Глава Третья Первые шаги

Глава Третья

Первые шаги

Итак, получив свидетельства об окончании курсов, мы разъехались по своим районам, свято веря, что прекрасно обучены и готовы к работе. Мы ошибались.

На каждого из нас Pfizer потратила к тому времени уже около 100 тысяч долларов: подбор, обучение и т. д. Однако нас пока не собирались отпускать в свободное плавание: предстояла еще некоторая практическая тренировка. В течение нескольких дней районный торговый представитель должен был проводить индивидуальные беседы с каждым торговым агентом: объяснять ему существующие правила и давать дополнительные указания, самые важные из которых касались упаковки вещей в багажнике. Однако, чтобы следовать этим предписаниям, нужно было сначала раздобыть машину.

Подавляющее большинство фармацевтических компаний брало автомобили напрокат по эксклюзивному соглашению с американскими автопроизводителями. Обычно использовались седаны, а наиболее распространенной моделью в среде торговых агентов был «Форд Таурус». Но руководство заверило нас, что мы не обычные коммивояжеры, а значит, и машины нам полагаются не обычные. Всех нас, сотрудников новенького первоклассного педиатрического подразделения, уведомили, что мы можем получить любую машину, какую пожелаем. Если только это будет белая «Шевроле-Лумина».[18] У бабушки моей девушки Кэти, кстати, тоже была «Лумина».

Я и не догадывался, какую значительную роль будет играть служебный автомобиль в моей жизни. По сути дела, это был настоящий офис на колесах. Торговым агентам Pfizer не нужно было каждый день приходить в контору и отчитываться перед начальством о проделанной работе. Нам позволялось работать дома. Жилище представителя должно быть достаточно просторным для размещения столов, шкафов для хранения документов, факса и принтера. Все остальное — научные статьи, таблицы дозировок, ручки, блокноты, рекламные подарки и, самое главное, образцы лекарств — находилось в служебном автомобиле.

По прибытии в Индиану я обнаружил, что на новой квартире меня уже дожидаются тридцать две картонных коробки. В каждой без труда поместился бы дошкольник. Тут были груды образцов и справочных рекламных материалов, которые давали вполне приличное представление о том, что такое кампании по продвижению торговых марок, — на этом тогда помешались все фармацевтические фирмы. Предприятия нашей отрасли крайне серьезно подходили к распространению разного рода побрякушек с фирменной символикой. Это походило на гонку вооружений: как в период холодной войны Соединенные Штаты и Советский Союз старались переплюнуть друг друга по запасу военной техники, так и фармацевтические компании старались догнать и перегнать своих конкурентов. Велся нескончаемый спор о том, какая фирма сумеет придумать самые яркие рекламные сувениры и у кого их будет больше. Для каждого лекарства придумывались цветовая гамма и особый шрифт. Фирменные логотипы печатались на самых разных предметах, от действительно полезных (ручки, блокноты) до совершенно нелепых (междугородные телефонные карты). Считалось, что в трудный момент, когда врач не уверен, какой препарат выбрать, ему на глаза попадется ручка с названием нашего лекарства, и он воскликнет: «Ну конечно! Препарат X отлично подходит для лечения генитальных бородавок!» — и выпишет рецепт на препарат X. Намекая на эту мнимую зависимость, торговые агенты преподносили врачам ручки с фирменной символикой и плоско шутили: «И не забывайте, доктор Джонс, что этой ручкой можно выписывать рецепты только на цитромакс».

Однажды, выпивая после работы с одним акушером-гинекологом, я спросил его, а правда ли, что врачи обращают внимание на то, у какой компании красивее ручки. Блаженная улыбка, все это время не сходившая с его лица (мы зашли в бар в тот час, когда пиво продавалось со скидкой), мгновенно сменилась грозной гримасой: «Вы что же, считаете, мне больше не о чем думать, кроме как о подобной ерунде?» Но специалисты по маркетингу, которых нанимали фармацевтические компании, явно придерживались другого мнения, потому что всей этой рекламной чепухи мы получали с каждым днем все больше. Рынок препаратов для лечения детских болезней особенно выделялся в этом смысле: продвижение торговой марки требовало более серьезных усилий, так как компании старались создать олицетворяющие ее талисманы, которые бы понравились детям.

Например, кампания по продвижению одного из наших антибиотиков строилась на игре слов: специалисты по рекламе использовали его обычное непатентованное название «ацитромицин» и торговое фирменное наименование «Цитромакс». Поскольку Azithromycin начинается на первую букву алфавита, a Zithromax — на последнюю, маркетологи вспомнили типичные детские обозначения этих букв — яблоко (Лрр1е) и зебра (Zebra). Так символом цитромакса стала фиолетовая полосатая зебра (лекарство традиционно продавалось в фиолетовой упаковке) по кличке Макс (сокращение от «Цитромакс»). Поэтому всех торговых агентов снабдили сотнями безделушек с изображением зебры и надписью «Цитромакс». Ненамного меньше мы получили и сувениров с рекламой других препаратов.

Итак, когда я приехал на место, меня уже дожидались тридцать две коробки. Это научило меня важному правилу работы в Pfizer: каждый день будь готов к тому, что Federal Express доставит тебе очередную порцию бандеролей. На самом деле это был какой-то нескончаемый поток посылок. Кстати, именно поэтому одна из моих коллег по району в итоге вышла замуж за своего соседа, который уже давно положил на нее глаз. Этому человеку удалось уговорить курьера из Federal Express позволить ему самому расписываться в получении бандеролей: он хотел лично доставлять их соседке. У этого ходока (я имею в виду настырного кавалера) появлялся, таким образом, благовидный предлог, чтобы каждый вечер стучаться в квартиру предмета своей страсти. (Позднее она узнала всю подноготную, но не стала переживать, ведь ее повысили еще раньше меня.) Поговаривали, что Pfizer — крупнейший клиент Federal Express после L. L. Bean.[19] И в это легко было поверить.

Труднее было смириться с мыслью, что Брюс не верит в мою способность правильно сложить вещи в багажник. Я недоумевал: «Какой дурак не умеет упаковывать багажник?»

Обычно механики кладут в свой чемоданчик самые нужные инструменты, чтобы они были на виду. Так и нас, торговых агентов фармацевтической компании, учили складывать вещи в багажнике: образцы и материалы, которые нужны постоянно, полагалось положить спереди, а редко используемые вещи — засунуть назад. Но когда я первый раз упаковал свой багажник, все лежало в прямо противоположном порядке. Я размещал вещи по убыванию стоимости: громоздкие дыхательные аппараты из пластмассы сложил сверху, а дешевые ручки и клейкие бумажки-памятки оказались погребенными на дне.

Стоя с Брюсом на парковке у детской поликлиники, я, раскрыв рот, наблюдал, как он выгружает содержимое моего багажника и бросает все прямо на землю рядом с моей машиной. Одна за другой на свет божий были извлечены целые коробки ручек, блокнотов, магнитов, наклеек. Тут были и одноразовые носовые платки (как-то раз, увидев у меня дома такие платочки, мой приятель запал на симпатичную модель из рекламы дифлюкана на их упаковке, однако, узнав, что это таблетки для лечения молочницы, потерял к красавице всякий интерес), и ярлычки для стетоскопов с изображением зебры, и забавные фигурки зебр, и кофейные кружки (помнится, одну такую я подарил маме, и она ей очень нравилась), и дозаторы антибактериального мыла, и депрессоры для языка с ароматом вишни. Все это было разбросано на асфальте и напоминало сцену автокатастрофы. (В конце 90-х некоторые из этих вещичек получили вторую жизнь на голубом экране. Компании Pfizer было бесплатно предоставлено эксклюзивное право рекламировать свою продукцию в суперпопулярном телесериале «Скорая помощь». Живший в районе Голливуда врач — консультант фильма — дружил с одним из наших торговых представителей. Последний снабжал доктора разнообразными рекламными прибамбасами, которые затем умело захватывались камерой в сценах фильма. Такая уникальная возможность была только у Pfizer. В одном эпизоде доктор Марк Грин даже упомянул незапатентованное название нашего цитромакса «ацитромицин».) Брюс ни в какую не соглашался брать меня в дело, пока я не научусь правильно комплектовать багажник. Я смотрел, как мимо нас на прием к педиатрам идут матери со своими больными детьми, и, сгорая от стыда, жалел, что не могу сам спрятаться в багажник.

Моя главная оплошность, по словам Брюса, состояла в следующем: я не положил в багажник большой фирменный знак Pfizer. Не хочу сказать, что я не заметил эту тонкую голубую резиновую пластинку длиной примерно полтора метра и шириной 90 сантиметров. Просто я посчитал, что это уж слишком — класть поверх образцов и рекламных материалов такую огромную эмблему, которая бы всякий раз, когда я открывал багажник, кричала всему миру: «PFIZER!» Однако, как выяснилось, идея тут была не в прославлении любимой фирмы.

Действительно, с одной стороны эмблемы было крупно выведено: PFIZER. Но с другой стороны было написано: SOS! В таком виде ее следовало вывешивать сзади в случае аварийной ситуации. Но на этом полезные свойства фирменной таблички не заканчивались. Оказалось, что ее можно было использовать и в качестве своеобразного коврика, а именно стелить на днище багажника (а сверху уже класть образцы и прочее). При этом одна из сторон коврика выпускалась сантиметров на 60, чтобы при необходимости ее можно было перегнуть через край: это защищало одежду торгового агента от влаги и грязи, когда он прикасался к бамперу. Такое приспособление позволяло неплохо экономить на химчистке.

Брюс объяснил мне, что авторучки и клейкие бумажки-памятки, которые я по неопытности своей запрятал в самый дальний угол багажника, являются своеобразными денежными знаками. С их помощью я могу купить себе доступ в кабинет врача, пройдя через все нижние инстанции. Ручки, как самые настоящие деньги, были разного «номинала». Дешевые, недолговечные пишущие средства играли роль однодолларовых банкнот: их следовало раздавать направо и налево всем работникам медицинского учреждения, какие мне только встретятся. Прочные красочные ручки считались у нас двадцатками. Их надлежало преподносить излишне подозрительным вахтерам и несговорчивым медсестрам — аналогично тому, как мы даем чаевые метрдотелю, желая попасть в переполненный ресторан.

(На ура также расходились клейкие бумажки-памятки и блокноты для черновиков — их просто отрывали с руками, ведь медики используют такое количество бумаги, что уму непостижимо.) «Ты будешь раздавать их во время каждого визита, поэтому они должны лежать так, чтобы тебе было удобно их достать в любой момент». Ручки поставили вертикально, чтобы они занимали меньше места, и рассортировали в соответствии с написанными на них названиями лекарств. Все остальные сувениры также уложили крайне аккуратно, чтобы я их не перепутал. «Золофт здесь, дифлюкан там».

В глубь багажника отступили лекарственные образцы, причем самые востребованные из них мы положили ближе. Цитромакс выпускался в трех формах: микстура для приема внутрь (для детей с ушными инфекциями), капсулы (для взрослых с бронхитом) и-1 грамм порошка (для однократного приема при хламидиозе). Не подумав, я положил микстуру вдаль, а капсулы и порошок поближе. Брюс указал мне на нелогичность подобного решения: ведь большинство моих клиентов — педиатры, лечащие детишек, которые, скорее всего, не умеют еще глотать таблетки (в отличие от неразборчивых в связях взрослых, не использующих презервативы). Научные статьи о наших препаратах и о недостатках продукции конкурирующих фирм мы разложили по папкам и поместили в пластмассовый ящик из-под молока, который поставили в центр багажника. Остальные вещи я обычно оставлял в тех коробках, в каких они мне приходили. Лишь крышку я, как правило, отрезал, чтобы было удобнее добираться до содержимого.

Через сорок пять минут мой рот снова раскрылся от удивления. Я был поражен, сколько вещей Брюсу удалось вместить в мой багажник — гораздо больше, чем влезало у меня (часть коробок я оставил на заднем сиденье). Громоздкие дыхательные аппараты из пластмассы теперь были почти не видны.

К счастью, я оказался не единственным новичком, у которого были проблемы с упаковкой. Некоторые из коллег поделились со мной по голосовой почте похожими историями. По прошествии нескольких недель я вынужден был нехотя признать, что нас научили весьма логичной системе размещения предметов в багажнике автомобиля. Как заметил Брюс, когда неправильно пакуешь багажник, ты сам себя обрекаешь на бессмысленные потери времени в поисках нужной вещи, а в это время другой, более расторопный торговый представитель из конкурирующей фирмы может тебя опередить и раньше проникнуть в кабинет врача.

Но этим мое перевоспитание не ограничилось. Разделавшись с багажником, Брюс перешел к блестящему черному чемодану — нескладной громадине, от которой я пытался избавиться с того самого момента, как ее доставили мне на квартиру. «Эй, парень, теперь нужно упаковать сумку». Вскоре я понял, что рабочая сумка торгового агента — это служебный автомобиль в миниатюре. В ней было все: от научных статей до ручек, блокнотов, образцов, а главное — рекламная книжечка с агитками для каждого препарата. Иногда такие книжечки насчитывали свыше ста страниц! Мне доводилось наблюдать, как врачи давали деру от своих любимых торговых агентов, едва завидев «ужасную книгу». Когда Брюс закончил паковать мой портфель (так же дотошно, как и в случае с багажником), я осторожно приподнял его, чтобы попробовать вес. Пройдясь для тренировки по парковке, я немедленно почувствовал: просто невозможно сохранять невозмутимый вид, когда это у тебя в руке.

Итак, Брюс помог мне (а потом и еще семи торговым агентам из нашего района) разделаться с важными бытовыми мелочами. Однако и к этому времени я еще не был готов демонстрировать свои таланты ничего не подозревающим педиатрам и акушерам-гинекологам северной Индианы. Прежде чем отпустить меня на вольные хлеба, Pfizer должна была в последний раз убедиться, что самостоятельное плавание мне по плечу.

Поскольку Брюс занимался разгрузкой и загрузкой багажников своих подопечных в Индиане, Мичигане и Огайо, в дело вступил его помощник, старший торговый представитель, который провел с некоторыми из нас двухдневное установочное занятие. Я не мог и мечтать о таком преподавателе, как Джек — язвительный двадцативосьмилетний парень, работавший в Pfizer уже четыре года. У нас было одинаковое чувство юмора, и нам обоим не терпелось выпить пива после работы. Бывший игрок университетской сборной по хоккею (с тех пор он немного облысел и прибавил в весе), он всем своим видом показывал: «Я все еще способен прижать тебя к стене и как следует отдубасить». Джек отлично знал, какие вещи годятся для нашей работы, а какие — нет (годились билеты на хоккейный матч с участием Detroit Red Wings, не годились депрессоры для языка, причем вишневая отдушка не играла никакой роли), и не терпел, когда кто-то пытался его переучивать.

Когда я описал ему, как Брюс учил меня азам науки паковать багажник, Джек добродушно засмеялся. «Не волнуйся, — успокоил он меня, — поначалу это ни у кого не получается. Но раз уж тебе придется много времени проводить, склонившись над этим гребаным багажником в дождь и снег, то лучше постараться, чтобы это было максимально удобно». Я слушал его очень внимательно.

В течение этих двух дней он анализировал мои профессиональные навыки: (а) насколько убедительно я забалтываю секретарей в приемной, (б) умею ли я показать товар лицом и правильно подать себя при общении с медсестрами и (в) как мне удается краткое, незапланированное общение с врачами. По первым двум пунктам у меня получалось неплохо, а вот последний оставлял желать лучшего. Получив доступ к земле обетованной (канцелярии лечебного заведения), я сразу находил общий язык с медсестрой, которая затем просила доктора уделить мне пару минут. Ура! Похоже, эта работа еще проще, чем я думал! Мы с Джеком понимающе подмигивали друг другу. Ни один из нас не догадывался, что в моем мозгу вот-вот прорвет какую-то запруду и наружу хлынут все приобретенные за полтора месяца знания.

Чтобы не отпугнуть первого же врача, который оказался настолько любезен, что согласился со мной поговорить, я должен был просто представиться, дать краткое описание цитромакса и спросить, есть ли у доктора какие-то вопросы. Если вопросы были, можно было уже вдаваться в детали, как меня, собственно, и учили на тренингах. Такова была установка. Иначе все оказалось на практике. Сказать, что я опрокинул на голову бедного, ничего не подозревающего педиатра поток информации, — значит, не сказать ничего. Должно быть, он с тех пор ни разу больше не общался ни с одним торговым агентом. Работники Pfizer называют это «мозговой разгрузкой». Сейчас, когда я вспоминаю тот случай, то представляю себе гигантскую дорожную пробку. Би-би… би-би… би-би.

— Здравствуйте, доктор, меня зовут Джейми Рейди. Недавно я ушел из армии, где был офицером службы по работе с кадрами, а теперь работаю в новом подразделении педиатрической продукции компании Pfizer. Я хочу предложить вам образцы цитромакса — первого в мире антибиотика, который избавляет от ушных инфекций всего за один прием в течение пяти дней. Цитромакс действует очень эффективно и не уступает аугментину. Это подтверждается исследованием, в котором приняли участие свыше шестисот тридцати пациентов. Кроме того, наш препарат на тридцать три процента реже вызывает у больных диарею, так что вы сможете спокойнее спать по ночам, и вам на тридцать три процента реже будут звонить во время ночного дежурства недовольные матери. А благодаря вишневому вкусу цитромакс особенно приятно принимать. Я знаю, как это важно, чтобы матерям не приходилось уговаривать ребенка проглотить лекарство, ведь если он его не примет, то, наверное, оно не окажет нужного действия. Я прав, ведь я прав?

У меня было достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать ответ на свой последний вопрос, пока медсестра, еще несколько минут назад такая милая, выводила нас с Джеком из медицинского центра. На парковке Джек провел со мной небольшую разъяснительную беседу:

— Эй, чувак! Расслабься, твою мать!

Мой первый опыт оказался парадоксальным (потому что редко когда мне впоследствии удавалось нагрузить врача таким количеством информации) и одновременно пророческим (потому что мое поведение после этого визита выявило присущее мне желание обмануть систему).

Я проскользнул в свою «Лумину» и достал ноутбук, чтобы записать свои впечатления от состоявшейся деловой беседы: нужно было кратко охарактеризовать, какую информацию я предоставил врачу и что нового узнал сам. Перед следующим визитом к этому клиенту полагалось просмотреть записи и использовать их в своих интересах. Например: «Доктор, в прошлый раз, когда мы с вами беседовали, вы заинтересовались возможностями применения цитромакса для лечения бронхита у ваших пациентов…» Ясно, что после столь звездного дебюта я мог сказать врачу только одно: «Доктор, во время нашей последней встречи я, фигурально выражаясь, заблевал ваши ботинки». Пока компьютер загружался, я повернулся к Джеку, сидевшему на заднем сиденье, и спросил:

— Это считается за четыре визита или только за один?

Он посмотрел на меня, склонив голову набок и сильно сдвинув брови.

Со сколькими врачами ты беседовал? — уточнил он.

С одним, — ответил я.

— Ну, тогда, наверное, на твоем счету только один визит. Похоже, в универе твоей специальностью была не математика, или я ошибаюсь?

Я помотал головой.

— Нет, просто там были три помощника, и я подумал, что раз уж мне удалось проникнуть в кабинет, то это считается за четыре визита.

Джек долго и пристально смотрел мне в глаза. Потом его лицо расплылось в самодовольной улыбке. Медленно качая головой, он затрясся от смеха.

— Сегодня у тебя была только одна деловая встреча с клиентом, но через несколько месяцев, когда ты перестанешь путаться и исколесишь всю Индиану вдоль и поперек, тебя уже будут знать, и вот тогда это будет считаться за четыре визита.

Я оторвался от компьютера и посмотрел на Джека. Я заметил веселые чертики у него в глазах.

У тебя все получится, Рейди. Да-да, все будет просто отлично.

В тот вечер мы неслабо накачались пивом в гостиничном номере, но перед этим Джек научил меня, как охлаждать теплое пиво всего за две минуты: нужно было наполнить раковину льдом, а потом катать банку по ледяным кубикам.

На следующий день, уходя, он посоветовал мне не рассказывать боссу о том, как один визит к клиенту может однажды волшебным образом превратиться в четыре. Жаль было расставаться с Джеком. Что это был за наставник!

Брюс вернулся в Саут-Бенд, и мне предстояло провести под его контролем свой первый полноценный рабочий день. Что характерно, для него это тоже было впервые: никогда прежде он не выступал в качестве руководителя производственной практики торгового агента. В связи с этим меня разбирало тревожное любопытство: какой стиль управления подчиненными ему ближе? Брюс был новоиспеченным менеджером, а, должен сказать, эта роль была мне хорошо известна. Всего три года назад, во время службы в армии я на собственной шкуре испытал, что значит быть неопытным руководителем. Я прекрасно понимал, какую кучу ошибок может наделать человек, только заступивший на ответственный пост. Но лейтенанту в армии еще везет: ведь у него под рукой всегда есть верные сержанты — бывалые вояки. Они предупреждают об опасностях и не дают попасть впросак. Моей правой рукой был сержант первого класса Хосе Сантьяго. У него за плечами к тому моменту было уже восемнадцать лет службы. Торговые агенты Pfizer, получившие повышение до районных менеджеров, оказывались в куда худшей ситуации, чем армейские офицеры. Да, они проходили серьезное многонедельное обучение в «университете компании Pfizer», но это было не совсем то. Выходя в большую жизнь, они понимали, что опереться им не на кого и надо полагаться только на собственные силы.

Так что я, разумеется, волновался, как поведет себя Брюс в отсутствие твердой руки, которая могла бы направить его на путь истинный. Я даже стал побаиваться нежелательных изменений в моей карьере. Мои страхи подогревались ужасающими историями, рассказанными мне подопечными других менеджеров. Один менеджер из города Цинциннати, например, требовал от своих торговых агентов заполнять ведомости рабочего времени, разбитые по пятнадцатиминутным интервалам. В итоге получалось примерно следующее: «8:00 — добирался до клиники доктора Джонсона. 8:15 — прибыл на место. 8:45 — выехал в сторону доктора Смита». Другой менеджер (из Канзас-Сити) запрещал своим торговым агентам заправлять служебную машину с половины восьмого утра до пяти вечера: он говорил, что это пустая трата рабочего времени, которое нужно использовать по прямому назначению — ходить по клиентам. Когда Брюс подъехал к парковке, я нервничал не на шутку.

Но он быстро развеял мои тревоги. Проезжая по двухрядке на окраине Элкхарта, штат Индиана, мы попали в пробку. Брюс заерзал на сиденье. Через минуту он опустил окно и высунулся наружу, желая понять, почему весь транспорт встал. Нетерпеливо барабаня пальцами по приборной доске, он велел мне переместиться на обочину и объехать пробку. Я посмотрел в ту сторону и заметил несколько приличных выбоин.

— Но это невозможно, рытвины повредят машину.

Перестав отбивать ритм, Брюс вперился в меня взглядом.

— Джейми, — начал он в заметном раздражении, — ты знаешь, в чем разница между служебным автомобилем и обычным внедорожником?

Я пожал плечами.

— Служебный автомобиль может проехать всюду, — он показал справа от себя. — А теперь давай, трогай.

Я так и сделал, прямо как Элвуд Блюз.[20] Моя свежевымытая «Лумина» опасно накренилась и встала на дыбы, но в итоге успешно преодолела грязь и вывезла нас из пробки. Брюс одобрительно кивнул.

Основная обязанность районного торгового представителя заключалась в том, чтобы контролировать и корректировать поведение подчиненных. Но когда его торговые агенты совсем еще зеленые и мало что смыслят, главной задачей менеджера становится формирование нужного поведения. Он должен внушить им, что каждый день они обязаны совершать по десять деловых визитов, рассказывать врачам как минимум о двух препаратах и добиваться от них обещания выписать эти лекарства конкретному числу будущих пациентов. На выработку такого стиля поведения уйдет несколько месяцев, и тогда районный менеджер уже сможет с этим работать: какие-то привычки подчиненных поощрять, какие-то — исправлять, а какие-то — радикально менять. Во время таких вот выездов «на поле боя» и осуществлялись формирование, контроль и корректировка поведения подопытного торгового представителя.

Как бывшие торговые агенты, районные менеджеры любили такие поездки. Как действующие торговые агенты, мы были другого мнения. Все коммивояжеры ценят свою независимость. Одна из основных прелестей этой работы заключается в следующем: ты сам себе хозяин, ты волен решать, какого клиента и когда ты хочешь видеть. Таким свободолюбивым людям, как торговые агенты, противна одна мысль о том, что можно каждый день проводить в одном и том же офисе и как проклятый часами просиживать за одним и тем же рабочим столом. Однако когда тебя повышают в должности и ты становишься районным менеджером, то ты теряешь власть над собственным распорядком дня и волей-неволей вынужден участвовать в бесконечных совещаниях и заниматься бумажной работой. Поездки как раз и давали менеджерам повод убежать от будничной рутины и заняться тем, что нравилось им больше всего, — продажами. Что же до торговых агентов, то они обычно предпочитали, чтобы босс сидел в офисе и утверждал отчеты о представительских расходах.

Свое путешествие мы с Брюсом начали с крупнейшего педиатрического отделения в северной Индиане. Он остался сидеть в приемной, а я в своем синем костюме, белой рубашке и красном галстуке направился к регистрационной стойке. Привлекательная, отзывчивая на вид женщина обворожительно мне улыбнулась и представилась Брендой. Я чувствовал себя свежо и непринужденно, как воскресным утром.

— Вам назначено? — спросила она.

Я перестал мурлыкать мотивчик из песни Лайонела Ричи и, заикаясь, начал объяснять, что я новый торговый представитель и хотел бы представиться офис-менеджеру, чтобы узнать о принятых тут правилах. Бренда сочувственно наклонила головку:

— Нашего офис-менеджера зовут Эми. Но она будет занята все утро и просила ее не беспокоить.

С упавшим сердцем я обернулся через плечо и мельком взглянул на Брюса. Все это время его ненормальной величины глаза пристально наблюдали за вашим покорным слугой. Повернувшись опять к Бренде, я постарался разжалобить ее, взывая к материнским инстинктам. Делая за спиной знаки Брюсу, я исступленно зашептал: «Это мой босс! Это мой первый рабочий день! Могу ли я хоть как-то увидеться с офис-менеджером?» Она наклонилась ко мне с заговорщическим видом и сказала, что посмотрит, что может для меня сделать.

Брюс одобрительно кивнул, а Бренда, похоже, принялась рассказывать обо мне всем своим коллегам. До меня донеслись слова: «Он просто как десятилетний мальчик! Вы должны на него посмотреть». Тут же появились несколько административных работников, пожелавших на меня взглянуть. Послышался хохот и шутливые приветствия. Вскоре из дальней двери канцелярии показалась хорошо одетая темноволосая женщина — Эми. Бренда показала мне большой палец, мол, супер.

Эми открыла дверь, ведущую из приемной в канцелярию, и я с улыбкой туда направился. Она не держала для меня дверь и ждала меня уже перед окошечком регистрационной стойки: отдельного приглашения мне не полагалось. После того как я представился, а она очень мило объяснила, что у нее крайне мало времени, я вдруг почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной. Оказалось, Брюс украдкой увязался за мной. Пот выступил у меня на лбу. Объяснив Эми, что я сотрудник нового подразделения компании Pfizer, которое занимается распространением педиатрических препаратов, я сказал, что у меня есть новый антибиотик, и, если можно, я хотел бы оставить информацию об этом лекарстве для врача. Она попросила девять буклетов (у них работали шесть педиатров и три старших медсестры с правом выписывать рецепты) и отметила, что они наверняка заинтересуются новинкой.

— Почему бы вам не организовать обед для наших сотрудников? — тут она подмигнула, давая понять, какую услугу мне оказывает.

Отдав ей буклеты, я спросил, не нужны ли врачам какие-нибудь образцы. И цитромакс, и дифлюкан только что появились, а врачи, естественно, не станут использовать лекарства, о которых ничего не знают. Во время обучения нам говорили, что «почти во всех медицинских учреждениях» найдутся сотрудники, принимающие зо-лофт (антидепрессант производства Pfizer), и когда понадобится свежая струя для оживления беседы, имеет смысл разыграть эту карту. Так я и сделал на этот раз:

Знаете, у меня есть еще золофт. Возможно, некоторые из ваших коллег…

Золофт! Наши врачи прописывают его некоторым подросткам. Однако у нас никогда не было образцов.

Услышав это, Брюс подмигнул мне. Нормативы по продаже антидепрессантов в нашем подразделении устанавливались в соответствии с данными о количестве препаратов, выписанных за прошедший период акушерами-гинекологами. (Дело в том, что золофт, прозак и паксил использовались не только в соответствии с предписаниями Управления по санитарному надзору, то есть для лечения депрессий, но прописывались еще и при крайних формах предменструального синдрома, хотя такой вид применения управлением одобрен не был.) Данные о выписанных педиатрами антидепрессантах в расчет не принимались, поскольку детские врачи редко решались назначать препараты, не одобренные Управлением по санитарному надзору для несовершеннолетних. Замечание Эми подсказало мне, что я, возможно, напал на золотую жилу. В волнении я спросил, сколько образцов золофта им бы хотелось получить.

— Чем больше, тем лучше!

Похоже, Эми сразу стала поклонницей Джейми. Я повернулся к Брюсу, желая узнать его мнение. Он небрежно проговорил:

— А, дай им целую коробку.

Я сгонял на парковку и достал из багажника моей «Лю-мины» большую коробку, в которой было 144 пузырька по 7 таблеток в каждом (большинство врачей назначали пациентам по рецепту один или два пузырька: этого хватало на пару недель). Примчавшись назад, я увидел, что Эми о чем-то беседует с Брюсом, и при этом оба хохочут. Увидев коробку, она обрадовалась еще больше. Брюс, наоборот, как-то резко погрустнел.

Через несколько минут мы шли к машине. Брюс тащился сзади с понурым видом. Я остановился и подождал его. Поравнявшись со мной, он затряс головой и проворчал:

— Эти коробки с образцами несколько больше, чем те, что мы использовали раньше.

(Врачам из клиники понадобилось больше года, чтобы оприходовать весь этот золофт. В общем, я сам себе перерезал золотую жилу.) Сменив тему, я поинтересовался, над чем это они с Эми так смеялись.

Брюс встрепенулся, услышав мой вопрос.

— Я всего лишь попросил ее посматривать за тобой, чтобы, не дай бог, симпатичные медсестры не затащили в постель этого свеженького неженатого парня.

Он шутливо подтолкнул меня локтем.

— Но ты же знаешь: у меня есть девушка, и у меня с ней серьезно.

Он кивнул, коварно усмехаясь.

— Да, конечно, но только Эми об этом знать необязательно.

Я остановился перед самой машиной.

О чем это ты?

Джейми, нужно использовать свои возможности, — нетерпеливо стал объяснять Брюс. — Ты молодой, славный, симпатичный, веселый парень. Ты умеешь заболтать секретаршу или медсестру, и это должно стать твоим козырем. Разыгрывай эту карту в полной мере. Так ты заработаешь кучу денег.

А если они узнают, что у меня есть девушка? Доверие будет утрачено?

Он пожал плечами.

— Ну как они об этом узнают, сам посуди, приятель. Я ведь им не собираюсь рассказывать. Так что остается только один вариант…

Тут он замолчал, задумчиво подняв брови.

— Ну так как, мы сегодня вообще будем продавать цит-ромакс или нет?

Короче, я понял его мысль: дай им все, что они хотят, навешай им лапшу на уши, только продай товар.

В тот день улов был небольшой, что и неудивительно — ведь основную часть времени мы проводили в машине, склонившись над дорожной картой северной Индианы. Когда же я беседовал с клиентом (под неусыпным взором

Брюса), то ощущал это как какой-то трансцендентный опыт. Было довольно странно, что кто-то ходит за тобой повсюду день-деньской, ловит каждое твое слово, замечает малейшие изменения в твоих жестах, позах и манере речи.

— Ты сказал ему, что если он пропишет пациентам цит-ромакс, то медсестрам на тридцать процентов реже будут звонить по ночам. Но ты не показал, чем это свойство товара выгодно лично ему. Помни, Джейми, нужно переводить отличительные черты товара в выгоды для потребителя. Выгоды потребителя!

Из-за того что я постоянно был объектом пристального наблюдения, я и сам стал очень внимательно за собой следить. Я заметил, что стал больше заботиться о своих физических реакциях на реплики врача, чем о самих этих репликах. «Эй, Джейми! Доктор Смит только что сказал, что хотел бы знать, какова доза цитромакса для малолетнего пациента весом 10 килограммов». Да, ладно, хорошо, но ты заметил, что я больше не стою со скрещенными на груди руками? Не сказать, чтобы все это было нормально или плодотворно. Как и можно было предвидеть, Брюс давал оценку моему поведению сразу же по окончании встречи с клиентом, обязательно начиная с плюсов вроде «милый галстук» или «мне действительно понравилось, как ты преподнес ручку той медсестре». Затем он указывал на те моменты, когда стоило сослаться на какое-то исследование или напроситься на сделку, поскольку клиент уже был готов ее заключить, а я этого не заметил. Но чего я не предвидел, так это его отстраненности: он никогда не ввязывался в диалог и не спасал положение, даже если все шло вкривь и вкось.

Руководство Pfizer предписывало менеджерам воздерживаться от вмешательства в разговор торгового представителя с клиентом, даже если это было равносильно провалу сделки. «Пора, приятель, учиться плавать без посторонней помощи, — сказал Брюс. — Если бы отец не перестал возить тебя на заднем сиденье велосипеда, ты бы так никогда и не научился ездить самостоятельно. Ты, естественно, набьешь синяков, но в конце концов у тебя начнет получаться. Если бы я встревал каждый раз, когда торговый агент испытывает трудности, он бы никогда не научился преодолевать их самостоятельно». К логике, конечно, не подкопаешься, но Брюсу не удалось убедить меня, что он сам в это верит. Нетерпение, которое он демонстрировал, пока мы стояли в пробке, свидетельствовало о свойственной ему энергичности, и я догадывался, что необходимость быть сторонним наблюдателем, когда рядом происходит что-то интересное, наверное, сводит его с ума. Вскоре это подтвердилось.

Поздней осенью, когда сезон инфекционных ушных заболеваний у школьников был в самом разгаре, в кабинетах педиатров творилось что-то невообразимое. К предварительной записи на тот момент и так относились уже не очень строго, а в столь «жаркий» период она и вовсе стала пустой формальностью: всегда находилась как минимум одна семья, которая опаздывала на прием и путала всем планы. Беспорядок дополнительно усиливался появлением непредвиденных пациентов: няня записала на прием только маленького Джо, а привела с собой еще его брата и сестру: «Они тоже заболели». Нетерпеливые матери пытали измученных медсестер, а те, в свою очередь, приставали к врачам, чтобы те придерживались расписания. И все это происходило на площади не больше обычной гостиной.

Врачи, сталкиваясь с таким наплывом пациентов, пытались хотя бы на короткое время собраться с мыслями, чтобы не забыть, какого ребенка они только что осматривали, что его беспокоило и какое лекарство нужно ему прописать. И уж больше всего им в такой горячке не хватало коммивояжера, который хочет произвести впечатление на своего босса. И тем не менее мы были тут как тут: два парня в костюмах, стоящие посреди всей этой суматохи. Мы были так же к месту, как свиные отбивные в кошерном заведении.

Каждая клетка во мне кричала: «Прочь отсюда!» Но Брюс, почувствовав мое состояние, жестом приказал мне оставаться на месте. Ободряюще кивнув головой, он подтолкнул меня в направлении доктора Джонса, педиатра лет тридцати шести. Демонстрируя свою жидкую шевелюру, жилистый доктор склонился над столом, внимательно изучая карточку больного. Из трех присутствовавших в кабинете врачей я бы и сам выбрал именно его. Пару недель назад мой наставник Джек говорил мне, что более молодые врачи обычно с большей охотой общаются с торговыми агентами, чем опытные специалисты. Молодые принадлежали к моему поколению; они бы сами чувствовали себя паршиво, если бы дали мне от ворот поворот.

— Послушайте, ребята, я бы с удовольствием с вами побеседовал, но…, — он руками показал, какая у него запарка, — сейчас не лучшее время.

Очевидно, доктор Джонс не получал от начальства распоряжения принимать торговых агентов.

— Уверен, что вы поймете.

Да, конечно, я вошел в его положение и поблагодарил, что он уделил нам время, пусть и небольшое. И в этот момент я заметил странный блеск в глазах моего босса. Мы никуда не уходим?!

Похоже, Брюс был намерен нарушить принцип невмешательства. Должен отдать ему должное, я видел, что он изо всех сил старался оставаться над схваткой. Все это время он отчаянно пытался сохранить нейтралитет, но в итоге не сдержался и поддался искушению схватить винтовку и броситься в бой. Я еще об этом не догадывался, но мне предстояло увидеть мастера за работой. Обучение продолжалось.

— Я вижу, как вы заняты, доктор Джонс, — начал он, — поэтому буду краток.

Ой, ли.

— Думаю, нет ничего удивительного в таком наплыве пациентов, учитывая, что сейчас пиковый период заболеваний отитом, — сказал Брюс, употребив научный термин для обозначения ушных инфекций. — Скажите, пожалуйста, вы думали, какой антибиотик вы пропишете своим пациентам, если не поможет амоксиллин?

Большинство торговых представителей считают, что вот так, в лоб, спрашивать, какие лекарства использует врач, рискованно. Это опасно даже в благоприятных условиях и уж тем более неуместно в переполненном кабинете, к тому же когда врач уже сказал тебе, что ему некогда. Шумная толпа больных детей, их матерей и нянек, казалось, стала еще больше после этих дерзких слов. Во рту у меня пересохло. Я внутренне сжался, готовясь к скандалу.

Но его не последовало. Педиатр вызывающе поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Брюса с самодовольной улыбкой: мол, ну-ну, сейчас мы вас пощупаем.

— Да, я об этом думал, — ответил он. — По правде говоря, мне нравится цефцил, а если и это не поможет, тогда назначу биаксин.

Поразительно! Он дал нам крайне ценную информацию, которую можно будет выгодно использовать при следующем визите. Теперь-то нам уж точно пора уходить, мы и так злоупотребили любезностью врача. Или нет? У Брюса загорелись глаза, и он так же самодовольно ухмыльнулся доктору в ответ. Он напал на достойного оппонента и не хотел упускать случая с ним сразиться.

— Интересно, — откликнулся Брюс. Повернувшись ко мне, он произнес:

— Джейми, у тебя есть копия Блока?

Ну, разумеется, есть, Брюс. У меня их тысячи. Я сообразил, что Брюс нарочно не уточняет, что он имеет в виду, так как хочет создать у доктора Джонса впечатление, будто у нас с ним свой, не касающийся остальных разговор, вроде того: «Эй, Джейми, у тебя есть визитная карточка для этого паркетчика?» Я бросил нерешительный взгляд на медсестру доктора Джонса, которая с укоризной глядела на нас с Брюсом. Весь в испарине, я какое-то время рылся в своей сумке, делая вид, что мне трудно найти копию.

Брюс придвинулся ближе к педиатру. Я видел, что он вторгся в его личное пространство, а большинство людей ощутили бы при этом сильный дискомфорт. Я был на грани паники. Нас никто сюда не звал. Нас не просили предоставлять какую бы то ни было информацию. Все было как раз наоборот. Но, несмотря на это, мы никуда не уходили и продолжали мешать врачам работать. Мне стало не по себе, как девятилетнему ребенку, который смотрит канал Adult Swim.[21]

Взяв у меня копию статьи, Брюс положил ее поверх карточки больного, которую врач изучал перед нашим вторжением. Указывая на исследование, он объяснил:

— Как видно из данных доктора Блока, цитромакс обеспечивает как раз ту эффективность лечения, которая нужна вам и вашим пациентам…

Педиатр, как ни странно, задержал взгляд на статье. Через пару минут он, однако, возразил:

— Все это так, но что вы скажете о побочных эффектах со стороны желудочно-кишечного тракта, вызываемых приемом данного класса препаратов?

Брюс опять повернулся ко мне и поинтересовался, нет ли у меня случайно сокращенного варианта рекламного каталога или краткого описания всех образцов, входящих в нашу главную опись. Как и копий исследования доктора Блока, этого добра у меня было предостаточно. Я тут же передал Брюсу рекламный каталог, с помощью которого он продемонстрировал педиатру незначительность побочных эффектов цитромакса. Тогда доктор Джонс высказал другой аргумент против нашего лекарства. На этот раз, как заправская операционная сестра, я в самое время передал своему хирургу рекламный скальпель: он даже не успел меня об этом попросить.

В моем мозгу безжалостно тикали внутренние часы. Я чувствовал, что мы слишком долго здесь пробыли. Но поединок все не заканчивался. Они бились, как Ма-кинрой и Бьорн на Уимблдонском турнире, не желая уступать друг другу. Наконец педиатр дрогнул.

Лицо доктора Джонса налилось краской. Он посмотрел прямо в глаза Брюсу.

— Когда я проходил ординатуру в военно-морском госпитале (цитромакс в виде раствора для детей начал выпускаться только сейчас, однако в виде капсул для взрослых он продавался уже два года), цитромакс стоил дороже всех остальных антибиотиков, и я поклялся больше никогда его не использовать! — вскричал он, для убедительности хлопнув рукой по столу. Игра окончена. Брюс изобразил на лице раскаяние.

— А знаете, доктор Джонс… Доктор Джонс не знал.

— Вы правы, — сказал Брюс, и непонятно, кто в этот момент был в большем шоке. — Компания Pfizer действительно устанавливала на цитромакс завышенную цену, когда этот препарат только появился на рынке, и мы за это поплатились. Однако затем мы прислушались к рыночным сигналам и снизили цену наполовину, так что теперь, — тут он не глядя протянул руку в мою сторону, и я быстро подал ему рекламный каталог, в котором приводилась наглядная разбивка по ценовым категориям и демонстрировались ценовые преимущества нашей продукции над лекарствами конкурирующих производителей, включая вышеупомянутые цефцил и биаксин, — цитромакс стал самым доступным для ваших пациентов препаратом.

Доктор Джонс разыграл свою лучшую карту, а Брюс побил ее козырем.

Итак, можем ли мы рассчитывать, что следующим своим десяти пациентам со средним отитом вы выпишете цитромакс?

Ладно, ладно, — сдался раздраженный педиатр. — Я это сделаю! А теперь проваливайте и дайте мне наконец осмотреть пациентов.

Доктор Джонс вскоре стал большим поклонником цит-ромакса: только три врача в моем районе выписывали это лекарство в большем количестве.

Меньше чем за шесть минут Брюс показал мне на деле, что это такое — «дожимать клиента». Он вызвал у оппонента заинтересованность, отстоял свою позицию, отбился от всех его аргументов и в нужный момент нанес решающий удар. Я будто наблюдал за большой белой акулой, которая была в своей стихии: бесстрашная, безжалостная и непотопляемая, — захватывающее зрелище!

Но я, напротив, ушел оттуда весь мокрый, с сухостью во рту и спазмами в желудке. Все эти физические признаки свидетельствовали о моем стеснении. Мне было неудобно отвлекать занятого врача и, по сути дела, открыто спорить с ним на глазах у тридцати человек. В тот момент я понял, что никогда не смогу плавать с акулами.