ЗАГОВОР АГРЕССОРОВ

ЗАГОВОР АГРЕССОРОВ

Под дымовой завесой политического и военного затишья в Токио и Берлине шел тайный сговор агрессоров о расширении мировой войны, о вовлечении в ее водоворот крупнейших держав мира – Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и др. Короче говоря, в Токио и Берлине шла последняя подготовка к новому переделу мира. Игнорируя существовавшие договоры с Советским Союзом, фашистская Германия и милитаристская Япония вели тайные переговоры на самом высоком уровне о военном разделе территории СССР. Маскируясь пактом о нейтралитете, японское правительство задолго до нападения Германии строило свою внешнюю политику с учетом этого нападения и в интересах его успешного осуществления. Однако, прежде чем освещать переговоры Токио с Берлином, мне хочется вкратце коснуться взаимоотношений Японии с Советским Союзом накануне нападения гитлеровцев на СССР.

Как известно, в стремившейся к захватам милитаристской Японии многие годы царил климат враждебного отношения к нашей стране. В 1925 г. после разгрома Красной Армией японских интервентов между СССР и Японией были восстановлены дипломатические отношения, однако это не положило конец территориальным притязаниям Японии.

После поучительных уроков на озере Хасан (1938 г.) и реке Халхин-Гол (1939 г.) японские руководители как будто бы взяли курс на нормализацию отношений с нами, тем более что союзник Японии по «Тройственному пакту» – Германия имела с СССР договор о ненападении. Что касается Советского Союза, то его стремление к миру и добрососедству с Японией, так же как и с другими капиталистическими странами, было неизменным. 13 апреля 1941 г. был подписан пакт о нейтралитете, был также назначен новый японский посол в Москве, генерал Татэкава, который придерживался более умеренных взглядов на взаимоотношения с СССР, чем его предшественник, ярый националист Мамору Сигэмицу.

Однако лед враждебного отношения к нашей стране и после подписания пакта о нейтралитете таял более чем медленно. Японские реакционные круги всячески препятствовали налаживанию отношений. Их бесило, что Советский Союз – государство рабочих и крестьян – выстоял перед натиском всего капиталистического мира и успешно строит социализм.

Слабые торговые и культурные связи между Японией и СССР отражали уровень и характер тогдашних отношений. Культурного обмена, как такового, не было, взаимных встреч деятелей культуры, образования и спорта также не проводилось. Объем советско-японской торговли был ничтожно мал – где-то в пределах 1-2 млн. рублей в год. Экономическое сотрудничество ограничивалось тем, что по ранее достигнутым соглашениям японские акционерные компании вели разработку нефти и угля на Северном Сахалине, занимались морским промыслом в советских водах. Поворотным событием в советско-японских отношениях стало вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз летом 1941 г.

Говоря откровенно, предупреждений о надвигающейся военной угрозе из Японии поступало больше, чем из какой-либо другой страны мира. Вспомните серию донесений советского разведчика Р. Зорге. Много материала информационного характера направлялось также из посольства, отделения ТАСС в Токио. К сожалению, сообщения из Японии, так же как из самой Германии, Швейцарии и других стран, не смогли убедить руководство в крайней серьезности положения. Эти предупреждения не стали тем набатом, который поднял бы, точно по тревоге, всю страну на борьбу с опасностью. Уж очень хотелось всем советским людям верить, что благоразумие возьмет верх над безрассудством фашистских главарей и война отступит, как она уже не раз отступала.

Советско-германские отношения накануне войны были предметом особого внимания дипломатического корпуса в Токио. Начиная с января 1941 г. упорно циркулировали слухи об ухудшении отношений между Германией и СССР. Особенно старательно распространяли их западные дипломаты и журналисты, втайне рассчитывавшие на обострение не только германо-советских, но и советско-японских отношений. Больше других в этом неблаговидном деле усердствовал пресс-атташе британского посольства в Токио Рэдман, возглавивший после предумышленного убийства японцами резидента Кокса английскую разведку в Японии. Но были и вполне добросовестные сообщения о тревожных слухах.

Как-то в середине мая я посетил частную клинику доктора Плейсснера, чтобы показать ему своего сына, постоянно страдавшего в Японии воспалением среднего уха. Самого доктора в клинике не было, он где-то задерживался на выезде. Его жена, Габриэлла Плейс-снер, узнав о том, что мы из советского посольства, любезно просила нас подождать. Мы разговорились. Оказалось, что они с мужем покинули Западную Украину незадолго до ее освобождения советскими войсками. Габриэлла была рада нашей встрече и в течение часа оживленно беседовала с нами. Сын в это время усердно листал иллюстрированные журналы и, кажется, даже забыл про болезнь. Габриэлла доверительно рассказала о том, что среди немецких дипломатов и иностранных журналистов ходят слухи о готовящемся вторжении Гитлера в Западную Украину и Западную Белоруссию как первом шаге войны с СССР. Она пояснила, что представляет в Японии какую-то югославскую газету и часто бывает в пресс-клубе. Скоро прибыл доктор Плейсснер, и интересный разговор на этом был прерван.

О слухах как источнике информации следует сказать, что в условиях военно-полицейского режима в Японии они нередко были первыми признаками надвигавшихся крупных событий. Обычно слухи возникали в корреспондентских кулуарах и среди иностранцев, прибывших в Токио из Германии и других стран Европы и Америки. Затем они перекочевывали в дипкорпус и очень скоро становились достоянием общественного мнения и даже прессы. Японское правительство боролось со слухами, если они противоречили японской официальной версии, усилило контроль за прессой, ввело строгие цензурные законы. В частности, в январе 1941 г. был принят закон «Об ограничении газетных публикаций». Позднее была учреждена Японская газетная лига, в которой посты советников и членов правления заняли представители Управления информации и министерства внутренних дел Японии. Были приняты законы, сурово карающие всех подозреваемых в разглашении военной и государственной тайны. В марте 1941 г. парламент утвердил Закон об обеспечении национальной обороны (Кокубо хоанхо), согласно которому лица, «наносящие вред общественному спокойствию и порядку», наказывались каторжными работами. Но, несмотря на всю строгость контроля и цензуры, слухи продолжали циркулировать. Иногда их специально распространяли официальные лица и органы печати.

После подписания в сентябре 1940 г. «Тройственного пакта» мы были свидетелями чрезмерного разбухания немецких представительств в Токио. Усилился наплыв в Японию немецких групп и различных делегаций, обычно возглавляемых видными дипломатами и представителями деловых кругов Германии. Уже несколько месяцев в Токио находился нацистский дипломат Макс Штаммер. Посол Отт то и дело вылетал в Берлин для встреч с руководителями рейха, а японский посол генерал Осима циркулировал между Берлином и Токио. Повышенная активность немецких и японских дипломатов, без сомнения, свидетельствовала о назревании чрезвычайных событий.

Были и другие признаки приближавшейся германо-советской войны. Например, с конца 1940 г. через Токио из США, Канады и Южной Америки беспрерывным потоком возвращались тысячи немецких резидентов и деловых людей. Все они посещали советское посольство и представительство «Интуриста», чтобы получить транзитные визы и билеты на проезд по территории СССР. В посольство они приходили или приезжали на автобусах большими партиями по 30-40 человек, но в кабинет консула для беседы их приглашали по одному. Один из немецких посетителей, проживший в Мексике большую часть своей жизни, доверительно пояснил, что приказ о возвращении немцев в Германию объясняется обстоятельствами, связанными с дальнейшим расширением войны. Видимо, руководители рейха старались собрать в Германии все немецкое население, главным образом чтобы увеличить людские ресурсы для войны. У немцев стало очень много врагов во всем мире, в будущем их может оказаться еще больше, сказал с озабоченностью один немецкий посетитель.

Советское консульство в то время располагало данными о том, что все транзитные немцы в обязательном порядке посещали немецкое посольство в Токио, где получали задания разведывательного характера на период следования по советской территории. Это была одна из форм легального шпионажа нацистов в нашей стране. Примерно за 10-12 дней до нападения Германии на СССР поток транзитных немцев сократился, а через несколько дней прекратился вовсе.

За несколько дней до начала Великой Отечественной войны слухи о вооруженных стычках на границе Германии и СССР приняли массовый характер. К нашим дипломатам на приемах, в учреждениях и просто на улицах подходили знакомые и даже незнакомые иностранцы, в том числе и японцы, и спрашивали, насколько правдоподобны эти слухи. Японская пресса, контролируемая правительством и военной цензурой, вела в то время плохо скрываемую игру в пользу фашистских государств. Обозреватели центральных газет, отражая официальное мнение, широко комментировали «Тройственный пакт», делая акцент на том, что Германия и Италия признают и уважают руководство Японии в создании «нового порядка» в Восточной Азии. Не оставалось никаких сомнений в том, что официальный Токио хотел расставить все точки над «и» в своих отношениях с Германией накануне ее нападения на СССР. Японские руководители старались обеспечить себе полную свободу действий в решении азиатских проблем.

Не случайно, что именно в этот период японские войска устремились на юг с целью окончательного овладения Французским Индокитаем. Перед японской армией и флотом была поставлена задача: захватить силой Индокитай и перерезать линии коммуникаций США с Китаем, лишив его экономической и военной помощи, создать плацдарм для наступательных операций против Филиппин, Индонезии, Сингапура. Япония действовала в этом случае в согласии с Германией. Франция после разгрома летом 1940 г. была не в силах противостоять нажиму двух агрессоров и отстоять свою колонию в Азии – Индокитай. Это была первая крупная добыча, доставшаяся Японии за участие в «Тройственном пакте». Правительство США как-то пыталось противодействовать вводу японских войск в Сайгон, однако проводимая прежде политика соглашательства и «умиротворения» агрессоров подорвала силу дипломатического давления и экономических мер в отношении Японии.

Вспоминается случай, проливающий некоторый свет на действия японских империалистов в Юго-Восточной Азии в 1940-1941 гг. В середине июня 1941 г. консульский отдел нашего посольства посетил секретарь французской миссии в Индокитае с просьбой выдать членам миссии транзитные визы для возвращения во Францию. Поскольку у нас не было дипломатических отношений с правительством Виши, решение вопроса о визах затягивалось. В один из своих визитов секретарь миссии, владевший несколькими языками, включая русский, рассказал, что в связи с поражением Франции японцы по согласованию с немцами усилили нажим на правительство генерала Петена с целью прибрать к рукам Французский Индокитай. Вести переговоры с ними крайне трудно, говорил секретарь французской миссии, поскольку японское правительство заняло непримиримую позицию, опираясь на успешные действия своей армии и флота. Новое требование Японии сводилось к безоговорочному признанию ее права на размещение войск и создание баз не только в северной, но и в южной части Индокитайского полуострова. Франция также должна была принять обязательство снабжать японские войска всем необходимым для боевых действий, кроме оружия.

По словам секретаря, японский МИД предупредил французскую миссию, что если эти требования не будут удовлетворены, то Япония применит вооруженные средства и введет войска на юг Индокитая. «Миссия не обладает полномочиями решать такие вопросы и намерена выехать во Францию», – завершил свой рассказ секретарь миссии.

Необычное зрелище представляла столица Японии в последние дни перед вторжением гитлеровцев в нашу страну. Летняя духота с проливными дождями пришла раньше обычного. Казалось бы, самое время японским буржуа оставить шумный город и либо отправиться на побережье океана, куда-нибудь в Атами, Камакура, либо к горным озерам Хаконэ и Цудзэндзи, или, что еще лучше, удалиться в японские Альпы – Каруйдзава. Но никто не хотел покидать столицу в эти дни. Внешне в городе все как будто оставалось спокойным. Однако в правительственных и военных ведомствах царила подозрительно повышенная активность. Учреждения и штабы работали без перерыва, чиновники и штабные офицеры сутками не покидали своих помещений. По ночам в окнах горел свет, каждые пять-десять минут у подъездов останавливались черные лимузины с генералами и высокопоставленными чинами. В парламенте шли многочасовые дебаты по поводу новых 4 законов. Всё говорило, что в столице дальневосточном агрессора готовятся к событиям большой важности.

Газеты и радио 15-16 июня выступили с широкими комментариями по поводу заявления ТАСС от 14 июня, в котором советское правительство изложило свою точку зрения на положение в Европе в связи со слухами о нарастании военного конфликта между Германией и СССР. Японская пропаганда на свой лад интерпретировала эти слухи, обвинив Советский Союз, который якобы сосредоточил огромные войска на границах с Германией и тем нарушил спокойствие в мире. Где-где, а в Токио отлично знали об агрессивных планах Гитлера и не теряли ни одной минуты, готовясь извлечь из новой военно-политической конъюнктуры наибольшую для себя выгоду.

И сейчас еще иногда появляются утверждения, что Япония в 1941 г. не знала-де о планах гитлеровской Германии и действовала, сообразуясь лишь со своими национальными интересами. В этой связи хочется напомнить несколько общеизвестных фактов.

Неоднократно возглавлявший японское правительство принц Коноэ в своем дневнике, вышедшем в свет после войны, записал: «Подписывая 13 апреля 1941 г. в Москве пакт о нейтралитете, министр иностранных дел Мацуока уже знал о готовящемся нападении Германии на СССР»[7]. Более того, японский военный историк Такусиро Хаттори утверждает, что 15 мая 1941 г. в Токио состоялось совещание руководящего состава японского Генерального штаба по вопросу о мероприятиях в связи с германо-советской войной.

19 мая 1941 г. советский разведчик Рихард Зорге сообщал: «Берлин информировал своего посла в Японии генерала Отта, что немецкое наступление против СССР начнется во второй половине июня. Технический отдел германских воздушных сил в Токио получил указание возвратиться в Германию. Рамзай»[8].

Во время суда над главными японскими преступниками в Токио бывший японский посол в Берлине генерал-лейтенант Хироси Осима дал показания о том, что правительство и военные круги Японии были предупреждены им о готовящемся вторжении Германии в СССР. В частности, он рассказал, что после встречи 3 июня 1941 г. с Гитлером, а 4 июня – с Риббентропом он направил в Токио сообщение, в котором говорилось, что «война между Германией и СССР, по всей вероятности, начнется в ближайшее время, т. е. в течение одного месяца»[9]

Таковы неопровержимые факты, говорящие о том, что оба агрессора – Германия и Япония – действовали накануне войны заодно, своевременно информируя друг друга о своих планах и подталкивая друг друга к нападению на Советский Союз.