В БОРЬБЕ ЗА НОВУЮ ЯПОНИЮ

В БОРЬБЕ ЗА НОВУЮ ЯПОНИЮ

Поражение Японии в войне и вытекающие из безоговорочной капитуляции обязательства страны легли тяжелым бременем на плечи японских трудящихся. Правящие классы и на этот раз пострадали меньше всего, хотя на их совести лежала главная вина за развязывание войны и пережитые народом бедствия.

Наши симпатии неизменно были на стороне простых людей Японии. Прожив несколько лет в стране, мы не переставали поражаться энергии, трудолюбию, предприимчивости и стойкости перед трудностями рядовой массы японцев. Кончилась война, отгремели раскаты бомбежек, потухли зарева пожаров. И у людей появилось неистребимое желание забыть войну с ее кошмарами атомных бомб и штабелями обуглившихся трупов. Жизнь на глазах преображалась, каждый с жадностью брался за свое дело. Еще вчера горожане толпами бежали из пылающих городов, брошенные их правителями на произвол судьбы, а сегодня они возвращались к своим развалинам, чтобы жить, строить, растить детей.

Конец 1945 г. был характерен сменой политического климата в самой Японии. Оккупационные власти ежедневно выпускали десятки меморандумов, громогласно объявляли о демилитаризации, демократизации, чистке государственного аппарата и наказании военных преступников. Заявлений и шума было много, но в целом дело двигалось крайне медленно. Бумажная канонада вначале вызвала панику в японском правительстве. Но японские государственные деятели очень скоро поняли, что не надо бояться «грозных» меморандумов штаба оккупационных войск, их следует почтительно принимать и аккуратно подшивать по разным папкам и досье. Выполнять же нужно только те приказы и меморандумы, которые прямо затрагивают интересы США и самого Макартура.

Одним из важных мероприятий штаба Макартура в первые дни оккупации была директива о проведении в апреле 1946 г. выборов в новый японский парламент. Для подготовки к ним специально выделяли полгода, чтобы, как тогда говорили, «научить японцев демократии». В выборах могли участвовать только те партии, которые зарегистрировались в министерстве внутренних дел за шесть месяцев до выборов. Это ускорило процесс активизации политической жизни в Японии, стимулировало образование политических партий.

Уже в первые месяцы оккупации партии и политические организации стали появляться в Японии точно грибы после дождя. Имелись партии, насчитывавшие ко дню регистрации тысячу членов, но было множество таких, в которых значился всего десяток членов. Каких только не было партий: «социалистические», «социал-демократические», «трудовые», «рабочие» и пр. Возникло большое количество партий и групп, созданных по профессиональному принципу, на монархической и религиозной основе, вроде партии «Почитателей 246 императора и социализма», «Партии буддийского социализма» и т. п. В газетах замелькали сотни названий партий и общественных организаций, в существе которых разобраться было невозможно.

Мне, как сотруднику советской части Союзного совета, ведавшему социальными и политическими проблемами, пришлось достаточно много заниматься делами политических партий и организаций. В аппарате политсоветника образовалась специальная группа, члены которой готовили необходимые документы, посещая для этого парламент, канцелярии министерств, штабы партий, редакции газет, школы и университеты, комитеты профсоюзов. Повсюду нас ожидали множество встреч, масса новых людей, подчас с самыми невообразимыми идеями. Японцы, избавившиеся от многолетнего милитаристского гнета, сбросившие с себя оковы военно-полицейского режима, стремительно ринулись в хлынувшее на них половодье свободы.

В министерстве внутренних дел нам показали книги учета и регистрации новых партий. В восьми объемистых томах были собраны данные о нескольких тысячах новых партий и организаций, собиравшихся принять участие в предстоящих выборах. Чиновники министерства не без иронии утверждали, что, если в Японии где-то собрались три человека, из них можно создать четыре партии с разными политическими платформами. В этой шутке тогда крылась известная доля правды.

Выписав десятка два-три новых названий, мы отправлялись по указанным в учетных книгах адресам, чтобы ознакомиться с ними на месте. Пусть читатель будет снисходителен к словам «партия», «руководство», «штаб партии» и не воспринимает их слишком всерьез. В Японии 1945 г. их содержание было намного проще и примитивнее, чем мы привыкли в них вкладывать.

Мы посетили штаб новой Социалистической партии на Симбаси. Это только по названию «штаб партии», на самом же деле – грязный неотапливаемый закуток. На полу замызганные циновки, посередине глиняный горшок с золой и окурками – «хибати». В облаках густого табачного дыма невозможно разглядеть, сколько людей в помещении. Бумажная перегородка беспрерывно в движении, то и дело кто-то входит или выходит. Еще подходя к «штабу партии», мы услышали громкую перебранку на втором этаже. Оказалось, это ветераны социалистического движения Японии, только что вышедшие на свободу, чуть ли не с помощью кулаков обсуждают вопрос о том, какой быть Социалистической партии Японии, по какому пути вести рабочее движение, как решать аграрную проблему и т. д.

Там, на Симбаси, мы встретили ветеранов рабочего и социалистического движения – Кандзю Като и его супругу, Тэцу Катаяма, Рикидзо Хирано, позднее познакомились с подлинными вожаками социалистического движения Асанума, Курода и др. Аресты и преследования раньше времени состарили этих людей, но не убили в них живой искры, интереса к политической борьбе. Однако единства в среде социалистов не было. С первых дней правые социалисты во главе с Нисио повели атаки на левое крыло партии, возглавляемое видными деятелями социалистического движения – Асанума, Курода, Като, угрожая в случае непринятия их ультимативных требований создать новую партию.

Коммунисты оказались в самом тяжелом положении. Ведущие деятели Коммунистической партии продолжали отбывать тюремное заключение, несмотря на неоднократные настойчивые требования Советского правительства об освобождении всех политических заключенных. Часть руководителей партии находилась в эмиграции в Китае и в Америке.

Лишь в первой половине октября 1945 г. появились признаки возрождения Коммунистической партии – подлинного вождя японских трудящихся. Штаб Макартура вынужден был освободить из японских тюрем оставшихся в живых руководителей КПЯ товарищей Кюити Токуда и Есио Сига. Вышли на свободу некоторые другие деятели коммунистического движения Японии. Возвратился из эмиграции в Китае Носака.

За несколько Дней до освобождения Токуда и Сига мне довелось вместе с корреспондентом ТАСС А. В. Варшавским посетить токийскую тюрьму Футю, гдё, как стало известно, содержались в последние месяцы коммунисты. Мы подъехали к воротам тюрьмы на машине со знаками Союзного совета. Мой коллега к тому же в форме, с удостоверением военного корреспондента. Все это в сочетании с английской речью убедило охрану в том, что мы из штаба, и она без колебаний пропустила нас. Мы потребовали показать нам камеры, где содержались самые важные заключенные. Нас провели в изолированный барак, в котором находились Кюити Токуда и Есио Сига. Каждый из них провел в заключении в общей сложности не менее 18 лет.

Перед нами сидели на циновках изможденные долгими годами каторжных работ и заключения два старика. На них много раз латанные тюремные костюмы и колпаки. Оба страшно худые, болезненного вида. Мы представились и попросили сопровождающих оставить нас наедине с арестованными. Охрана удалилась, и с ней вышли два других японских товарища, которые, как мы узнали потом, по поручению партии несли охрану и оказывали необходимую личную помощь больным руководителям.

Вначале разговор явно не клеился. Но как только мы сообщили, что являемся членами советской части Союзного совета и прибыли по указанию генерала Деревянко, разговор оживился и приобрел доверительный характер. Мы информировали японских товарищей о шагах Советского правительства, направленных на освобождение политзаключенных, расспрашивали о состоянии здоровья, условиях содержания, настроениях коммунистов, их осведомленности о событиях в мире. С их стороны также было много вопросов. Товарищ Токуда интересовался, чем закончилась война с фашистской Германией, какова обстановка в Европе и Азии, велики ли жертвы советского народа, что стало с Москвой, уцелел ли мавзолей В. И. Ленина. Токуда при этом вспомнил о встрече с В. И. Лениным в 1922 г., когда создавалась Коммунистическая партия Японии.

Беседа длилась более часа. Ветераны рассказывали о годах, проведенных в тюрьмах. Условия в них были чрезвычайно тяжелыми, особенно в последние военные годы, обращение тюремной администрации – бесчеловечным. Многие коммунисты погибли от пыток, болезней и голода. Несмотря на каторжные условия, коммунисты сохранили верность марксистско-ленинским идеям, всегда верили в победу Советского Союза. Среди заключенных коммунистов постоянно поддерживалась строгая партийная дисциплина. Но связь их с внешним миром была крайне ограниченной. «После выхода из тюрьмы, – говорил товарищ Токуда, – предстоит собрать силы и приступить к восстановлению партии».

Руководители КПЯ сообщили нам, что некоторое время тому назад тюрьму посетил представитель штаба Макартура и говорил о предстоящем освобождении коммунистов. Он изо всех сил убеждал заключенных провести в знак благодарности манифестацию освобожденных коммунистов перед штабом Макартура. После его посещения в тюрьме несколько улучшилось обращение, вместо одного раза пищу стали давать два раза в день. Товарищ Токуда предложил попробовать их обед. Мы заглянули в глиняную миску и увидели какое-то месиво из рубленой ботвы и размоченных зерен чечевицы. Можно представить себе, чем раньше кормили здесь заключенных.

Когда мы уходили из тюремного барака, все его обитатели нас провожали. Это было зрелище, трогавшее до слез. Большинство заключенных из-за слабости не могли стоять, у многих не было зубов, тело в язвах и лишаях, кожа землистого цвета. В ответ на наши слова: «До свидания, товарищи. До встречи на свободе!» – они кричали по-японски и по-русски: «Товарищ!», «Москва!», «Ленин!», «Спасибо!»

Через несколько дней состоялось освобождение из японских тюрем политических заключенных. Вышедшие из тюрем коммунисты пошли не к штабу Макартура, а медленной колонной, опираясь на плечи друзей и родных, направились в парк Хибия, где состоялся многотысячный митинг бывших заключенных. Это была незабываемая манифестация. Искалеченные и больные борцы-антифашисты, стойкие коммунисты демонстрировали свое единство в борьбе против милитаризма и реакции. Провокаторы пытались сорвать митинг: они перекрыли подходы к парку, выключили свет, распространяли среди прохожих панические слухи. Однако участники митинга не поддались на провокации, наиболее боеспособные из них взяли в свои руки охрану порядка.

Председательствовал на митинге товарищ Токуда. Выступавшие не произносили длинных и утомительных речей. Все они клеймили позором тех, кто вовлек японский народ в войну, клялись бороться до конца за полное освобождение страны от капиталистического рабства. Помню, как на помост, заменявший трибуну, поднялась сгорбленная страданиями и нуждой старушка и сказала: «Мой сын Ходзуми был хороший человек, я думаю, он самый хороший сын. Его казнили палачи за связь с коммунистами. Если мой сын помогал коммунистам и его за это казнили, значит, коммунисты тоже хорошие и правильные люди. Запишите меня в коммунисты!»

После митинга был устроен сбор средств, необходимых на воссоздание компартии Японии. Люди подходили к столу и все, что у них было сколько-нибудь ценного, клали на разостланный платок – «фуросики». Никто не спрашивал фамилий, никаких списков не вели.

Через непродолжительное время в Токио состоялся IV съезд КПЯ – первый съезд после возрождения партии. Собравшиеся на съезд делегаты представляли Коммунистическую партию Японии, уже насчитывавшую в своих рядах 40 тыс. членов.

Совсем по-другому вели себя после капитуляции реакционные силы Японии. Опасаясь арестов и чистки, реакционные деятели не спешили раскрывать себя. Они покинули столицу и терпеливо выжидали, куда склонится стрелка политического барометра, как поведут себя союзники и их контрольный орган – Союзный совет. Активисты теперь уже бывшей монархо-фашистской Политической ассоциации помощи трону, депутаты парламента военного времени, руководители ультранационалистических организаций и ассоциаций без единого возражения согласились с роспуском штабом оккупационных войск их детищ и через подставных лиц стали зондировать почву о возможности создания своих партий, прогрессивных по названию и реакционных по существу. Так вскоре были зарегистрированы в министерстве внутренних дел новые буржуазные партии – Либеральная и Демократическая. Вчерашние идеологи милитаризма, на протяжении многих лет представлявшие социальную опору японской военщины, злейшие враги трудящихся и социализма и представителя крупного Капитала теперь собирались бороться за «свободу и демократию» японских трудящихся.

Очень скоро на поверхность политической жизни Японии всплыли фигуры матерых политиканов, которые, по их утверждению, якобы боролись с японским милитаризмом и стремились к миру с союзниками еще в годы войны: это Сигэру Есида, барон Сидэхара, бывший министр торговли и промышленности Киси и ряд других. Вскоре барон Сидэхара стал премьером Японии, а его преемники Есида, Киси, Икэда ждали своей очереди на этот пост.