Тяжкое пробуждение

Тяжкое пробуждение

Смутно, как в тумане, я услышал чей-то голос. Мне показалось, это был голос моей жены.

Кто же это? Я сладко спал и видел во сне свои виноградники близ поместья Арно, свой дом, скрытый в тени высоких деревьев.

Мой мозг начал медленно пробуждаться… и вдруг я сорвался… я чуть не упал с дивана; с того самого, что стоял в столовой поместья Арно.

Передо мной стояли жена и мои друзья Розье, обставленные чемоданами, и от души смеялись. Полностью я проснулся лишь тогда, когда расслышал, как жена, смиренно пожимая плечами, сказала мне:

– А теперь, Морис, возьми себя в руки! Смотри, сколько времени? Десять часов. Если мы не хотим опоздать на обед с Уголини в Монте-Карло, пора бы уже тронуться в путь.

Уголини… Монте-Карло… чемоданы… друзья Розье… В момент свершилось чудо. Внезапно исчезли виноградники в поместье Aрно. Я снова стал Морисом Тринтиньяном, французским автогонщиком, который с уложенными, благодаря жене, чемоданами, собирался отправиться в Монако состязаться с лучшими гонщиками мира за Большой Приз Европы.

Чтобы со мной произошла эта перемена, мне достаточно было лишь встать с дивана, на котором я спал.

Собираясь выйти к жене и друзьям, которые уже ждали меня во дворе, я успел восхититься скорости реакции человеческого мозга. Вот это машина! Какой великолепный разгон! По сравнению с ним мотор, ожидавший меня под капотом «Феррари», за руль которой я должен был сесть в Монако, показался мне убогой развалиной.

Мне льстила мысль о том, что я стал членом команды «Феррари» или «Скудерии», как ее называют в Италии. Но, как французу, мне было больно за «наши» синие автомобили. Я завидовал итальянцам, которые могли защищать свою собственную репутацию и вместе с тем свой национальный престиж за рулем таких марок как «Мазерати» или «Феррари», окрашенных в красное; ибо в гонках красный цвет был зарезервирован за Италией, в то время как синий принадлежал Франции, серебристо-белый – Германии, а зеленый – Англии.

Сам я был всего лишь гонщиком, и мой автомобиль нес на себе цвета своего владельца, которым являлся «Коммендаторе» Энцо Феррари, владелец завода в Маранелло неподалеку от Модены.

Не имея причин на него жаловаться, я втайне восхищался им и думал о том, что хорошо бы французам иметь подобного ему человека, который смог бы снова завоевать для них почетное место в создании гоночных автомобилей.

И потом, здесь был Нелло Уголини, с которым я должен был обедать в Монте-Карло. Он был директором экспедиции «Scuderia Ferrari». Своим видом, элегантностью и проседью в волосах он напоминал Витторио де Сику. Обладая по-настоящему пленительной улыбкой, он выглядел как римский аристократ. Это был красивый, очаровательный сорокалетний человек. Несмотря на любезный вид, он имел достаточный авторитет и право на то, чтобы его гонщики, отличавшиеся не самым лучшим характером, слушались и повиновались ему. Не случайно его называли «маэстро». Мысль об обеде с красавцем Нелло мне нравилась, поэтому мне хотелось отправиться побыстрее. Я надел сине-белую шерстяную шапочку с помпоном, словно хотел спрятаться под ней от солнца, которое в то майское утро 1955 года было уже достаточно жарким, лучше защитить мозг с таким удивительным механизмом. Это была шапка-талисман, без которой я никогда не выезжал на гонки. Возможно, это было смешное суеверие, но я придерживался этой привычки и никогда не хотел, даже наперекор здравому смыслу, отказываться от этого амулета. Думал, без него я рисковал потерять часть своих способностей.

Когда я вышел из дома, приятели Розье с облегчением вздохнули. Это были мои болельщики номер один. Они без колебаний пожертвовали несколькими днями своего отпуска и уже со среды сопровождали меня по пути в Монако (гонка должна была состояться в воскресенье), оставались рядом со мной на протяжении трех дней тренировочных заездов. Для них я был лучшим гонщиком в мире, и никто не мог разубедить их в этом. Они поехали в Монако для того, чтобы увидеть мою победу… «и ни на волосок не меньше», как говорят на юге Франции.

Утром второго дня я всеми способами старался объяснить им, что в Монако у меня минимальные шансы на успех, но Марк Розье с оптимизмом двадцатипятилетнего человека отверг все одним жестом.

– Но у них, как и у тебя, те же четыре колеса, один мотор и один руль, – сказал он.

Когда я укладывал в автомобиль чемоданы, то вспомнил эту фразу… в конце концов, возможно, он и прав.

Тем не менее, с технической точки зрения, «Феррари», даже вопреки их славе, располагали как бы дизельными двигателями, по сравнению с внушающими страх «Мерседес», которые завоевывали победы усилиями своих гонщиков, Хуана-Мануэля Фанхио и Стирлинга Мосса, а также по сравнению с новыми «Лянча», ради которых «Скудерию Феррари» покинули два лучших итальянских гонщика, Аскари и Виллорези.

Правда, сам я не испытывал никаких иллюзий на счет того, что за рулем своей «Феррари» добьюсь успеха. Самое большое, на что я мог рассчитывать, это занять, по крайней мере, одно из почетных мест. Именно на это место я и рассчитывал, когда выезжал из поместья Арно в Монако на Гран-при Европы.