братцы, вы повезете совсем другие партии, а лошади у них свои. Наши белые и трудяги, а их гнедые и лодыри, может быть. Улавливаете разницу? – убеждал нас Степура.

«Грузить третий раз за день лошадей – хлопотное дело, – думал я, – но с другой стороны Дима прав: менять, не глядя, лошадей, никто не согласится. Возмущайся, не возмущайся, а грузить надо».

Мы находились в месте впадения реки Авлаякан в реку Маймакан. Впереди слева поблескивали грандиозные вершины горы 2264 метра. Великолепное сооружение природы, упершись вершинами в синее небо, устрашающе свисало над нами отвесными скалами. От горы веяло холодком. Жутко смотреть на гору снизу и неприятно сверху. Летишь над ней на высоте 2700 и сердце замирает – лыжи проходят буквально рядом с разломами скал вершины. Что-то не то в измерениях высот – уж больно большая разница в показаниях истинных высот по прибору.

– Есть ли какая живность на этой горе? – спрашиваю Диму.

– Сейчас узнаете, – улыбается начальник партии.

Из-за поворота реки Маймакан показалась упряжка лошадей.

– Обед прибыл, – поднимая ведра с пахучим горячим мясом, объявил бородатый кучер. – Отведайте архарчиков вон с той горы, – показывая на скалы, улыбался приехавший геолог.

– Как же вы их заарканили? – спрашиваю его.

– Трудное дело, собаки помогли выгнать на дистанцию выстрела. Летом на горе холодно даже в фуфайках.

За год убил всего нескольких старых баранов, молодняк и ярок не трогали, так что фауну не нарушили – действовали по-хозяйски, – рассказал геолог.

Мы похвалили рачительных таежников и принялись уплетать жирные куски дикой баранины. Собаки крутились рядом дожидаясь заветной косточки. Мы с Трутневым тут же за обедом обсудили детали полета через перевал и место посадки на реке Немуй.

Вторые пилоты занялись погрузкой лошадей, которые ни на хитрости, ни на сладости не поддавались. Начинался второй час борьбы нервов. И тогда мой второй пилот Иван Курьятов схватил жердину, бросился за непослушной лошадью, пытаясь ударить ее побольней. Кобыла была привязана веревкой к сосне и убегала от Ивана по кругу, с перепугу быстро набрала скорость обозлилась увидя дубину Ивана. Иван быстро сообразил, кто за кем гонится, бросил жердину, упал на лед и покатился под самолет. Лошадь тоже упала на скользком льду, вытянула шею, оскалив зубы, норовя кусануть Ивана за штаны. Кобыла заскользила вслед за Иваном под крыло самолета, больно ударилась о кронштейны подвески закрылков, дико заржала, опрокинулась на спину, лягнула задними ногами так, что от закрылков клочья полетели. Все, наблюдавшие потешную сцену, громко смеялись, позабыв обо всем на свете. Хохотал и я, пока кобыльи копыта не показались в пробитых дырах нового закрылка. Иван бежал к лесу, лошадь за ним, а ветер трепал на крыле обрывки перкали.

«Вот так загрузились! Если каждая лошадь разломает по закрылку, то к концу месяца летать будет не на чем», – с грустью думал я.

Окончательно выбившись из сил, нам удалось заманить в самолет двух лошадей, а одного норовистого мерина бросили на произвол судьбы. Позже Юрий Бойко пытался вывезти мерина на вертолете и потерпел неудачу. До поздней зимы одичавший мерин бродил по тайге с сильно отросшими копытами, по рассказам оленеводов, а потом исчез невесть куда.

В тот злополучный день мы с Иваном колдовали над закрылком, а геологи продолжали бросать в самолет спальные мешки, палатки. Кое-как затолкнули черного пса и серого полосатого кота. Под конец усадили с этим разношерстным сбродом худощавого, маленького роста сопровождающего с древним ружьишком. Смотрю на притихшего сопровождающего и думаю: «Взбунтуются лошади – он с перепугу из самолета выпрыгнет», но говорю ему ободряющие слова. Ивана клеклый вид мужичка тоже озадачил и он спросил его:

– Берданка-то стреляет?

– А кто ее знает, не пробовал, – простодушно ответил он.

– И не пробуй, а то нас поубиваешь. Вот топор, им и отбивайся в случае чего.

Иван сунул геологу ржавый топор, который тоже лет десять никто не точил. Наконец, убедившись, что все для безопасности полета сделали, вытираем мокрые от пота головы и занимаем рабочие места за штурвалом самолета. Володя уже взлетел. На взлет выруливаем таким курсом, чтобы взлетать в сторону перевала и лишний раз не выполнять развороты. Лошади пока спокойны.

Плавно отрываемся и левым доворотом переводим самолет в набор высоты. Вокруг – частокол острозубых пик, устремившихся ввысь, впереди – путь нам закрывает гряда мощных кучевых облаков, словно черной шторкой закрывающая перевал.

До Джугджура рукой подать, однако безопасная высота должна быть не менее 2500 метров, и на груженом самолете набрать ее не просто. Пройти сверху кучевки немыслимо, так как огромные серые кучи облаков простираются вверх тысяч до пяти, а может и выше. С обеих сторон хребта ясная погода. Остается одно: на безопасной высоте, пилотируя по приборам, проткнуть облачный заслон и сразу же приступить к снижению на реку Немуй. Инструкция разрешает летать при трехбалльной облачности. Эту гряду облаков можно считать за один балл.

Увеличиваем угол набора высоты. Лошади сразу дали о себе знать – начали бить копытами об пол. Оборачиваюсь и вижу, что весь подстеленный брезент они сгребли под задние ноги. На копытах полушары льда, и стоять на них лошадям невероятно трудно. Задрав нос самолета, мы создали горку, с которой животные все время скатывались к хвосту самолета. Создаю пикирующий момент отжатием штурвала от себя, чтоб животные сместились вперед, а Ивану приказываю отбить лед с копыт, иначе нам не поздоровится. Иван побежал к сопровождающему за топором и, оказавшись между боками лошадей, вдруг закричал по весь свой хриплый голос. Лошади уперлись ногами в борта самолета, вогнув внутрь животы, пытались раздавить своего обидчика. Не ожидали мы, что лошади такие злопамятные.

Резкими эволюциями заставляю их расслабиться. Получив свободу и взяв топор, Иван машет им перед мордами лошадей. Они, понурив головы, молча слушают нравоучения, затем спокойно дают возможность отбить с копыт лед и подстелить под ноги брезент. Мир восстановлен, можно набирать высоту.

На безопасной высоте, не найдя в черной стене облаков ни окон, ни просветов, убедившись по радио, что и Ефимович пробивается к морю тем же методом, направляю самолет в жуткую коловерть облакообразования.

Становится темно, как в погребе. Стекла покрылись матовым льдом. Минут через пять последовал сильный удар воздушной струи. Самолет стал на дыбы и, через мгновение, неуправляемым куском железа повалился вниз.

В ушах заложило от резкого снижения. В салоне царила полная невесомость. Прибор скорости показывал: 120 км, 90 км, 60…

Резко даю двигателю взлетный режим. Винт взревел на последних нотах. По кабине забарабанили куски льда, сорванные с лопастей. Заржали и забили копытами лошади, протяжно завыл пес, а душераздирающее мяу-у-у рыжего кота дополнило забавную какофонию в кромешной темноте падающего в горах самолета.

Крики животных на психику давят, но вывести летчика из равновесия практически невозможно, если он выполняет задание. В полете все сознание подчинено долгу бороться с любой сверхсложной ситуацией спокойно, грамотно и до последней секунды.

Сотни метров высоты одна за другой слетали с высотомера. Потеряно семьсот метров, а самолет продолжает сыпаться. Скорость начала расти до 150 км/час, 200, 250, 300… Ага, все ясно – отказал прибор скорости в результате обледенения датчика трубки ПВД. Обогрев трубки был включен заранее, однако обледенение оказалось сильнее. Не обращая внимания на шалости прибора скорости и крики животных, пилотируем по авиагоризонту. Снижение самолета прекратилось, видимо, перевал пройден и высоты еще достаточно, чтоб не столкнуться с вершинами перевала, это подтверждает радиовысотомер.

Причин для паники у нас не было. Через некоторое время неожиданно вырываемся из черного ада на яркий солнечный свет. Под нами река Немуй, перед носом голубеет Охотское море. Короткая, но яростная схватка с Джугджуром окончена. Оборачиваюсь в фюзеляж и вижу странную картину: лошади, словно кенгуру, опустив передние ноги, упершись головами в потолок грузовой кабины, в буквальном смысле слова, сидят на веревках. Может, эти позы не понравились коту с собакой, что они так раскричались, а скорее всего – невесомость подействовала на организм животных и они запаниковали, нагоняя и на нас суеверный страх. Когда вырвались из чрева облаков, все разом притихли.

Отжимаю штурвал настолько, чтобы пол грузовой кабины наклонился вперед, лошади невольно опускаются на передние ноги.

Пока снижались в вираже, присмотрели хорошую площадку, и благополучно приземлились.

Дрожащий от холода или страха сопровождающий поклялся больше с таким обществом не летать. Наши злоключения не закончились – на другой день со льда пропал привезенный груз.

– Кому нужны кирзовые сапоги, другой хлам, – возмущались геологи.

Курьятов пошел поискать воды для питья и пропал. Организованными поисками нашли его на дне протоки подо льдом, куда он провалился в пустоледье.

Без нашей помощи выбраться не мог. Там-то и обнаружилась пропажа. Иван с кусками льда грохнулся к росомахе в лежбище и, приняв ее за медведя, чуть дар речи не потерял. Росомаха сбежала, а мой второй держался поближе к самолету.

Всякое в тайге может случиться. И в воздухе тоже.