Премьер?

Премьер?

Сегодня надо думать, как помочь моей стране. И если мне дается этот шанс, я его использую от и до.

Сергей Тигипко

Весной 2001 года под Ющенко зашаталось премьерское кресло. Комментируя ситуацию, Тигипко, проявляя свою нацеленность на компромисс, говорил, что помочь Виктору Андреевичу сохранить пост может создание коалиционного правительства. Однако в мае Ющенко был отправлен в отставку. Претендентом № 1 на то, чтобы унаследовать этот пост, считали Тигипко. И он действительно «готовился к этой должности: кучу вещей перечитал, начал писать в специальной тетрадке. У меня даже книжка была расписана: первая неделя, вторая неделя, первый месяц, первые сто дней», – признавался Сергей Леонидович «Столичным новостям» через полгода после отставки Ющенко. Поначалу президент Кучма соглашался с этой идеей, но затем под давлением некоторых факторов решил поддержать кандидатуру Анатолия Кинаха. В конце мая 2001 года «Зеркало недели» выдвинуло версию о том, что свою роль сыграли коммунисты, которые за поддержку Тигипко требовали принять закон о парламентских выборах на пропорциональной основе либо «оформления договоренностей на взаимовыгодной экономической основе». С этим Кучма не мог согласиться.

Была и другая версия. Якобы перед голосованием депутаты Омельченко и Ермак предъявили документы, свидетельствующие о бизнес-связях Тигипко и Виктора Пинчука, женатого на дочери Кучмы. В случае избрания Тигипко премьером этот компромат намеревались предать огласке.

В дальнейшем по примеру проекта «Ельцин – Путин» рассматривался и вариант, когда под давлением обстоятельств политического кризиса президент Кучма уходит в досрочную отставку, а и. о. президента согласно Конституции становится «свой» премьер (то есть Тигипко). Кстати, до самой отставки Кинаха разговоры о его замене Тигипко не прекращались.

На самом деле к тому времени Сергей Леонидович действительно уже давно был готов к работе на посту премьер-министра, и не зря несколько раз появлялись слухи о его скором назначении. Но всякий раз выбор, увы, останавливался на других. Однажды Тигипко признался, что его разработками по руководству страной в должности премьера до сих пор пользуются другие.

Следующие несколько страниц, представленные вашему вниманию, – это некоторые давние мысли нашего героя, которые в те годы вполне могли войти в ту особую, «премьерскую» тетрадку. Они уже тогда говорили о зрелости Тигипко как политика.

На Западе принято считать, что правые нужны для того, чтобы заработать денег, а левые – для того, чтобы их потом поделить. Значит ли это, что нам сейчас нужны у власти правоцентристы, которые отладят экономику, создадут эффективную налоговую систему, привлекут инвестиции? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Во-первых, потому, что в нашей политической системе все смешалось, идеология не является основным принципом для деятельности партий. Во-вторых, общество, привыкшее к тотальному патернализму, жаждет именно левых решений.

Но есть и третья причина.

Экономика так устроена, что не всегда успех можно считать результатом разумной работы того или иного правительства. Чаще всего в нем интегрированы усилия многих предыдущих команд, в том числе и негативные. Если бы вам удалось расспросить Тигипко, он бы смог привести в подтверждение этой мысли немало примеров, когда в прошлом предпринимались экономические шаги, которые впоследствии срабатывали очень мощно. Взять хотя бы отказ от государственного регулирования цен. Значение этого решения в то время, когда оно принималось, понимали очень немногие. Однако этот шаг впоследствии имел колоссальное значение для экономики. К сожалению, сегодня на будущее в правительстве и парламенте так системно не работают.

Сельское хозяйство. Еще являясь главой Нацбанка, Тигипко прогнозировал, что вступление во Всемирную торговую организацию сильнее всего может ударить по сельскому хозяйству – по нашей самой недореформированной, недоструктурированной, самой запущенной отрасли. Ситуация там настолько запутана, что очень трудно понять, что же предпочтительнее – медленное лечение или жесткие удары, которые заставят всех встрепенуться. Хотя некоторые сектора АПК, например переработка, легче перенесут любой удар, потому что украинские продукты весьма конкурентоспособны по качеству.

В то же время не стоит забывать, что и в Европе, и в США и Канаде государство очень мощно поддерживает аграриев.

Почему Тигипко в тот период так серьезно занимался сельским хозяйством? Во-первых, он всегда старался системно смотреть на все, что происходит в экономике. Во-вторых, к этому его вынуждала профессия банкира. Дело в том, что наиболее значительные невозвраты в банковской системе происходили именно из этого сектора. Можно называть много причин такого положения: отсутствие прозрачного рынка земли, залогов. То есть – абсолютно нерыночный сектор. Тигипко тогда называл его «огромной дырой для страны». Некоторые механизмы в те годы банкиры все же нашли, но проблема так и не решена до конца. Заставлять их решать будет ВТО – правда, следует сделать поправку на кризис.

Сельскохозяйственный сектор у нас действительно наименее реформирован, хотя и обеспечивает 16 процентов рабочих мест и 14,5 процента ВВП страны. Сейчас, когда в мире растут цены на продовольствие, понятно, что источник этого процесса – недостаточное предложение продуктов. Следовательно, перед Украиной, как аграрным государством, открываются широкие горизонты. Только необходимо думать на перспективу. Вкладывать средства в развитие виноградарства или птицеводства не ради самого процесса, а для того, чтобы иметь в перспективе определенный результат. Времена, когда крестьянам можно было не считать средства, минули вместе с развалом СССР и его фантастическими дотациями в сельскохозяйственную отрасль.

Сегодня нам в сельском хозяйстве понадобятся поддержка агрессивного экспорта, расширение мероприятий «зеленой корзины» и содействие притоку инвестиций. Только это обеспечит его устойчивое развитие. А еще – вроде бы давно забытые формы ведения хозяйства. Неужели колхозы, спросите вы? Не совсем.

Как-то раз посол США Уильям Грин Миллер (наилучший, по моему мнению, посол этого государства в Украине из всех, кого я знал лично) сказал, отвечая на мой вопрос, что нашим главным богатством является земля. Опершись на этот ресурс, мы сможем решить основные проблемы своей экономики. Тогда, в годы общего упадка, эти слова казались прекрасной мечтой. Но вот прошло время, и я убеждаюсь, что этот американский дипломат, который искренне и тепло относился к Украине, абсолютно прав.

Огромная перспектива на украинском селе открывается перед крупнотоварным производством. Дико, что в настоящее время 70–80 процентов товарной продукции в Украине производится небольшими хозяйствами-дворами, которые держат одну-две коровы. Во всем мире это уже давно не так. К счастью, условия соглашения, достигнутого Украиной с ВТО, стимулируют создание именно крупных агропромышленных, вертикально интегрированных комплексов. Такие хозяйства имеют значительно лучшие перспективы интенсификации производства, увеличения его объемов, улучшения качества продукции. Поэтому они будут и в дальнейшем наращивать мышцы.

Кстати, такая концентрация сельскохозяйственного производства в Украине происходит достаточно активно, особенно в последнее время. И это не удивительно, ведь наши пространства, как и российские, прямо подсказывают целесообразность именно такой формы ведения хозяйства на селе. Другие страны не имеют ни законодательной базы, ни условий для создания такого бизнеса. Недаром Мировой банк отмечает, что только четыре страны – Украина, Россия, Казахстан и Аргентина – имеют наибольший потенциал для увеличения производства сельскохозяйственной продукции. Да и, например, в бывшей ГДР, где кооперативы не пошли по пути распределения на маленькие фермерские хозяйства, именно они уже в объединенной Германии имеют сейчас колоссальное конкурентное преимущество. И даже ведут переговоры относительно дальнейшего укрупнения.

Конечно, развивая крупнотоварное сельхозпроизводство, мы не должны подавлять собственных фермеров, напротив, они будут нуждаться в государственных дотациях. Однако следует постоянно принимать во внимание следующий факт. Сто лет тому назад 79 процентов населения США было занято именно в сельском хозяйстве. Теперь это только один (!) процент. Все остальные получили другую квалификацию, заняты в других отраслях экономики. Для нас это должно было бы стать очень красноречивым примером того, как в современном мире создаются преимущества.

Уголь. Знаменитый финансист Джордж Сорос однажды назвал нефть и газ «ресурсным проклятием для России». Полагаясь на то, что у них огромные запасы этих энергоносителей, которые востребованы на внешних рынках, россияне не реформируют экономику – как будто так может продолжаться вечно. Можем ли мы примерно так же оценить проблему угля для Украины? Все годы независимости Украина никак не может справиться с проблемой угледобычи, ценой угля, социальной защитой горняков. Никак не может «переварить» наболевшую шахтерскую проблему.

Видимо, нам придется еще очень долго балансировать между себестоимостью угледобычи и проблемой персонала на убыточных шахтах. Тигипко считает, что здесь простых ответов нет. Если кто-то думает, что можно просто закрыть шахту и не ответить на вопросы, что делать оставшимся без работы людям, то это совершенно неверно. В том числе неверно экономически. На первый взгляд, да бог с ними, пусть они разбредутся по миру, ведь найдут себе где-нибудь работу, как-то устроятся, и страна на это вроде бы ничего не потратит. Нет, вот именно что потратит, причем очень большие деньги, потому что значительная часть этих людей разойдутся по наркопритонам, уйдут в преступность, и мы за все это будем платить. Платить милиции за то, чтобы она боролась, врачам – чтобы они лечили, и т. д. Словом, для того, чтобы принимать такие решения, необходимо все просчитывать, четко соизмерять свои возможности. И на некоторых этапах государство должно поддерживать и убыточные предприятия.

При этом параллельно необходимо убирать самые неэффективные шахты, создавая условия для того, чтобы люди, которые там работали, переучились, желательно, получили новое рабочее место и спокойно входили в новую жизнь. Если такую политику последовательно проводить на протяжении 10–15 лет, мы получим то, что хотим. Оставим эффективно работающие предприятия, которые имеют соответствующие техническую и кадровую оснащенность, необходимые горно-геологические условия, которые позволяют эффективно работать. И закроем то, что неэффективно.

Тигипко глубоко обдумал то, о чем говорит. Еще на выборах 2002 года он воочию убедился в том, насколько жуткая ситуация возникает, когда закрывают шахту, ликвидируют последние рабочие места в стагнирующем городе, который полностью привязан к горняцкому труду, не предоставив никакой альтернативы людям. Политики и чиновники попросту бросают своих сограждан, своих избирателей – тех, кто вознес их на вершину властной пирамиды, тех, на кого и должны работать власть предержащие. Выплывайте, люди, как хотите. При этом не берется в расчет, имеют ли они какую-то другую подготовку, здоровье, возрастной запас или нет.

Это еще и проблема разграбления, потому что очень большой процент даже из тех ресурсов, которые выделяются, не доходит до шахтеров. Но это уже проблема совести тех, кто устроил из угольной отрасли дойную корову, кто буквально паразитирует на этой проблеме. И часто просто манипулирует горняками, которые то идут в Киев, то не идут, и т. д. То есть люди в касках стали определенным политическим бизнесом.

В тот раз Тигипко проехал по многим шахтерским городкам Луганщины, встречался с преподавателями и студентами. На всю жизнь ему запомнились умнейшие глаза этих людей. Но это были глаза побитой собаки, умной собаки, которая прошла через все. Что он им мог сказать, как вызвать у них энтузиазм, как их поддержать? Из последних сил он выкладывался, чтобы заронить в них зерно надежды, потому что верил сам: даже из такой, казалось бы, безвыходной ситуации существует выход.

Только, конечно, не такой, когда чиновники, как сейчас, закупают уголь не на украинских шахтах, а завозят его из-за рубежа.

Частная собственность. Одной из наиболее острых проблем Украины является частная собственность. Она у нас то ли есть, то ли ее нет. На одни вещи такая собственность есть, на другие – нет. Например, на землю частной собственности нет. На самом деле земля остается бесхозной. Казалось бы, ликвидированы колхозы, земля распаевана. Но это еще не частная собственность. Частная собственность – это когда вы можете продать свою землю и получить за нее деньги, завещать ее детям или обменять – скажем, на завод. А еще ее можно отдать в залог. Но если вы не можете так оперировать землей, то о частной собственности не может быть и речи. Тогда это не частная собственность, а экономические галлюцинации.

Против частной собственности на землю выступают многие. Их аргументы, в общем-то, ясны: мол, стоит ее ввести, как всю землю скупят, сосредоточат в одних руках и заставят украинцев работать на чужого дядю. Когда Тигипко говорили подобные вещи, он соглашался: «Да, это вполне возможно». И предлагал свой вариант.

Как-то, выступая в Чернигове, он сказал, что землю нельзя продавать сразу же после того, как снимут на это мораторий. В первые годы после этого рынок земли будет стремительно расти в цене. Например, в Восточной Европе цены в среднем удвоились за год. Но при этом государство должно создать условия для долгосрочной аренды и всех предупредить: «Не продавайте. Попробуйте сначала сдать в долгосрочную аренду, а потом, когда земля в цене вырастет, вы ее и продадите».

Однако люди продают уже сейчас, по «серым схемам». Потому что механизмы не отработаны, соответствующее законодательство отсутствует. Люди продают землю, потому что всю свою жизнь работали за копейки, а сейчас есть возможность хоть немного, но разбогатеть – все-таки какие-то деньги на лекарства, на помощь детям.

Как бы ни было, но эти люди после появления соответствующего законодательства будут иметь полнейшее право распорядиться своей землей по собственному разумению. Пусть они даже поспешат, совершив ошибку. Но человек имеет право ошибаться, это базовый принцип с точки зрения либеральной идеологии. Кстати, отправив дочь на учебу в Англию, Тигипко знал, что там она быстрее научится принимать самостоятельные решения: как распорядиться деньгами, как питаться, как планировать свое время. Для него это было даже важнее, чем знания, которые она там получит.

Так что и для всех нас очень важно быстро научиться принимать решения.

Однако частная собственность – это не только умение самостоятельно ею распорядиться. В Украине сплошь и рядом происходит, когда администратор предлагает собственнику, мол, поделись со мной своим имуществом, деньгами, а я обеспечу тебя «крышей», пролоббирую важные вопросы. И речь не только о том, что человек вынужден делиться с чиновником. На самом деле этот администратор должен был бы по долгу службы помочь сотне таких производителей, а не создавать тепличные условия для одного. Потому что тогда эта сотня развила бы конкуренцию между собой и от этого в конечном итоге выиграли бы все.

К сожалению, этот сюжет очень характерен для современной Украины. Казалось бы, на этого чиновника никогда не найти управу, потому что он зачастую связан и с правоохранительными органами, и с криминальными кругами. И все же Тигипко советует никогда в такой ситуации не сдаваться. Упереться из последних сил, показать характер – за свое надо бороться. Иного не дано – эти люди просто так не поймут. Если же начать отдавать, у чиновников разгорится аппетит и завтра будет еще хуже.

С другой стороны, теперь в Украине существует достаточно сильная политическая конкуренция. И это нужно использовать для того, чтобы себя защитить. Вас прессингует чиновник, который принадлежит одной политической силе – обращайтесь за помощью к ее оппонентам. Но и партии должны отвечать за своих людей, государство должно применить такие механизмы, которые бы не позволили чиновникам наживаться на других.

Вот тогда и поднимется мелкий собственник – та самая основа здорового индивидуализма, на которой вырос Запад, на которой может подняться и Украина. Когда создаешь условия для частной собственности, когда собственников появляется много, неизбежно возникает конкуренция – мощнейший залог рыночной экономики.

Из украинцев пытались очень долго и очень жесткими методами удалить чувство собственности, чувство хозяина. Но это вряд ли возможно – все равно когда-нибудь гены скажут свое. Мы хорошо знаем, как загоняли людей в колхозы, через какие страшные испытания, в том числе Голодомор, прошел на этом пути украинский народ. Дед Тигипко рассказывал внуку, как своими руками отдал свое хозяйство в колхоз. Его предупредили, что в противном случае завтра его возьмут, раскулачат, сошлют в Сибирь. Что ж, пришлось принимать жестокие правила той смертельной игры. Сдал все, вернулся домой, и семья весь вечер проплакала…

А на следующий день пришли за его родственником, который в колхоз не шел и упирался до последнего. Забрали семью, его самого, разрешили взять только топор, двуручную пилу и лопату. И даже куска хлеба не дали взять. «Мама моя рассказывала, что там был хлеб в деревянной бочке, его так хранили, накрыв сверху деревянной крышкой, чтобы не черствел, – полная бадья хлеба. Но и краюху не дали взять, угнали в Сибирь», – вспоминает Тигипко.

Но только и в Сибири уцелел этот хозяин. Выстроил хутор, а через много лет вернулся в родное село с мешком денег: «Вот вам, меня загнали в Сибирь, думали, что сдохну, а я и там хозяином стал!»

Вот эти вещи необходимо учитывать. Большевики ведь не случайно гнали украинцев в Сибирь с инструментами. Знали, что они обязательно и там обустроятся. Так что и Сибирь осваивали, и в колхозы загоняли одновременно. Но только те, кого угрозами и голодом запугали, боялись уже до конца своих дней. И только сейчас мы понемногу начинаем вытравливать из себя этот страх.

Хозяина нужно не душить – поддерживать. Не так давно в одесском архиве Тигипко нашел бумаги на ту землю, которую покупал дед. Это закладная, на основе которой он взял в банке кредит на покупку земли. Кредитные деньги и позволили ему создать крепкое хозяйство.

Сильное государство складывается из крепких подворий. Тигипко рассказывал, что румыны (а их село до 1940 года находилось под Румынией) всячески поощряли именно крепких хозяев. Им давали специальную одежду – шапку, сапоги, тулуп, чтобы все видели: идет лучший хозяин села! Кстати, дед Тигипко был лучшим.

Законы. В последнее время у нас много спорят о Конституции, мол, а не написать ли нам еще одну, лучше прежней. Напомню, что некогда в СССР под руководством Н. И. Бухарина была создана лучшая в мире Конституция. Однако это не помешало Сталину репрессировать миллионы советских граждан, в том числе и самого Бухарина. Так что нам бы не конституции сочинять, а для начала научиться исполнять законы, не вертеть ими, словно дышлом, научиться свои права, гарантированные существующей Конституцией, отстаивать.

«За нарушение законов нужно очень сильно бить по голове», – говорит Тигипко. На Западе люди исполняют законы не оттого, что там такие уж очень сильные законы и порядочные граждане, а потому что там битые граждане. Таков опыт многих поколений. Там люди знают точно: не дай бог что-то нарушишь, – наказание будет неотвратимым. Да еще так вымотают кишки, что детям и внукам передадут.

Религия. На Западе церковь понемногу утрачивает монополию на этику, на арбитраж в представлениях о добре и зле. Если это общая тенденция, то как же быть нам? Где искать нравственные точки опоры?

Когда его спрашивают, крещен ли он, Тигипко отвечает утвердительно. И добавляет, что его крестили в той же церкви, что и отца, и маму, и братьев, и многих других родственников. В целом же он убежден, что даже если и появится какая-то иная, внецерковная этика, она все равно будет построена на этике религиозной, в ней будут использованы те же вечные принципы добра и любви.

Но в то же время нынешний век налагает свои особенности. Для веры нужно время. А у людей попросту нет времени, чтобы подумать над вечными вопросами, чтобы прийти в церковь с молитвой или для того, чтобы хотя бы побеседовать со священником. Это глубокая работа души, а она требует немало времени.

Отношение людей к религии напоминает маятник, раскачиваемый политиками: то они воинствующие атеисты, то глубоко верующие. И то и другое чаще всего свидетельствует о поверхностности личности, ее подверженности социальным оценкам. Истинная вера себя не выставляет напоказ, она чаще скрыта в глубине души.

Вряд ли человечество от религии откажется вообще. В современной Украине это видно особенно наглядно. «Я знаю многих людей, которые и современны, и перспективны, порой даже радикальны, но при этом остаются глубоко верующими, – говорит Тигипко. – И в то же время они во имя определенных принципов, скажем, меняли конфессию – то есть предпринимали шаги, которые требуют осмысленного решения. А вот я, например, в результате долгих раздумий могу сказать, что для меня такой шаг был бы чересчур радикальным. Но у каждого свой духовный путь».

И дальше: «В Украине мы пережили очень тяжелый период, когда стали переходить от одной православной церкви к нескольким. Многие люди пережили это достаточно болезненно, потому что эти разделы проходили буквально по живому. Сейчас все это, вроде бы, немного успокоилось. В последнее время все чаще говорят о том, как создать единую поместную православную церковь. Я задаю себе вопрос: а как должны на это отреагировать политики? Должны ли они быть инициаторами? И сам себе неизменно отвечаю: чем больше политики будут влезать в этот вопрос, тем больше проблем там будет возникать».

Политреформа. В тот период Тигипко много говорил о политреформе – комплексе политических решений, которые сегодня не критикует только ленивый. Однако я бы все-таки отделил то, что он предлагал, от компромиссов, которые под давлением обстоятельств были достигнуты после второго тура президентских выборов-2004. Давайте попробуем разобраться в том, что же именно предлагал Тигипко.

В 2002 году он повторно прошел в парламент – как № 7 списка пропрезидентского блока «За Единую Украину!». В ходе избирательной кампании Сергей Леонидович вновь заявлял о необходимости создания коалиции для формирования правительства. За несколько дней до выборов Тигипко выступил с предложением о создании на базе блока «ЗаЕдУ!» партии, которую он был готов возглавить. Однако этого не случилось. Уже в Верховной Раде блок «ЗаЕдУ!» вскоре распался на восемь фракций и групп.

В течение нескольких месяцев Тигипко вел с Ющенко (лидером «Нашей Украины») переговоры о создании большинства. К сожалению, они провалились. Но почему? Ведь тогда переговорщики очень сильно продвинулись вперед. Скажем, впервые отработали документы, которые можно было подписать как соглашение о создании коалиции. Такого еще никогда не было.

Тигипко говорил в те дни: «Если мы смогли продвинуться так далеко, то уже в следующий раз мы с этой точки начнем двигаться дальше». Однако он ошибался. На самом деле Сергей понимал, что вероятность отрицательного результата выше, чем положительного. Но он шел в парламент именно с идеей коалиции и немного переоценил свои возможности.

Его спрашивали, как же так случилось, что вы оказались по разные стороны баррикад с Ющенко – ведь работали, скажем, в одном правительстве? И Тигипко отвечал, все же умалчивая о расхождениях с Ющенко во время работы в правительстве, что если они начнут дискуссию, то в итоге их мнения совпадут процентов на 90, а может, и больше. Он и тогда сохранял возможность для возвращения за стол переговоров – потому что это было важно для Украины.

Как жаль, что сработали партийные, групповые интересы. Ющенко тогда оказался в блоке с коммунистами. «Я понимаю, что именно политические технологии заставили его уйти в оппозицию, – говорил Тигипко. – Потому что, мне кажется, это даже не его (Ющенко) решение, а решение его окружения. Это с одной стороны. А с другой, существовала проблема тех людей, которые были со мной в блоке. Мне кажется, потому что мы не хотели какими-то вещами поступиться ради того, чтобы провести полтора года изменений – изменений динамичных, которые давали бы результат. Мы все рядили, а кто же от этого выиграет? Мы задавали себе вопрос: а кто от этого выиграет через полтора года, не понимая, что мы сами за полтора года изменимся. Не понимая, что именно это нас объединит. Мы переругаемся десять раз, но в конце концов жерновами этих дискуссий мы перемелем зерно, и получим муку, и испечем первый хлеб. Мне кажется, что это тоже болезнь, которая обязательно пройдет, и когда-нибудь мы вновь обязательно будем думать вместе». Хотелось бы…

Некоторые силы в окружении президента Кучмы лоббировали совсем другой план создания большинства: путем коалиции СДПУ(о) и бывшей «Единой Украины». А в итоге большинство оказалось нежизнеспособным, Ющенко и «Наша Украина» ушли в оппозицию. Кость Бондаренко писал по этому поводу: «Социал-демократы не смогли даже получить выгоду из распределения портфелей! Лидеры СДПУ(о) добились одного: вместо реальной и открытой политики в парламент был внесен тот стиль, который базировался на интригах и прессинге».

Да и сам Тигипко еще в октябре 2002 года заявил: «Согласен, что создание большинства без «Нашей Украины» выталкивает Ющенко в оппозицию. Однако я не верю, что это будет оппозиция с коммунистами, социалистами и блоком Тимошенко. Я прогнозирую, что получим уникальную ситуацию, когда будет оппозиция и справа, и слева». Он тогда ошибся, хотя рассуждал по сути абсолютно верно, и последовавший за выборами 2004 года раскол в «оранжевой» команде – тому свидетельством.

Еще в 2003 году Тигипко говорил, что стопроцентная пропорциональная система приведет к потере связи с регионами, предлагал открытые списки. Выступал против деления министров по президентской или парламентской квоте – Кабинет Министров должен формироваться парламентом, это должна быть единая команда. Призывал, чтобы все выборы в стране проходили одновременно, и тогда украинцы не испытывали бы этот шок каждые два года.

Поскольку политреформа к тому времени и не начиналась, к выборам 2004 года партии подошли явно недоразвитыми, поскольку развиться они могли исключительно в условиях их полной политической ответственности. Когда в законодательстве не было прописано формирование коалиционного правительства парламентом, это означало, что там не существовало полноценных фракций, которые бы отвечали за ситуацию. Означало отсутствие полноценных партий, которые эти фракции формируют.

Еще одним крупным недостатком в тот период виделся явно устарелый алгоритм в отношениях «Президент – Верховная Рада – Кабинет Министров». По мнению Тигипко, здесь нужна была новая система сдержек и противовесов. Президент должен был получить право роспуска парламента, если парламент не сможет организовать свою работу (речь о таких вещах, как формирование большинства, своевременное принятие бюджета и т. д.). При этом парламент должен был выработать и механизм ответственности Президента за свои действия. Закон об импичменте Президента помог бы тому лучше почувствовать ответственность перед людьми. Парламент же должен был получить право, создав большинство, на формирование своего правительства. При этом Президент контролировал бы ситуацию тем, что он предлагал на утверждение кандидатуру Премьер-министра.

Неплохой баланс: ведь перед тем, как назначить премьера, Президент должен был спросить у него, а каким же будет правительство, кто туда войдет персонально. При этом за Президентом должно было оставаться право как-то влиять на процесс создания правительства. Конечно же, новое правительство должно было бы чувствовать за собой колоссальную ответственность, и следовало договориться, чтобы ни парламент, ни Администрация Президента не лезли в экономику, не принимали решений на микроуровне. То есть предстояло попросту разумно сбалансировать ветви власти.

Конечно же, в окончательном виде все это еще только предстояло сформулировать. Однако фракции, вместо того чтобы договориться, предпочли собственные интересы. Оказалось, что ответственность отсутствует даже на таком уровне. Корпоративные, партийные интересы возобладали над интересами государства. Возможно, полагали, что после президентских выборов, когда в руках одного человека будет сконцентрирована значительная власть, окажется легче осуществить такие преобразования. Мол, вот приедет барин, барин нас рассудит – типичная психология раба.

На самом деле это была иллюзия простоты: будто можно чего-то добиться, не жертвуя временем и силами, не дискутируя до хрипоты, не разжевывая до мельчайших подробностей.

В ходе избирательной кампании 2004 года Тигипко, комментируя ее необычайно жесткий накал, заявил: «Если бы политреформа состоялась, мы бы не имели сегодня такой острой предвыборной ситуации. Ее бы амортизировали партии… Когда тот, кто представляет власть, будет ощущать, как ему в затылок дышат конкуренты из 10–12 партий, карауля любой промах, он будет вести себя чрезвычайно взвешенно».

До самого конца кампании он не оставлял надежды на то, что по политреформе удастся договориться. Однако тогда уже мало кто оставался открытым для любых компромиссов…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.