НА ЗЕМЛЕ СЛОВАЦКОЙ

НА ЗЕМЛЕ СЛОВАЦКОЙ

Напрягая зрение, всматривался Егоров в каждый кустик, прислушивался к каждому шороху. Вот из-за островерхой скалы выплыла еле заметная тень.

— Кто это?

— Это я, Алеша!

— Йозеф?

— Я, мой дорогой, я… На родной словацкой земле. — Подгора бросился на пожухлую траву, раскинул руки и обнял землю, родившую его. Он всем телом прижимался к ней и гладил щекой жесткую траву.

Алексей молча наблюдал за ним. Потом закурил, рассчитав, что на огонек папиросы скорее придут его люди.

Понемногу десантники собирались. Появился Антон Ржецкий. С ним трое каких-то незнакомцев. Впрочем, один, кажется, знаком. Этого коренастого веселого человека Егоров неоднократно встречал и в учебном лагере под Ровно, и на совещании у Строкача.

Егоров шагнул им навстречу.

— Петр Алексеевич, ты?

— Я, Алексей Семенович, собственной персоной.

Командиры обнялись. Величко был одет в какой-то френч с бархатным воротником, перепоясанный офицерским ремнем с портупеей. На его большой круглой голове плотно сидела черная барашковая папаха с нашитой полосатой ленточкой.

— Да ты уже совсем здешним партизаном стал! — Егоров внимательно осмотрел экипировку Петра Величко.

— Так я же здесь старожил, две недели партизаню, — отшутился Величко. И уже серьезно добавил: — Надо меньше выделяться среди людей, к которым нас забросили судьба и начальство.

Обоих командиров окружили десантники.

— Вы лучше скажите, все ваши собрались? — забеспокоился Величко.

— Двоих нет, — ответил начальник штаба Ржецкий. — Доктора Климакова и Василия Мельниченко.

— Надо немедленно организовать розыск, Алексей Семенович, — посоветовал Величко, — а то у меня начальник штаба на кресте костела повис, еле сняли.

Быстро снарядили две поисковые группы. Одну из них возглавил Йозеф Подгора, другую — Иван Волошин.

На полонине уже рассветало.

Разрешив десантникам отдыхать, Егоров с Величко отошли в сторону. Уселись покурить на большом плоском валуне.

— Ну, рассказывай, какая тут обстановка, — не утерпел Егоров. — За две-то недели небось многое узнал.

— Да уж узнал. — Величко посерьезнел, но тут же опять расцвел в улыбке. — Обжились мы быстро, народ встретил нас замечательно. Тут нашего брата любят. — Петр Алексеевич задержал взгляд на погонах Егорова. — Особенно советских офицеров. С восторгом встречают, готовы оказать всякую помощь. Знают о Сталинграде и о том, что Красная Армия — Червена Армада — подошла к словацким границам. В стране немцев нет — официально Словакия независимое государство и союзница Гитлера в войне с нами. Немцы только на железных дорогах несут охрану. Видимо, от союзников. — Величко рассмеялся и не спеша закурил предложенную Егоровым папиросу. Егоров терпеливо ждал продолжения рассказа.

— Мне говорили, что немецкий посол в Словакии Ганс Эгерт Лудин, дипломат и обергруппенфюрер СС, вскоре после того как прибыл в Словакию, на каком-то приеме среди словацких немцев, «домашних», как их здесь величают, довольно беззастенчиво высказался, что Германской империи безразлично, стоит ли во главе Словакии Икс или Игрек, но только этот некто в любом случае должен подчиняться немецким требованиям. Среди окружения словацкого президента это вызвало некоторый переполох, но сам Тисо такое дерьмо проглотил. Деваться-то было некуда. Сделав вид, что ничего не произошло, Тисо якобы в интересах национальной и государственной жизни словаков провозгласил: «Давайте будем строить народную Словакию в соответствии с директивами национал-социализма!» Вот от такой «народной» власти и бегут словаки в горы. Не поверишь, за две недели моя группа из одиннадцати десантников выросла в отряд, в котором уже около двухсот пятидесяти человек.

— А почему ты говоришь так неопределенно? — с удивлением заметил Егоров.

— А они на ночь домой уходят. И вооружены пока палками да столовыми ножами. У меня ведь, друже, для них ни оружия, ни жилья, ни харчей. Ну, жилье, положим, не проблема — в горах места много, можно землянок накопать, опыт имеется. С харчами похуже — народ бедно живет, но все же можно выйти из положения. А вот оружия вовсе негде взять. И поговорить об этом не с кем. Нужен аэродром и самолеты.

Величко отбросил окурок и встал с камня.

— Где ты базируешься? — спросил Алексей, когда они не спеша пошли к десантникам.

— Сейчас под Микулашем, но думаю перейти в Склабину, ближе к Мартину. Это в центре назначенного мне района действий. Надо будет обменяться связными, чтобы не потерять друг друга в этих горах.

Во время этого разговора Егорова не оставляло беспокойство о пропавших товарищах. Поисковые группы что-то долго не возвращались. Но вот наконец из лесу вышли люди. Они несли кого-то на плащ-палатке.

— Еле донесли, — вытирая мокрый лоб, перевел дыхание Подгора. — Втроем тащить такого великана по горам — гиблое дело, — показал он на Василия Мельниченко, который лежал на палатке с закрытыми глазами, закусив губу от боли.

Выяснилось, что Василий приземлился на острую скалу и раздробил ногу. Так и лежал под скалой с пристегнутым парашютом.

Наташа Сохань засуетилась возле раненого, оказывая ему первую помощь.

— Врача бы, а он где-то запропастился.

— Врач тоже еле живой, — послышалось в ответ.

Все обернулись на голос. Иван Волошин с ребятами из своей группы вели под руки Петра Климакова.

— Что случилось, доктор? — Егоров шагнул навстречу.

— Теперь уже ничего, — ответил слабым голосом Петр Климаков, — а еще полчаса тому назад прощался с белым светом. Дайте глоток воды.

Врач обессиленно опустился на землю. Кто-то протянул фляжку с водой, а Наташа Сохань совала под нос доктору ватку, смоченную нашатырным спиртом.

Иван Волошин, помогая Климакову поудобнее устроиться, взволнованно рассказывал:

— Долго шарили мы по всем уголкам и овражкам, уж и надежду потеряли, думали, украл кто-нибудь нашего доктора. И вдруг слышим — не то стон, не то хрип, вроде человек захлебывается. Бросились туда. Каждый камень осмотрели — напрасно. Глянули вверх, а он на макушке сосны болтается. Стропы за ветки зацепились, ноги ему захлестнуло и перевернуло вниз головой. Так и висел. Еще бы немного…

Теперь десантники были все вместе.

— Хорошо с вами, хлопцы, только нам пора, — взглянув на часы, стал прощаться Величко. — Пойдем в долину. Там нас ждут. А завтра снова придем сюда, других встречать. — Величко обнял Егорова.

Проводив товарищей, Алексей вынул из планшета большой блокнот и стал торопливо писать. Вырвал листок и протянул радисту.

— На, зашифруй и передай: «Приземлились благополучно, исключением Мельниченко, повредившего ногу. Все сборе. Встретил Величко. Выходим поиски связи. Ждем указаний. Егоров». — Алексей улыбнулся. — Тут уж многоточие.

Шутка командира разрядила напряженность. Партизаны стали устраиваться на короткий привал. А ночь между тем ушла. Тяжелый мокрый туман катился вниз по склону, чтобы растаять в долине. Сквозь деревья на вершине горы солнце пальнуло первой очередью ярких, но еще не жарких лучей. Через несколько минут это был уже ливень, который осветил чудесную долину. Внизу извивалось шоссе, за которым угадывалось какое-то село. Егоров долго рассматривал его в бинокль.

— Ну, братцы, — обратился он к начальнику штаба и комиссару. — Столовая сегодня не работает, хоть и вторник. Прикажите водички раздобыть, костерцы разжечь и поснидать, чем бог в Ровно послал.

Егоров потянул за собой начальника штаба и комиссара к большому валуну, на котором недавно сидел с Величко. Вытянул из планшета карту, развернул.

— Смотри, Антон, вот мы где, — Егоров ткнул пальцем на склон горы километрах в восьми от села Липтовска Лужна. — Нам действовать по другую сторону этой горушки. Организуй разведку и поиск подходящего места для расположения группы с расчетом, что группа будет быстро расти. С разведчиками пошли Ваштика, он и переводчиком будет при встречах с населением. Величко сообщил, что в горах народу тьма и все рвутся в партизаны. Будем формировать отряды. Предупреди, чтобы поосторожнее были, встречи-то всякие бывают.

— А тебе, Гриша, памятуя изречение какого-то великого полководца о том, что путь к сердцу солдата лежит через желудок, придется организовать закупку продовольствия. Кстати, и настроением народа поинтересуешься. Возьми с собой Ивана Волошина и еще кого-нибудь. Экономь кроны, дорогой. А я с Подгорой пойду на рекогносцировку вот по этой тропе в сторону Подбрезовой — это наше направление.

Егоров, Подгора и Павел Строганов медленно поднимались узкой козьей тропой по крутому склону. А вокруг шумел лес, словацкий лес. Об этом каждую минуту напоминал Йозеф.

— Посмотри, Алеша, какая краса! А там, за горою, Грон, а за Гроном мой дом, в котором я так давно не был. — Подгора перешел на шепот, голос его внезапно сел. Он словно не верил, что стоит на земле отцов и дышит знакомым с детства воздухом гор.

Алексей и Павел Строганов тоже заразились этим восторгом и тоже радовались красотам Татр. Но скоро им пришлось вернуться в суровую реальность. На лесной поляне чуть в стороне от тропы они заметили какого-то человека. Тихо, чтобы не спугнуть его, подошли ближе. Перед ними стоял на коленях одетый в тряпье старый человек с изможденным лицом. Губы его шевелились. Руки были воздеты к небу. Рядом лежала холщовая сумка и длинный посох.

Подошли еще ближе и встали за дерево.

— Чего это он, Йозеф? — шепотом спросил Алексей.

— Молится, — ответил Подгора. — Горе великое… молит всевышнего заступиться… вот проклинает кого-то и шлет кару на его голову.

Павел неосторожно наступил на веточку. Треск испугал старика, он оглянулся. И вдруг с воплем повалился в ноги Егорову. Высокий, в новой офицерской гимнастерке, перепоясанный ремнем с портупеей, с планшетом на боку и орденами на груди, командир десантников действительно был красив и грозен как бог.

— Святой Георгий! — разглядывая незнакомца, прошептал несчастный старик, испуганно вскочил на худые ноги и, крестясь, попятился в кусты.

— Подожди-ка, мы свои! — крикнул ему по-словацки Подгора.

Услышав родную речь, незнакомец остановился и, ничего не сказав, снова встал на колени и начал молиться: «Слава тебе, всевышний! Услышал ты мою молитву и послал на землю спасителей наших!»

— Объясни ты ему, что я советский офицер, а вы — мои товарищи, — попросил Алексей Подгору.

— То русский достойник[1], наш друг, — пояснил Йозеф.

— Нет, — решительно замотал головой старик. — Вы посланы небом на зов мой. Я видел, как ночью вместе со звездами на землю спускались святые. На широких белых крыльях…

— Да не святые мы. То падаки[2]. А я так и вовсе из Гронской долины, — теряя терпение, перебил Йозеф незнакомца. — Ты лучше скажи, какая беда стряслась с тобой и привела тебя в горы?

Старик молчал. Он переводил испуганный взгляд с Подгоры на Егорова. А потом осмелился и сам приблизился к ним, даже потрогал руку Егорова, все еще не веря, что перед ним живые люди.

Придя в себя, он понемногу разговорился. Зовут его Штефан, а родом он из села на Поважье, недалеко отсюда. Два дня тому назад гитлеровские прихлебатели — гардисты — схватили его единственного сына и после неслыханных издевательств без суда при всем народе повесили на сельской площади.

— И не только моего сына, — вытирая слезы, катившиеся по худым небритым щекам, продолжал старый Штефан. — Еще раньше повесили троих словаков. Говорят — партизаны. Я же успел скрыться.

От старого словака партизаны узнали о неслыханном произволе гитлеровских приспешников — гвардейцев Глинки — в городах и селах тисовской Словакии, о великой ненависти народа к фашистам и их словацким наймитам.

— Мы молимся за вас, только от вас и ожидаем спасения, — с надеждой сказал старик Егорову.

— Спасибо на добром слове. Мы для того и пришли, чтобы вместе бить врага. Только одних молитв мало, отец. Самим надо…

— А как же, все наши люди к этому готовы, — оживился старый словак.

Все четверо повернули назад, к месту отдыха партизан. Там старика накормили.

— А не слышал, дедо, как в Буковце за Гроном? — поинтересовался Йозеф у земляка. — Я родом из тех краев.

— Буковец, говоришь?.. Не знаю, сынок. Везде сейчас плохо, и уходит народ в горы. Может, и твой Буковец партизанит…