«Девятый вал»
«Девятый вал»
В Петербурге 26 мая 1848 года умер Белинский, не прожив и сорока лет.
За последние годы много близких людей ушло из жизни: умерли Оленин, Зауервейд, Крылов, в Италии внезапно скончался веселый друг юности Виля Штернберг. Но смерть Белинского особенно поразила Айвазовского. Со страниц журналов не будут больше звучать его пламенные статьи, и в петербургских литературных кружках не раздастся его глуховатый, страстный голос.
Айвазовский с болью в душе вспоминал, как было ему до слез жаль полного духовных сил и жажды работы, но уже приговоренного к смерти, тяжело больного труженика. Как много благородных, прекрасных мыслей внушил ему Белинский во время горячих споров!
Среди своих прежних картин Айвазовский разыскал «Спасающихся после кораблекрушения». Эту картину некогда хвалил Белинский. Она говорила о мужестве. А сейчас настало время, когда мужественные люди поднялись на борьбу за свободу. Во Франции, Германии, Италии начались революции. Из Рима Айвазовскому сообщили, что его старый друг Векки сражается за свободу, что он присоединился к Джузеппе Гарибальди и стал его адъютантом.
Мир уже не был так безмятежен, как это еще совсем недавно казалось Айвазовскому. Теперь не время писать дышащие покоем морские виды. В Европе — баррикады. В Петербурге у Кукольников Белинского называли баррикадником. И Векки, милый друг юности, тоже стал баррикадником. Векки, беспечный, веселый, так любивший лунные ночи в Неаполе…
Он напишет такую картину, которая будет волновать и потрясать людей. О таком искусстве говорил Белинский…
Свобода недолго праздновала победу. Вести, приходившие из европейских столиц, были печальны и горестны. Революцию подавили. Потух и горячий замысел Айвазовского. Он так и не приступил к картине.
Шли дни, недели, месяцы, прошел год… Художник каждое утро входил в свою мастерскую, писал привычные чарующие картины, но в душе жила мечта о еще ненаписанном полотне…
Однажды в Феодосию пришло торговое итальянское судно. Капитан явился с визитом к Айвазовскому. Он привез художнику подарки от далеких друзей. Итальянец рассказал о бурных днях революции, о храбрости гарибальдийцев. И уже доверительным шепотом поведал, что итальянцы ждут возвращения Гарибальди с чужбины, верят в грядущую победу…
С новой силой пробудились думы о ненаписанной картине. Айвазовский закрылся от всех в мастерской. Шли дни, но он не прикасался к палитре и кистям. Подолгу сидел в кресле с закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что человек погружен в забытье, но мысль его неустанно работала. Вставало в памяти детство: он с другими мальчиками помогает рыбакам выгружать серебристую, трепещущую рыбу; во время отдыха рыбаки рассказывают о страшных бурях, о кораблекрушениях. Вставала юность: странствия в чужих краях по морям и океанам. Однажды по пути из Англии в Испанию в Бискайском заливе корабль попал в жестокую бурю. Все пассажиры обезумели от страха. Он держался рядом с капитаном. Они подружились в самом начале плавания. Художник тоже испытывал страх. Но даже в эти часы его не покидала способность любоваться прекрасной грозной картиной бури. Чудом они добрались тогда до Лисабонской гавани. А европейские газеты уже распространили слух о гибели парохода и пассажиров. Были напечатаны фамилии погибших. Среди них было и его имя. Через некоторое время он прибыл в Париж. Друзья глядели на него как на воскресшего из мертвых.
В памяти вставали и другие бури: в Финском заливе, на Черном море. Люди гибли, но люди и побеждали. Побеждали те, кто был смелее и не сдавался смерти, кто страстно хотел жить. Такие и на хрупкой скорлупке — как по-иному назовешь обломки корабельной мачты или рыбачий баркас среди волн? — боролись и одолевали бурю. Шторм отступал перед мужеством человека. Людская воля! Он знал о ней не понаслышке, а видел ее воочию: на море, на суше.
Когда Айвазовский все это передумал и перечувствовал, тогда сами руки потянулись к палитре и кистям.
…Над бушующим океаном вставало солнце. Его лучи открывали настежь ярко-алые ворота в грядущий день. И теперь только стало возможно разглядеть все, что недавно скрывал ночной мрак. Еще вздымаются гребни яростных волн. Одна из этих волн самая высокая. Ее зовут девятый вал. Со страшной силой и гневом она вот-вот обрушится на потерпевших крушение. А усталые, измученные люди судорожно вцепились в обломки мачты…
Кто эти несчастные, как попали они сюда? Еще вчера утром их корабль вышел из гавани в открытый океан. Был ясный, солнечный день, безмятежно сияла высокая, чистая лазурь неба. Спокойная ширь океана манила к дальним, неведомым берегам. Но к вечеру поднялся ветер, грозовые тучи быстро заволокли небо. Океан заволновался. Ослепительные молнии прожигали небо. Громовые раскаты сотрясали воздух. Валы поднялись кругом, непрерывный круговорот валов. Они все ближе и ближе обступали корабль и наконец дружно ринулись в атаку на него. Только вспышки молний освещали эту смертельную схватку с грозной стихией. Гул громовых ударов и ревущих валов заглушал треск ломающегося корабля и крики людей, погибающих в морской пучине. И те, чьи сердца были преисполнены мужеством, решили не сдаваться. Несколько друзей держались все время вместе, не потеряли друг друга, даже когда тонул корабль. Они вцепились в обломки корабельной мачты, в грохочущем хаосе ободряли друг друга и поклялись напрячь все силы и выдержать до спасительного утра…
И они выдержали. Они дождались утра, солнца. Кончилась страшная ночь. Солнечные лучи расцветили тяжелые волны. Буря напрягает свои уставшие за ночь мышцы. Но они уже ослабли. Еще немного — и пройдет последний, девятый вал.
Свет, солнце вступили в союз с людской волей. Жизнь, люди победили хаотический мрак ночной бури в океане…
Свою картину Айвазовский так и назвал: «Девятый вал».
Осенью 1850 года он выставил ее в Москве, в Училище живописи, ваяния и зодчества. Смотреть «Девятый вал» приходили по многу раз, как когда-то ходили на «Последний день Помпеи».
Увидел «Девятый вал» и девятнадцатилетний юноша Иван Шишкин, незадолго до этого приехавший в Москву из Елабуги. Долго стоял он зачарованный ярко-зеленым цветом волн, золотистыми и розовато-лиловыми отблесками от пробивающегося сквозь туман солнца.
Юноша не мог оторвать взгляд от чудо-полотна. Он явственно слышал гул моря. И этот гул, казалось, сливался с гулом вековых сосен в родных лесах под Елабугой…
И, может, именно в эти мгновения духовно рождался еще один замечательный русский художник.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.