В. Розенцвайг «СТРАННИКИ»

В. Розенцвайг

«СТРАННИКИ»

Светлой памяти учителя и друга полковника милиции САВИЦКОГО ВИКТОРА БОЛЕСЛАВОВИЧА, погибшего 16 января 1946 года, п о с в я щ а е т с я.

Началось все с того, что на одном из полустанков, где остановился воинский эшелон, направлявшийся на фронт, к одному из товарных вагонов подбежала женщина в темных очках. Она попросила солдат задержать скрывающегося неподалеку убийцу.

Несколько добровольцев пошли вместе с женщиной и вскоре привели к эшелону мужчину. Солдаты предполагали увидеть огромного свирепого на вид человека, и когда перед ними появился маленький тщедушный человек, они не удержались от смеха. Но женщина настойчиво твердила, что перед ними настоящий убийца. На полустанке живут женщины и старики, и ей некому помочь. Солдаты недоверчиво слушали ее. Прозвенел колокол, эшелон отправлялся. Воины решили взять с собой странную пару. Через два часа на большой станции солдаты сдали случайных попутчиков милиции. Эшелон ушел на Запад, а прибывший из линейного отдела милиции работник начал допрос задержанных.

Женщина назвалась Калымкиной Марией Ивановной[17]. Ни у нее, ни у мужчины не было никаких документов. Она рассказала, что долгие годы она и задержанный Королев Семен Сергеевич промышляют нищенством, мошенничеством и кражами, странствуя по селам и небольшим городам.

Вначале они воровали на базарах и вокзалах, но их несколько раз ловили и избивали. Поэтому «странники» решили действовать иначе. Не раз смотрели они с завистью на слепых нищих, которые неплохо зарабатывали, пользуясь тем, что люди их жалели. Но как притвориться слепыми? Помог случай.

Как-то ненастье загнало странствующих супругов в заброшенный сарай, где они, к своему удивлению, застали одного знакомого им по базарам слепого бродягу, который в действительности оказался зрячим. За небольшую мзду «специалист» обучил Королева повадкам слепого. Калымкиной купили черные очки и стала она поводырем.

«Странники» быстро освоились в новой роли. Во многих селах Казахстана и Сибири видели этих «несчастных». Супруги выучили несколько псалмов и теперь, приходя в село, быстро находили общий язык с верующими старушками, которые принимали у себя этих «божьих людей». Сердобольные люди кормили и поили их, снабжали одеждой, деньгами и продуктами на дорогу. Крестьяне слушали жалостливую, историю, которую рассказывали Королев и Калымкина, «о постигшем их в детстве несчастье, коварстве состоятельных родственников и упорной борьбе за восстановление своих прав во имя справедливости».

Королев настолько вошел в роль слепого, что мог несколько дней с закрытыми глазами находиться в обществе других людей. При этом он успешно справлялся и с выпивкой, и с закуской, которыми их потчевали хозяева, успевал многое высмотреть и наметить.

Во второй и третий раз «божьих людей» встречали в одних и тех же селах как старых знакомых. Их охотно оставляли в гостях, доверяли дом, когда хозяева уходили на работу. Это доверие проходимцы использовали в своих целях, обирая простодушных людей. Делали они это так искусно, что всегда оставались вне подозрения. Окружающие были уверены в абсолютной слепоте Королева и почти полном отсутствии зрения у Калымкиной. Мошенники никогда не покидали гостеприимного крова сразу же после совершенной кражи, всячески сочувствуя хозяевам в их беде. Чаще всего пропажу вещей или денег они объясняли тем, что днем уходили из дому на базар или в церковь, оставляя двери открытыми.

Королева и Калымкину знали в лицо многие работники сельской милиции, однако им было не до них. Да и кто мог подумать, что под маской слепых скрываются воры, а Королев к тому же укрывается от мобилизации в армию.

Во время одного из переходов из села в село на юге Казахстана «слепые» познакомились со стариком и старухой, ехавшими на своей подводе в гости к родственникам. Посочувствовав «инвалидам», старики взяли их с собой. Старики не скрывали, что они везут кое-какие деньги для того, чтобы купить одежду и обувь. Почуяв легкую добычу, Королев и Калымкина сговорились убить стариков и завладеть их деньгами и имуществом. Заранее разработав план действий, преступники днем в степи напали на стариков и зверски их убили. Бросив трупы в болото, «странники» продали в ближайшем селе подводу и лошадь, а также вещи стариков. Денег у убитых оказалось очень мало.

Кто знает, как долго бы обирали доверчивых людей «слепцы», если бы супруги не поссорились. Обиженная мужем, Калымкина решила досадить Королеву и рассказала обо всем.

Королев категорически отвергал свою причастность к убийству. Он заявил, что Калымкина душевнобольная и поэтому оговаривает и себя и его. Показания Королева вначале вроде бы подтверждались тем, что в республиканской милиции не было зарегистрировано убийство, о котором так подробно рассказывала Калымкина. Никто не заявлял и о кражах, совершенных «слепцами».

Распутать этот клубок работники линейного отдела милиции не смогли и передали дело о «странниках» в следственное отделение республиканского уголовного розыска. Следователь, принявший дело в свое производство, начал с судебно-психиатрической экспертизы.

Специальная комиссия врачей-психиатров, которую возглавлял главный врач Алма-Атинской психиатрической больницы Илья Сафронович Пронских, тщательно разобралась в деле и своим категорическим заключением о психической полноценности Калымкиной серьезно помогла расследованию.

Надо сказать, что некоторые работники уголовного розыска и прокуратуры с самого начала скептически относились к показаниям Калымкиной, считая ее если не психически больной, то просто болтуньей, решившей отдохнуть в тюрьме (такие случаи в практике встречались). Они предлагали не тратить попусту времени и предать «слепцов» суду за бродяжничество, а Королева также и за уклонение от воинской повинности. Для этого были все основания, и дело могло быть закончено расследованием в течение нескольких дней. Тем более, что убийство, о котором так настойчиво говорила арестованная на допросах и во время проведения экспертизы, не было зарегистрировано, и работники милиции, казалось бы, формально не несли ответственности за его раскрытие.

Но это формально. А совесть следователя не давала ему покоя. К тому же убедительность, с которой Калымкина описывала детали убийства и нескольких краж, мнение врачей-психиатров об отсутствии у нее даже малейших признаков заболевания, наконец, личности самих арестованных, представляющих законченный тип тунеядца, — все это являлось серьезными аргументами в пользу продолжения расследования.

Взяв фотографии Калымкиной и Королева в том виде, в котором их могли помнить жители названных Калымкиной селений (Королев был сфотографирован с закрытыми глазами, а Калымкина в черных очках), следователь выехал на поиски следов преступления.

И все оказалось так, как утверждала Калымкина. Жители одного из сел, расположенного вблизи границы Казахстана и Киргизии, показали, что летом прошлого года в небольшом болоте были обнаружены трупы старика и старухи. Об этом был поставлен в известность участковый уполномоченный, который не стал принимать никаких мер, а предложил сообщить о случившемся в Киргизию, так как болото находилось, по его утверждению, на территории Киргизии. Неискушенные в подобных делах колхозники похоронили убитых, о чем секретарь сельсовета составил соответствующий акт. Этот документ был направлен в отделение милиции соседнего района Киргизской ССР. Но в акте не было главного — в нем ничего не говорилось о насильственной смерти стариков — и он был возвращен в сельсовет и подшит в дело с разной перепиской, где и хранился до прибытия следователя. И место, где произошло убийство, и сохранившаяся на трупах одежда подтверждали показания Калымкиной.

Успех воодушевил следователя. Он энергично продолжал расследование и вскоре установил не только личности убитых, но и точный перечень вещей, которые они везли с собой, сумму денег, а также возраст и масть лошади, приметы подводы и маршрут следования стариков. Удалось найти лошадь, подводу и некоторые вещи потерпевших, проданные после убийства Калымкиной и Королевым. Покупатели опознали по фотографиям «странников». Установлены были и некоторые потерпевшие, у которых «божьи люди» похитили различные вещи и деньги. После возвращения в Алма-Ату следователь ознакомил со всеми этими документами Королева, который в конце концов полностью подтвердил свою причастность к убийству и кражам. Вспоминая все детали преступления, он назвал приметы людей, которые видели их вместе со стариками накануне убийства, а также обрисовал место в степи, где он закопал орудие убийства — бритву. Поскольку следствие не располагало против арестованных ни одной прямой уликой, пришлось вторично выезжать к месту убийства, и после долгих поисков была, наконец, найдена закопанная в степи под камнем заржавевшая бритва. Кроме того, были допрошены новые свидетели. Сомнений не оставалось: все рассказанное Калымкиной — правда.

Королев охотно давал показания, не скрывая, что, по его мнению, он хорошо устроился в жизни. Он ни одного дня не работал, а деньги, еда и вино у него не переводились. Еще парнем ушел он из дому и бродяжничал почти четверть века. Интеллект этого существа, только внешне напоминавшего человека, был настолько ничтожен, что Королев даже точно не знал, с кем около четырех лет воевал наш народ, за счет которого кормился «божий человек». Королев и не думал шутить (юмор был чужд ему вовсе), когда, отвечая на вопрос следователя о причине уклонения от мобилизации в армию в военное время, сначала сказал, что не слышал о войне, а затем припомнил, что где-то на базаре он узнал о том, что «Россия воюет с турками». Не отличалась умом и подруга Королева — Калымкина. Даже среди уголовников-рецидивистов редко приходилось сталкиваться с такими полностью опустошенными людьми. «Дело о странниках» рассматривал военный трибунал, осудивший Калымкину и Королева по всей строгости закона.

Вспоминается и еще одно запутанное дело. Про себя я называю его «Делом о каракулевой шапке». Оно тоже связано со «странником», но «странником» несколько другого типа, чем бродячие «слепцы».

«Каракулевая шапка». Так намеревался назвать свою повесть о работе милиции один крупный аферист Симеонов, «писатель» и «ученый», разоблаченный в свое время в Алма-Ате. При обыске в числе многочисленных фиктивных документов у Симеонова была изъята рукопись, озаглавленная «Каракулевая шапка». Как оказалось впоследствии, мысль написать повесть о работе милиции возникла у Симеонова при следующих обстоятельствах. Однажды он был случайно приглашен в качестве понятого при расследовании дела об убийстве. Принимаясь за повесть, Симеонов надеялся, что он сумеет войти в доверие к работникам милиции и завязать с ними дружбу. А это было крайне необходимо Симеонову, так как именно от работников милиции, которые в любое время могли разоблачить его, во многом зависела не только дальнейшая карьера этого «писателя» и «ученого», но, естественно, и пребывание его на свободе.

Итак, чтобы рассказ о Симеонове был полным, придется начать не с его разоблачения, а со дня первого знакомства Симеонова со следователем Райковым. По случайному совпадению именно Райкову пришлось впоследствии заниматься делом Симеонова, которое по своей фабуле является далеко не рядовым.

…Ранним зимним утром рабочие одного из заводов обнаружили в переулке полураздетого человека, лежащего на снегу. Они немедленно поставили в известность скорую помощь и дежурного районного отделения милиции. Прибывший на место происшествия врач констатировал смерть неизвестного, наступившую несколько часов назад, а работники милиции зафиксировали картину ночного разбоя.

Пострадавший — пожилой человек высокого роста и могучего сложения, судя по рукам со следами многочисленных ожогов, кузнец или сварщик, — встреченный преступниками в темном переулке, не испугался и принял бой. Об этом свидетельствовали вытоптанный окровавленный снег, куски полы от овчинного полушубка, валявшиеся в нескольких шагах, нехитрые покупки, которые, очевидно, потерпевший нес домой. Невдалеке были обнаружены и втоптанные в снег старинные карманные часы «Павел Бурэ», остановившиеся в 11 часов 30 минут. Преступники нанесли своей жертве несколько ножевых ранений. Однако только страшный удар ножа в лицо сразил богатыря. На пострадавшем не было верхней одежды, шапки и обуви. Карманы брюк были вывернуты.

Для успешного расследования каждого преступления, а тем более связанного с убийством, очень большое, а иногда и решающее значение имеет своевременное установление личности потерпевшего. Милиция города немедленно предприняла все необходимые меры. В тот же день было установлено, что убитым является кузнец одного из заводов Добров, проживавший неподалеку от того места, где его настигла смерть. Добров подвергся нападению в то время, когда шел с работы. У убитого были похищены старая каракулевая шапка, полушубок, сапоги, документы и немного денег. Эти сведения дали возможность начать розыск преступников. Кроме того, принимались меры к установлению очевидцев преступления. Некоторые из допрошенных жителей близлежащих домов показали, что в ночь, когда было совершено убийство, они слышали крики и шум на улице, но побоялись выйти. Через несколько дней после опроса многих людей в доме, расположенном недалеко от места убийства, была найдена женщина, оказавшаяся очень важным свидетелем.

В тот вечер, когда случилось убийство, она задержалась у знакомых, которые жили в другом конце города, и возвращалась домой довольно поздно. Еще в трамвае она забеспокоилась о том, как пойдет одна по темной улице. Среди пассажиров в трамвае был и Добров, которого она немного знала. Женщина попросила Доброва проводить ее. Добров и его попутчица сошли на остановке вместе. По пути они прошли мимо группы молодых людей. Через несколько минут молодые люди догнали Доброва и его спутницу и один из них грубо попросил закурить. Почувствовав неладное, кузнец посоветовал своей спутнице идти вперед, а сам остался с остановившими его молодыми людьми. Женщина быстро пошла к дому. Оглянувшись, она увидела, что ее догоняет незнакомый человек, и бросилась бежать. Она слышала, как кто-то крикнул: «Володя, оставь ее». Женщина так остро переживала ночное событие, что даже слегла в постель на несколько дней. Поэтому домашние ничего не сказали ей об убийстве, так как боялись, что нервное потрясение усилится.

Таким образом было установлено, что одного из преступников, видимо, звали Владимиром. Конечно, это не очень много, чтобы быстро найти убийц в большом городе. Но ниточка есть. Для розыска преступников решили использовать подворный обход. Сотни людей — не только оперативные работники, но и паспортисты, делопроизводители, даже секретари-машинистки — в строгом порядке по заранее разработанным маршрутам обходили дом за домом, пытаясь найти преступников. Они расспрашивали обо всех молодых людях по имени «Владимир», интересовались, не носят ли «Владимир» или его товарищи каракулевую шапку, пытались найти хоть маленькую зацепочку в этом трудном деде.

Что и говорить, работа трудоемкая, кропотливая. Далеко не все надеялись на успех этого мероприятия, а скептики настаивали на прекращении поисков преступников таким способом. Однако «прочесывание» районов города все же продолжалось. Участники этой операции работали все более и более усердно, узнав, что во время обхода домов удалось выявить ряд опасных преступников, которых разыскивала милиция.

«Повезло» молодому оперативному уполномоченному, выпускнице школы милиции Евдокии Марковой. В одном из дворов она разговорилась с подростком, который рассказал ей о группе хулиганов, проживающих по соседству. Среди них был парень, по имени Володя, по словам подростка, всегда имевший при себе нож. Новый знакомый Евдокии Марковой рассказал также, что несколько дней назад у Володи появилась каракулевая шапка, которую он предлагал купить соседям. Сведения, полученные Марковой, были проверены в течение нескольких часов. Проверка Володи и его дружков показала, что молодые люди не учатся и не работают. Однако деньги у них водятся. «Наставником» группы был опытный уголовник «Славка», вокруг которого группировались эти ребята, праздно проводившие время. Большинство из них были хорошо известны работникам районного отделения милиции, куда Володя и компания неоднократно доставлялись за драки и по подозрению в кражах. К вечеру были собраны все данные, являвшиеся основанием для задержания Владимира Тимкина и его группы. При обыске у Владимира была обнаружена каракулевая шапка, размером и фасоном похожая на шапку Доброва, а в сарае, под дровами, во дворе дома, где жил один из товарищей Володи, был найден окровавленный полушубок с оторванной полой. При тщательном исследовании на одежде у двух задержанных, в том числе и у Тимкина, были обнаружены следы крови. Двое задержанных на первом же допросе рассказали о том, что несколько дней назад участвовали в нападении на прохожего.

Владимир Тимкин, у которого была изъята каракулевая шапка, сначала отрицал свою причастность к преступлению, утверждая, что шапку купил на рынке месяц назад. После очных ставок, на которых его дружки изобличили Тимкина, Владимир сознался. Он назвал следствию тайник, где был спрятан нож. Разоблачение группы Тимкина, организатором и вдохновителем которой являлся рецидивист Вячеслав Углов, также арестованный по этому делу, помогло раскрыть целый ряд краж и грабежей в одном из районов города. Все арестованные преступники были сурово наказаны.

Вот об этом-то деле и намеревался писать повесть «писатель-странник» Евгений Симеонов. Узнал он о нем при следующих обстоятельствах. Шапка, обнаруженная у Тимкина, могла стать очень серьезной уликой только в том случае, если ее опознают лица, которые хорошо знали приметы одежды Доброва. Чтобы опознание было полноценным, шапку можно было предъявить родственникам потерпевшего только вместе с другими, похожими на нее, головными уборами. Одна похожая нашлась у шофера, проживающего по соседству с управлением милиции, а вторая (ну точь-в-точь, как та, что была изъята у Тимкина), была замечена следователем Райковым у незнакомого мужчины, который ожидал кого-то в приемной управления. Райков представился и, узнав, что это писатель Симеонов, пришедший к своему знакомому — редактору милицейской многотиражки, — попросил писателя одолжить шапку на полчаса. Одновременно он пригласил Симеонова быть понятым во время опознания, на что тот охотно согласился, добавив, что он орденоносец, участник нескольких войн.

Когда недолгая процедура опознания была окончена и Райков начал оформлять протокол, Симеонов неожиданно заявил, что эта случайно услышанная история с раскрытием убийства Доброва настолько вдохновила его, что он готов прервать работу над очередной пьесой и начать писать повесть о работниках милиции.

Райков объяснил Симеонову, что ввести его в курс дела он сможет только по окончании расследования. Через несколько минут, раскланявшись, Симеонов покинул кабинет, взяв предварительно с Райкова слово, что он будет поставлен в известность о конце расследования.

Так началось знакомство Райкова с Симеоновым. Правда, близкими знакомыми они не стали даже спустя несколько лет. Каждый раз при встречах Симеонов извинялся, сетовал на свою чрезмерную загруженность и говорил, что никак не может выкроить время для работы над повестью.

— Название уже есть, — говорил Симеонов. — «Каракулевая шапка». А времени нет, — и сокрушенно разводил руками.

Затем Симеонов куда-то исчез. Года через три Райков случайно встретился с ним у билетных касс на Казанском вокзале в Москве. Возвращаясь домой из отпуска, Райков уже несколько часов томился в очереди за билетом. Внезапно его окликнул Симеонов, который шел к кассе, держа в руках какую-то бумагу. Услышав, что Райков тоже едет в Алма-Ату, Симеонов с сожалением сказал, что поздно узнал об этом, иначе бы обязательно в правлении Союза писателей он получил бы бронь и для Райкова. Симеонов моментально, без очереди купил билет и, попрощавшись с Райковым, ушел. Следователю удалось тогда выехать из Москвы только на следующий день. Этот незначительный, казалось, эпизод был бы забыт Райковым, если бы Симеонов не напомнил о нем на суде. Но об этом позже.

Примерно через полгода после встречи с Симеоновым в Москве Райкова вызвал начальник управления и рассказал ему о сообщении старого чекиста — пенсионера Никитина. Никитин поделился своими подозрениями в отношении Симеонова, который, выдавая себя за корреспондента «Правды», занимался шантажом и вымогательством.

Никитин рассказал о случае с директором одной из автобаз, которого Симеонов избрал своей жертвой. Он шантажировал директора, заявляя, что располагает компрометирующим материалом, который будет опубликован в «Правде». Симеонов несколько раз назначал этому хозяйственнику свидания в ресторанах и пьянствовал за его счет. Райков никак не мог поверить, что герой гражданской войны, писатель-орденоносец Симеонов способен на такое. Своими сомнениями он откровенно поделился с комиссаром, который все же порекомендовал очень осторожно проверить сообщение Никитина.

Следователь обратился в Союз писателей Казахстана. Один из известных казахстанских романистов внимательно выслушал Райкова и сказал, что поведение Симеонова вызывает у него сомнения. Так следователь познакомился с анкетой, которую Симеонов заполнил в Союзе писателей. Здесь удалось обнаружить некоторые несоответствия и неточности.

Например, в анкете Симеонова было указано, что в 1931 году он окончил литературный факультет в Киеве, через четыре года — исторический факультет в Харькове, в 1937 году защитил кандидатскую диссертацию в Москве, а с 1937 по 1940 год преподавал историю и литературу в московских вузах. Естественно, что для уточнения этих данных нужно было побеседовать с самим Симеоновым, но к этому времени он выехал из Алма-Аты в Семипалатинск, где занимал должность доцента кафедры всеобщей истории в педагогическом институте. На эту работу Симеонова направило Министерство просвещения республики. В министерстве Симеонов сообщил о себе совершенно новые сведения, отличные от тех, которые значились в анкете Союза писателей. Он писал, что учился не в Киеве, а в Харькове (в одни и те же годы) и преподавал не в московских вузах, а в харьковских и т. д. Даже при беглом знакомстве с этими двумя анкетами создавалось впечатление, что заполняли их разные люди. Казалось, ясно: уголовный розыск напал на след афериста. Однако, чтобы не допустить ошибки, скрупулезная проверка продолжалась.

Из Семипалатинского педагогического института Симеонов был уволен через полгода, так как проявил полное незнание предмета, который взялся преподавать. Но провал не обескуражил Симеонова. Заранее предвидя такой исход, он разослал телеграммы с предложением своих услуг в добрую дюжину вузов страны. В конце каждой телеграммы стояла подпись: «Кандидат исторических наук, орденоносец Симеонов».

Несколько вузов пригласили Симеонова на работу. Могли ли руководители их представить себе, что в качестве преподавателя древней истории, доцента, кандидата наук им предлагает свои услуги мошенник?

Сославшись на «ухудшение здоровья жены», которая, кстати, даже не выезжала из Алма-Аты в Семипалатинск, Симеонов появляется в одном из городов Кемеровской области, где ему предоставляется место доцента кафедры древней истории в пединституте. Вскоре он становится деканом исторического факультета. Оформляясь на эту работу, Симеонов сообщил о себе уже новые сведения, которые также не подтвердились при проверке. Это был третий официальный вариант его биографии. Четвертый вариант был сообщен Симеоновым на допросе у Райкова, куда он был вызван по приезде в Алма-Ату.

На вопрос о причинах расхождений в анкетах Симеонов ответил, что он обычно очень волнуется, заполняя анкеты или сочиняя автобиографии (он так и сказал — «сочиняя»), и поэтому допускает неточности. Он охотно взялся дополнить данные о себе, сообщенные на допросе. Таким образом был получен пятый вариант биографии этого проходимца.

Симеонов предъявил следователю целую кипу различных документов, которые он, как, впрочем, и многие другие аферисты, всегда имел при себе. Большинство этих документов вызывало сомнение. Диплом об окончании в 1933 году Харьковского института профессионального образования, по заключению графической экспертизы, оказался заполненным рукой самого Симеонова. Этот необычный диплом свидетельствовал о том, что его владельцу сразу же после окончания института было присвоено звание доцента.

Симеонов не отрицал, что диплом заполнен его рукой, объясняя это тем, что документ лежал на солнце, чернила выгорели и он просто восстановил прежнюю запись.

— Скажите, — спросил следователь, — а как получилось, что одновременно с окончанием института вы получили и ученую степень кандидата наук?

— Бланков не было, — ответил Симеонов. — Только через несколько лет мне удалось получить диплом. К тому времени я уже был доцентом, что и нашло отражение в дипломе.

Симеонов, не краснея, объяснял любую несуразицу, совершенно не интересуясь тем, что его объяснения были не менее нелепы, чем содержание проверяемых документов.

«Писатель» оказался прожженным авантюристом. Оставаясь на свободе, он мог скрыться от следствия, и Райков решил взять его под стражу на период расследования. Когда Симеонову предъявили ордер прокурора на арест, «писатель» возмущенно заявил:

— Это ошибка. Мне завидуют мои враги. Завидуют моей литературной славе.

Своими врагами Симеонов считал каждого, кто осмеливался критиковать его бездарные пьесы. Кстати, ни одна из них не появилась на сцене.

На квартире авантюриста провели обыск и обнаружили массу фиктивных документов. Когда они были предъявлены Симеонову, он категорически заявил, что все его документы подлинные, равно, как и правдивы все данные, сообщенные им о себе в разных ведомствах и в разное время. В конце концов Симеонов вовсе отказался давать показания.

Райков спокойно, не торопясь, проверял каждый документ, каждый факт, сообщенный Симеоновым ранее. Это была долгая и сложная работа. Тем не менее дело близилось к завершению.

Ученый совет Московского педагогического института, от имени которого была сфальсифицирована копия о присуждении Симеонову ученой степени кандидата исторических наук, сообщил, что Симеонов никогда не защищал диссертаций в институте. Как оказалось, Симеонов работал в институте сначала завхозом, а потом секретарем ученого совета, но вскоре был уволен за злоупотребления.

Липовыми оказались и его подвиги во время гражданской войны. Симеонов выдавал себя за соратника Михаила Васильевича Фрунзе. Подтверждая свои военные заслуги, «герой» предъявлял заверенную одним из доверчивых районных военных комиссаров копию с письма М. В. Фрунзе, адресованного «всем военным и гражданским ведомствам РСФСР». В письме говорилось о том, что боец Первой Конной армии Симеонов

«…своим личным героизмом 6/XI 1920 г. на «Турецком валу» проявил чудеса отваги и, несмотря на контузию, лично уничтожил офицерскую заставу вражеских войск в количестве 16 человек, взяв в плен 3 (три) пулемета «максим», которыми рассеял эскадрой противника, в результате чего части 4-й кавдивизии малой кровью уничтожили значительные силы противника…»

Расследование показало, что Симеонов вообще не участвовал в гражданской войне.

Была бита и еще одна крапленая карта проходимца. На основании копии Грамоты ЦИК УССР, заверенной работником райсовета, Симеонов выдавал себя за кавалера ордена Красной Звезды УССР, в то время как на Украине никогда не учреждалось такого ордена. Знак, который носил Симеонов, был в действительности юбилейным жетоном. Такие жетоны вручались в ознаменование десятилетия Октября рабочим Киевского завода «Арсенал», участникам революции.

Не служил «писатель» и в Первой Конной армии. Изъятая у него фотография неизвестного мужчины, на обороте которой от руки была сделана надпись «Бойцу Первой Конной армии в память от адъютанта Фрунзе», тоже оказалась подделкой. Симеонов уверял, что эта фотография подарена ему адъютантом М. В. Фрунзе в 1920 году. Графическая экспертиза установила: надпись на фотографии сделана самим Симеоновым. Архивы Министерства Обороны и Октябрьской революции сообщили, что среди адъютантов М. В. Фрунзе никогда не было человека по фамилии, названной Симеоновым. Стало известно и другое: «писатель» уклонился от мобилизации в Советскую Армию во время войны, мотивируя это тем, что он был якобы тяжело ранен еще во время гражданской войны. Так как Симеонов продолжал настаивать на этом, была создана, медицинская комиссия. После тщательного обследования врачи пришли к единодушному мнению: Симеонов обладает вполне завидным здоровьем и годен к воинской службе. Был он годен к воинской службе и во время Великой Отечественной войны.

Специалисты Казахского государственного университета с целью проверки знаний Симеонова обстоятельно беседовали с ним. Все беседы стенографировались, но и без стенограмм было ясно: знания «кандидата» находятся приблизительно на уровне программы четвертого-пятого класса средней школы. При этом эксперты отметили, что прилежные ученики начальных классов обладают большим запасом знаний.

Суд строго и справедливо покарал мошенника.

Так закончилась история «писателя» и «ученого» Симеонова, одного из «странников», пользующихся благодушием и доверчивостью некоторых людей. Если бы работники различных учреждений внимательно читали липовые бумаги Симеонова, он попался бы где-то в самом начале, не смог бы сделать такой «головокружительной карьеры» и был бы вынужден зарабатывать деньги честным трудом.

В. РОЗЕНЦВАЙГ, полковник милиции.

г. Алма-Ата.