Консолидировать рассыпанное общество

Консолидировать рассыпанное общество

М. Королёва:Александр Андреевич, с погоды не хотите начать?

А. Проханов: — Да можно. Можно не только с погоды.

М. Королёва: — В Москве заметили первый снег, а Владимир Жириновский обвинил во всем Госдеп. Вы верите в то, что у Госдепа может быть такое оружие, которое вызывает засуху, землетрясения, ливни и наводнения?

А. Проханов: — Я верю. Более того, у Госдепа есть такое парапсихологическое оружие, которое постоянно приводит в возбуждение мозг Владимира Вольфовича и, по существу, он, Жириновский, является парапсихологи-ческим оружием Госдепа, потому что его взрывают в самые неподходящие для моего умонастроения моменты.

М. Королёва: — Ну, он, видимо, об этом не знает.

А. Проханов — И с помощью Жириновского Госдеп ведет войну персонально со мной.

М. Королёва: — Каким образом?

А. Проханов: — Учтите, я приму контрмеры. Будет нанесен контрудар. Я использую Жириновского как оргору-жие против Госдепа.

М. Королёва: — Понятно.

А. Проханов: — Бедный Керри.

М. Королёва: — Понятно. Хорошо. Не надо о погоде — о погоде не будем. Давайте про графу «Против всех».

Вот Валентина Матвиенко, спикер Совета Федерации, предложила после сентябрьских выборов обсудить возможное возвращение графы «Против всех» в избирательные бюллетени. Ну, пока неизвестно, будет — не будет, но вы-то что думаете по этому поводу?

А. Проханов: — Сообщение вызвало во мне отвращение, признаюсь вам. Как от какого-то рыбьего холодца, который перестоял на солнце.

Сначала нас убеждали в том, что графа «Против всех» — это ужасно, и ее убрали. Сейчас нас убеждают, что она крайне необходима, и ее ввели.

М. Королёва: — Нет, подождите. Ее не ввели. Ее еще не ввели.

А. Проханов: — Ну, введут. Нас убеждают, что она необходима. Сначала нас убеждали, что надо укреплять партийную систему, и изгнали из политического поля все партии, кроме четырех. Сейчас нас убеждают, что очень важно, чтобы все партии присутствовали, и их ввели. Затем нам сказали, что необходимо отменить выборность губернаторов, потому что именно это спасет Россию. Теперь нам сказали, что нужно ввести выборность губернаторов, потому что именно это спасет Россию. Потом нам сказали, что необходимо уничтожить мажоритарные округа и индивидуалов. Теперь нам говорят, что необходимо увеличить мажоритарные округа и индивидуалов. Завтра нам скажут, что необходимо изменить Конституцию, потому что президентская республика себя исчерпала, а нам необходима парламентская республика. Но через четыре дня нам скажут, что и президентской республики нам мало — надо вводить монархию. Потом нам скажут, что нам надо, ввиду монархии, пригласить Майкла Кентского, потом скажут, что Георга XII. И так без конца.

Это такая абракадабра, такая мерзость. В течение всех этих лет нам морочат голову какой-то хренью. А развития так и нет.

Почему так мало заводов? Почему так мало новых самолетов? Почему так мало скоростных поездов, мчащихся со скоростью 400 км/час? Почему мало интеллектуалов? Почему в стране нет Нобелевских лауреатов? Почему не пишутся великие картины и не пишутся новые оперы? Почему вся дрянь, мерзость, какие-то мюзиклы, почему этот политический мюзикл вместе с Жириновским длится такое количество лет?

М. Королёва: — Вот уж, действительно, лучше было говорить о погоде. Но все-таки я у вас почувствовала некий такой оппозиционный задор, некое раздражение, которого, как я понимаю, у вас не было, когда вы находились, скажем, на Валдае и там присутствовали при всех этих дискуссиях. И я видела в том числе и ваше фото на Валдае. Как-то никакого раздражения против того, что там говорилось и происходило, в вас вроде бы не было. Или нет?

А. Проханов: — Не было, не было, нет.

М. Королёва: — Вам все нравилось?

А. Проханов: — Там было все другое. Потому что я восхищался архитектурой этого валдайского форума. С какого-то момента, может быть, со второй половины первого дня я понял, что передо мной воздвигается какое-то величественное сооружение. Я еще не понимал, какое. Я видел, как в это сооружение вставляются конструкции, фермы, балки, подставляются столпы, вешаются консоли. Передо мной прошел сначала парад алле губернаторов и глав республик, потом возникли удивительные монастырские стены и наши церковные иерархи, а вместе с ними раввины и муллы. Потом передо мной протекли колдуны и волшебники нашей внутренней политики, глава кремлевской администрации, лидер департамента по внутренней политике. Потом восхитительно и сложно выступал Лавров, министр иностранных дел, и министр обороны Шойгу. И я понял, что здесь решается…

М. Королёва: — То есть это всё не производило на вас впечатления перестоявшего холодца как в случае с графой «Против всех»?

А. Проханов: — Нет-нет-нет. Я видел, как сооружается вот это политическое здание, огромная Вавилонская башня сооружается.

И потом была панель, то есть был подиум, на котором я дебютировал.

М. Королёва: — Вы были на панели, Александр Андреевич?

А. Проханов — Ну, не на той, на которой бывают наши с вами общие знакомые. Но это так называлось. И мы сидели с Кудриным и с Карагановым, и вели полемику об образах будущего России.

И потом, когда это завершилось, я понял, что этот форум постепенно превращается в амвон. И на этом амвоне…

М. Королёва: — В амвон?!

А. Проханов: — В амвон.

М. Королёва: — Боже ты мой!

А. Проханов: — И на амвоне выступил проповедник. Он вылетел на этот амвон легкий, светящийся, восхитительный, опьяненный своим успехом, сверкая очами. Зал замер…

М. Королёва: — Кто бы это мог быть, Александр Андреевич?

А. Проханов: — Это был наш президент. Это был наш президент Владимир Владимирович Путин. И он произнес свою потрясающую речь, которая большую часть собравшихся там людей внутренне напугала, потому что там большинство было людей, которые собрались со всех континентов. Очень много было американцев, американистов, европейцев, французов. И то, что он сказал там, конечно, должно было их напугать. И поэтому в рефлексах, в комментариях по поводу этой речи все время присутствовал либо внутренний страх, либо замалчивание.

М. Королёва: — А вы были очарованы?

А. Проханов: — Я был… Я не был очарован, я с упоением разгадывал этот огромный иероглиф, вот этот огромный знак, огромный наскальный рисунок, который был предо мной начертан.

М. Королёва: — Хорошо. Давайте о вашем упоении мы продолжим…

А. Проханов: — Это о вашем упоении.

М. Королёва: — Нет, это ваше упоение.

А. Проханов: — Я не из тех, кто упивается, имейте в виду.

М. Королёва: — Ну как это? Вы же сами сказали «с упоением».

А. Проханов: — Я не запойный, нет.

М. Королёва: — Вы упивались тем, как при вас строилось некое сооружение, потом на амвон вышел светящийся Владимир Путин, и вы слушали его речь. Подождите, но разве не то ли самое, о чем вы говорили, говорил все эти годы и Владимир Путин? То мажоритарные, то не мажоритарные, то губернаторы выборные, то не выборные, то графа «Против всех» нужна, то не нужна. Разве это не его мысли и речи были, нет?

А. Проханов — Дорогой писатель, вы хотите ущипнуть меня или Путина?

М. Королёва: — Подождите, я хочу вас спросить. Ведь это то же самое? Или нет?

А. Проханов: — Может быть, вам интересна вещь существенная? Может, вам интересно содержание речи нашего президента, как я его понял? Или вам хочется, чтобы я еще раз протараторил всю эту муру и бузу, на что мы потратили первые 15 минут?

М. Королёва: — Вы имеете в виду графу «Против всех»?

А. Проханов: — Я имею в виду, да, графу «Против всех».

М. Королёва: — Ну, я понимаю, что для вас это, видимо, не имеет значения, потому что, как вы говорили уже в эфире, вы не ходите на выборы.

А. Проханов: — Вы догадливы. Вы догадливы, да.

М. Королёва: — Вы просто сами об этом сказали. Но для остальных-то?

А. Проханов: — Я чувствую, что вам понравилась та белиберда, на которую я потратил половину эфира.

М. Королёва: — Так. Хорошо. Давайте я просто задам вопрос от слушателя? Путин не исключил возможности вот там, на Валдае (вы там были, присутствовали), что будет баллотироваться на еще один президентский срок в 2018 году. Вот вас спрашивают: «Это благо для России или погибель?»

А. Проханов: — Это дурной никчемный вопрос. Я хочу, чтобы люди послушали мои, прохановские представления о том, что я лично, а не через вот эти вот дурацкие электронные системы слышал. Так вот послушайте, что я извлек из речи президента Путина.

М. Королёва: — Итак?

А. Проханов: — Может быть, это будет полезно и вам, дорогой писатель.

Итак. Путин сказал, что Россия — это не Восток и не Запад. Он стукнул лбами тех, кто тащит Россию на Восток, с теми, кто тащит ее на Запад. Он сказал удивительную (не в первый раз, впрочем) вещь, что Россия — это уникальная, драгоценная, неповторимая, самостоятельная цивилизация, для которой не нужно искать западного пути, для которой не нужно рыть канал через Ла-Манш в Британию.

М. Королёва: — И тут вы зааплодировали, конечно?

А. Проханов:

М. Королёва: — Александр Андреевич, да, я слушаю.

А. Проханов:

М. Королёва: — Ну, даже не столько я, сколько наши слушатели.

Ну, вы видите, я молчу уже.

А. Проханов: — А долго ли?

М. Королёва: — Ну, я постараюсь на минуту.

А. Проханов: Избавьте меня от дурацких фраз, Марин. Вы — умная женщина. Ну, что вы всё время суете какую-то хрень мне в рот, когда я говорю существенные вещи? Вам не хочется? Поговорим о графе «Против всех»? Всё, я прекращаю говорить о вещах существенных, поговорим о графе «Против всех».

Итак, графа «Против всех». Графа «Против всех» — это есть огромное завоевание современной демократии. Я считаю, что Марина Королёва для того, чтобы вырвать эту графу «Против всех» из нашей конституционной структуры, положила большую часть своей жизни. Она писала для этого романы, она защищала русский язык.

М. Королёва: — Александр Андреевич, теперь про Восток и Запад.

А. Проханов: Как мне это всё надоело, Марин. Как мне надоела эта мелкотравчатость, которая постоянно присутствует в эфире. Итак, слушайте!

Путин сказал, что Россия — это огромный суверенный исторический континент, в котором драгоценен каждый исторический период, каждый фрагмент русского исторического времени. А значит, в нем драгоценен и красный период, и красная эра, которую многие, в том числе и некоторые церковники, пытаются вырвать из контекста истории и вышвырнуть, и сомкнуть белый период с сегодняшним, ельцинским периодом.

Он сказал: прекратите это делать, потому что без этого периода как, по-видимому, и без всех остальных наша цивилизация будет неполной. Вот что он сказал или, вернее, что я нашел в его речах, в его словах. Это первое.

Второе, что он сказал, было еще более грандиозным, чем первое. Он кинул Западу страшные обвинения, Европе и Западу. Он сказал, что сегодняшняя западная и европейская, в основном, культура носит ярко выраженный гомосексуальный характер, содомитский характер, характер, который противоречит грандиозным ценностям, которые вырастили Европу. Европа предает изначальные фундаментальные христианские ценности, и там, где царили эти ценности, где царила восхитительная готика…

М. Королёва: — Я только уточнить хочу: это же вы говорите все-таки? Это то, что вы услышали у него?

А. Проханов — Да, это я. Так я трактую его речь. Я трактую эту речь.

М. Королёва: — Вот. Давайте только скажем слушателям, что это трактовка.

А. Проханов: Я трактую эту речь. Но он сказал, что Запад наполнен гомосексуальными отношениями, браками, что эти отношения…

М. Королёва: — Но… Но, все-таки, слов таких не было, поэтому мы не цитируем, правда? Мы не цитируем?

А. Проханов: — Путин сказал… Если вы еще раз перебьете, я заткнусь до конца эфира, видит бог. Просто буду сидеть и молчать, и читать вам стихи Гумилева.

М. Королёва: — А я буду задавать вопросы. А стихи Гумилева вы читаете прекрасно, я знаю. Нам хватит до конца эфира.

А. Проханов: — Странно, что вы не знаете этих стихов. Вы, русистка.

Итак, я продолжаю. Путин сказал, что Запад наполнен гомосексуальными отношениями, что однополые браки — это крах традиционной Европы. Что Европа предала ранние христианские ценности, которые сформировали ее. И это значит, говорю я, на месте традиционной Европы разверзается страшная черная дыра, в которую падает бездна.

Путин сказал, что Европа перестает размножаться, что в Европе вместо христианских ценностей возникают ценности сатаны — там молятся сатанистам.

Таким образом, он назвал Запад «Большим Содомом». Он назвал Запад «Большим Содомом». А, ведь, если…

М. Королёва: — Александр Андреевич…

А. Проханов: — Ни слова!

М. Королёва: — Я молчу.

А. Проханов: — Ни слова! Язык прикусите сразу же.

М. Королёва: — Подождите. Я сколько могла, молчала. Но он так не говорил.

А. Проханов: — Это я говорю.

М. Королёва: — Вот, вот.

А. Проханов: — Понимаете, мир, в котором люди совокупляются, однополые браки, где они совокупляются и трахаются на перекрестках, где в церквях сочетаются браком мужики, а также, может быть, мужики и собаки, там, где половина мэров и огромное количество уже губернаторов и чуть ли не президентов и министров являются содомитами, — этот мир называется Содомским. Содом, Большой Содом.

В свое время Рейган назвал Советский Союз «Империей зла». Это был страшный приговор. Это была не просто брошенная фраза. Он сконцентрировал на Советском Союзе все энергии, которые отрицали Советский Союз. Не авианосцы, не крылатые ракеты. Он демонизировал Советский Союз, назвав его «Империей зла», Империей Инферно, по существу.

М. Королёва: — Так?

А. Проханов: — То же самое сделал Путин с Западом. Он сделал гораздо более страшное, повторяю, чем поставки С-30 °Cирии. Гораздо более страшное, чем концентрация русской флотилии в Средиземноморье.

М. Королёва: — А как вы думаете, Запад это услышал? Он это понял?

А. Проханов — Он показал Западу, говорю я, прорываясь сквозь ваш лепет, он показал Западу, что Запад является империей зла. И этим самым Путин снискал почтение и обожание всех фундаменталистских монотеистических культур и религий — христианства, мусульманства, иудаизма, всех тех, кто ужасается от этой страшной экспансии этого Большого Содома.

Потом он сказал удивительные вещи, чему, впрочем, была посвящена сейчас и недавняя речь Обамы в ответ на это заявление. Он выступил…

М. Королёва: — Вот, видите?

А. Проханов: — Ну что вы всё там что-то ахаете? Что вы всё время?..

М. Королёва: — Так что Обама? Александр Андреевич, ну, что Обама и Путин?

А. Проханов: — Не Обама, а Путин.

Он сказал, что Америка не вправе претендовать на свою исключительность, потому что эта исключительность (сказал он или я, я уж не помню), эта исключительность превращается в экспансию. Она превращается в американский экспансионализм, американское мессианство, говорю я. Потому что, если вы помните, еще в период правления Буша-младшего американцы выдвинули формулу «Град на холме». Град на холме — это величие Америки, это американское совершенство, это американское мессианство.

Так вот Град на холме — это, по существу, Град Содом на холме, сказал Путин. И Запад был этим приговорен.

М. Королёва: — Так как же он это сказал-то, Александр Андреевич?

А. Проханов: — Так я вам и говорю, что…

М. Королёва: — Александр Андреевич, давайте про Суркова? Давайте лучше про Суркова? Вот, Сурков возвращается в Кремль.

А. Проханов: — Давайте про графу «Против всех»?

М. Королёва: — Нет, давайте про Суркова.

А. Проханов: — А давайте про графу «Против всех»?

М. Королёва: — Вы обещали про Суркова.

А. Проханов: — Я обещал только после того, как закончу свою интерпретацию этой интересной речи.

М. Королёва: — Хорошо. Еще минута, и мы к Суркову переходим.

А. Проханов: — Нет. Нет. Я закончу, а потом поговорим о графе «Против всех».

М. Королёва: — Давайте.

А. Проханов: — Итак, я продолжаю. Путин отверг претензии Америки на мировое господство, на навязывание миру вот этого образа Большого Содома. И это, по существу, вызов, повторяю… Это вызов идеологический и метафизический, потому что во всем мире, помимо схватки авианосцев, орбитальных группировок, дальнобойных лазеров, происходит схватка моделей исторических, схватка религиозно-метафизических моделей. И Путин дал отпор. Это огромное достижение его и всей нашей цивилизации.

Все говорили «На чем мы будем основывать наш Евразийский союз, нашу новую сверхгосударственность?». Он показал: мы будем основывать ее на фундаменталистских ценностях, которые понятны и христианам, и мусульманам, и иудаистам.

М. Королёва: — Я только просто хочу уточнить еще раз: кто-то это понял, кроме вас? Кто-то это слышал еще? Или все-таки трактовка ваша основывалась на нескольких словах?

А. Проханов — Я был один, кругом меня сидели идиоты, кретины с огромными ушами, забитыми паклей, забетонированными… Я один был светочем, который все это слышал.

М. Королёва: — Ну, я просто не слышала таких трактовок…

А. Проханов: — И, наконец…

М. Королёва: — Таких трактовок я еще не слышала.

А. Проханов:И, наконец, сударыня. И, наконец…

Я завершаю свои пассажи. И, наконец, он сказал удивительную вещь. Он сказал, что в новой исторической эпохе, которая сейчас наступила, очень важно консолидировать наше растерзанное и рассыпанное общество. И он сказал, что либералы должны слышать левых, то есть красных, коммунистов. Левые должны слышать либералов.

Таким образом, он сказал удивительную вещь (так я его понял), что вот как мы или как я и близкие мне мои друзья из Изборского клуба мучительно стараемся свести, свинтить вот эту монархическую православную белую эру с красной, советской, сталинской (и нам кое-что удается сделать), необходимо свинчивать и красный период нашей истории с наступившим ельциновским неолиберальным периодом.

Это страшно мучительная работа, которая потребует колоссального историософского метафизического напряжения. Но ее придется провести.

М. Королёва: — А то, что Путин вышел из, как вы говорите, того самого ельцинского (неолиберального, вы сказали, да?) периода, это вас не смущает?

А. Проханов: — Нет, меня это не смущает.

М. Королёва: — Не смущает?

А. Проханов: — Нет, абсолютно. И то, что его мама с папой родили, меня тоже не смущает абсолютно.

М. Королёва: — Давайте про Суркова?

А. Проханов: — А что там интересного?

М. Королёва: — Вы обещали. Сурков возвращается во власть, да? Он возвращается в Кремль. Как вы к этому относитесь?

А. Проханов: — Вас именно это интересует?

М. Королёва: — Да, конечно.

А. Проханов: — Как пришел и ушел, что ли?

М. Королёва: — Что вы ожидаете? Ну, конечно, в каком-то смысле, да, пришел-ушел.

А. Проханов: — Угу. Опять…

М. Королёва: — Чего вы ждете?

А. Проханов: — Поверхностный дамский взгляд.

М. Королёва: — Ну, конечно.

А. Проханов: — Хорошо. Что я жду от прихода Суркова? Видите ли, для того, чтобы я был понятен, я должен рассказать, как я ощущаю Суркова — человека, который на протяжении более чем десятка, по-моему, лет выстраивал внутреннюю политику российского государства. И потом на этом месте его сменил Вячеслав Викторович Володин.

Я бы это определил так. Сурков в своей практике был политический алхимик. Он соединял политические растворы, он менял их цвет, он вызывал в них кипение, он ожидал, что из них выпадут осадки, он был алхимик, потому что он хотел найти философский камень, превращающий вот этот пепел ельцинизма в бриллиант государственности.

М. Королёва: — Эка!

А. Проханов: — Он хотел партийную глину мертвую превратить в золото реальной политической системы…

М. Королёва: — Удалось?

А. Проханов — И он колдовал. Он много колдовал, делал очень много интересного, его опыты нужно записывать в политическую алхимию.

Но в какой-то момент вместо осадка выпала Болотная площадь. И в его риторике загорелась оранжевая революция.

М. Королёва: — О, как!

А. Проханов: — И это было достаточно опасно. Вы не помните тот момент. Но я ходил на Болотную и на Сахарова, я стоял на трибуне вместе с Навальным и я помню, знаю, как это всё происходило.

М. Королёва: — Александр Андреевич, вот на этом месте остановитесь, пожалуйста.

А. Проханов: — Вам дать воды?

М. Королёва: — Да.

А. Проханов: — Холодненькой водички?

М. Королёва: — Да. Вода не поможет, боюсь.

Итак, мы остановились с вами на этом потрясающем моменте. Вы рассказывали про алхимика Суркова, который все это сливал, переливал, что-то выкристаллизовывал и потом вдруг в осадок выпала Болотная площадь. И?

А. Проханов: — Да, выпал пожар Оранжевой революции. Его нужно было срочно гасить. Вячеслава Юрьевича увели из Кремля, вместо него пришел Вячеслав Викторович Володин, человек абсолютно другого склада. Он — химик, а не алхимик. Он знает таблицу Менделеева, последовательность элементов, он знает, как соединять эти элементы, чтобы получались молекулы, как из этих молекул выстраивать нормальную политическую жизнь, то есть такую политическую материю государства. И первое, что он стал делать, чтобы погасить Болотную площадь, он стал способствовать появлению ряда законов, которые ограничивали безумство толпы, привели в порядок процедуру собраний и митингов, упорядочили…

М. Королёва: — Ну, «привели в порядок» — это, практически, запретили, да?

А. Проханов: — Упорядочили процесс собрания митингов. И это несколько укротило безумие людей, которые могли высыпать где угодно, когда угодно, в каком угодно количестве.

Затем была проведена политическая реформа. Что такое политическая реформа, о которой мы с вами сегодня с таким упоением говорили? Этот огромный клубок, массив, наполнявший Болотную площадь, состоявший из националистов, империалистов, хасидов, либералов, демократов, гомосексуалистов был расщеплен на множество русел и капилляров. И он рассосался. Исчез вот этот мощный ком, гравитация. Это огромное такое политологическое достижение.

Далее. Одна часть вот этих болотных лидеров была посажена под арест, на замок. Некоторым надели на ноги браслет. Других перессорили между собой. И вся эта упоительная любовь…

М. Королёва: — Но вы же знаете, простите, что там, в основном, не лидеры, а просто участники.

А. Проханов: — И вся эта упоительная, братающаяся, стоящая на трибуне рать превратилась в ненавидящую друг друга стаю — они друг друга кусали, поносили. Одни убежали за границу, третьи здесь надулись и замолчали. Это огромный, тоже политологический эффект — рассорить вот эту консолидированную оппозицию.

М. Королёва: — Ну, то есть это заслуга Вячеслава Володина, да?

А. Проханов: — Далее, что стала делать власть? Она решила срочно установить баланс в обществе. В обществе, где доминировали либералы, доминировали их экспертные площадки, их издания, их политические и литературные клубы, власть открыла дорогу для патриотических структур, для патриотических лидеров. В частности, был создан Изборский клуб — в противовес, скажем, Валдайскому клубу, то есть патриотическим интеллектуалам позволили собраться в единство…

М. Королёва: — Так он же у вас давно существует.

А. Проханов: — Ну, он существует с XVIII века как масонский клуб. Ну, он просто менял названия, но создан он был после Болотной площади. Я не знаю, что для вас давно, а что для вас недавно.

М. Королёва: — Мне кажется, уже очень давно. Хорошо.

А. Проханов: — Давайте поговорим о том, давно или недавно.

М. Королёва: — Александр Андреевич, итак. То есть вы считаете, что деятельность Володина более эффективна, чем деятельность алхимика Суркова? Так получается? То есть там технологии, там молекулы, там…

А. Проханов: — Ну ладно, бог с ним. Не интересно слушать о важном, будем говорить о пустяках. Да, Володин победил оранжевую революцию, он затолкал ее обратно в берлогу. Он, по существу, сделал так, что вот эти неистовые лидеры Болотной рассеялись, они были унижены. И они приползли на цыпочках опять в Валдайский клуб, желая участвовать в политическом процессе. И их пустили в политический процесс, пустили Ройзмана, пустили, там, даму из Петрозаводска. Люди, которые были на Валдайском форуме, они с умоляющими лицами тянули руки к Путину. Это была прекрасная операция по консолидации общества, но на условиях, которые выгодны власти и государству. И в этом заслуга, конечно, Володина.

То, что Сурков сейчас вернулся в администрацию президента — он вернулся на другие роли. И я очень надеюсь, что интересы или умения, или искусства Суркова и Володина не будут пересекаться. В противном случае это будет хаос, это будет хаотизировать работу администрации президента.

Но поскольку Сурков — очень талантливый человек… А в России, в сегодняшней России, в политике очень мало талантливых людей. И поэтому, я думаю, что Путин не стал бросаться такими талантами, как Сурков, а дал ему роль, дал ему кавказское направление. И то не самое важное. Абхазия и Южная Осетия — это не Чечня, конечно, и не Ингушетия, не Дагестан. Но это, тем не менее, все-таки достойная роль.

М. Королёва: — То есть вы думаете, что он все-таки будет заниматься этим, а не внутренней политикой, скажем, наравне с Володиным?

А. Проханов: — Марин, ну, что мы думаем? Я вам сказал, что я думаю. Ну, что переспрашивать который раз чепуху какую-то?

М. Королёва: — Ну, понятно, чепуха. Хорошо.

А. Проханов: — Ну вот, бедненькая вы моя.

М. Королёва: — Давайте тогда о личной жизни. О личной жизни политиков. Это же всегда интересно, правда?

А. Проханов: — Мне это не интересно.

М. Королёва: — А почему вам это не интересно?

А. Проханов: — Да потому что мне не интересно, я — романист, я личную жизнь изобретаю.

М. Королёва: — Так о чем же и пишут романисты? О чем же они и пишут, как не о личной жизни?

А. Проханов: — Ну, я… Кстати, я не романист, я журналист.

М. Королёва: — А, вот сразу в кусты, правда?

А. Проханов: — Да, правда. В кусты, да-да-да.

Мне личная жизнь не интересна. Я ее сам придумываю. Личная жизнь политиков скучна.

М. Королёва: — То есть вы готовы придумать личную жизнь за любого политика?

А. Проханов: — Ну, естественно.

М. Королёва: — И представить ее всем как реальную? Правда?

А. Проханов: — Конечно. Ну, так в этом и есть сладость творчества, сладость изобретения, изобретательства.

М. Королёва: — Ну, если мы с вами посмотрим на любых других лидеров, ну, западных стран (я не беру мусульманские страны, я беру западные), то там практически все знают о личной жизни политиков, об этом пишут, их фотографируют…

А. Проханов: — Да никто там не знает.

М. Королёва: — Ну как это не знает, здрасьте.

А. Проханов: — Никто не знает, что делала жена бедного Саркози ночью, когда этот маленький неистовый похотливый премьер домогался любви. Никто не знает.

М. Королёва: — Так, хорошо. Ночью не знали. А днем? Мы же видели ее с гитарой, правда? Карлу Бруни, которая пела, играла.

А. Проханов: — Это маска, это абсолютная ложь. Это не личная жизнь, это публичная жизнь.

М. Королёва: — Хорошо, но здесь-то мы с вами не знаем практически ничего.

А. Проханов: — Единственное было…

М. Королёва: — Ну, вот, кроме ситуации с разводом.

А. Проханов: — Откровенным политиком, действительно, был Берлускони. Этот не стеснялся, этот был настоящий мужик. Он себе сделал четыре или пять подтяжек. Он обычно намазывал подсолнечным маслом свой череп лысый, прежде чем прийти на свидание к очередной малолетке, и он не скрывал своих страстей. Ну и поплатился мужик.

М. Королёва: — Это вы тоже придумали сейчас?

А. Проханов: — Да почему? Неужели вы следите за личной жизнью Берлускони?

М. Королёва: — Слежу по мере возможностей.

А. Проханов: — Из России ему даже кровать прислали в подарок.

М. Королёва: — Подождите. Я просто хотела еще раз уточнить. Вот, например, Дмитрий Песков говорит, что Владимир Путин столько работает, что личной жизни неоткуда взяться, и вообще — зачем нам этим интересоваться? Вот нас интересуют действия президента. А что происходит с личной жизнью — нам об этом знать не положено.

А. Проханов: — Я думаю, что да.

М. Королёва: — Вы тоже так считаете?

А. Проханов — Да нет, ну я просто… Я думаю, что личная жизнь не интересна. Моя-то личная жизнь мне не интересна. Вот ваша личная жизнь мне интересна.

М. Королёва: — Интересна?

А. Проханов: — Мне ваша личная жизнь интересна очень.

М. Королёва: — Я вам расскажу потом всё. Но после эфира, хорошо?

А. Проханов: — Тогда я озвучу это на следующем своем выступлении.

М. Королёва: — Договорились. Давайте еще вам вопрос задам про Надежду Толоконникову. Помните, знаете, да?

А. Проханов: — Да. «Не забудем, не простим» называется.

М. Королёва: — Вот она сейчас жалуется на угрозы и жуткие условия содержания в колонии. Вот вас тут спрашивают слушатели: «Вы ей сочувствуете или считаете, что она такого наказания заслуживает?»

А. Проханов: — Нет, я не сочувствую, а также не злобствую по этому поводу. Я абсолютно равнодушен к ним, потому что… Они станцевали свой танец, они всласть по-совокуплялись в музеях. Это же было хорошее для них время, правда?

М. Королёва: — Какой у вас сегодня мотив такой, лейтмотив…

А. Проханов: — А не надо было совокупляться в музеях исторических, иначе я бы этого не заметил. После этого они осквернили престол…

М. Королёва:— Почему «в исторических»?В биологическом, если я не ошибаюсь.

А. Проханов: — В филологичеких?

М. Королёва: — В биологическом, если я не ошибаюсь.

А. Проханов: — А в каком отделе, вы не помните?

М. Королёва: — Точно не знаю, не скажу.

А. Проханов: — Не помните, да? Видимо, там, где рассказывают об истории зарождении жизни.

М. Королёва: — Просто я подумала: исторический-тоздесь причем?

А. Проханов: — Зарождение жизни там было. Они демонстрировали, как рыбы превращаются в птиц.

М. Королёва: — Ну, смотрите, мы же сейчас не об этом говорим. Мы говорим о том, что условия в колониях…

А. Проханов — Повторяю, она не вызывает во мне никакого сочувствия и интереса.

М. Королёва: — …далеки от идеальных, правда? И если человек такой, как Надежда Толоконникова, об этом говорит, надо ли ей сочувствовать и надо ли помогать в этой ситуации?

А. Проханов: — Об этом говорит не только она, а говорит ее муж. Как его фамилия? Верзилов или Воротилов? Я забыл.

М. Королёва: — Знаете.

А. Проханов: — Ну, поправьте меня.

М. Королёва: — Верзилов.

А. Проханов: — Верзилов. Что он вытворял, когда она была под судом? И американские его вояжи, как он спекулировал этим, как он пиарился? Это дело людей, которые платят за свою смелость, получают плату за свою смелость. Они хотели этого — они это получили. Более того, я убежден, что когда очень скоро (очень скоро, я думаю) они все выйдут на свободу (там их просто невыгодно держать), они будут повторять то же самое. Первое, что они сделают, они, видимо, пойдут в Третьяковскую галерею и на фоне Аленушки совокупятся.

М. Королёва: — Вот они, мечты-то. Александр Андреевич, давайте про графу «Против всех»? У нас с вами 30 секунд.

А. Проханов: — Графа «Против всех» — это граф Против Всех или князь Против Всех? Какая-то очень титулованная особа против всех.

М. Королёва: — Вы знаете, мне кажется, что это Проханов против всех. Это сегодня его особое мнение было.

А. Проханов: — Не перебивайте меня в следующий раз.

25.09.13

Данный текст является ознакомительным фрагментом.