Картина четвертая
Картина четвертая
Спарта. Зала в доме Менелая. Стены увешаны оружием. Зала полна женщин. Одни вышивают кайму, другие плетут корзинки, кто-то спит, кто-то закусывает. Женщины хором поют по-бабьи жалостливо что-то вроде:
Ему сказала Афродита:
Зачем тобой я позабыта?
А у него одна забота —
С друзьями по лесам охота.
Адонис мне волнует кровь,
Меня замучила любовь.
Появляются Агамемнон, Одиссей и Ахилл. Останавливаются в дверях. Женщины, увлеченные пением, их не замечают.
Агамемнон. Похоже, что это не дом спартанского царя, а этот… как его…
Ахилл. Женская баня.
Агамемнон. Именно женская баня.
Одиссей. Только закаленному спартанцу под силу париться в таком обществе.
Агамемнон (ударяя мечом о щит). А ну, брысь отсюда, мокрохвостые!
Женщины, заметив вооруженных воинов, с визгом разбегаются. За сценой раздаются трубные звуки охотничьего рога. Входит Менелай, вооруженный луком и колчаном со стрелами. За ним слуга несет на плечах тушу рогатого оленя.
Менелай. Ба-ба-ба! Кого я вижу! Агамемнон, брат мой!
Следуют объятия.
Агамемнон. Позволь тебе представить моих друзей — Одиссей Лаэртид, царь Итаки.
Менелай. Много слышал о вас, хитроумный Одиссей.
Одиссей. Это ничто в сравнении с тем, что я слышал о вас, особенно за последнее время.
Менелай. В последнее время мне везет. Вот и сегодня была удачная охота. Едва рассвело…
Менелай что-то негромко, но с увлечением рассказывает Агамемнону и Одиссею. Ахилл, закончив разглядывать оружие на стенах, обращается к слуге.
Ахилл. Говорят, в Спарте самые крупные олени.
Слуга (убежденно). Самые крупные.
Ахилл. Но я раз подстрелил оленя на Родосе. Он был значительно крупнее этого.
Слуга. На Родосе олени значительно крупнее.
Ахилл. А в Фессалии олени во много раз превосходят родосских.
Слуга. Во много раз превосходят.
Ахилл (недоуменно). А говорят, что в Спарте олени самые крупные.
Слуга (с прежней убежденностью). Самые крупные.
Ахилл (смерив слугу взглядом). А тебе не кажется, что ты со мной разговариваешь, как с идиотом?
Слуга. Что вы, ваша милость. Я не смею с вами разговаривать. Это вы сами с собой разговариваете. А я у вас вроде зеркала. Кто же сердится на зеркало?
Ахилл. Идиот.
Слуга. Правильно. Только идиот.
Ахилл. Ты — идиот! Убирайся отсюда, пока цел!
Слуга. Бить зеркало — дурная примета.
Оставляет оленя и уходит.
Агамемнон (указывая на Ахилла). А это Ахилл. Ахилл, подойди поздоровайся с моим братом.
Ахилл подходит, хромая. Здороваются.
Менелай. Почему вы хромаете?
Ахилл. Это с детства. Что-то с пяткой.
Менелай. Надо съездить в Дельфы, спросить у всезнающей Пифии. Она поможет.
Ахилл. Спрашивал. Она ответила, что я должен опасаться пятого числа каждого месяца и не предпринимать никаких дел в пятницу, а то я рискую спятить.
Агамемнон. Так и сказала?
Ахилл. Слово в слово.
Агамемнон. Тут что-то не так. Пифия всегда произносит свои пророчества в стихах. А это, мне кажется, не стихи.
Одиссей. Надо чаще бывать в Дельфах, Агамемнон. (Ко всем.) Недавно, когда Пифия произнесла очередное свое пророчество в стихах, один философ спросил ее, почему она, всезнающая Пифия, не знает, что сочиняет совершенно бездарные стихи. С тех пор она пророчествует в прозе. Тоже бездарной.
Агамемнон. Я не согласен. Раз ее стихи были официально признаны, значит, они не бездарны. (Декламирует.)
Лишь когда белизной пристаней засияет софнийской
И когда белой оградой оденется рынок, тогда-то,
Благоразумный, засады древесной
Багряного вестника бойся.
Одиссей пожимает плечами и разводит руками. Ахилл чешет в затылке. Менелай смеется.
Агамемнон (горячо). Раньше было непонятно, но красиво. А теперь понятно и… и все!
Менелай. Но медноблещущие друзья мои! Что за грозный вид? Эти шлемы, латы… У меня вы можете чувствовать себя в безопасности.
Агамемнон. Ха-ха! В безопасности! Ты беспечен, как этот…
Ахилл. Птичка.
Агамемнон. Да, как птичка. Вся Эллада говорит о позорной измене твоей жены, а ты чем занимаешься?
Одиссей. (Агамемнону). О какой измене ты говоришь? Разве Елена не у тебя в Микенах?
Агамемнон. (ко всем). У меня? Нет, это возмутительно! Вся Эллада знает, что его жена с Парисом в Трое, а он хлопает глазами, как этот… этот…
Ахилл. Корова.
Агамемнон. Да, как корова. Именно как корова.
Менелай. Не может быть! На Елену это совсем не похоже.
Одиссей. Но может быть, похоже на Париса?
Менелай (спокойно). Значит, такова воля богов.
Агамемнон (ко всем). Вы слышали? И это мой брат! (Менелаю.) Все, кому не лень, перетряхивают твое бельишко. Мне моя Клитемнестра проходу не дает: подробности ей подавай! Распустили языки!
Менелай (Агамемнону). Что ты орешь, я тебя спрашиваю? Разорался. Орет и орет, слова не дает сказать. Крикун. Я догадываюсь, почему ты так заступаешься за мою супружескую честь. Проиграл в кости, хочешь отыграться в лапту? Кто этот брюнетик, которого я часто встречал в твоем доме?
Агамемнон. Какой брюнетик? Мало ли в Элладе брюнетиков.
Менелай. Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Тот самый, который услащает твою жену Клитемнестру игрой на кифаре и обязательно оказывается тут как тут, когда ты собираешься уезжать на охоту или…
Агамемнон. Хватит намекать! Я без тебя знаю. Ты имеешь в виду Эгисфа? Ну и что? Что в этом дурного или предосудительного? Да, Клитемнестра скучает, да, они вместе музицируют, прогуливаются, делятся прочитанным. Да, он милый и любезный юноша. Ты знаешь, недавно я даже согласился… то есть я сам… да, да! Именно сам настоял, чтоб он переселился к нам. Да, Клитемнестра привыкла к нему. Эгисф для нее, как этот… этот…
Ахилл. Не знаю кто.
Агамемнон. Совсем не то, о чем вы все думали. Эгисф очень несчастен. Он совсем ничего не может… ну, не способен как мужчина.
Менелай. Откуда ты знаешь?
Агамемнон. Он сам мне признался по секрету. Я нарочно рассказал об этом Клитемнестре, и она хохотала над ним до слез.
Одиссей. Ты уверен, что над ним?
Агамемнон. А над кем же еще? Не надо мной же. Я здоров, как этот… как бык!
Ахилл. Именно, как бык.
Агамемнон. Кстати, после этого она стала с ним очень нежна, и я оставляю их без всякой опаски. (Менелаю.) Вели дать мне что-нибудь попить, в горле пересохло. Да, да, без всякой опаски.
Слуга по знаку Менелая подает Агамемнону кубок. Агамемнон пьет.
(Орет неожиданно.) Все, что происходит в моем доме, происходит в моем доме! Все знают, что я спокоен и счастлив! А твое имя трепят по всей Элладе от Спарты до Микен!
Менелай. Ты знаешь, мы не ладили с Еленой. Я никогда не любил ее, а она меня.
Одиссей. Тем более сейчас самое время кричать на всех перекрестках о вашей любви.
Менелай. Зачем? Все знают, что мы с ней жили, как кошка…
Ахилл. С мышкой.
Менелай. Не подсказывай мне. Я сам.
Агамемнон. Сам ты вон до чего довел. Ты тяжко оскорблен!
Менелай. Подожди.
Агамемнон. Ты сошел с ума от горя!
Менелай. Ерунда.
Агамемнон. А я говорю: сошел. Ты рвешь и мечешь. Рвешь и мечешь, как этот…
Ахилл. Рыба.
Агамемнон. Да, как рыба. Как кит-левиофан.
Одиссей. Киты ничего не мечут. Они пускают фонтаны.
Агамемнон. Ты пустишь фонтан крови и смоешь позор.
Менелай. Глупости.
Одиссей. Его глупости не так глупы.
Агамемнон (никого вокруг себя не видя, с увлечением). Оскорбленный царь воинственной Спарты сумеет отомстить за обиду!
Одиссей. Браво, прекрасно сказано! А теперь о деле. (Менелаю.) Вы хотите, чтобы жена снова вернулась к вам?
Менелай. Ну, если, по-вашему, без этого нельзя теперь обойтись, я конечно же…
Одиссей. Да или нет?
Менелай. Нет.
Одиссей. Превосходно. Надо сделать все, чтобы Елена не захотела возвращаться. Судя по всему, это не трудно. Тогда мы вправе осадить город и взять его штурмом. Троя несказанно богата, обиженных не будет.
Начать войну — значит, приготовить такое блюдо, в котором все решает соус. Без соуса это блюдо становится поперек горла. Нормальные люди отвергнут такое кушанье, и тогда его придется съесть самим поварам. А это часто приводит к завороту кишок.
Другое дело — под соусом. Рецептов не много, но соус должен быть непременно благородного вкуса, сдобренный острыми пряностями всяких специй. Итак, рецепт первый, самый старый, проверенный на пищеварении многих народов. Вам захотелось прогуляться в небольшой компании друзей, человек десять — пятнадцать тысяч. В поисках красивых пейзажей вы заблудились и, совершенно случайно, оказались на чужой территории. И вдруг какие-то безумцы набрасываются на вас с явной целью вас уничтожить. Совершенно неожиданно вы обнаруживаете, что вооружены до зубов и, естественно, начинаете обороняться. Этот соус хорош, но ему недостает вкусовых тонкостей.
Другой рецепт. Разбирая старый хлам на чердаке, вы находите древний папирус, договор, где черным по белому написано, что правители соседних государств навечно предоставляют свои природные богатства в полное распоряжение вашего пра-пра-пра-пра-пра. Все подписи, кроме росчерка прародителя, разобрать невозможно — увы! — губительное действие неумолимого времени. Копии древнего договора вы немедленно рассылаете правителям указанных стран и как гарантию подлинности вашего документа переводите войска через границу. У этого соуса тоже есть некоторые недостатки — он слишком тонок на вкус.
И наконец, третий рецепт. Среди чужого народа насильно задерживают вашего подданного, лучше, если это ваш друг, ну а если жена — об этом можно только мечтать, поймите меня правильно!
Долг повелителя, земляка, друга, а тем более мужа заставляет вас немедленно спасать жертву чудовищной несправедливости. Этот соус так хорош, что даже при одном упоминании о нем у меня текут слюнки. И поверьте мне, пройдут тысячелетия, но людям с ненасытными желудками вполне хватит этих трех рецептов!
Агамемнон. Мы уже обо всем договорились. Я выбран главой похода. Все герои Эллады присоединятся к нам. Аякс Теламонид так и рвется в бой, как этот… этот…
Ахилл. Дурак.
Агамемнон. Как дурак. Постой, кто это дурак?
Одиссей. Тот, кто не воспользуется удачным предлогом. Второго такого случая может нам никогда не представиться.
Менелай. Трубите сбор. Я ваш, друзья!
Агамемнон. Я узнаю тебя, брат мой! О доле в добыче договоримся позже.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.