Освободительный побег
Освободительный побег
Под напором лучей весеннего солнца и свежего воздуха, вливавшегося в открытое окно, болезнь стремительно отступала. Силы возвращались.
Однажды Кропоткин получил записку с воли: «Попроситесь на прогулку». Прогулку разрешили - ежедневно по часу. Было еще очень трудно ходить, но в первый же раз, выйдя во двор, узник увидел то, что заставило его пережить необычайное волнение. Раскрытые ворота на улицу были совсем близко, всего в каких-нибудь ста шагах. За ними - свобода! Ворота раскрывают каждый день, пропуская возы с дровами. Каждый день!
Двор охранялся - вдоль тюремной стены по тропинке вышагивали два часовых. Третий стоял в будке ворот. Но все же возможность побега представилась волнующе реальной. Друзья на воле, с которыми не прекращалась связь шифрованными записками, передававшимися при свиданиях, поддержали идею побега. Кружок, в котором были уже новые люди, лично не знавшие Кропоткина, энергично взялся за подготовку его освобождения. Потребовалось около месяца для того, чтобы найти лошадь, подходящего кучера, разработать систему сигналов…
Первая попытка была назначена на 29 июня, день Петра и Павла. Сигнал с воли должен быть подан воздушным шариком, отпущенным в небо. Но в этот день у Гостиного двора почему-то не продавалось ни одного детского шарика. Помеха эта оказалась кстати: пролетка с беглецом была бы непременно задержана из-за возов с дровами, которые как раз в это время оказались на улице. Организаторы побега установили на протяжении двух верст своих людей, которые следили за движением. По цепочке передавался условный сигнал о том, что улицы свободны. Узник об этом узнает по звукам скрипки из серенького домика напротив госпиталя, который специально сняли друзья. Об этом Кропоткину сообщила Софья Лаврова в записке, положенной в механизм часов.
В четыре часа дня узника вывели на прогулку. Он начал свое обычное медленное движение по кругу - как всегда, еле-еле переступая ногами. Пусть часовой думает, что сил у него совсем еще мало. Их и на самом деле было немного, но огромна была жажда освобождения.
И вот тишину нарушили две скрипки. Как давно он не слушал музыку! Да еще такую! Это была вихревая, искрящаяся мазурка Антона Контского, популярного тогда польского пианиста и композитора. Теперь нужно предельно сосредоточиться. Сначала так же медленно подойти к той точке круга, которая была ближе всего к воротам. И от нее рвануть напрямую… Но скрипка вдруг замолчала. Что-то случилось. Нельзя бежать. Новый круг…
Через четверть часа мелодия возобновилась. И это был зов свободы, жизни, борьбы! Но снова оборвалась музыка… Стало ясно, в чем дело: в ворота медленно въехали возы с дровами. Еще минута, и звуки мазурки понеслись в бешеном вихре. Часовой в пяти-шести шагах. Он лениво следит, как разгружают крестьяне дрова, сбрасывая их на землю, укладывают в штабеля.
«Все! Сейчас или никогда!» - проносится мысль. Молниеносно сброшен халат. И - бег! Через несколько шагов Кропоткин услышал голоса крестьян: «Бежит! Держи его! Лови его!» Они кинулись наперерез. Одновременно за беглецом бросились три солдата и часовой. Тот был так близко, что не считал нужным стрелять, хотя мог бы и даже был обязан, но он старался достать штыком. Штык коснулся спины… Но уже промелькнули ворота… Вот улица! пролетка!
На козлах, отвернувшись, сидел человек, со светлыми бакенбардами, в военной фуражке. Он показался знакомым. И бакенбарды, и фуражка… Не провокация ли это? Ведь так похож на великого князя Николая Николаевича, брата царя. По Петербургу потом распространился слух, что именно он увез Кропоткина.
Кропоткин хлопнул в ладоши. Человек на козлах обернулся. Конечно, это доктор Веймар. Кропоткин вскочил в экипаж. Кучер-«чайковец», Александр Левашов, хлестнул коня, промелькнули ворота госпиталя и толпа народу у них. Все что-то кричали, махали руками, но ничего не делали. Великое дело - неожиданность!
Едва не перевернувшись, пролетка круто свернула с пустынной кавалергардской улицы в тесный переулок. На ходу Кропоткин надел пальто и цилиндр. Сменил фуражку на цилиндр и его сосед. Через несколько минут они были на Тверской, потом - на Невском, там остановились у громадного дома на углу Гончарной.
Знакомая квартира сестер Корниловых. Множество людей. Дружеские поздравления, объятия, поцелуи. Ничто, казалось, не изменилось за два года. Но долго здесь задерживаться нельзя: по тайным каналам весть о побеге, безусловно, уже движется в соответствующие инстанции.
Черным ходом два господина в цилиндрах вышли на Гончарную, где их ждал извозчик. Чтоб запутать след жандармов, помчались в места отдыха богатых петербуржцев, на острова, где на одной из дач беглец сможет переночевать. По дороге посетили самый шикарный ресторан - «У Донона», куда жандармы и не догадались бы сунуться.
На следующий день весь Петербург был наводнен сыщиками, у каждого фотография человека с большой бородой. Но к этому времени он уже сбрил свою приметную бороду, и совершенно неузнаваем. В городе все передавали друг другу, что царь, находившийся в Финляндии, был взбешен и распорядился: «Разыскать во что бы то ни стало!»
Друзья укрыли Кропоткина в одной из деревень в окрестностях столицы, а через несколько дней в сопровождении Марка Натансона он выехал за границу, взяв с собой паспорт Левашова.
Неделя поисков прошла безрезультатно. Один за другим следовали прямо в вагоне поезда «верноподданнейшие доклады» генерала Потапова царю, возвращавшемуся в столицу. Без прямых улик, на всякий случай, были арестованы сестра Петра Алексеевича Елена Кравченко и часовой, охранявший арестанта. Не удалось арестовать Софью Лаврову.
А жандармы решили, что беглец, видимо, исчез из Петербурга. Его начали искать за границей. Но почему-то не на севере, а на юге. Для этого в пограничные области Германии и в Швейцарию был командирован жандармский подполковник Смельский. К счастью, он вернулся с еще более невероятным предположением о том, что Кропоткин отправился в Филадельфию на всемирный съезд социалистов.
В Петербурге решено было привлечь к суду смотрителя Николаевского военного госпиталя полковника Стефановича. На него, как на главного виновника побега, было указано в очередном докладе царю в начале сентября. Стефанович был арестован и предан военному суду вместе с двумя рядовыми и надзирателем. Проведя полгода в заключении, он умер. «Но «дело о побеге» мятежного князя не было закрыто. В январе 1879 года жандармы получили сообщение о том, что якобы Кропоткин намерен «тайным образом» проникнуть в Россию. В пограничные пункты были разосланы приказы о задержании государственного преступника Петра Кропоткина. А еще через два года без веских доказательств ему приписали организацию закончившегося убийством покушения народовольцев на Александра II.