2

2

В начале октября 1930 года Георгий Николаевич Бабакин вышел на свою первую работу в радиослужбу при Московской телефонной сети, размещавшуюся в Милютинском переулке (теперь улица Мархлевского, 3), упиравшемся одним концом в оживленную Мясницкую (улица Кирова). Этот дом, высокий, добротный, основательный, сделанный «на века», стоит и поныне.

В тридцатом году радиослужба только-только набирала силу. Бурно развивалась радиотехника, росло число передающих и принимающих станций, удлинялось время вещания. Москвичи, сейчас я говорю о них, в массовом порядке обзаводились «точками» (репродукторами), приемниками, этими в полном смысле слова живыми нитями связи с окружающим миром. Радио входило в быт заводов и фабрик, становилось необходимейшим средством воспитания и сплочения трудовых коллективов. Именно с учетом этого круг работ реорганизованной радиослужбы, а с 1932 года — Московской городской радиосети (МГРС), как она стала называться, был значительно расширен. Директор МГРС Иван Алексеевич Михайлов, человек большого жизненного опыта, прочитав направление, спросил:

— Куда же определить тебя, Бабакин?

— Может, на ремонт приемников? В мастерскую? Интересно.

— Может, туда… А может… Ты радиолюбительством балуешься?

— Бывает.

— А что у тебя за плечами?

— Приемники… Линия персональной телефонной связи, — усмехнулся Юра, вспомнив провод, переброшенный через переулок, по крышам и кронам деревьев в окно Шуры Разикова, — радиостанция… усилители…

— Так. Опыта у тебя хоть отбавляй. Попробуй-ка себя на самостоятельной работе. Понимаешь… тебя как зовут?

— Юра.

— Понимаешь, Юра, у нас настоящих радистов пока мало. Я сам телефонист, к примеру… Пошлю я тебя, братец, в группу по усилению речей ораторов. Будешь ездить на митинги. Инженеров у нас раз-два и обчелся, а у тебя хоть всего лишь и удостоверение, но оно с твоим опытом для нас как диплом.

С этого и началось. А вскорости в эту же группу пришел и Разиков. Теперь они работали вместе и, так же как и раньше, были неразлучны. Работать было трудно. Не только потому, что решать возникающие технические заковыки им, как правило, приходилось самим, по ходу дела, без консультации с кем бы то ни было. Это зачастую оказывалось сложно, невероятно сложно для молодых специалистов, сложно, но интересно. Отсюда у Бабакина, вероятно, и развилась потребность в технической книге, книге-справочнике, с которой можно в трудную минуту посоветоваться и найти нужное решение. Трудность работы в этой группе состояла и в немалой физической нагрузке, с которой она была сопряжена. На себе нужно было тащить всю тяжесть того, что по иронии судьбы создавало самую легкую, не имеющую веса и объема, «бестелесную материю» — радиоволны. Правда, объективности ради нужно сказать, что ребятам иногда выделялась под отчет необходимая сумма, проездные для оплаты извозчика — основного подвижного индивидуального транспорта тех лет.

В автобиографии, написанной через восемь лет после этих событий, Бабакин скупо напишет: «С 1930 по 1932 год работал в Московской радиодирекции по трансляции театральных передач, передач со съездов и конференций. За проведение передач парадов и митингов с Красной площади неоднократно премирован».

Ему тогда было восемнадцать, да и проработал он в МГРС всего лишь два года. Но вот А. Тягунов, работавший в МГРС с 1928 года по 1970 и с 1932 года ничего не слышавший о Бабакине (даже некролог ему не попался на глаза), вспомнит: «У нас была группа заядлых любителей-радистов. Тарасов, Пастухов, Бабакин. Эти люди не только болели за работу, но и старались внести в нее что-то свое, новое, им хотелось все время что-то усовершенствовать, изобретать. В группе усиления речей они, к примеру, умощняли фирменные усилители, вводили автоматику, которая по программе выключала микрофоны и динамики, приспосабливали искатели полуавтоматических телефонных станций для выбора программ…»

15 августа 1932 года Юра перешел на новую работу — в парк «Сокольники».

Сокольники оправдали его надежды. Здесь он получил интересную работу. Это прежде всего. Но было еще и другое: значительную часть рабочего времени он находился на воздухе, на природе, которую любил. И мог, хотя и не систематически, заниматься спортом: зимой — на беговых коньках, «норвегах», получая наставление выдающегося конькобежца Платона Ипполитова; лето посвящал велосипеду. На нем он добирался до родного арбатского переулка, демонстрируя друзьям виртуозную езду на этом изящном, легком, элегантном транспортном средстве, вошедшем в какой-то степени в противоречие с пыхтящими, дребезжащими, гудящими, угловатыми и неуклюжими автомобилями, которыми обзаводился растущий город. Как вспоминают друзья Бабакина, в те годы он мог домчаться на велосипеде от Сокольников до Арбата… «без рук».

Ну а любовь к конькам, хотя он и не достиг на них выдающихся результатов, он пронес через всю жизнь. Не было зимы, включая ту последнюю для него зиму 1970/71 года, когда бы он не становился на коньки и не выходил на знакомый сокольнический лед и не мчался, забыв обо всем на свете, кроме сохранившегося в памяти быстрого окрика Ипполитова:

— Поднажми еще, Юра!

14 января 1936 года старший радиотехник парка культуры и отдыха «Сокольники» Юрий Бабакин был призван в Красную Армию и направлен для прохождения службы в Московскую Пролетарскую стрелковую дивизию, десятилетие которой отмечалось в том году.

Радист-красноармеец Бабакин служил в 3-м стрелковом полку. Почти что с ходу вместе со всей дивизией он принимает участие в больших зимних маневрах Московского военного округа, которые проводились в районе Малоярославец — Медынь.

Ему нравилась армейская служба с ее незыблемым, но, когда нужно, и гибким порядком, с ее требовательностью к каждому воину независимо от его ранга и должности, к любому коллективу независимо от того, большое это звено или малая, первичная его ячейка. Он скучал по дому, по близким, по друзьям и никак не думал, что скоро увидится с ними.

Но в июле, всего через шесть месяцев после призыва, его комиссуют по состоянию здоровья, и на всю жизнь он станет «белобилетником», человеком, не пригодным к военной службе.

Пройдут годы, он будет участвовать в создании ряда образцов новой техники. Авторитет Бабакина в руководящих технических сферах станет высоким и, конечно же, ни в коей мере не будет определяться его личными воинскими заслугами, но он иногда будет позволять себе шутливое обращение к высоким руководителям: «Докладывает рядовой необученный Бабакин».

По возвращении домой в первый же вечер к нему прибежал Шура Разиков. Он обрадованно тряс руку другу, осторожно хлопал его по плечу, расспрашивал о службе, не ожидая ответов, рассказывал о своем житье-бытье и вдруг выпалил:

— Иди работать к нам, в парк Горького.

— Почему в «Горького»? Я думаю вернуться в «Сокольники»…

— Ты что? Только к нам, Юра. У нас все по первому классу.

Шура не преминул использовать свою высшую степень похвалы.

Он действительно оказался прав. Когда через шесть дней Юра вышел на работу в Центральный парк культуры и отдыха имени Горького, он был поражен прекрасным современным оснащением паркового радиоузла, где ему потом пришлось потрудиться в должности старшего радиотехника в течение года. Огромная территория парка, плюс Нескучный сад, плюс кинотеатр — в общем все, что определило название «Центральный», требовало не только большого внимания, но и обслуживания высокого качества. В каждую смену здесь на радиоцентре дежурили уже два человека. Да и над сменами еще шефствовал «без пяти минут» настоящий радиоинженер, студент четвертого курса Московского института связи, окончивший его, кстати, на следующий год с отличием, Виктор Захарович Михайлов.

В личном деле Бабакина, хранящемся в одном из государственных архивов, я разыскал его автобиографию. В ней есть такие строки: «За время работы в ЦПКиО разработал и сдал в эксплуатацию переоборудованную 3-канальную систему усиления в Зеленом театре для художественных театральных передач». И дальше: «Позднее, в 40 году, сдал новый проект радиооборудования Зеленого театра, который, будучи осуществлен, дал хорошие результаты».

Обратите внимание: в «40 году» он уже не работал в ЦПКиО, ушел оттуда еще три года назад, стало быть, разрабатывал он свой проект для организации, с которой не был связан «служебными узами». И без инженерного диплома в кармане! О чем это говорит? О его достаточно высокой технической подготовленности и, я бы сказал, о его техническом авторитете. Я так думаю: основную зрелищную площадку Центрального парка, вмещающую несколько тысяч зрителей, не доверят первому встречному… Не так ли?

В 1937 году Бабакин женился на студентке Московского строительного института Анне Гойхман, которая, по словам брата Бабакина Алексея Николаевича Банкетова, заставила его сдать экстерном за школу. Слова А. Банкетова должны быть поняты правильно. Дело в том, что Юра, а это действительно так, отдавал работе много времени, однако, не будучи по природе сухарем, находил и свободные часы для отдыха. У него было много друзей, с ними он, как и большинство ребят его возраста, ходил на танцы, в кино… «Аттестат за десятилетку никуда не убежит», — говаривал Юра, имея в виду, конечно, получить его со временем, не торопясь, считая его в какой-то степени формальным документом. Чуть позже мы еще раз вернемся к разговору об этом. А пока я хочу сказать только, что настойчивость молодой жены явилась просто катализатором, без которого «реакция» все равно произошла бы, но, конечно, позднее…

20 июля 1937 года директор школы и два учителя своими подписями и печатью «Учебный комбинат, Сектор школ взрослых РОНО, Наркомпрос РСФСР» удостоверили, что Бабакин Георгий Николаевич «обучался в районной полной средней школе взрослых Ростокинского учкомбината, окончил полный курс этой школы и обнаружил следующие знания…». Далее перечислены дисциплины и полученные по ним отметки. С этого времени Бабакин в графе «образование» заполняемых анкет будет писать: «Сдал экстерном за 10 классов».

Сейчас невозможно сказать, трудно ему дался аттестат или нет, но многое говорит о том, что именно этот в общем-то не совсем стандартный путь получения образования был для него не случаен, а наоборот, логичен.

Природа так щедро одарила его разносторонними способностями, и в первую очередь к точным наукам, вооружила его такой исключительной восприимчивостью к знаниям, что можно с уверенностью сказать: школьный аттестат — инженерный диплом не были для него категорической необходимостью, как это, мягко говоря, обычно бывает… Ведь это факт, что, поступив в 1937 году в заочный институт, он окончил его только через двадцать лет, когда ему уже было сорок три года, когда он уже стал начальником научного отдела крупного конструкторского бюро и возглавил сложнейшие комплексные разработки. В те годы, да и значительно раньше, Георгий Николаевич уже был признанным специалистом в системах управления, в радиолокационной аппаратуре различного назначения. Да и не только в них…

Так уж случилось (а это весьма характерно для конца 30-х годов, когда отечественная техника начала особенно бурно развиваться и усложняться), что талантливые люди, зачастую даже не имеющие высшего образования, только в силу своих личных качеств вовлекались в новые дела, выдвигались на руководящие научные и инженерные должности. Лучшими анкетными данными считались их способность к смелому мышлению, энтузиазм и еще, пожалуй, творческая одержимость.

Конечно, не надо сказанное понимать так, будто ставка тогда делалась главным образом на специалистов без высшего образования, как раз наоборот: стране нужны были свои инженерные кадры, и она их усиленно готовила, растила. В эти годы расцветает талант С. П. Королева, В. П. Глушко, А. Н. Туполева и многих, многих других будущих ученых, основателей целых направлений в науке, выдающихся конструкторов, инженеров, крупных организаторов производства. Я хотел лишь сказать, что в тех особых условиях молодой, талантливый, трудолюбивый Бабакин просто не мог оказаться незамеченным.

В дальнейшей судьбе Бабакина значительную роль сыграют два человека — двоюродные братья Михайловы: Виктор Захарович, начальник Бабакина по работе в парке им. Горького и Владимир Андреевич.

Виктор Захарович — первый настоящий радиоспециалист, которого Бабакин встретил на своем практическом поприще, — скоро понял, и в этом его, я считаю, огромная заслуга, что Бабакин рожден не для «доводок», «усовершенствования» и «эксплуатации», а что он настоящий, от бога, разработчик, созидатель. Виктор Захарович имел, несмотря на свой не очень-то почтенный возраст, значительный жизненный опыт, он знал, что такие люди встречаются не часто, и видел свой долг в том, чтобы им помочь. И именно поэтому пришел к решению, может, и не легкому для себя, что как бы ни был ему нужен Юрий рядом как товарищ, как помощник, он не вправе удерживать его у себя в парке; более того, он должен, это его прямая обязанность, найти для него такую точку приложения сил, чтобы его талант — а Виктор Захарович был убежден в талантливости Бабакина — раскрылся полностью.

И вот однажды Виктор Захарович, предварительно созвонившись, привел Юру к Владимиру Андреевичу, работавшему в Академии коммунального хозяйства при Совете Народных Комиссаров РСФСР, которая в те годы находилась в центре Москвы, на Кузнецком мосту.

За входной сплошь застекленной дверью Юрий открыл совершенно иной мир, о существовании которого и не подозревал…

Владимир Андреевич Михайлов цепким, внимательным взглядом охватил Юрия. «Внешность Георгия Николаевича, — рассказывал он мне ровно через сорок лет после этой встречи, — отличалась какой-то особой интеллигентностью. Он был несколько худощав, но вместе с тем я почувствовал в нем собранность, физическую крепость…»

Лаборатория автоматики поразила Бабакина — здесь было подлинное царство техники, это Юрий понял сразу. Особое царство, в котором были свои законы, свои интересы, где не было, казалось, места чужаку, пришедшему извне.

— Сейчас мы, Юра, ведем здесь разработку приборов для анализа качества питьевой воды. Для растущего города, каким является Москва, да и не только для нее, это проблема номер один.

Конечно, строитель, к примеру, о значении своей работы сказал бы то же самое: мол, строительство для Москвы — проблема номер один. Вы думаете, что энергетик по-иному оценил бы свою работу? Все правильно. Каждый влюбленный в свое дело специалист считает свою работу наиважнейшей, а это, вне всякого сомнения, служит лишь на пользу общему делу.

— Кроме этой проблемы, — продолжал Владимир Андреевич, — у нас есть еще и другие задачи. Кстати, Юра, вы работали с фотоэлементами?

— Не приходилось.

— А с оптическими приборами?

— Как-то пришлось ремонтировать школьный микроскоп… — Юра вдруг почувствовал, что зря он на что-то надеется, что его еще могут сюда и не взять, что он больше никогда уже не войдет в это светлое помещение, не сядет за эти стенды, что ему никогда не придется «выслушивать» ни один из этих приборов, вокруг которых, как на консилиуме, собрались люди в белых халатах… Он пытливо осматривался по сторонам, стараясь хотя бы запомнить то, что ему посчастливилось увидеть.

— Так когда вы сможете выйти на работу? — Вопрос Владимира Андреевича вернул его к действительности.

Он хотел ответить: сегодня, завтра, сейчас, но сдержался и посмотрел на Виктора Захаровича, внимательно наблюдавшего за ним.

— Сегодня у нас… Я думаю числа десятого — пятнадцатого. Как раз успеете настроить усилитель и подключить его к линии. — Виктор Захарович помнил и о своих делах.

Так оно и произошло. Двух недель оказалось достаточно, и утром 16 сентября 1937 года Георгий Николаевич вошел в этот подъезд уже не как гость, поднялся на второй этаж и, открыв дверь в лабораторию, громко сказал:

— Здравствуйте. Принимайте новенького.

Первый этап его трудовой деятельности закончился.