Как там, в Америке?
Как там, в Америке?
Бруклинский мост и Манхэттен ночью. Нью-Йорк. Фото Joshua Haviv.
Американцы для русских не то чтобы антиподы — а соседи с той стороны. Их страна такая же огромная, в ней есть вечные льды и жгучие пустыни. Так же как Русь, Американские Штаты в основе своей — христианская страна. И что бы там ни было, остаются христианской страной. Хотя это христианство — не православие и порой, особенно в глубине Штатов, приобретает странные причудливые формы. «Доктор богословия», читающий лекции на тему «материальное благополучие — такой же дар Божий» или «сексуальность — один из даров Божиих». Декаданс протестантизма? Неоязычество? Настораживает, пугает и смешит. Непонятно, что больше. Энергичные, предприимчивые люди, разъезжающие по всему свету, проповедующие Бога, зарабатывающие деньги, иногда очень большие деньги… и совершенно уверенные, что Христос их одобрил бы. Но кроме них есть и настоящие подвижники, обращение которых ко Христу совершилось — как в Евангельские времена.
Сведенборгская (Новоиерусалимская) церковь во время грозы. Кембридж, штат Массачусетс, США. Фото И. Силаевой
Почти все американцы, особенно в провинции, ходят по воскресеньям в церковь. Церковь — это то место, куда можно прийти, когда личный врач и известный психотерапевт опустили руки. Есть действительно верующие люди, выросшие в верующих семьях. Есть и такие, для которых церковь — место малопонятного культа, и понятие о ней — почти языческое. Туда идут за силой, здоровьем и благополучием. В Советском Союзе очень немного было сведений о том, как и чем жили христиане в Штатах, а это ведь чрезвычайно интересно. Тем более интересно, что многие обратились в православие. Почему это произошло? Яркие, эмоциональные лекции «докторов богословия», во время которых происходили и «изгнания бесов» и «чудеса», похожие на ярмарочные представления, должны бы производить такое сильное впечатление, после которого сень православного храма покажется ущербной и скучной. Но происходило ровно наоборот. Люди выбирали православие, побыв сначала в евангелическом кружке, затем побывав у католиков — словом, оглядев все возможные в современности христианские церкви.
Для примера возьму опубликованные в «Альфе и Омеге» воспоминания священника Антония Хьюза, американца. Они относятся к семидесятым годам двадцатого века. И чтобы оттенить, приведу воспоминания одной моей знакомой, живущей в Штатах, православной.
Штат Охлакома, городок Тулса. Семидесятые годы двадцатого века. Молодые люди, недавно поступившие в Университет Орала Робертса. Тогда это было новое и очень необычное учебное заведение: там учили вере в Бога. Орал Робертс — один из пионеров харизматического движения. В 17 лет получил полное исцеление от тяжелой формы туберкулеза, что посчитал прямым действием Христа и сразу же обратился. Уверял, что ему было напрямую открыто, что надо делать. Путь создания университета был непростым. Но благодаря воле и энергичности создателей — прежде всего, конечно, самому доктору Оралу Робертсу, университет состоялся. Робертс сумел найти струны, вызвавшие к жизни, как весеннюю траву, христианский дух американца. Ведь именно это — «In God We Trust» — «Мы верны Богу» — позже написанное на долларе, стало девизом первых поселенцев Северного Континента.
Многие в стенах университета обрели веру в Бога, многие, у кого вера едва тлела — утвердились, многие выбрали другие конфессии… А некоторые перешли в Православие. Это было самым удивительным.
Из воспоминаний священника Антония Хьюза: «Конечно, обращения в нашем университете не были чем-то необычным. Здесь люди все время „рождались свыше“. Но — обращение в святое Православие? Не правда ли, это не совсем то, что вы ожидали бы встретить в крупном харизматическом центре? Тем не менее в конце 70-х — начале 80-х небольшое, но все же значимое число студентов открыло для себя святую, соборную и апостольскую Церковь. Они оставили все, чтобы вступить в нее. Одним из них был я. Замкнутые в нашем укромном мирке в городке Тулса (Оклахома), мы, перешедшие в православие, не представляли себе, какой это произведет шум. Когда в конце концов я поступил на годичные курсы в Свято-Владимировскую Семинарию, профессор из Франции встретил меня словами: „О, вы один из этих! Мы в Париже слышали о вас“. Это было по меньшей мере через семь лет после того, как я окончил университет. Излишне упоминать, что наше обращение обернулось неожиданностью для администрации университета и факультета и для студентов. Этого они от нас не ожидали».
Шок? Да, это было шоком. Как будто была пробита шахта по центральному меридиану и харизматы с изумлением обнаружили, что на обратной стороне земли тоже совершается христианское богослужение. Но совершенно другое. Никто ничего вокруг о православии не знал. Для харизматов церковь была — место общего сбора, где в процессе слушания лекции рождалось нечто. Но что? Считалось, что каждое такое собрание посещает Сам Христос.
Храм Покрова Пресвятой Богородицы. Нью-Йорк
Внутреннее убранство православного Свято-Троицкого собора. Чикаго
Вводный курс системного богословия был составлен сжато, однако исчерпывающе. Когда дошло до православия, студенты изумились. Это был совершенно незнакомый мир, принципиально иные, чем в харизматической церкви, отношения со Христом. Православие американцам казалось духовной экзотикой.
Из воспоминаний священника Антония Хьюза: «Начать с того, что и перекрестился он странным образом. Потом последовало несколько обращений к Пресвятой Троице. Повторяющиеся несколько раз „Господи, помилуй“ и „Слава Отцу и Сыну…“ привели нас на более знакомую почву молитвы Господней, но и в ней окончание было странным. Еще необычней был конец молитв с упоминанием кого-то, названного „Богородицей“. Кто это? И вообще, кто этот профессор, как он сюда попал и что нам с ним делать? Когда мы сели, надеясь хоть на какие-нибудь объяснения и молясь об этом, наш неустрашимый профессор пустился в чтение одной из книг, предусмотренных программой. А выбрал он не что иное, как житие блудницы Пелагии из „Житий отцов-пустынников“ Элен Ваддел. Нашу пеструю компанию, состоящую из пятидесятников, консервативных протестантов-фундаменталистов, евангелистов, харизматиков и прибившихся католиков такая широта православной духовности повергла в шок. Некоторые разозлились, в то время как другие, включая меня, были заинтригованы, чтобы не сказать „совершенно сбиты с толку“».
Православие в Америке — экзотика и сейчас. Русские эмигранты, чтобы пустить корни на новой земле, начинают осваивать английский язык, в его американском варианте, перенимают культурный код страны: манеру общения, привычки и прочее. Часто дети эмигрантов знают английский лучше, чем русский — который им уже как бы и не родной. О внуках и говорить не приходится. Единственное, что остается русским — Православие.
Женщина, назову ее Мария, приехала в Америку вслед за мужем, специалистом по компьютерным программам. Материально жизнь оказалась вполне приличной. Разговорный английский Мария, по образованию — лингвист, освоила быстро. Но вот к местным богослужениям поначалу привыкнуть не могла — по причине двуязычия. Казалось, это совсем другое богослужение! Пение, настроение — все другое. Только Крайст — Христос — оставался тем же. Приехав, Мария стремилась побывать в Сан-Франциско. Еще в Москве прочитала труды архиепископа Иоанна (Шаховского), и почувствовала, что многое в христианстве ей стало яснее и ближе. Храм, недалеко от места где жила Мария, был совсем новый. Поначалу не было даже алтарника, и муж Марии, когда позволяло время и по великим праздникам, помогал священнику в службе, а после службы убирал храм. Мария причащалась, молилась, немного сторонясь и принявших крещение американцев, и русских эмигрантов. Удивительно, но с принявшими крещение американцами у нее оказалось больше общего — так она чувствовала и так рассказывала мне. Мария приходила в храм, как окунаются в прорубь, как будто ей хотелось заткнуть глаза и уши, чтобы не видеть ничего непривычного и непонятного. Приходила к Богу, ко Христу. Но службы вскоре стали родными, хотя часть шла на английском. По-русски пели утешительное «Богородице-Дево» и слезное «Господи, помилуй». Душа, с трудом переносящая перемену обстановки, благодаря храму смогла угнездиться, на время, на чужой земле. Дом и друзья Марии по-прежнему в Москве. Хоть раз в году, но обязательно — приехать в Москву, позвонить, поговорить… Посетить любимый храм. Может быть, даже выбраться в Оптину Пустынь.
Американец из штата Охлакома, будущий священник, сквозь время как бы движется навстречу русской женщине. Их встреча — православие. Они, может быть, никогда не увидят друг друга, но рассказывают — об одном и том же. О необычности православия и о действии веры. Они на самом деле молятся в одном храме — православном.
…Храм, в который можно прийти и открыть Богу все самое сокровенное. Не обращая внимания на приходские дрязги и двуязычие, в буквальном смысле. Русский священник, живущий в Нью-Йорке, организовал приют для бомжей. Прихожане, как и полагается, вместе трапезничают после литургии: нау, гоу ту трапеза… И, в целом, какая разница, где ты: в Старом или Новом Свете. Вот храм, там — Распятие, и — Христос.
Не сразу будущий священник, отец Антоний, понял, что именно и как в православном богослужении. Был довольно долгий период испытания. Конечно, это не американец испытывал православие — а Христос вел своего священника, как бы показывая ему разные помещения Своего Дома.
Кафедральный собор Святой Троицы. Сан-Франциско
Из воспоминаний священника Антония Хьюза: «Сидя мальчиком в церкви Южных баптистов города Эрвина, штат Теннесси, я и не представлял, что до нашей церкви было что-нибудь еще. Я не мог даже назвать проповедника, бывшего до пастора Фолкнера, тем более кого-то из святых или отцов Церкви (за исключением Билли Грэма и Лотти Мун). Поворотом стало то, что Церковь, оказывается, исторически восходит к Христу и Апостолам. Некоторые в моей церкви буквально верили, что святой Иоанн Креститель (John the Baptist — англ.) был основателем Конгрегации южных баптистов, а сразу вслед за ним пришел Роджер Вильямс. От древней Палестины до колонии Род-Айленд — ничего себе прыжок! Другим поворотным пунктом стало открытие литургии в древней Церкви. Литургическая традиция притягивала меня еще со школы, но тогда я руководствовался только любовью к эстетике христианства и растущим уважением к ритуалу. Теперь для моего интереса появились иные основания, иной смысл помог ввести мой интерес в новое русло. Оказывается, Новый Завет не был написан внецерковными евангелистами! На самом деле Церковь существовала до Нового Завета, и именно из Церкви исходили Евангелия и Послания. После нашего обращения мы поместили в университетской газете объявление, адресованное нашему местному приходу, которое гласило: „Ищешь Церковь, основанную на Писании? А может быть, тебе нужна Церковь, Которая дала тебе Писание?“ Такой более реалистический (и на деле целостный) взгляд на Библию вкупе с замечательной православной традицией толкования (экзегезой) настолько оживили для нас Библию, что мы и не думали, что такое возможно. Все это, помимо многого другого, способствовало укреплению моего собственного решения обратиться. Я не сомневаюсь, что это повлияло и на других. Во время Великого поста 1979 г. мы узнали о семинаре, который будет проходить в г. Вичита, штат Канзас. Вести его должен был не кто иной, как о. Александр Шмеман. Собрав группу, мы отправились туда. Я и доныне не могу вспомнить ни предмета беседы, ни чего-либо из слов отца Александра. Помню только, что и слова его и служба меня поразили. Но поразило меня и еще нечто. Присутствующие производили впечатление людей, приверженных Церкви и глубоко сведущих в вере, но при этом оставались просто церковным народом, мирянами. Честно говоря, некоторые из нашей группы сомневались в том, что православные христиане, при всей их преданности литургии и традиции, способны хранить верность собственно Христу. Но мы узнали, что православное благочестие трезвенно, рассудительно и не доверяет эмоциям, составляющим важнейшую часть той религиозной практики, от которой мы постепенно отходили. И это совсем не означало, что православная духовность менее личностна. Именно в Вичите я решился на то, что сердце говорило мне с первого моего дня в классе систематического богословия. Я знал, что для того, чтобы остаться честным перед самим собой, я должен буду принять православие. Конечно, было еще всякое. Проведя год в университете, я вступил в Епископальную (Англиканскую) церковь, полагая, что она может стать неплохим местом для того, чтобы выждать время. Однако, чтобы не оставаться лежачим камнем, я посещал три церкви. Сначала шел на англиканскую службу в 9.00 к Святому Андрею, потом мчался к 11.00 на православную Божественную литургию в Церковь преподобного Антония, а воскресными вечерами получал личные духовные наставления у доброго бенедиктинского священника в местном римско католическом приходе. И так — в течение 5 месяцев. Когда мое сознание стало меняться, туман евангелизационного и харизматического движения остался позади. Я знал, что в университете есть и другие люди, которые движутся в том же направлении».
Свято-Троицкий собор. Чикаго
Они примерно ровесники — американец, отец Антоний, принявший православие, и москвичка Мария, волею судеб оказавшаяся в Америке. Пока что они — по разные стороны стекла, бронированного, пуленепробиваемого. Их разделяет отношение к английскому языку: для одного он родной, для другой — необходимость. У них совершенно разный образ мыслей и жизни. Но у них есть то, что сильнее и прочнее пуленепробиваемого стекла. И есть Божественная Литургия. Это слово понятно обоим. В вере и любви к человеку открывается относительность языка и менталитета. Мария последовала за мужем, оставив все самое дорогое, как жены-мироносицы следовали за Христом. Отец Антоний отказался знакомой с детства традиции, вступил на совершенно новую землю — и это оттого, что ему открылась Любовь Христова. Человек не имеет рода и племени. Об этом страшно и подумать, это — «вне нашего разумения». Новый человек. Не выведенный искусственно, путем изменения социальный структур и законов. А рожденный свыше — через опыт веры… и страданий. Но и через опыт любви. Христовой Любви.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.