В. Кёлер (1887–1967)
В. Кёлер
(1887–1967)
Две наиболее известных работы, посвященные Вольфгангу Кёлеру[7] – немецкому психологу, сумевшему также побывать ни много – ни мало президентом Американской Психологической Ассоциации, – почти не касаются, как это ни странно, его психологических идей. Книга, написанная Дональдом Леем и вышедшая в 1990 г., называется «Шпионская история» и повествует о разведовательной деятельности Кёлера в годы I мировой войны. А публицистическая статья, появившаяся в 1978 г. в журнале «Американский психолог», называется «В одиночку против нацистов» и повествует о самоотверженном противостоянии ученого фашистскому мракобесию. Причем если второй сюжет бесспорно достоверен, то первый вызывает много сомнений – тем более, что сам ученый всегда уклонялся от его обсуждения. Кёлер вообще чурался публичности, избегал самопрезентаций и интервью. Лишь незадолго до своей смерти, в 1967 году, он согласился дать пространное интервью, дабы прояснить некоторые вопросы гештальт-теории, научной общественностью, по его мнению, недопонятые. (Небезынтересно, что интервьюер, явившийся в гости к Кёлеру в его дом в Нью-Гемпшире, застал 80-летнего ученого колющим дрова для камина.) На материале этого интервью (разумеется, с привлечением и некоторых иных источников) и написан этот очерк об одной из крупнейших фигур мировой психологии ХХ века.
Вольфганг Кёлер родился 21 января 1887 г. в Ревеле (ныне – Таллин). Его отец был учителем в частной школе, которую содержала местная немецкая община. В семье царил культ образованности. Старший брат Вольфганга, Вильгельм, с которым его связывала тесная дружба, посвятил себя науке. Четверо их сестер также получили неплохое образование – медицинское и педагогическое.
Когда Вольфгангу исполнилось пять лет, семья перебралась в Фатерлянд. Образование он получил в университетах Тюбингена, Бонна и Берлина. В те годы немецкая система высшего образования выступала эталоном для всего мира. Студенческие вольности в ней сочетались с высочайшим уровнем преподавания и строгими экзаменационными требованиями. О немецких студентах той поры рассказывают: треть из них не выдерживала напряженной учебы и кончала нервным расстройством, другая треть бежала от академических строгостей в бесконечные пивные пирушки и кончала алкоголизмом, зато еще одна треть получала-таки блестящее образование и в итоге творила судьбы Европы. Кёлер явно принадлежал к последней трети, хотя никогда особо не стремился принадлежать к творцам истории. Его привлекала наука.
В университетах Кёлер получил фундаментальную подготовку в области физики, химии, биологии. Глубокое впечатление на него произвел один из профессоров физики Берлинского университета – великий Макс Планк. Из его лекций будущий психолог узнал о принципе энтропии и динамической саморегуляции физических систем – таких, как электролитические среды. Под влиянием Планка Кёлер пришел к убеждению, что физическими закономерностями в принципе объяснимы и биологические явления, понимание которых, в свою очередь, способствует и решению психологических проблем. Даже по прошествии многих лет коллеги отмечали, что манера мыслить, присущая Кёлеру, характерна скорее для физика, чем для психолога. В ранних научных исследованиях Кёлера причудливо переплелись его интересы к физике (конкретно – к акустике), психологии, а также давнее увлечение музыкой – его первые опыты были посвящены изучению слухового восприятия. За эти исследования он и получил докторскую степень по психологии (1909).
Научная карьера Кёлера началась во Франкфурте, где он намеревался продолжить свои исследования слухового восприятия и действительно опубликовал несколько статей на эту тему, ныне совершенно затерявшихся на фоне его последующих работ (ссылки на них в отечественной литературе можно найти лишь в классическом труде А.Н. Леонтьева «Проблемы развития психики»). Во Франкфурте Кёлер познакомился с Куртом Коффкой, а чуть позже – с Максом Вертгеймером, намеревавшимся экспериментально проверить некоторые свои идеи, касавшиеся зрительного восприятия. Кёлер и Коффка выступили испытуемыми в экспериментальном исследовании Вертгеймера по восприятию движения и затем участвовали в объяснении результатов экспериментов. Принципы, положенные в основу этого объяснения, дали начало новому научному направлению – гештальтпсихологии, а Вертгеймер, Кёлер и Коффка объективно выступили его основателями.
В 1913 г. Кёлер получил приглашение от Прусской академии наук возглавить экспериментальную станцию по изучению антропоидов на острове Тенерифе. Он поселился с семьей на этом острове Канарского архипелага, ныне так полюбившегося новорусским туристам. Здесь он в течение нескольких лет проводил исследование поведения шимпанзе, ставшее классическим и описанное ныне во всех учебниках психологии (его самый талантливый подопечный – шимпанзе Султан – в истории науки знаменит не менее Анны О. или Маленького Ганса).
Начавшаяся вскоре мировая война задержала Кёлера на Канарах на целых семь лет. Однако этот неоднозначный эпизод его биографии дал повод заподозрить ученого в наличии у него интересов, мягко скажем, далеких от науки. Впоследствии Кёлер утверждал, что война помешала ему вернуться на родину. Но почему-то она помешала лишь ему одному – все остальные немцы, ранее проживавшие на Тенерифе, благополучно вернулись домой. С самого начала вызывала сомнения и сама идея организации экспериментальной станции именно на Канарах – вблизи стратегических морских путей. Как известно, человекообразные обезьяны на Канарах не водятся. Гораздо более логично было бы организовать исследование в Камеруне, бывшем тогда немецкой колонией, либо выписать обезьян в какой-либо крупный немецкий зоопарк. Зато в качестве прикрытия агентурной деятельности научная станция выступала очень неплохо.
В пользу этой версии свидетельствует и тот достоверно установленный факт, что на чердаке своего дома, куда был категорически запрещен доступ кому бы то ни было, Кёлер хранил мощный радиопередатчик, который всякий раз тщательно прятал, стоило ему заподозрить вероятность обыска. В немецких и британских архивах сохранились доподлинные свидетельства того, что в годы войны германское командование регулярно получало с Тенерифе радиограммы о передвижениях союзнических судов. В целях конспирации имя агента в документах не упомянуто. Однако кандидатура для подозрений была фактически единственной…
Сам Кёлер впоследствии никогда не распространялся на эту тему, а в своем последнем интервью на прямой вопрос дал безупречно дипломатичный ответ: «Я могу сказать только одно – я был верным сыном своей родины, Германии, до тех пор, пока условия жизни в моей стране не стали непереносимыми; и я в равной степени хранил верность свой второй, приемной родине – Соединенным Штатам Америки – с 1935 года и до конца жизни».
Для истории науки не так уж важно, в какой роли выступал Кёлер на Тенерифе – секретного агента или застигнутого войной ученого. Сколь бы ни были ценны его разведданные (если таковые им действительно поставлялись), они не помогли Германии выиграть войну. А вот его опыты над шимпанзе, вне сомнения, обогатили психологическую науку.
Результатом работы этого периода явилось вышедшее в 1917 г. (в разгар войны!) «Исследование интеллекта человекоподобных обезьян» (именно под таким названием книга увидела свет в 1930 г. в переводе на русский язык – кстати, с предисловием Л.С. Выготского), в котором с позиций гештальтпсихологии Кёлер интерпретировал процесс решения обезьянами ряда экспериментальных задач как разумное (интеллектуальное) поведение. Несмотря на то, что задачи были разнообразными, все они были построены таким образом, что возможность случайного решения путем «слепых проб и ошибок» исключалось: животное могло достичь желаемой цели, только если схватывало объективные отношения между элементами ситуации, существенными для успешного решения.
При проведении экспериментов использовались простейшие приспособления: клетки с редкими прутьями, препятствовавшими свободному выходу животных наружу, палки, с помощью которых можно было достать удаленные бананы, ящики, на которые могли забираться обзьяны.
В одном из опытов за пределами клетки помещался банан, к которому была привязана веревка, протянутая к животному. В этих условиях обезьяна без колебаний тянула за веревку и доставала банан. Кёлер сделал вывод, что для шимпанзе решение такой проблемы в целом оказалось несложным. Однако, когда в направлении банана протягивалось несколько веревок, обзьяна не знала, за которую надо потянуть в первую очередь, чтобы получить желанное лакомство. Это указывало на то, что решение данной проблемы не могло быть ясно осознанным с самого начала.
В другом опыте банан помещался вне клетки на недоступном для обезьяны расстоянии. Если при этом палка находилась неподалеку от прутьев клетки прямо напротив банана, то оба предмета воспринимались как элементы одной ситуации, и шимпанзе с помощью палки легко доставали лакомство. Но если палка помещалась в дальнем конце клетки, то тогда оба предмета (банан и палка) с меньшей легкостью рассматривались как принадлежащие одной ситуации. В этом случае для решения проблемы требовалось реструктурирование перцептивного поля.
Еще в одном эксперименте банан также помещался за пределами клетки, а обезьяне давали две полые бамбуковые палки, каждая из которых по отдельности была слишком коротка, чтобы дотянуться до лакомства. Чтобы добыть банан, требовалось насадить одну палку на другую. При этом для достижения цели животное должно было усмотреть новый вид взаимосвязи двух коротких палок.
Решение задачи объективно свидетельствовало о разумном поведении и принималось за его критерий. Вся операция, производимая животными, описывалась как имеющая характер целостного действия, подчиняющегося структуре поля задачи, в котором отдельное действие не есть ответ на изолированный стимул, но приобретает смысл только в соединении с другими – как часть целостной операции. Само восприятие отношений происходит, по Кёлеру, внезапно, путем «инсайта».
В 1924 г. вышло второе издание книги, которое было переведено, помимо русского, на английский и французский языки, что немало способствовало распространению в мировой психологии идей гештальтистов.
В 1920 г. Кёлер возвратился на родину и вступил в должность профессора в Геттингенском университете. В том же году вышла его книга «Физические гештальты в покое и стационарном состоянии», в которой он выступил с принципом психофизического изоморфизма. Считается, что именно это исследование повлияло на последовавшее в 1922 г. приглашение из Берлинского университета на должность профессора кафедры философии и психологии и заведующего психологической лабораторией. На этом посту Кёлер формально оставался до 1935 г. (хотя реально уехал из Германии еще в 1933-м). В Берлине он выступил одним из основных представителей берлинской школы гештальтпсихологии и одним из редакторов журнала Psychologische Forschung – печатного органа гештальтистов. Выпущенная им в 1929 г. книга «Гештальтпсихология» (второе издание вышло в Америке в 1947 г.) считается наиболее полным и основательным изложением позиций этой школы.
Международному признанию позиций гештальтпсихологии способствовали не только переводы работ Кёлера, но и его выступления перед разнообразными аудиториями за рубежом. В 1925/26 учебном году он читал лекции в Гарвардском университете и университете Кларка (забавно, что здесь он не ограничивался аудиторным общением со студентами, но и в неформальной обстановке учил их танцевать танго). Он также выступил одним из основных докладчиков на IX Международном психологическом конгрессе, который проходил в Йельском университете в 1929 г. (на том же конгрессе одним из докладчиков выступал И.П. Павлов).
В середине двадцатых у Кёлера возникли серьезные проблемы в личной жизни. Он развелся с женой и женился на студентке из Швеции (кстати, нередкий в истории науки случай, когда «кризис середины жизни» толкает женатого профессора в объятия молоденькой почитательницы). По решению суда Кёлер был лишен контактов со своими четырьмя (!) детьми от первого брака. В результате переживаний у него возник сильный тремор рук, что становилось особенно заметно в минуты волнения. Чтобы оценить настроение шефа, сотрудники лаборатории каждое утро внимательно следили за подрагиванием его пальцев.
28 апреля 1933 г. в газете Deutsche Allgemeine Zeitung появилась острая статья Кёлера. На сей раз он выступил по вопросам, очень далеким от академической науки. К тому времени в Германии при активной поддержке обывательских масс, а точнее – в результате их прямого демократического волеизъявления, была установлена фашистская диктатура. Пора благодушных иллюзий, во все времена свойственных интеллигенции любого народа, в Германии закончилась. Воинствующий шовинизм и национальная нетерпимость расцвели пышным цветом. По немецким университетам прокатилась волна национальных чисток (или, как сказали бы сегодня, зачисток). Профессора неарийского происхождения были отправлены в отставку. О следующем этапе национальной политики Великого Рейха – лагерях уничтожения – пока можно было только догадываться, но уже сам факт национальных чисток не мог не настораживать. Этот вопрос и затронул Кёлер в своей статье. Отмечая тот значительный вклад, который внесли в германскую науку и культуру деятели неарийского происхождения, он указывал, что политика национальной селекции не только бесчеловечна, но и недальновидна. Время подтвердило его правоту. По крайней мере, что касается психологов, Германия сама себе нанесла чудовищный урон, от которого фактически не оправилась по сей день. Родина научной психологии на протяжении какой-то пары лет утратила свой приоритет, вытеснив в эмиграцию ведущих ученых, среди которых оказался и сам Кёлер.
Его статья уже не могла предотвратить надвигавшийся кошмар. Но сам факт ее публикации был знаменателен. Это было последнее легальное антинацистское выступление в немецкой печати, и психологи вправе гордиться, что его автором был их коллега.
Кёлер отдавал себе отчет в возможных последствиях своего шага и сознательно готовился к аресту. Зная, что гестаповцы любят являться к своим жертвам среди ночи, он после публикации всю ночь не ложился спать и музицировал вместе с верными друзьями. Ареста, однако, не последовало. (Еще один повод для подозрений – не прежние ли заслуги секретного агента сыграли тут свою роль?). Но нелояльного профессора взяли на заметку. Возле аудиторий, где он вел занятия, замелькали фигуры штурмовиков, то и дело провоцировавших сотрудников Кёлера на стычки. Трижды дело доходило до массовых потасовок.
Легко понять, с каким воодушевлением ученый воспринял приглашение прочесть курс лекций в Соединенных Штатах. Он не оставлял надежды, что за время его отсутствия ситуация в стране нормализуется, и он сможет спокойно вернуться к академическим занятиям. Этим надеждам не суждено было сбыться. С родины приходили известия о том, что все его сотрудники изгнаны из университета и его собственное место занято более лояльным профессором. В то же время нацисты не упускали из поля зрения опального ученого – находясь в Америке, он получил из Германии официальное предложение подписать клятву личной верности Гитлеру. Кёлер понял, что возвращаться ему некуда. Скрепя сердце он «выбрал свободу».
На родину он так и не вернулся, хотя в 60-е годы был провозглашен почетным жителем Берлина и избран почетным президентом Немецкого психологического общества. Впрочем, ему не приходилось жаловаться на недостаток признания своих заслуг во всем мире. В разные годы он был удостоен звания почетного доктора в Пенсильванском, Чикагском, Фрейбургском, Мюнстерском, Тюбингенском, Упсальском университетах. В Америке он стал членом Американской академии наук и искусств, Американского философского общества, Национальной академии наук. Американские психологи в знак признания его заслуг в 1957 г. от имени Американской Психологической Ассоциации вручили ему премию «За выдающийся вклад в науку», а в следующем году избрали его президентом ассоциации.
Однако американский период деятельности Кёлера по справедливости следует признать менее продуктивным, чем европейский. Гештальтпсихология хотя и вызывала определенный интерес в Новом Свете, но фактически там не прижилась. Выход в 1945 г. книги Вертгеймера «Продуктивное мышление» стал «прощальным залпом» этой научной школы. Иммигранты-гештальтпсихологи были приняты доброжелательно, но на фоне господствовавшего в Америке бихевиоризма их голос звучал очень слабо. Полемики с бихевиористами вновьприбывшие не выдерживали хотя бы в силу огромного численного преимущества хозяев (хотя полемика порой бывала довольно острой – рассказывают, что однажды дискуссия Кёлера с Кларком Халлом едва не закончилась рукопашной). Единственный, кому удалось подняться в Америке, – Курт Левин, которого нередко относят к гештальтистам. Кёлер, однако, такой оценки не разделял и подчеркивал, что теория поля, предложенная Левином, – это самостоятельное научное направление, лишь отчасти опирающееся на идеи гештальт-теории. А использование понятия гештальта успешно прижившимся в Америке психоаналитиком Фрицем Перлзом Кёлер и вовсе считал профанацией идей гештальтпсихологии и о самом создателе гештальт-терапии в своем последнем интервью отозвался крайне уничижительно. Парадоксально, но именно благодаря Перлзу понятие гештальта по сей день широко используется в психологии, тогда как про Кёлера помнят немногие. В самом деле, «горячий стул», «собака снизу» и «собака сверху» пробуждают у впечатлительных натур больше интереса, чем «прегнантные формы». Однако ж, будем хотя бы помнить о том, что не Перлз теорию гештальта придумал.
В Америке Кёлер долгие годы проработал в Суотморском колледже, пока в 1958 г. в преклонном возрасте не вышел в отставку. Он умер 6 ноября 1967 г. в своем доме в Нью-Гемпшире. В последние десятилетия его работы не переиздавались и лишь иногда фрагментарно публикуются в хрестоматиях по истории психологии. Однако ни один серьезный учебник по психологии не обходится без упоминания его имени и его идей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.