Свадьба

Свадьба

По многим причинам канун Рождества 1936 года для Тура Хейердала оказался достаточно необычным. В этот день он женился, и ради такого случая ему пришлось предстать перед священником. Но для него важнее было то, что вместе с согласием Лив решилась еще более значительная проблема. Теперь он мог отправиться в рай, о котором он так долго мечтал.

Посредством женитьбы он, кроме того, добился благословения своего проекта от новоиспеченных, весьма беспокойных родственников — родителей жены. Они испытали шок в тот день, когда прочли письмо дочери, где говорилось, что она согласилась выйти замуж за молодого человека по имени Тур Хейердал, с которым после свадьбы они отправятся на остров в Тихом океане, чтобы жить — да, именно так! — как Адам и Ева. Это решение подразумевало, конечно, и то, что Лив придется бросить учебу в университете; впрочем, она надеялась, что насчет учебы родители поняли без дополнительных объяснений.

Кипя от гнева, отец отложил письмо. Тихий океан? Это же на другой стороне Земного шара! Он не знал никого, кто бывал там, кроме моряков. Достав старую энциклопедию, он утвердился в своих опасениях: на тихоокеанских островах процветали людоедство и отсутствие морали. И кто такой этот Хейердал, явившийся невесть откуда, чтобы забрать у него единственную дочь? Ей всего двадцать лет, она еще даже не достигла совершеннолетия!

Канун Рождества, конечно, не лучший день для свадьбы. Но Тура занимала вовсе не свадьба, а то, что он нашел девушку, которая согласилась вместе с ним отправиться на острова или, как он это называл, вернуться на лоно природы.

Свадьбу сыграли в Бревике, родном городе Лив Кушерон Торп. Туру не хотелось венчаться в церкви, однако священник и не настаивал на этом: поскольку в такой день в церкви хватало событий; он согласился провести церемонию венчания в маленькой гостиной родителей Лив. Невеста взяла фамилию Хейердал.

Свадьба. Тур и Лив поженились в канун Рождества 1936 г.

«Кровь с молоком!» — говорили люди, которые помнили ее в те годы. Пышные белокурые волосы, голубые глаза. Никакого макияжа.

Не далее как за день до венчания, в малый канун Рождества, в страшной спешке Тур с помощью друга созвал несколько старых школьных товарищей на прощальную вечеринку. Друга звали Арнольд Якоби, он был одним из тех, с кем Хейердал старался поддерживать связь после окончания школы. Арнольд отличался от других приятелей Хейердала, денно и нощно игравших в футбол и охотившихся за девушками, — он, как и Тур, был особенным человеком.

Тур собрал друзей в доме своего детства в Ларвике, где теперь — можно сказать, в одиночестве — жил отец после того, как мать несколькими годами раньше оставила его и уехала в Осло. Здесь Тур поведал озадаченной компании, что на следующий день женится, и, таким образом, встреча друзей превратилась в своего рода «мальчишник».

После венчания мать Лив накрыла скромный стол. Народу было немного — кроме новобрачных, только родители и несколько университетских друзей. Родители желали молодым счастья, но к их радости примешивалась тревога: уже на следующее утро, в первый день рождественских праздников, молодым супругам предстояло отправиться в тихоокеанский вояж. Они собирались высадиться на Таити, а затем продолжить путь дальше к северу на остров Фату-Хива, входящий в группу Маркизских островов.

Когда гости разошлись, начался снег. Ночью он усилился, и утром Туру и Лив пришлось тащить свой багаж по зимней непогоде. На станции они купили билет на Вестфолдскую узкоколейку, доехали до Осло и там сели на поезд, который увез их из Норвегии.

Молодые люди впервые увиделись три с половиной года назад на вечеринке поздней весной 1933 года. Тур оканчивал гимназию, ему было восемнадцать. Лив еще не исполнилось и семнадцати.

Туру вообще-то не хотелось ехать в Ставерн на ту вечеринку, состоявшуюся в расположенном на набережной ресторане «Кронпринц», у которого было и другое название, — приезжавшие в Ставерн на лето художники именовали ресторан «Театер-кафеен» («Театральное кафе»). В «Кронпринце» ожидались девушки, а он терпеть не мог танцы. В детстве родители отправили его в танцевальную школу фрекен Дёделяйн, однако вместо упражнений в светских навыках, в чем, собственно, и заключался смысл пребывания в этой школе, он подвергся унизительным испытаниям, каковыми стали для него уроки вальса. После трех лет изнурительных тренировок в танцклассе в матросском костюме и лаковых туфлях, он так и не научился вести даму, и родители, скрепя сердце, разрешили ему прекратить занятия. У него отсутствовало чувство ритма, но самой большой проблемой стало то, что он был неуклюж и ужасно стеснялся девочек. Эта беда преследовала его все время, пока он учился в младших классах средней школы и в гимназии.

Выпуск. В нижнем ряду второй слева — Тур Хейердал. В верхнем ряду в середине — Арнольд Якоби

Тем не менее он отправился на вечеринку вместе с Арнольдом и другими товарищами по выпуску. После ужина в ресторане заиграл оркестр и начались танцы. В то время как другие кружились по залу, Тур остался стоять в стороне со стаканом пива. Немного погодя он прошел к открытому окну и уселся на подоконник. Стояла светлая летняя ночь, иногда по фьорду скользили лодки.

Опять эта беспомощность, охватывающая его всякий раз в присутствии девушек! «Они были словно и не людьми, скорее кем-то вроде русалок, и я не имел представления, как мне с ними разговаривать», — писал он позже.

Но теперь, после окончания гимназии, Тур больше медлить не мог, поскольку знал, что без женщины, «без избранного экземпляра этого соблазнительного рода», ему не удастся осуществить свой тайный план. Учась в гимназии, он задался вопросом, преследовавшим его позже всю жизнь: ведет ли развитие цивилизации к лучшей жизни, или, наоборот, это путь в тупик? Чтобы найти ответ на этот вопрос, он хотел отречься от своей эпохи и вернуться к исходному состоянию. Но если бы он действительно нашел Эдемский сад, то все равно не смог бы жить там один, — так же, как рядом с Адамом, вместе с ним должна была быть женщина.

Тур доверился лишь одному человеку: попытался рассказать обо всем Арнольду. «Неужели цивилизация — единственно достойная форма жизни?» — спросил он друга. А все разговоры о прогрессе — не ведет ли так называемый прогресс на самом деле к деградации, которая происходит с людьми каждый раз, когда цивилизация достигает очередной ступени развития? Цивилизация делает современных людей все более и более зависимыми от технических средств и внешних импульсов, и это отличает их от людей первобытных, опиравшихся для того, чтобы выжить, лишь на собственные силы. Цивилизация, по сути дела, способствовала созданию равнодушного, безучастного человека. Первобытные же люди, по мнению Тура, напротив, всегда были открыты, у них сохранялись все инстинкты и чувства.

Оркестр продолжал играть, и среди звуков музыки Тур слышал смех танцующих. Ему тоже хотелось потанцевать, но даже одна мысль о том, чтобы подойти и пригласить девушку, приводила его в ступор. Казалось, фрекен Дёделяйн в своей танцевальной школе вбила в него нерешительность молотком.

Но тут к нему подошел Арнольд. С ним были парень и девушка, с которыми он хотел познакомить Хейердала. Тур никогда их не видел — вероятно, они были из другого города. Он поздоровался и остался стоять, как вкопанный. Девушка спросила, не хочет ли он потанцевать?

Тур почувствовал дрожь. Что в этой девушке было такого, что заставило его разволноваться? Смеющиеся глаза, «умные, красивые черты лица», яркие губы, совершенно без помады. Но танцевать? Нет, подождите, должен же быть другой способ, он не осмеливается танцевать; впрочем, это она его приглашает, а не он ее. Хотя нет — как раз потому, что приглашает именно она; ведь так легко опозориться! «Прогулка по набережной… — лихорадочно думает он, — может быть, она захочет немного прогуляться по берегу?»

Он почти выпалил это, понимая, что теряет свой шанс. Как мог он думать, что она согласится идти гулять по берегу с незнакомцем?

Но она согласилась! В приподнятом настроении он повел ее вниз по лестнице, в то время как кавалеру, с которым она пришла, осталось лишь стоять и смотреть.

Они гуляли некоторое время, разговаривая о том, о сем. Музыку уже почти не было слышно, доносились лишь отдельные ее звуки. Потом они вернулись обратно и сели за стол на застекленной веранде. Участники вечеринки все еще сновали кругом, но танцевать ей уже не хотелось.

Может, это она — та самая, о которой он столько мечтал, но не встретил до сих пор?

К нему вновь вернулось мужество. Он начал разговор о том, что занимало его больше всего даже в этот вечер, — он заговорил о природе, о том, как все было прежде того, как культура завладела людьми, о желании попытаться вернуться назад, к истокам. Он спросил вдруг, пойдет ли она с ним на край света.

Она посмотрела на него и сказала: да, она сделает это с удовольствием, если только, конечно, он не угощает ее голливудской жвачкой.

Тур был вне себя от радости: «Неужели она действительно так считает?»

Праздник подходил к концу. Ей было нужно в Бревик, ему в Ларвик. Они пошли на автобус, но, прежде чем расстаться, договорились о том, чтобы скорее встретиться вновь — почему бы не на следующей вечеринке выпускников?

Тур не смог скрыть свою радость и гордость, когда по дороге домой рассказывал все Арнольду, и Арнольд признался, что его поразила способность друга к активным действиям. Как оказалось, он хотел познакомить Тура вовсе не с Лив, а с ее спутником. В последнее время Арнольд вообще-то замечал, что девушки обращают на его друга повышенное внимание, но вечно скованный Тур не хотел оставаться с ними наедине. Если он вынужден был провожать девушку до дому, то всегда старался делать это в обществе Арнольда и испытывал облегчение в момент, когда наконец раскланивался с нею у ворот. Но с Лив дело обстояло совершенно иначе, впервые Арнольду довелось наблюдать, что Тур горит желанием снова встретиться с девушкой. Поэтому он вместе с другом волновался перед следующей вечеринкой выпускников.

А она не появилась.

В смятении Тур вглядывался в лица, но Лив нигде не было.

На его лице отразилась такая боль, что Арнольд решил действовать. У отца одного из их товарищей был автомобиль, и Арнольд упросил дать им машину на время. На карту ставилась мечта, им нужно было попасть в Бревик и найти Лив.

Некоторое время спустя отважные рыцари уже неслись по пыльному шоссе и вскоре стояли под балконом Лив. Они ждали долго, но в доме по-прежнему было тихо. Может, им следовало осмелиться и постучаться? «Не надо, — сказал Тур. — Подумайте, что если она откроет дверь только для того, чтобы сказать нет?» Он не мог вынести даже мысли о том, чтобы быть отвергнутым, тем более на глазах у других.

В последующие дни был он безутешен. Почему, ради всего святого, она оттолкнула его? Злые языки шептали, что у нее есть воздыхатель, — неужели тому малому из Ставерна все же достался счастливый жребий? В это Тур отказывался верить, но в то же время он не решался ни встретится, ни даже позвонить Лив. Ко всему прочему он боялся разговора с ее родителями — что они подумают, если им вдруг позвонит по междугородней связи незнакомый парень из Ларвика?

Все-таки он набрался мужества и отправил Лив свою выпускную фотографию. На обратной стороне он написал: «Мы еще увидимся, будь уверена»{4}.

Однако прошло еще два года, прежде, чем он снова увидел Лив.

Лето закончилось, и в сентябре Тур Хейердал записался в университет Осло. Как и всем другим поступающим, ему пришлось учить философию и логику к вступительным испытаниям. Но из всех своих знакомых он оказался единственным, кто решил посвятить себя такому необычному предмету, как зоология. Однако никто не удивился. Тура всегда занимали животные. В то время как его товарищи по школе играли и резвились, он ползал на четвереньках в лесу Бокескуген и изучал муравьев и лягушек. Занятия зоологией пришлись по сердцу его властной матери Алисон Хейердал. Она воображала себя убежденной дарвинисткой, и ничто не радовало ее больше, чем то, что сын выбрал специальность Чарльза Дарвина.

Мать поехала вместе с Туром в Осло, где они остановились в только что купленной квартире на улице Камиллы Коллет. В течение многих лет она жила в несчастливом браке и не рассталась с пивоваром Туром Хейердалом лишь из-за Тура-младшего; теперь, когда сын стал студентом, она покинула мужа. Оставить провинциальный городок и все его любопытное сообщество означало обрести новое дыхание; кроме того, она считала, что, будучи рядом с сыном, сможет поощрять Тура к дальнейшему продвижению по пути Дарвина.

Лив оставался еще год до окончания школы. Однако осенью 1934 года и она приехала в Осло. Под влиянием своего отца-бухгалтера она собиралась изучать социальную экономику — тоже необычный предмет, по крайней мере, для женщины в то время. Торп, как, в общем, и следовало ожидать, был очень горд тем, что дочь в некоторой степени решила пойти по его стопам. Он уверил свое сокровище в том, что денег на ее образование он не пожалеет.

Тур все еще думал о Лив и помнил, как она согласилась отправиться с ним в далекое путешествие. Но он не делал попыток с ней встретиться, хотя общие знакомые сказали ему, что она приехала в столицу. Он с недоверием отреагировал на известие о том, что она собирается изучать экономику: какое, казалось бы, дело ей, желавшей стать ближе к природе, до предмета — плода той цивилизации, от которой они оба хотели отказаться?

До него также дошли слухи, что она весьма популярна у молодых людей и ей нравится быть в окружении поклонников.

Однажды Тур случайно увидел ее рука об руку с одним типом — как ему показалось, высокомерным и безразличным. Было ясно, что этот молодой человек ее хороший знакомый.

В одном из писем в Бревик матери она писала: «Я немного встречалась с Леннартом, но он очень рассердился из-за того, что я не хочу объявить, что „обручение состоялось и т. п.“ и носить гладкое кольцо, поэтому теперь я его больше не вижу. Вообще-то мне все равно, поскольку у меня ведь нет времени на такие глупости».

В другом письме: «Дорогая мама! Тебе не следует беспокоиться из-за Маттиса. Я уже не встречаюсь с ним больше месяца. Теперь тебе спокойнее, мамочка? Я ни с кем не обручена, и у меня нет никаких „постоянных поклонников“».

В перерывах между лекциями и занятиями в читальном зале Университета короля Фредрика Лив любила бродить по улице Карла Юхана[1]. Во время своих прогулок между Академическим домом[2] и «Гранд-кафе» она встречала известных людей, и в письме матери рассказывала о конькобежце Георге Кроге, что он «загорелый как неф после пребывания в Гармише», или о знаменитости из Бревика, который «постоянно появляется на Карла Юхана под ручку с дамой».

Но больше всего ей нравилось сидеть под рыцарским гербом Ордена лиловых носов в ресторане «Блум», где встречались такие выдающиеся деятели культуры того времени, как Хельге Крог, Улаф Буль, Арнульф Эверланд и Герман Вилденвей. Она была знакома с молодым человеком, который учился живописи в Мюнхене и любил, приезжая в Осло, заходить в «Блум». Звали молодого человека Туре Гамсун, и он был сыном Кнута Гамсуна.

«Дорогая мама! Представь себе, с какими людьми я была в прошлую субботу в „Блуме“! Я знаю Туре Гамсуна, представляешь. <…> Наша компания увеличивалась с невероятной скоростью и под конец мы заняли длинный стол на восемь персон. Пара журналистов. Некто Стейн Барт-Хейердал, журналист. Торстейнссон, художник. Арнульф Эверланд. Еще пара странных патриотов. Разговаривали буквально обо всем. О политике, религии и о всяких других странностях. Можешь себе представить, что это был ужасно веселый вечер».

О Туре Гамсуне она писала: «Он Н.С.[3], если это имеет какое-то значение»{5}.

Сгорая от ревности, Тур уселся на некотором расстоянии и стал писать письмо Арнольду, который остался в Ларвике и которого Тур не видел с тех пор, как уехал оттуда. В частности, он написал, что Лив не испытывает к нему интереса, и поэтому он не намерен к ней приближаться. У Арнольда тем не менее осталось ощущение, что Тур не сможет забыть ее, как бы он ни старался.

В минуту юношеской решительности при встрече в Ставерне Тур сообщил свой план, и с неменьшей решительностью Лив выразила готовность последовать за ним. Она была молода, и Тур, надо полагать, все-таки воспринял ее слова не слишком всерьез, — желание отправиться в неведомую страну вполне могло быть результатом романтического настроения, навеянного летней ночью. Он виделся с Лив всего один раз, и на новую встречу она не пришла. Однако, несмотря на то, что она не дала ему возможности понять, почему так случилось, ни в тот день, когда его постигло разочарование, ни позже, он не отказывался от Лив; не в том ли дело, что ему была необходима опора, которая поддерживала бы его в дальнейшем осуществлении грандиозного плана? Когда в Ставерне Лив вдруг согласилась с его предложением, он перестал сомневаться, что идею о возвращении на лоно природы можно осуществить. И теперь, без надежды, которую в нем зародила Лив, план был неосуществим — лишиться этой надежды значило для него поставить крест на всем проекте.

Тур, конечно, предпринял несколько неудачных попыток найти Лив замену, уверенный, как и прежде, в том, что без женщины его план безнадежен. Он ведь собирался остаться в своем Эдеме навсегда, — а для чего тогда ему возвращаться назад к природе, если не плодиться и не размножаться?

То, что ему, возможно, удастся найти девушку там, на месте, Туру, скорее всего, не приходило в голову; во всяком случае, он об этом никогда не писал и не говорил. Первой, к кому он обратился, стала дочь ленсмана из коммуны Хол в Халлингдале.

В то время Тур часто ходил в горы, один или с друзьями, и всегда ему сопутствовал пес Казан, гренландская лайка. После одного такого похода он и встретил эту девушку. Она по уши влюбилась как в Тура, так и в идею путешествия на тихоокеанский остров. Но когда они позднее встретились в Осло, куда она приехала учиться в университете, Тур понял, что девушкой из Халлингдала двигала жажда романтики, а вовсе не желание покинуть цивилизацию.

Следующей кандидатурой стала балерина из Национального театра. Ей очень понравился его план, но и тут основную роль сыграла романтика. Она видела себя будущей королевой пальмового острова, и это положило конец сказке. Туру пришлось обреченно признать, что вряд ли найдется такая, как Лив, — но где же, где же она?

И вот однажды, весенним вечером, они случайно столкнулись в ресторане «Красная мельница» в Тиволихавен{6}. Вряд ли Лив рассказывала родителям о знакомстве с Туром, потому что после этой встречи она написала матери: «Можешь себе представить, мама, я встретила замечательного молодого человека. Тихо, не волнуйся! Мне кажется, я вижу тебя, полную дурных предчувствий. Это Тур Хейердал из Ларвика, с которым я познакомилась, когда была там на вечеринке выпускников с Гуннаром. <…> Но теперь мне нужно на коллоквиум, остальное расскажу тебе в следующий раз».

Они долго сидели в «Красной мельнице» тем вечером. Лив не забыла разговор в Ставерне. Она по-прежнему хотела ехать с ним, если, конечно, он все еще всерьез об этом думает. Тур же никогда в жизни не был столь серьезен, как сейчас.

Лив Кушерон Торп. Девушка из Бревика, избалованная вниманием кавалеров, сказавшая «да» Туру Хейердалу, когда тот захотел взять ее с собой на поиски рая

Мать Лив не испытывала особого восторга по поводу знакомств дочери и призывала ее к осторожности. Лив раздраженно отвечала, что ни разу не совершила чего-либо предосудительного: «Я не сделала ничего такого, от чего приходилось бы прятать глаза, думаю, буду и дальше так же поступать в самостоятельной жизни. Мне, конечно, всего восемнадцать лет, но, тем не менее, позвольте мне начать становиться взрослой».

Лив чувствовала себя избранницей судьбы, потому что получила возможность учиться дальше; не всем ее одноклассникам по гимназии так повезло. У нее был отец, дававший ей деньги, и мать, готовая ради нее на все. Брак родителей Лив не был образцовым, они, по слухам, были вынуждены пожениться; самоуверенная мать считала, что сделала Андреасу Торпу большое одолжение, выйдя за его замуж. Близкие называли ее Хенни, ее полное имя было Хеннингине, а девичья фамилия Кушерон ей досталась от французского инженера, который в XV веке приехал в Норвегию строить крепости. Выйдя замуж, Хенни оставила себе фамилию Кушерон, которая, как она говорила во всеуслышание, была благороднее, чем Торп, — столь серьезное падение на социальной лестнице следовало хоть как-то смягчить. Надменность Хенни не способствовала доверительности в отношениях с супругом, и Лив, единственный их ребенок, считала своим особым долгом внести в семью немного тепла. Непонятно, как при этом она решилась покинуть родителей?

Как бы то ни было, они с Туром начали готовиться к отъезду. У матери Тура был домик в местечке Хорншё к северу от Лиллехаммера, и там они в течение лета пытались «жить на природе» — пробовали питаться исключительно рыбой и ягодами, разве что добавляли в свое меню картошку, купленную в деревне. Все лето они ходили в далекие походы, готовясь к предстоящим испытаниям. Тур хотел преодолеть зависимость от обуви, и, чтобы подошвы загрубели, они ходили босиком, сбивая ноги в кровь.

Лив подчинилась жесткому режиму без возражений. Она понимала, что жизнь на тихоокеанском острове не будет легкой, и не мечтала стать полинезийской королевой. Тур радовался своей удаче: все шло, как надо. У него был четкий план, твердый настрой — и женщина. После отдыха в горах, Тур продолжил теоретическую подготовку к большому путешествию в университете. Он избрал зоологию не без оснований — ему хотелось, чтобы изучение животных стало частью его проекта.

Рождество Тур и Лив встречали отдельно друг от друга. Тур запланировал отдых с ночевкой в горах, попросив Лив, если что-нибудь случится, писать «до востребования». Вместе с двоюродным братом Гуннаром Ниссеном и верным Казаном он отправился на плоскогорье Тролльхеймен; там они построили иглу в качестве базы для своих вылазок. Он любил горы, и хотя на этот раз было холодно, поход проходил наилучшим образом. Мысль о большом городе кидала его в дрожь.

В поселке он сходил на почту, которая находилась на железнодорожной станции, и, конечно же, там его ждало письмо от Лив. Почерк у Лив был крупный, круглый, разборчивый. Тур распечатал письмо.

Буквально с первых строк он понял, что ничего хорошего от письма ждать не приходится. Лив, как обычно, сразу перешла к делу. Она писала, что «эксперимент обречен на неудачу». Отец сделал все возможное для ее учебы в университете, и разве может она вот так просто уехать и огорчить его? Пусть уж лучше путешествие в неизведанные края останется всего лишь «прекрасной мечтой».

Некоторое время назад, проведя всего несколько дней в Осло в качестве новоиспеченной студентки, она написала отцу: «Большое, большое спасибо за то, что позволили мне быть здесь и учиться. <…> Я знаю, чем тебе и маме пришлось ради меня пожертвовать. <…> Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы были довольны мной, а жертва не оказалась напрасной»{7}.

Но вскоре Лив обнаружила, что порадовать родителей не удается, и поэтому, сидя в ноябре за столом экзаменатора, она чувствовала себя «такой несчастной, такой несчастной». Она так старалась, читала, зубрила — и вдруг едва не провалилась. И это на философии, которую она считала такой интересной! «Милый, милый папа! Я на одно надеюсь, что вы мне верите, когда я говорю, что я готовилась, и что вы не жалеете, что разрешили мне учиться»{8}.

Ей поставили три балла — ту же оценку, что и Туру год назад. Ни хорошо, ни плохо по шкале от одного до четырех баллов, но Лив оценка показалась отвратительной. И дав себе слово не посрамить отца и мать, она решила заняться изучением экономики под руководством профессора Рагнара Фриша, о чем и сообщала Туру, хотя будет «ужасно тяжело справиться с этим за три года»{9}.

Тур окаменел. Они потратили все лето и осень на подготовку к путешествию, и теперь Лив просто выходит из игры! Неужели празднование Рождества с родителями в Бревике заставило ее передумать?

Он не удовлетворился ее объяснениями; он считал, что она обманула его — в сущности, предала. Подготовка к осуществлению его плана продвинулась так далеко, что уже не терпела помех. Оставался всего лишь год до того дня, который они наметили для отъезда, и тут она присылает ему отказ на серой бумаге! Тур кипел от гнева!

Он попрощался с кузеном, который жил в Тронхейме, и собрался отправиться поездом в Осло, но потом передумал — взял собаку и снаряжение и снова отправился в горы. Погода не слишком радовала; кроме того, зимние дни были коротки. Осторожность требовала, чтобы он оставил свою затею, но письмо Лив вывело его из себя, и он искал одиночества. Туру требовались более сильные впечатления, нежели ему могли дать долгая поездка на поезде и скучные улицы столицы.

Словно второй Фритьоф Нансен он бросился на склон, утопая в рыхлом снегу, засыпавшем березовый лес. Тур хотел перейти через горы Довре и спуститься вниз где-нибудь в долине Гудбрандсдален. Переход должен был занять несколько дней, но для него это, в сущности, не имело значения. Казан тащил сани, в которых было достаточно провизии. Он хотел добраться до границы леса, а там по ровной местности путь им предстоял быстрый и легкий.

Любитель походов. В горах Довре. Туру больше нравилось в горах, чем у фьорда

Но на самом деле все оказалось не так просто. Вверху, на плато, погода совсем испортилась. Следовало бы вернуться, но Тур отчаянно, шаг за шагом, шел вперед, сквозь ветер и метель, ничего не видя из-за снежных кристаллов, залепляющих глаза. Теперь уже никто не назовет его слабаком, — он словно преодолевал детскую избалованность.

Внезапно Тур поскользнулся и сошел с невидимой тропинки, идущей по гребню. Он с трудом удержался на ногах, но когда обернулся, собаки не увидел.

— Казан!

Он кричал, но знал, что кричит напрасно, потому что в воющем ветре сам едва слышал собственный голос. Как будто гигантский ледяной кулак беспощадно сжимал его. На санях, которые тащил Казан, остались палатка, спальный мешок, запасы провизии. Без собаки ему никуда не дойти, и тут, прямо в середине испытания на мужество, в нем проснулся страх.

Тур однажды уже испытывал такой страх, когда в пятилетнем возрасте оказался в ледяной воде пруда Херрегорд, недалеко от их дома на улице Стенгатен. Пруд принадлежал отцу — тот купил его, чтобы зимой иметь вдоволь льда для пивоварни. Сначала Тур стоял вместе с несколькими мальчиками постарше и восхищался работниками, которые вырезали блоки льда большой пилой и грузили их на сани. Когда работники уехали, мальчишки высыпали на лед, и самые смелые принялись прыгать с льдины на льдину в проруби, оставшейся после ледорезов. Туру тоже хотелось попробовать, это выглядело так здорово, и он прыгнул прежде, чем осознал, что делает. Но он был недостаточно ловок, льдина опрокинулась, и мальчик оказался в воде.

Тур барахтался, вновь и вновь пытаясь выбраться на поверхность, но ничего не получалось — он уходил под лед, в темноту, и над ним была крыша, о которую он бился головой. Потом он уже ничего не помнил. В себя он пришел уже на берегу; кто-то, должно быть, ухватил его за ногу и вытащил наружу. Чей-то голос сказал, что он мертв. Услышав это, Тур заревел так, что мальчишки испугались, а он поднялся на ноги и, мокрый до нитки, побежал домой. Мать закутала его в теплое одеяло, а позже пришедший с работы отец, встал перед его кроватью и прочитал «Отче наш».

«Отче наш» не помешал бы ему и сейчас… Но, замерзая на беспощадном ветру, он вдруг увидел, как Казан борется с метелью. Сани перевернулись на склоне, и неудивительно, что пес отстал, — ему пришлось тащить их полозьями кверху.

Стало ясно, что они больше не могут на равных бороться с непогодой, и Тур устроил своеобразное убежище за санями, залез в спальный мешок и прикрыл себя и Казана чехлом от палатки. О том, чтобы поставить палатку, нечего было и думать.

Гренландская лайка. Казан следовал за Туром повсюду

Итак, Лив больше не хотела ехать с ним. Она не была до конца уверена в своем решении раньше, и, возможно, она и сейчас ни в чем не уверена. Впрочем, формулировки в письме не оставляли надежды. «Никогда это не стало бы большим, чем прекрасная мечта». Неужели она только лишь мечтала? Нет, этого не может быть. Просто ее замучила совесть, когда она осталась с родителями. Она ведь у них одна. Тур испытывал похожие угрызения совести. Он ведь тоже был единственным ребенком в семье, и, возможно, поэтому до сих пор не осмелился рассказать что-либо матери, не говоря уж об отце. Он понимал, что лучше начать с матери. Только если она будет на его стороне, ему удастся уговорить отца. Последнее было важно: только отец мог дать денег на осуществление его плана — без этого все превратилось бы в прах. Одна только дорога на Тихий океан стоила целое состояние.

Но прежде чем идти к матери нужно снова завоевать Лив. А затем на очереди были ее родители.

Ветер не ослабел и на следующий день, и видимость лучше не стала. Тур покинул место привала и, уткнувшись носом в компас, поплелся дальше; собака тащилась за ним. Славный пес Казан, преданный и сильный, как медведь, — без всякого сомнения, его лучший друг. Его купила мама после того, как они переехали на улицу Камиллы Коллет, у предпринимателя Мартина Мерена, который в 1931 году произвел фурор, когда пересек на лыжах внутренний ледник Гренландии; из путешествия он привез в Норвегию несколько гренландских лаек.

Прежде у Тура был чау-чау, но он умер, и мать приобрела новую собаку для того, чтобы восполнить потерю. От ее взгляда не ускользнуло одиночество, заполнившее жизнь Тура в Осло, и по этой причине собака была весьма кстати. Тур принял Казана как самый драгоценный подарок. С тех пор пес следовал за ним, как тень, даже на лекции и в кафе и, конечно же, участвовал в лесных и горных походах. «Он стал как будто частью моей одежды», — писал впоследствии Тур.

В поле зрения ни одной вершины, только бесконечная белизна. Тур уже не знал, где же он, собственно, находится, потому что, если быть честным, ему надоело следить за нервным танцем стрелки компаса. Он знал, что плато пересекает железная дорога, и если бы он нашел колею, все остальное стало бы проще простого. Но сколько он ни вглядывался, ничего похожего на железную дорогу видно не было. Хуже того, он вдруг оказался на тонком льду какого-то озерца и прежде чем успел понять это, провалился по колено в ледяную кашу. Дальше он поплелся в мокрых насквозь сапогах.

Популярное место. Туру больше всего нравилось в Рондане, Ютунхеймене и горах Довре

По большому счету, ему было нечего делать в горах в такую погоду. Но в нем жил упрямец, который всегда добивался цели, стоило только этого очень захотеть. Сам поход для него ничего не значил — в конце концов, он уже вдоволь побродил по горам вместе с кузеном; теперь он бросал вызов собственному характеру, чтобы посмотреть, насколько его хватит, — он, в сущности, переставал быть мальчиком и становился мужчиной. Городская жизнь делала его нерешительным, даже трусливым, он чувствовал, что большие здания действуют на него угнетающе. Поэтому только здесь, в горах, могла состояться битва за уверенность в себе. Он лишний раз убеждался в том, что сможет закалить себя лишь в борьбе с силами природы — и в союзе с ними.

К вечеру ветер утих настолько, что Туру удалось поставить палатку. Обессиленный, он забрался в спальный мешок из оленьей шкуры, прижав к себе собаку. Он все еще точно не знал, где находится, но редкие березки указывали на то, что он, по крайней мере, преодолел большую часть плато. Он закрыл глаза, питая надежду, что завтра видимость улучшится настолько, что он сможет увидеть внизу под собой долину.

Вдруг он вскочил. Ему показалось, что он ясно услышал свисток поезда. Казан тоже забеспокоился, навострил уши. Они сидели тихо, как мыши, но больше не раздавалось ни звука, кроме свиста ветра, сыгравшего с ними шутку.

Но затем он услышал свист снова, на этот раз более отчетливо. Тур больше не сомневался: это был поезд. Рельсы замело снегом, и, может быть, они расположили свой лагерь как раз на путях? Он все явственнее слышал сигнал пыхтящего локомотива и в панике решил покинуть палатку. Но только вылез из мешка, как передумал. Здесь, по крайней мере, палатка защищала от ветра, а снаружи, в снежной круговерти, все равно не было никаких ориентиров. Прижавшись к Казану, он свернулся в клубок и начал молиться, уверенный, что любой атеист призвал бы Бога в такой ситуации{10}.

Звук поезда уже оглушал. Задрожала земля, и состав пронесся рядом, засыпав снегом палатку. Тур выбрался наружу и увидел рельсы всего лишь в нескольких метрах от себя.

На следующий день он играючи спустился в долину. Многодневное драматическое испытание было позади, Тур был горд собой. Внизу, в поселке, он сел на поезд до Осло, доехал до Восточного вокзала и вновь услышал шум большого города. Но теперь Тур думал только об одном — найти Лив.

Он пригласил ее в «Театеркафеен», ему там нравилось больше, чем среди художников в «Блуме». Быстро выяснилось, что в своем письме Лив была не совсем точна. Она по-прежнему хотела ехать с Туром, и они вновь мечтали о тихоокеанском острове. Но мечты не помогали Лив преодолеть угрызения совести. Она так боялась рассказать об своем решении родителям, что утратила всякую способность к действию.

Между тем Тур решительно взялся за дело. До зубов вооруженный аргументами, он рассказал о своих планах матери. Он сказал — и это была чистая правда! — что на факультете курс лекций по зоологии свернули, а затем начали читать с самого начала. В результате ему стало нечему учиться. В то же время ему необходимо самостоятельно проводить исследования и однажды защитить кандидатскую диссертацию, а потом добиться главной академической цели — стать доктором. Он поговорил со своими наставниками, в первую очередь с профессором Кристине Бонневи. Когда профессор услышала, что его интересуют острова в Тихом океане, она сказала, что ему нужно пойти по стопам Чарльза Дарвина и посвятить себя изучению происхождения видов. Тур напомнил матери, как часто она рассказывала ему в детстве, что именно в Тихом океане, прибыв в 1835 году на Галапагосские острова во время кругосветного путешествия на корабле «Бигль», Дарвин нашел первые подтверждения своей теории.

Туру не пришлось ждать реакции матери. Все прошло, как он и ожидал: мать была тронута. Подумать только, ее собственный сын хочет пойти по следам Дарвина! Кроме того, Кристине Бонневи, первая профессор-женщина университета Осло, да еще и зоолог, была для матери образцом для подражания. И если Бонневи посоветовала сыну отправиться в исследовательское путешествие в Тихий океан, она уж, во всяком случае, возражать не будет.

Алисон родилась в обеспеченной семье в Тронхейме, юные годы она провела в английском пансионе. Именно там произошло ее обращение — но не к Христу, а к Дарвину. Когда она вернулась домой, то сменила Библию и детские рассказы о сотворении мира на учение о естественном отборе.

Алисон Линг. Мать Тура, в юном возрасте воспитанница пансиона в Англии. Тогда же она узнала, кто такой Чарльз Дарвин

Тур Хейердал объяснял выбор матери тем, что у нее «возникли проблемы с Христом после того, как Он забрал у нее мать, когда она сама была еще маленькой девочкой»{11}. Алисон было всего шесть лет, когда ее мать умерла при родах. До этого мать часто болела, и ей случалось просить Христа забрать ее. Когда ее молитва, наконец, была услышана, отец, очень занятой торговец, отправил Алисон жить к двум ее благочестивым теткам; несмотря на все свои старания, им не удалось убедить девочку в справедливости того, что Христос сделал с ее матерью. Однако своеобразные представления о нравственности соблюдалась в доме весьма строго: тетки внушили племяннице, что, к примеру, нельзя вслух упоминать нижнее белье, которое, если тему все-таки приходилось затрагивать, заменялось словом «невыразимые».

Получив от матери благословение, Тур поспешил представить ей вторую часть своего плана. Он не собирался ограничиваться сбором зоологических коллекций для будущей докторской диссертации, он хотел одновременно вести практически первобытный образ жизни, можно сказать — вернуться в каменный век и максимально сблизиться с природой. Эту пилюлю матери проглотить было нелегко, но когда Тур уверил ее, что с ним будет Лив, она успокоилась. Хотя тетки и не сделали Алисон христианкой, она унаследовала их пиетизм. Она знала, что рядом с Лив ее сын не станет жертвой свободных полинезийских нравов.

Третью часть плана Тур держал в строгом секрете от всех. Он скрыл, что они с Лив собираются уехать навсегда, если эксперимент увенчается успехом{12}. Он также не сказал, что в таком случае пожертвует своей научной карьерой.

Теперь настала очередь отца, тоже Тура, известного в Ларвике пивовара. Он оплачивал учебу сына и, кроме того, давал пятьдесят крон в месяц на карманные расходы. От того, захочет ли отец дать денег на будущее путешествие, зависело в конечном итоге, попадет Тур-младший на полинезийские острова или нет.

Пивовар. Тур Хейердал, отец Тура, выучился на пивовара в Германии и со временем стал состоятельным буржуа в Ларвике

В отличие от супруги, пивовар не слыл интеллектуалом и был так же далек от Дарвина с его трудами, как она от Книги Бытия. Однако возражать Тур-старший не стал, хотя и понял, что тут не обошлось без влияния жены. В конце концов, сын должен сам выбирать, что ему изучать, и он никогда не будет в это вмешиваться. Впрочем, рекомендации университетских профессоров произвели впечатление и на отца. Ему, правда, не нравилось, что сын отправляется в столь далекое путешествие в одиночку.

В ответ на это Тур набрался мужества и сказал, что собирается жениться на Лив, и она едет с ним. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Отец едва нашел слова, чтобы высказаться по поводу такой безответственности.

Во-первых, сын не женится, пока не сможет обеспечить свою жену. Во-вторых, он не потащит юную девушку в столь дикое место. Если ему уж так надо ехать, то пусть, ради всего святого, едет один. Когда он вернется домой, как раз, может быть, и подойдет время свадьбы. Отец не решился выдвинуть третий, слишком фривольный аргумент. Зачем сыну жениться, если он и так поедет к тихоокеанским девушкам? Для пивовара это было все равно, что идти за водой через ручей{13}.

Несмотря на христианские убеждения, Тур-старший был полной противоположностью своей жены в вопросах морали. Он был жизнелюбом, обожал светскую жизнь и волочился за дамами. Сколько раз он преступал законы нравственности, знал только он сам, а Алисон, казалось, смотрела на его поведение сквозь пальцы. Но однажды он поплатился за свое легкомыслие. Думая, что никто не видит, он целовал горничную на кухне. Однако тайное стало явным: нашлась свидетельница, которая рассказала обо всем, что видела, Алисон.

Алисон быстро приняла решение. Она не стала разводиться с мужем, но переехала из супружеской спальни в комнату сына и спала там за ширмой до тех пор, пока Тур-младший не закончил школу. Когда он поступил в университет, мать и сын вместе перебрались в Осло.

Тур понял, что отец не даст согласия на поездку, если Лив поедет с ним. Но о том, чтобы отказаться от нее, не могло быть и речи, поэтому он решил поставить все на карту. Он знал слабость отца, и воспользовался ею.

— Мама согласна{14}.

Несмотря на то, что родители Тура все еще состояли в браке, они не виделись уже много лет, и Тур знал, что отец готов сделать все, что угодно, чтобы восстановить семью. Теперь ему представился долгожданный повод хотя бы встретиться с ней, ведь Алисон не отказалась бы поговорить с ним о будущем сына, особенно при таких обстоятельствах. Отец был абсолютно уверен, что Алисон выступит против скоропалительной свадьбы. В общем, как Тур и надеялся, отец попросил устроить встречу с матерью.

Отец Лив. Бухгалтер Андреас Торп

Мать Лив. Хенни Кушерон Тори

Тур опасался, что второй разговор с матерью будет сложнее первого, но у него опять был козырь в запасе. Без денег отца он не сможет вести дарвинистские исследования и, значит, рухнет мечта матери увидеть сына дарвинистом, причем как раз в тот момент, когда даже профессор Бонневи выразила поддержку его планам. Матери пришлось нелегко, но она все-таки уступила просьбе Тура попробовать уговорить отца.

Встреча состоялась на улице Камиллы Коллет, в квартире, за которую отец платил, но никогда не видел.

Сын едва дождался появления отца. Пока родители беседовали, в памяти Тура возникали воспоминания из детства о том уюте, который существовал когда-то, но был спален дотла обидой матери.

Разговор медленно приближался к решающему моменту, и отец был взят врасплох, когда Алисон, не меняя выражения лица, заметила, что она ничего не имеет против того, чтобы Тур и Лив поженились и отправились вместе на тихоокеанский остров. Отец помнил ее куда более сдержанной в решениях и не мог понять, что стало с ее постоянным стремлением оградить Тура-младшего от любой непредсказуемости. Меньше всего ему хотелось снова выяснять отношения — и с женой, и с упрямым сыном. Тур-старший понял, что у него нет выбора. Правда, надо заметить, что к этому времени он уже познакомился с Лив, согласившись с мнением Алисон, что она очаровательная девушка. С этой точки зрения сыну определенно повезло.

Встреча на улице Камиллы Коллет закончилась тем, что Тур Хейердал-старший пообещал финансировать это путешествие. При этом пивовару пришлось смириться с укрепившимся нежеланием Алисон иметь с ним какие-либо отношения, кроме чисто деловых.

Теперь настала очередь родителей Лив. Их реакция была весьма бурной, некоторое время Лив даже опасалась, что у отца случится сердечный приступ. Но дороги назад уже не было — она сделала свой выбор.

Кризис, тем не менее, надо было разрешить, но как это сделать, Тур и Лив не знали. Еще раз на помощь им пришла Алисон, которая, в свою очередь, попросила помочь мужа.

Тур Хейердал-старший имел замечательное свойство характера: он всегда доводил до конца все дела, за которые брался. Он немедля отправился в Бревик и поговорил с родителями Лив. Он сказал, что им нечего бояться: Тур — замечательный юноша, который не делает ничего дурного. Кроме того, пивовар объявил, что поддерживает планы молодых и полностью берет на себя все расходы. Поездка на тихоокеанские острова — это часть образовательной программы сына, но он считает ее в равной степени и свадебным путешествием. Молодые вернутся обратно через год.

По мере того, как Хейердал-старший говорил, супруги Торп проникались уважением к его словам. Когда он закончил свою речь, они уже не сомневались, что их дочь — в надежных руках.

Когда молодожены Лив и Тур в первый день Рождества садились на поезд в Ларвике, на перроне Арнольд с друзьями осыпали их рисом. Под заголовком «Молодой житель Ларвика отправился на острова Тихого океана вместе с невестой» о предстоящем путешествии известила своих читателей одна из городских газет{15}. В заметке сообщалась цель путешествия — «доказать, что современные европейцы способны вести образ жизни первобытных людей».

Молодая пара уверила журналистов в том, что они проведут на островах два года. Тур и Лив в принципе говорили правду, но не исключали и некоторые отступления от намеченного. Но если Тур даже от матери скрыл, что они, возможно, никогда не вернутся, то что он, в таком случае, мог рассказать газетчикам. И что тогда сказали бы родители Лив?

Через три дня они прибыли в Марсель, где в порту их ждал океанский пароход «Комиссар Рамель». На нем они должны были отправиться в рай, о котором так давно мечтали. Хейердал-старший не пожалел денег, и они могли позволить себе взять каюту в первом классе. К вечернему ужину они переоделись, он — в смокинг, она — в свадебное платье. Могла ли разница с «образом жизни первобытных людей», который им вскоре предстояло испытать на собственной шкуре, быть значительней? По пути пароход делал стоянки в Алжире и в Вест-Индии. Затем они проследовали через Панамский канал и, наконец, вышли в бесконечный Тихий океан.

Через каких-то три недели они увидели на горизонте знаменитый остров Таити — «могущественный, высокий и окруженный рифами»{16}. Они стояли у леера и чувствовали благоухание тропиков, теплый запах земли и аромат растений — казалось, остров плывет им навстречу, «как корзина цветов по морю»{17}.

Детская мечта Тура, наконец, осуществилась.