Неудачная вылазка

Неудачная вылазка

   - Господин начальник, ваше превосходительство, явите Божескую милость, не оставьте без внимания бедную невесту без роду и племени.

   С таким восклицанием обратилась ко мне на приеме женщина лет 30, одетая не без претензий, на вид - не то горничная, не то лавочница.

   - Почему без роду и племени? - спросил я.

   - Да, как же! Приехала я сегодня утром в Москву. Здесь у меня ни одной знакомой души, а московские жулики не только обчистили меня как липку, но и документ сперли. А без паспорта, сами знаете, куда сунешься? Ни в одну гостиницу не пущают, - и она разлилась в три ручья.

   - Успокойтесь, что могу - то сделаю. Расскажите, в чем дело?

   Она успокоилась, обтерла глаза и принялась за рассказ.

   - Я сама из Вышнего Волочка, там родилась, выросла, вышла замуж и овдовела. У покойного мужа был трактир. После смерти его дела я не оставила и все шло, слава Богу, по-хорошему. С год тому назад зачастил в мое заведение наш сосед, эдакий степенный человек, непьющий, с деньгою и вроде как бы образованный. Все чаще да чаще стал заходить, да разговоры со мною разговаривать, а месяц тому назад предложение руки своей и сердца мне сделал.

   Я согласилась: еще бы, от такого жениха отказываться. Однако подумала, как бы и мне себя показать в лучшем виде. И надумала я съездить в Москву и справить себе кое-что из приданого: два суконных и одно поплиновое платье, опять же драповое осеннее пальто. Какие у нас в Волочке портнихи, прости Господи. Одна порча материала. К тому же в Москве я отродясь не бывала и очень уже мне захотелось на столичное разнообразие посмотреть, к Иверской съездить, на трамвае покататься и все прочее. Словом, набила я чемодан шелками да сукнами, перекрестилась, села в ночной поезд да поехала. Разместилась я в купе третьего класса.

   Рядом со мной сидела какая-то женщина, а насупротив на лавке Двое мужчин. Вскоре на соседних станциях вылезла сперва женщина, а потом мужчина, и мы остались вдвоем. Мой попутчик был не старым человеком с эдакой красивой бородкой и ласковым лицом.

   Поглядел он на меня, поглядел да и вежливо спрашивает:

   - До самой столицы ехать изволите?

   - Да, - отвечаю, - в Белокаменную.

   - Вы там постоянно проживаете?

   - Нет, - говорю, - я отродясь в Москве не бывала, а еду по своему женскому делу.

   - Стало быть, вы насчет здоровья?

   - Странные вы говорите вещи. Я, слава те Господи, болезней не знаю. А просто собралась замуж и еду к столичным портнихам приданое шить. Ведь московские мастерицы, поди, не чета нашей провинции.

   - Это вы правильно говорите, наши портнихи - хоть куда!

   На всякую угодят.

   - Вот так мне про них и говорили. Я и везу шелка и сукна свои, а за фасон заплачу, что полагается.

   - Вы где же в Москве пристанете? У родных или знакомых?

   - Нет, в Москве у меня нет никого. Но мне говорили, что все гостиницы на вокзал рабочих своих посылают, а те зазывают к себе публику.

   - Это точно. К каждому поезду выезжают гостиницы, кто в карете, а кто в моторе. А только экономный человек на их удочку не идет. В самой завалящей гостинице гони за номер рубля два, а то и три, а уезжать станете - так на вас налетят, как вороны: и горничная, и лакей, и коридорный, и посыльный, и швейцар.

   Каждому суй в руку на чай, а там, глядишь, и вскочит тебе номер вдвое.

   - Что поделаешь, - говорю, - не на улице же ночевать.

   - Известное дело, не на улице. А только немало есть в Москве честных людей, что в квартире своей сдают комнату-другую для приезжей публики; оно и не так накладно: за целковый можете получить хорошую комнату с мягкой постелью. Опять же при отъезде "на чай" никому давать не надо. Да вот, хотя бы у моего брата постоянно приезжие бывают. И публике удобно, и ему доход.

   Между прочим, позвольте представиться. Я Иван Иванович Зазнобушкин, - и он, встав, протянул мне руку.

   - Очень, - говорю, - приятно. Я Настасья Петровна Брыкина, владею трактиром в Вышнем Волочке.

   Поглядела я на него, поглядела, и очень уж его личность показалась мне симпатичной, к тому же и фамилия такая чувствительная.

   Подумала да и говорю:

   - Может быть, вы, Иван Иванович, поможете мне у брата устроиться?

   - Отчего же. С превеликим удовольствием: и вам одолжение сделаю, и брату заработать дам. Он человек женатый, смирный и вообще честный человек.

   За такими разговорами стали мы подъезжать к Москве. Гляжу из окна, а дороги во все стороны идут, и на каждой по поезду, то по товарному, то по пассажирскому. А наш поезд - хоть бы что, так и задувает.

   - Ой, - говорю, - боязно-то как. Долго ли до греха. Соскочит наш поезд со своего направления, да как шарахнет в посторонние, и поминай как звали, косточек не соберешь!

   - Да, - отвечает, - действительно такие кораблекрушения часто приключаются, и даже в газетах об этом постоянно пишут.

   - Ой, какие ужасти вы говорите, - а у самой эдак вроде как голова закружилась, и я прислонилась даже к его объятиям. Иван Иванович оказался мужчиной честным, не воспользовался моим умопомрачением и даже не ущипнул меня, и вообще не позволил себе ничего такого-эдакого, а вежливо спросил:

   - Может быть, попрыскать на вас свежей водицей?

   - Мерси, - отвечаю, - не надобно, уже прошло, и я прихожу в собственную температуру.

   Но вот, наконец, поезд стал замедлять ход, и мы выехали не то в какую-то залу, не то в стеклянный сарай.

   - Вот мы и приехали, - сказал Иван Иванович. - Вылазьте, а я ваш чемоданчик понесу.

   - Не трудитесь, я и сама справлюсь.

   Вышли мы с Иваном Ивановичем из вокзала, и я так и ахнула: огромадная площадь, народ так и идет, извозчики кричат, трамваи звенят, автомобили гудят. Я ажио растерялась. А Иван Иванович тащит меня с чемоданом в сторону. Здесь, говорит, извозчики дороги, пойдемте, там подальше за полцены найдем. Пошли, гляжу, а Ивана Ивановича будто и нет, в толпе затерялся. Смотрю по сторонам туда-сюда и вдруг вижу, он стоит и с каким-то босяком разговаривает, оглянулся и помахал мне рукой. Подхожу.

   - Ну, - говорит, - Анастасья Петровна, родились вы, можно сказать, в сорочке. Чуть приехали, а Москва-матушка вам сурприз подносит, эдакий редкий случай. Досадно, что у меня с собой денег таких нет. Вот посмотрите, этот человек золотые часы с цепью продает за четвертную, деньги, говорит, до зарезу нужны.

   Я взглянула: действительно, здоровенные мужские часы с тяжелой цепью, на худой конец - целковых двести стоят. У покойного мужа за полторы сотни много жиже были.

   - Да вы, барынька, очень-то не разглядывайте, - заволновался босяк, а то как бы фараон не заметил.

   - Это у нас так в Москве городовых называют, - пояснил Иван Иванович. - Не скрою от вас, господин начальник, сообразила я, что вещь, наверное, краденая, да жадность обуяла. Вынула я из кошелька 25 целковых и, уплатив сполна, спрятала часы в ридикюль.

   - С покупочкой вас, - поздравил меня Иван Иванович.

   - Да, - говорю, - вещь недурную купила.

   Тут сели мы с ним на извозчика, и Иван Иванович приказал ему ехать прямо. Переехали мы несколько улиц, сворачивали направо, налево и, наконец, подкатили к хорошему большому дому.

   Заплатили мы с Иваном Ивановичем извозчику по двугривенному и вошли в подъезд. В дверях стоял швейцар в пальто с эдакими золотыми пуговицами и в золотой фуражке. Поднялись мы на третий этаж. Иван Иванович позвонил в дверь направо. С открывшей нам женщиной он приветливо поздоровался: "Здравствуйте, невестушка.

   А я вам тут пассажирку с вокзала привез. Если комната свободна, то вот договаривайтесь. А братец дома ли?"

   - Нет, Коли нету. Но я и без него управлюсь. Пожалуйте осмотреть комнату, - сказала она мне ласково и открыла тут же левую дверь, выходящую в прихожую. Комната мне очень понравилась, и я наняла ее за рубль в сутки.

   Оставшись одна, я вынула из чемодана запасенную провизию и собиралась было закусить, как раскрылась дверь и снова вошла моя хозяйка:

   - Позвольте двугривенный и документик для прописки. У нас в Москве на этот счет строго, а с полицией мы живем всегда в миру и ладу.

   - Что ж, - отвечаю, - это правильно. А документ мой в исправности. Извольте получить.

   Она собралась уходить, но я задержала ее.

   - Скажите, пожалуйста, где бы мне отыскать в Москве хорошую, стоящую портниху? Не знаете ли адресочка?

   - Нет, адресочка точно не знаю, а вы пройдитесь только по Тверской, это наша главная улица, так сразу и сами увидите, что ни окно, то портниха, и на разные цены, от самых завалящих до поставщиц высочайшего двора.

   - А это что будет, а и в толк не возьму?

   - А то, что эти поставщицы самих государынь и царских дочек обшивают.

   - Да ну, неужто? - а у самой в голове эдакие фантазии проносятся: спросят меня вышневолоцкие знакомые: кто это вам, Анастасия Петровна, это поплиновое платье смастерил? А я отвечу: та самая портниха, что шьет и царице, мы с нею вместях у одной заказываем.

   Закусила я и, не теряя времени, захотела приняться за дела.

   Съезжу к Иверской, разыщу портниху, да, кстати, и продам часы.

   Позвала я хозяйку да и спрашиваю:

   - Как ваш адрес будет, а то заверчусь по городу и домой не вернуся...

   А она и говорит:

   - Это действительно может случиться, уже вы запомните хорошенько. А то еще лучше - я напишу вам на бумажке, а вы припрячьте записку понадежнее.

   И тут же на клочке бумаги написала адрес. Вот он: Никитская, дом 5, кв. 6. Иван Иванович захотел проводить меня. Вышли мы с ним на улицу, и, помню, в воротах на фонаре я приметила цифру 5. Иван Иванович как-то поспешно свернул за угол, другой, перешли мы какую-то площадку, тут он распрощался, и я пошла.

   Расспросила дорогу, добралась до Тверской. Иду, а самой так жутко, того и гляди оглоблей в лоб ткнут. Смотрю по сторонам, ищу вывесок портнихи, а ничего подходящего не попадается. Прочла я на одной: "Поставщик Высочайшего Двора", а в окне, между прочим, товар не подходящий: колбасы да фрукты разные. Наконец попалось мне большое стекло, а за ним все женские куклы по пояс выставлены, эдакие красивые, разрумяненные и все в разноцветных блузках. Вот оно, думаю, - высочайшего двора портниха. Вхожу, спрашиваю, что, мол, возьмете за работу поплинового платья, матерьял мой. А они скалят зубы и говорят:

   - Платьев мы не шьем, это не по нашей части, а вот ежели завить или причесать, - так в лучшем виде можем, пожалуйте, мадам.

   Выскочила я из магазина, ажио в краску бросило. Нет, думаю, надо будет толком адрес расспросить, не иначе.

   Собралась я домой, да думаю, вот только часы продам, тут ошибки не выйдет, подходящих магазинов - сколько хочешь. Захожу, спрашиваю:

   - Не купите ли, дескать, у меня золотые часы мужские с цепочкой.

   - Покажите, - говорят.

   Повертели мои часы да и отдают назад:

   - Нам такого товару не надобно.

   - Почему, - говорю, - а если по сходной цене?

   А приказчик эдак ядовито улыбнулся и спрашивает:

   - Сколько же вы хотите за них?

   - Да за сто пятьдесят отдам.

   - Нет, - говорит, - красная цена вашим часам пять целковых.

   - Как? - вскричала я. - Пять целковых за золотые часы?

   - Да они у вас кастрюльного золота, т. е. медные-с.

   Как я вышла на улицу - не помню, испугалась, но не поверила: не может этого быть. Зашла к другому часовщику, а тот за них трешку мне дает.

   Тьфу ты пропасть, думаю. Ну я, конечно, женского полу, провинциалка: ну а Иван-то Иванович чего же глядел?... Ну, подожди же, думаю, задам я тебе. Вытащила я из кошелька записку с адресом, прочла и наняла извозчика на Никитскую. Еду, а сама от нетерпения и злости так и ерзаю, так и ерзаю на пролетке. Подкатили мы к дому, пробежала я в подъезд опять мимо швейцара с золотыми пуговицами, поднялась на третий этаж - та же дверь направо, полуоткрыта. Взглянула: над дверью номер шестой. Вхожу, а мне навстречу горничная. Спрашиваю сердито: "Что, ваш Иван Иванович будет ли дома?" - "Дома, пожалуйте", - отвечает и открывает мне дверь направо.

   Вхожу и вижу: в глубине комнаты за столом сидит человек и на меня смотрит. Евонный брат, подумала я.

   - Позовите ко мне Ивана Ивановича, - говорю.

   А он отвечает:

   - Я и есть Иван Иванович.

   - То есть в каких смыслах? - спрашиваю.

   - А очень, - говорит, - просто: отца моего звали Иваном и меня тем же именем крестили.

   - Странно, - говорю.

   А он:

   - Садитесь, пожалуйста, сударыня. Скажите, вы часто страдаете головными болями?

   - Вы мне, пожалуйста, тут зубы не заговаривайте, а подайте-ка лучше мне мой чемодан, что привезла я сегодня утром к вам с вокзала, да позовите скорее Ивана Ивановича.

   Он ласково посмотрел на меня и успокоительно заметил:

   - Хорошо, хорошо, голубушка, и чемодан ваш сейчас принесу, и Ивана Ивановича позову. Успокойтесь, не волнуйтесь. - А затем, передохнув, еще ласковее сказал: - Разденьтесь, пожалуйста.

   - Это что же такое? - вскочила я. - Какое такое право имеете вы эдакие бесстыжие слова произносить? Впрочем, я вижу, все тут одна шайка мошенников и не о чем мне с вами разговаривать.

   С этими словами я вышла из его комнаты и в прихожей, чуть не сбив с ног горничную, кинулась в левую дверь, в свою комнату к чемодану. Что за притча, а комната-то и не моя. Круглый стол с пустыми бутылками и какой-то полуголый мужчина в кровати.

   Я так и остолбенела, а он усмехнулся пьяной улыбкой и проговорил:

   - Экую красавицу мне шлет судьба.

   Я бегом из комнаты, скатилась по лестнице да прямо к швейцару:

   - Кто у вас, мол, проживает в шестом номере?

   - Как кто, - отвечает, - да доктор по нервным болезням, Иван Иванович Белов.

   - Не может этого быть, - говорю, - это квартира Зазнобушкина.

   - Какого, - говорит, - Зазнобушкина, у нас такого и в доме не имеется!

   - Да, может быть, вы, милый человек, запамятовали?

   - Чего там запамятовать, слава те Господи, двенадцатый год при доме живу и не то что по фамилиям, а и по именам каждую квартиру знаю.

   Я поглядела в записку и говорю:

   - Да это Никитская?

   - Никитская, - отвечает.

   - Дом номер пятый?

   - Пятый.

   - Так вот, нате, читайте сами.

   - Действительно, - говорит, - адрес наш. А только в шестом номере живет доктор Белов. Тут у вас какая-нибудь промашка вышла.

   Вышла я на улицу, так и плачу.

   И на себя-то мне досадно, и добра своего жалко. Конечно, на мне 300 р. припрятано на шее да в кошечке больше двадцати осталось. Перееду в гостиницу, да там и заявлю в полицию. Хоть тошно мне было, а начала помаленьку успокаиваться. Как вдруг вспомнила: а паспорт у меня будто для прописки мошенники отобрали.

   В гостиницу ж без документа не пустят. Тут я взвыла белугой. Села на бульваре на скамейку и ревмя реву. Подошел какой-то старичок, подсел и спрашивает:

   - О чем вы, голубушка, надрываетесь?

   - Как же, - говорю, - не надрываться, когда я в эдакий, можно сказать, переплет попала?

   - А что такое?

   Я коротко рассказала ему. Старичок покачал головой да и молвил:

   - Да это, можно сказать, не поездка, а светопреставление.

   - Что же, господин, вы посоветуете мне?

   - Да что тут советовать, - поезжайте вы на угол Большого и Малого Гнездиковского переулка в сыскную полицию, обратитесь к начальнику, расскажите ему во всех подробностях дело, может, и будет толк.

   Поблагодарила я его и пошла, а он еще крикнул мне вдогонку: "Гнездиковский переулок. Помните слово "Гнездо".

   Села я на извозчика и поехала. Еду, а сама думаю:

   - Может, и этот набрехал. Вон ведь в Москве народ-то какой.

   Еду в полицию, а того и гляди привезут к архиерею или в родильный приют. Вот, господин начальник, все рассказала по совести.

   Помогите моему горю, не оставьте без внимания, - и, встав, она поклонилась мне в пояс.

   - Вот что, - сказал я ей, - зайдите в мою канцелярию, оставьте точную опись украденного имущества и ваш вышневолоцкий адрес. Если хотите оставаться в Москве, то я могу выдать вам временное свидетельство на жительство. Конечно, вас кругом обмошенничали, но радуйтесь тому, что часы оказались медными.

   - Какая же мне от этого радость, господин начальник?

   - А та, что будь они золотыми, и вы могли бы угодить в тюрьму за скупку заведомо краденого.

   - Господи Ты Боже мой, мать честная. С часами надули, лишили имущества, паспорт украли и меня же в тюрьму. Нет, ваше превосходительство, не нужно мне вашего свидетельства, уже я лучше по добру по здорову махну на вокзал, да айда в Волочек.

   Ну уж и Москва, ну уж и столица. Сто лет буду жить - не забуду. Если будет вашей милости угодно, то прикажите вашим людям меня известить в Волочек, если разыщется мое добро.

   Я обещал, и она, раскланявшись, вышла.

   Так как трюк с часами не являлся случайным эпизодом и за последнее время до чинов полиции не раз доходили частные слухи об аналогичных проделках, то я решил усилить наблюдение перед всеми вокзалами, обычным местом такой своеобразной коммерции.

   Особое внимание я приказал обратить на Николаевский вокзал. На следующее же утро с последнего было доставлено три оборванца, застигнутые на месте преступления. Им поочередно предъявлены были часы вышневолоцкой невесты. Первые двое их не признали, третий же, взглянув, довольно неожиданно заявил:

   - Что тут запираться. Осень на дворе, куда мне деваться, на зиму глядя, пора на казенные харчи садиться. Да, господин начальник, действительно я продал эти часы вчерашний день какой то дамочке.

   - Ну, молодец, - поощрил я его, - раз виноват, так и нечего запираться. Начал рассказывать, так и рассказывай до конца.

   Поможешь мне, так я прикажу накормить и напоить тебя, переодену в казенное чистое платье и табачку велю отсыпать. Говори, кто был тот мужчина, что помог тебе вчера сплавить часы приезжей женщине.

   Оборванец помялся немного, подумал и, решительно тряхнув головой, произнес:

   - Да и вправду, чего же жмота щадить. Этот выжига проклятый никогда в беде не поможет. Вот и вчерась утром: дамочку на покупку подвел, а вечером с меня половину потребовал, заграбастал 12 с полтиной, а того не подсчитал, что товар мне самому в пять целковых обошелся. Одно слово - собака.

   - Как же его зовут и где он живет?

   - Зовут его Василий Ефимович Чернов, а проживает он на Мясницкой, дом N 5, кв. 6.

   По этому адресу мною были немедленно отправлены чиновники с агентами, и вскоре же мошенники с чемоданом и паспортом были доставлены в сыскную полицию.

   Суд присяжных, перед которым они вскоре предстали, однако, оправдал жену с братом. Что же касается мнимого Ивана Ивановича, то он был приговорен к году тюрьмы по совокупности преступлений.

   Я исполнил свое обещание и приказал даже выслать чемодан багажной посылкой в Волочек. Вскоре я получил оттуда ответ, написанный в весьма чувствительных выражениях и чуть ли не с приглашением на предстоящую свадьбу.