ЗАВЕТ КОНФУЦИЯ

ЗАВЕТ КОНФУЦИЯ

   Обдумывая нашу сегодняшнюю ситуацию, я обнаружил поразительное коллективное явление, типичное для израильской "русской улицы". В Союзе мы были как бы заодно с прогрессивной интеллигенцией против "предрассудков" простого народа, а в Израиле мы, в общем, оказались заодно с простым народом против интеллигенции.

   Я даже чувствую, как во мне просыпается болельщик израильской баскетбольной команды. А в СССР я мог бы болеть только за чехов... Как это мне удалось, наконец, слиться с простым народом?

   Поверхностный взгляд шовиниста немедленно найдет объяснение: "Конечно, ведь это разные народы. Вы, евреи, были против русского народа, а здесь вы заодно с евреями". Это совершенно ложное объяснение. Израильская интеллигенция тоже состоит из евреев и, кроме того, мы никогда не были настроены против русского народа. А еврейский простой народ у многих выходцев из России часто даже вызывает ужас и неприятие. Но, к счастью, это чувство пока не приобретает политического характера.

   Парадоксальная правда состоит в том, что израильская интеллигенция в некотором отношении похожа на советскую. Но рывок из СССР сильно изменил наше сознание. Мы познакомились с либеральным Западом вблизи. И мы ощутили горячее дыхание Востока непосредственно на своей коже...

   Причина отчуждения интеллигенции от народа в обоих случаях одна и та же. Интеллигенция в обеих странах - неукорененная европеизированная часть народа. Она мыслит в европейских терминах, сообразуясь именно с европейскими, ориентированными на "прогресс", представлениями о жизни и справедливости, которые большинству евреев в России очень импонировали.

   Чем интеллигент живет? Ученый он или писатель, артист или инженер, он своим творчеством обращен ко всему миру. И, конечно, честолюбие подталкивает его к оригинальности, порой не считающейся с рутинными взглядами и народными предрассудками. Мы там легко перенимали такой как бы естественный взгляд.

   Простой же народ, повсюду заземленный, мыслит в своих местных масштабах, в пределах только реальной ситуации, сообразуясь с собственным коллективным интересом, как он его понимает, здесь и сейчас. Тут действительно важно, что речь идет о разных народах в разных ситуациях. Русский народ, которому извне ничто не угрожает, приученный своей историей к великодержавию, очень ценит свой престиж и международное значение. И готов уделить этому чувству первое место в своем сердце. Ему небезразлично, что говорят про него грузины, финны (и даже осетины), и как оценивают его значение в мировых столицах. А еврейский народ, многократно гонимый, что бы про него ни сочиняли разные "интеллектуалы" типа проф. Ш.Занда, хочет выжить при всех условиях, и как народ, и каждый сам по себе. Так что успехи баскетбольной команды для него значат не только, что наши ребята хорошо играют, но и что нас уже не сковырнешь...

   Это совсем не один и тот же интерес. Конечно и простым израильтянам вовсе небезразличен их международный престиж и авторитет,но им слишком часто не до того. Перед непосредственной угрозой гибели, которая то и дело маячит перед глазами израильтянина, общие понятия "права", "законности", "невмешательства" и "доброй воли", которыми оперирует европейская и европоцентрическая элита, отступают. Перед ним, незаслоненный чрезмерным философствованием, стоит вопрос жизни и смерти. Инстинкт человека знает еще до сознания, что только жизнь - это продолжение, а смерть - это конец игры. Их нельзя поменять местами. В отличие от арифметики сумма здесь сильно зависит от перестановки мест слагаемых .

   Любая ситуация, в которой участвует эта универсальная реальность -смерть - не вполне охватывается международным правом и юридической логикой. Если в начале идет смерть, то последующее торжество права уже лишено смысла (по крайней мере, для простого народа). Поэтому любая сделка или компромисс, которые включают подобный риск, для здравого смысла в наших условиях неприемлемы.

   Израильским интеллектуалам почему-то такая простая мысль не дается. Может быть потому, что она выходит за пределы формальной логики, которая многим кажется достаточной для понимания? Ни международное право, ни гарантии Великих держав, ни даже "права человека" после поражения Израиля нам уже не понадобятся...

   Конечно, я мог бы посвятить свою статью доказательству того, что "право" и "справедливость" тоже на нашей стороне. Это было бы не слишком трудно, и многие журналисты - к сожалению, в большинстве иностранные - уже неоднократно это делали. Но это было бы чисто интеллигентской уловкой.

   Потому что все то, что до сих пор называлось правом и справедливостью было лишь идеализированными условиями сосуществования европейских народов (и народов, происходящих из Европы), уже захвативших и освоивших свои территории. И право, и справедливость - понятия, выработанные ими в ходе их сложной многовековой борьбы, в которой и то, и другое (а, особенно, территории) систематически корректировалось (и искажалось) с вмешательством силы. Ничего подобного, никакого "права" и никакой "справедливости" не существует для народов, которые еще не самоопределились и не успокоились, например, в Африке или на Ближнем Востоке.

   Я однажды слушал объяснения гида в старинном германском замке. Кто-то из публики спросил, почему в этой области так много укрепленных замков. Гид, не задумываясь ответил: "Ну, ведь тут близко Франция, а французы - известные разбойники!" Вот - это и есть европейский мир, до которого нам все еще очень далеко...

   Весь мир сейчас переживает именно такой момент, когда массивное вмешательство силы (теперь силы, чуждой европейских понятий) в очередной раз пытается скорректировать наши понятия и условия нашей жизни. К сожалению, это корректирование (скорее похожее на искажение) происходит так интенсивно, что от прежних принципов не остается и следа.

   Тут дело не в том, что какой-нибудь сирийский диктатор требует сначала уступить ему Голаны, с которых простреливается весь Израиль, а потом начать (а, может, и не начинать!) договариваться о мире. Правящие деспоты-самозванцы и вожди террористов всего мира, пользуясь склонностью либеральных режимов решать дело миром, пытаются переобозначить и переосмыслить все слова и политические термины былого европейского мира в свою пользу. Так, строительство новых поселений и освоение пустующих земель Израилем называется палестинскими "лидерами" агрессией, а их систематический обстрел населения из "Катюш" - "законным сопротивлением оккупации". Такое переобозначение необходимо слабому амбициозному агрессору, у которого нет силы победить, но достаточно наглости, чтобы напугать и что-нибудь разрушить.

   Хотя я, конечно, больше всего заинтересован именно в Израиле, это варварское искажение первоначального смысла слов можно наблюдать во всем мире. Замбийский диктатор Мугабе, домучивший свою страну (до него бывшую житницей Европы) до голода, упрекает США в нарушениях прав человека. Президент Ахмадинеджад, предварительно объявив своим долгом "стереть Израиль с карты мира", высылает в Газу "корабль миротворцев". Кого с кем мирить?

   ООН, задуманная как инструмент достижения согласия народов, превращается в цирк, где каждый отдельный правитель, используя свое толкование слов, может безнаказанно демонстрировать пренебрежение к этому согласию. Никто не смеет публично назвать ложью речи Уго Чавеса о его "настоящей демократии"... Юмор ситуации состоит в том, что, быть может, в своем собственном понимании он и не лжет. Таков его (или его народа) уровень развития.

   Во времена Конфуция Поднебесная Империя раздиралась междуусобными войнами. И, спрошенный императором, Конфуций, чтобы достичь мира, посоветовал вернуть всем словам языка их прежний, исходный смысл. Тогда скрытые намерения каждого будут ясны всем, коварство станет невозможным, и заговоры и войны прекратятся. Император оказался не в силах это сделать, и Китай окончательно пришел в упадок. Власть императоров тогда, как и сейчас, не распространялась на общеупотребительный язык и, тем более, на тайные замыслы амбициозных авантюристов.

   Приобщение к европейским понятиям стран, не прошедших европейской истории, грозит абсолютным извращением смысла всех принятых до сих пор фундаментальных понятий.

   Пол Пот, зверски умертвивший несколько миллионов своих соотечественников в Камбодже, перед тем окончил Сорбонну и составил свою репутацию лидера в "свободолюбивой" Парижской среде, как революционер и "борец против колониализма".

   Как нам быть теперь со словом "революционер"? Сохранять ли за ним привычную положительную коннотацию?

   Можно ли теперь поверить, что его "революция" имела целью народное счастье? Так ли уж страдал народ Камбоджи под гнетом французов? Куба до сих пор не может оправиться от последствий своей "освободительной" революции. Наконец, "мусульманская" революция принесла несчастье не одному Ирану - под угрозой теперь существование человечества.

   Не пора ли сменить вехи?

   Именно так решили после печального опыта революции 1905 г. в России несколько опомнившихся русских интеллигентов, опубликовавших знаменитый сборник "Вехи", подвергший справедливой ревизии идеологический багаж (и значения слов) бывшего российского мыслящего общества...

   Оказалось, уже слишком поздно для России. Былая русская интеллигенция пошла в таксисты в разных центрах эмиграции, а, пришедшая ей на смену, советская, пережив пару десятков лет интенсивных репрессий и чисток, потеряв тысячи талантливых своих представителей, начала свою историю с самого начала. Это начало почти совпало по времени с началом израильской интеллигенции.

   Новая многомиллионная русская интеллигенция (в основном, техническая и в большом проценте состоявшая из евреев) была Александром Солженицыным пренебрежительно названа "образованщиной". Он имел в виду отсутствие у новой популяции глубокой гуманитарной культуры, что, конечно, не было их виной. Изоляция от прошлого (и от заграницы) была в СССР настолько полной, что современному молодому человеку уже трудно будет поверить, что первым "самиздатом", подпольно ходившим по рукам, был совсем не Солженицын, а стихи Цветаевой и Гумилева, Ахматовой и Пастернака. Даже П.Чаадаев из ХIХ века был недоступен обыкновенному гражданину. Мне удалось прочесть его в Ленинской библиотеке только после защиты докторской диссертации, которая тогда открывала доступ к "закрытым" фондам. При этом библиотекарь сомневался, является ли моя докторская степень по физике достаточным поводом для знакомства с философом-современником Пушкина. Он успокоился, лишь услышав от меня, что "философия Чаадаева мне необходима для успешной работы в лаборатории". Т.о. стало ясно, что и сам хранитель этого "закрытого" фонда Чаадаева не читал...

   Гуманитарная культура России была искусственно заморожена на уровне первой половины ХIХ в., по отношению к которому труды Карла Маркса могли казаться глобальным научным достижением. Но, возникшая в те же годы, израильская интеллигенция (очень часто с русскими корнями) вовсе не была изолирована от мира. Тем не менее, она в значительной мере следовала тем же путем, включая марксизм (правда, иногда в своеобразном сочетании с толстовством), и зачастую принимала наивную до примитивности советскую продукцию (и даже заведомую пропаганду) с искренним энтузиазмом.

   ... Конечно, Солженицын был несправедлив. Даже и с тем минимальным багажом, что у нее остался, советская интеллигенция - худо-бедно - сумела вооружить (и технически, и психологически) свой народ для противостояния гитлеровской агрессии. И израильская элита - до-"Веховская", революционистская, ожидавшая наступления "царства Божия" сразу после военной победы, не имевшая своей собственной философии, основывавшая свои принципы на поверхностно понятых европейских понятиях - сумела вывести Израиль, почти начисто лишенный природных ресурсов и не имевший традиции государственного существования, на заметное место в мире по многим важным показателям.

   Может быть и та, и другая интеллигенции, глубоко пережив и осмыслив опыт народных революций тоже растеряли бы свой недозрелый, юношеский оптимизм. Если бы они усвоили поздний западный, скептический взгляд на человеческую природу, отнявший волю к жизни у европейских народов, они не сумели бы вынести те поистине грандиозные нагрузки, которые навалила на них судьба. Ругать их -смертный грех...

   Но, чтобы жить дальше, необходимо разорвать неразрешимые порочные круги, которые образовала в нашей жизни их эклектическая идеология. Стремление к абсолютной правоте, чуть ли не к праведности, заводит наших интеллектуалов в глубокое противоречие с политической реальностью Ближнего Востока. Роковая несовместимость культур остается подводным камнем "мирного процесса" с мусульманским миром, который не растворяется в пылких речах наших писателей и демонстрациях нашей доброй воли. Непризнание этой несовместимости обрекает интеллектуала на поверхностность, которая исключает понимание действительности. Чем выше взлетает его мысль, тем дальше она от реализма.

   Вот, что говорит один из ведущих писателей Израиля, профессор Хайфского университета А.Б. Иошуа: "Мы, еврейский народ, в сущности - некий андрогин, в том смысле, что мы, одновременно, нация и религия... Нас в какой-то момент сделали такими, изначально и по существу дефективными... Мы, нечто самопротиворечивое в самом себе, ... дефективный андрогин, никогда не могли создать для себя нормальный дом. ...Именно поэтому андрогин, каким мы все являемся, вызывал и вызывает к себе такую ужасающую ненависть. ...Потому что всегда был и остается вопрос - что же это такое в действительности? Религия ли это? Или нация?"

   Может ли такой взгляд составить основу для самоуважения? Может ли простой человек с незасоренными мозгами поверить, что "ужасающая ненависть" к евреям вызвана каким-то отвлеченным вопросом философского характера?

   Комплекс затуманенной европейским образованием идентификации приводит и к безграничной политической левизне, и к оправдательной позиции израильской интеллигенции, в которой обнаруживается ее поразительная готовность принести интересы своего народа в жертву интересам (и даже амбициозным фантазиям) чужого.

   Обращенность "ко всему миру", столь типичная для интеллектуалов вообще, провоцирует склонность к сенсационным "разоблачениям" своего общества, которые охотно подхватываются враждебной пропагандой. Так, например, профессор Бенни Моррис, в своей книге "1948. История первой арабо-израильской войны", сообщает (впрочем, неубедительно) что часть голосов, необходимых для провозглашения независимости Израиля в ООН в 1947 г., была куплена за взятки международными еврейскими организациями. Профессор сообщил эту сомнительную сплетню, ходившую в кулуарах Британского Министерства Иностранных Дел, спустя 60 лет после образования государства, населенного 6-тью млн.евреев, выдержавшего 6 войн с арабским окружением, поставив тем самым под сомнение законность его существования.

   Как физик, я привык к примату реального перед условным: существование государства для меня неизмеримо более весомый факт, чем любые обоснования его легитимности. Может быть это и делает меня близким к простому народу?

   Стоит ли гадать о мотивах профессора-гуманитария? Я не сомневаюсь, что проф. Моррис уже получил из-за границы несколько приглашений с лекциями.

   Какие бы усилия израильская культурная элита ни предпринимала для своей реабилитации, фундаментальный факт остается неопровержимым: мы (точнее, их собственные отцы и деды) захватили эту землю для того, чтобы на ней жить, подобно всем другим народам. Как бы это ни произошло, у нас нет никаких оснований для комплекса вины. Как сказал Эрнест Ренан о древнем Израиле: "Израиль творил свое дело так, как творятся вообще все человеческие дела: путем насилия и коварства, посреди препятствий, страстей и бесчисленных преступлений." Вряд ли история образования других современных государств выглядит чище, чем история Израиля. Но и быть похожим на всех остальных людей не так уж стыдно, особенно если тебе не оставляют выбора, как это случилось в Европе с еврейским народом.