ГЛАВА 8 ПОСЛЕДНЯЯ МИССИЯ (апрель – май 1945 г.)

ГЛАВА 8

ПОСЛЕДНЯЯ МИССИЯ

(апрель – май 1945 г.)

Летом 1944 года гросс-адмирал выступал за продолжения войны, потому что в тот момент выполнение условия о безоговорочной капитуляции, которой требовали Союзники, означало бы, что миллионы немецких солдат оказались бы еще в глубине российской территории и оказались бы в руках русских, а каждый знал, что это означало бы. Знал это и гросс-адмирал, который, как и Гитлер, отказывался пойти на то, чтобы принести в жертву эти миллионы сражающихся.

Даже летом питание миллионов военнопленных представляло собой почти нерешимую проблему, как поняло германское верховное командование после первых успехов в России в 1941 году. Если эта проблема встала бы зимой, то это привело бы к смерти от голода и холода тысяч военнопленных, за что никто не готов был бы взять на себя ответственность. Дениц знал, что враг никогда не станет вести переговоры о мире на основе компромисса, так что у Германии была единственная надежда выиграть время, продолжая войну до более теплого времени года, с тем чтобы гарантировать обеспечение терпимых условий людям за колючей проволокой, в то время как самой важной задачей было спасти как можно больше солдат и беженцев от наступавших с востока красных армий.

Для достижения этой цели Дениц реквизировал все суда, которые могли держаться на воде, и рассылал их по всем направлениям. Он продолжал заниматься этим, даже после того как переехал в лагерь «Форель» под Пленом, куда Гитлер направил его в качестве командующего «Северным районом» – на тот случай, если Германия будет разрезана на части. С аналогичной миссией на юг был направлен Кессельринг. Дениц добрался до Плена окружными путями 21 апреля, и сцены страданий, увиденные им по дороге, укрепили в нем решимость к сопротивлению. На его столе лежало досье с душераздирающими сообщениями об убийствах, насилиях и поджогах – показания беженцев и свидетелей временно отбитых у русских населенных пунктов. Все это показывало необходимость держать как можно дольше открытыми двери выхода на запад.

Как человек боевой, он в эти дни никогда не думал, что на его плечи упадет мантия власти с плеч Гитлера. Так он не думал так даже после того, как 23 апреля Геринг был лишен всех своих полномочий и на него повесили ярлык предателя. Ибо Геринга он считал наиболее крепким кандидатом на место Гитлера – если Гитлер отойдет от власти в Берлине. В последний раз Дениц, сопровождаемый своим адъютантом Людде-Нойратом, посетил Гитлера 20 апреля. Вот как Людде-Нойрат описывал фюрера на этой встрече:

«Его голос и глаза впечатляют, как всегда. Его интеллектуальные способности, кажется, незатронуты, он вовсе не сумасшедший в общепринятом смысле слова. Но физически он производит впечатление сломленного человека, крайне изнуренного, сгорбившегося и с изношенными нервами».

28 апреля гросс-адмирал прибыл в Райнсберг, новую штаб-квартиру верховного командования, на новое совещание с участием Йодля, Кейтеля и Гиммлера. Из оценки ситуации, сделанной Йодлем, стало предельно ясно, что в дальнейшем сопротивлении больше нет смысла. Даже оборона «Северного района» не принесет никакой пользы. Дениц решительно воспротивился предложениям об изолированных операциях, которые могут поставить под угрозу эффективность важнейшего дела – спасательных работ. Исходя из этого, он считал, что Гамбург не должен капитулировать самостоятельно, как было предложено, так как дорога на Шлезвиг-Гольштейн должна быть открыта для беженцев.

После «измены» Геринга было неясно, кому быть наследником Гитлера. Гросс-адмирал считал, что это будет Гиммлер, наиболее сильный человек в стране. Это мнение разделял и сам Гиммлер и не стеснялся подчеркивать это в Райнсберге. Тем более был удивлен Дениц, когда по радио услышал сообщение из рейхсканцелярии о том, что Гиммлер виновен в «измене, так как вступил в переговоры через Швецию». Гросс-адмиралу вменялось действовать совместно с главой СС «молниеносно и безжалостно». Легко сказать – трудно сделать: вся власть в этот момент находилась в руках Гиммлера, а не Деница. Во всяком случае, Дениц не очень поверил этому сообщению, которое вначале было получено от вражеского радио, в то время как Гиммлер, которого Дениц в тот же день в Любеке, напрочь отмел всякие предположения насчет того, что он пытался навести мосты к врагу. В любом случае Дениц чувствовал, что его обязанность состояла не в борьбе с изменниками, а в окончании безнадежной войны быстро, достойно и с минимумом потерь человеческих жизней.

Дениц уже решил, что ему делать относительно самого себя и вверенного ему флота, поскольку уже стало ясно, что военное поражение неизбежно. Поскольку смерть Гитлера освободила его от присяги на верность ему, он решил капитулировать от имени находящихся под его командованием сил, а сам найдет смерть в последней атаке. Это снимет всякие предположения насчет его трусости и смоет пятно сепаратной капитуляции с него и с флота. Его ближайшие друзья: зять Хесслер, давний коллега Годт, его адъютант Люде-Нойрат, кому он поверил свои намерения, – знали, что это были не просто слова.

Хесслер и командование подводным флотом, до этого перебравшиеся из Зенгвардена в Плен, теперь переехали во Фленсбург, хотя сам гросс-адмирал оставался в «Форели». Именно здесь 30 апреля, после возвращения со встречи с Гиммлером в Любеке, он узнал неожиданную новость. Только Шпеер находился вместе с ним, когда Люде-Нойрат принес ему роковое сообщение:

«Лично гросс-адмиралу Деницу. На место бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас своим наследником. Вы должны предпринять все необходимые шаги, требуемые в настоящей ситуации. Борманн».

Все трое переглянулись. Шпеер сделал слабую попытку поздравить Деница. Всем им было ясно одно – это конец. Гитлер был или уже мертв, или собирался умереть. Телеграмма была явно настоящей, так как пришла по единственному оставшемуся спецканалу шифрсообщений. Гросс-адмирал был совершенно ошарашен таким поворотом событий. Как это обычно бывало, когда ему требовалось поразмыслить, он вышел на свежий воздух и совершил прогулку по берегу озера вместе с Люде-Нойратом. Когда они вернулись, Шпеер уже набросал ответ.

Гросс-адмирал не питал никаких иллюзий. Был только один логический вывод из его назначения – сделать то, к чему сам Гитлер не был готов – капитулировать. На него возложили эту миссию потому, что он был военным и никак не политиком, а потому враг будет готов вступить с ним в переговоры. Но, действительно, может ли он – следует ли ему – становиться наследником Гитлера? Война была полностью проиграна, поражение было абсолютным. Следует ли ему при всем немецком народе ставить свое имя рядом с самой ужасной изо всех капитуляций? Он стоял перед самым трудным решением своей жизни. Послание из Берлина дало ему полную свободу действий, но и налагало на него всю тяжесть ответственности. Он знал о разногласиях, которые разделяли в этот момент германский народ. На западе Германии был один призыв: «Покончить с войной немедленно! Лишний день войны – преступление». Но на востоке миллионы людей ожидали, чтобы война продолжалась до тех пор, пока они не смогут убежать от русских. Гросс-адмирал сделал выбор в пользу людей на востоке и миллионов людей и солдат, которые были благодарны ему за это. В тот же день он послал приглашение прибыть к нему Йодлю, Кейтелю, а также Гиммлеру, чтобы уяснить положение страны.

Когда поздно вечером приехал Гиммлер в сопровождении до зубов вооруженных офицеров СС, за каждым кустом прятались подводники со «шмайссерами»[122] на боевом взводе. Это была группа подводников, спасшихся с одной из новых подводных лодок, которая попала под бомбежку и затонула. Под командованием своего командира «Али» Кремера они захватили несколько трехколесных фургончиков и, вооруженные только противотанковыми гранатами, подорвали несколько британских танков под Харбургом, чтобы пробиться в Плен. Они сформировали «батальон охраны Деница» и взяли на себя заботу за личную безопасность Деница. Сам Дениц положил на стол под бумаги взведенный пистолет, а Люде-Нойрат постарался занять сопровождение Гиммлера беседой в кают-компании. Беседа проходила в кабинете гросс-адмирала.

Дениц положил перед ничего не подозревавшим Гиммлером телеграмму от Борманна, тот прочел ее, побледнел и ничего не сказал. Наконец он встал.

– Поздравляю вас, господин гросс-адмирал, – произнес он. Потом, помолчав, спросил: – Вы позволите мне быть вторым человеком в стране?

– Это невозможно.

– Почему?

– Несколько возможно, я собираюсь сформировать неполитическое правительство. В нем не будет места для каких-либо столь политически выдающихся личностей, как вы. Вы не подойдете в качестве фигуры, с которой враг станет вести переговоры.

Спор между ними продолжался больше часа. В этот период гросс-адмирал еще не знал о концлагерях и массовых убийствах. Гиммлер был для него «в основе своей приличным малым, который так же хорошо управлял своим СС, как я – флотом». Он напрасно старался убедить Гиммлера в том, что любое германское правительство, которое вступит в переговоры о капитуляции, наверняка окажется в проигрышном положении, если в его составе будет Гиммлер. Гиммлер, хотя и не понял доводов Деница, махнул рукой и в четверть третьего ночи уехал со своим эскортом.

Утром 1 мая пришла новая телеграмма от Борманна: 

«Завещание вступило в силу. Приеду к вам, как только смогу. А до тех пор советую вам не объявлять эту новость». 

Значит, Гитлер мертв! В телеграмме не было сказано, как он умер, но немецкий народ, по его мнению, не должен был узнавать эту новость от врага. И Дениц немедленно огласил ее. В тот же день он выступил с обращением к нации: 

«Моей первой задачей является спасение немецких жизней… В тяжелые дни, которые наступают, я попытаюсь сделать все, что в моей власти, чтобы создать сносные жизненные условия для наших отважных мужчин, женщин и детей. Для этого мне нужна ваша помощь. Окажите мне ваше доверие, ибо ваш путь – это мой путь…» 

Все, что в его власти… Он не питал иллюзий относительно сомнительной природы этой «власти» и был ничуть не уверен, что враг признает его в качестве законного наследника Гитлера или что после капитуляции будет вообще существовать какое-либо германское правительство.

Днем 1 мая пришла третья телеграмма от Борманна: 

«Фюрер ушел от нас вчера в 3.30 дня. Его завещание, датированное 29 апреля, назначает вас президентом рейха, д-ра Геббельса – рейхсканцлером, Борманна – министра по делам партии, Зайс-Инкварта – министром иностранных дел…» 

Первой реакцией гросс-адмирала было оцепенение, но, как всегда, он совладал с ситуацией. «Вы должны предпринять все необходимые шаги…», – говорилось в первой телеграмме. Это означало полную свободу действий. Теперь, когда Гитлер мертв и он больше не связан присягой на верность, он может действовать так, как подсказывает ему его совесть.

Он не собирался подчиняться этой посмертной директиве, которая ограничивала его власть и ставила его в одну упряжку с людьми, которых он терпеть не мог. Поэтому он игнорировал последнюю телеграмму, а на средства связи посадил персонал, связанный клятвой о сохранении секретности.

Зная, что на предстоящих переговорах ему потребуется опытный министр иностранных дел с известным авторитетом за рубежом, он велел адъютанту пригласить барона фон Нейрата, бывшего министра иностранных дел. Узнав об этом шаге Деница, фон Риббентроп попросил встречи с ним и был принят гросс-адмиралом. Дениц объяснил фон Риббентропу, прочему он не хочет прибегать к услугам министра иностранных дел Гитлера в его прежнем качестве, и попросил высказать свои рекомендации о том, кого бы он хотел видеть на этом посту. Фон Риббентроп был явно уязвлен. На следующее утро в кабинете Деница зазвонил телефон. Это был фон Риббентроп. Он спокойно предложил… себя! Эту кандидатуру Дениц отверг.

События развивались с небывалой быстротой. 2 мая британцы оказались уже в Любеке, в часе хода танка от Плена. Разговаривая по телефону с лейтенантом Маусом, находившимся под Дрегером, Людде-Нойрат мог явственно различать в трубке лязг танковых гусениц. Нельзя было терять ни минуты времени, и гросс-адмирал перебрался во Фленсбург.

Тем временем в Италии капитулировала юго-западная армейская группировка, американцы вышли к Балтийскому морю в районе Висмара. Перед Деницем встал вопрос, не достойнее ли сражаться насмерть до конца, чем сдаваться.

«Что касалось его лично, – говорил впоследствии Людде-Нойрат, – то смерть была для него простейшим выходом. Терять ему было больше нечего. Оба его сына погибли в море, дело его жизни – подводные лодки – рухнуло, его собственность исчезла». Но он принимал наследство Гитлера как обязанность, от которой нельзя было уклониться. Даже ценой своей личной чести он должен был делать то, что ему подсказывала совесть, ради вооруженных сил и ради германского народа.

3 мая фон Фридебург начал переговоры с Монтгомери о капитуляции группировки в Северной Германии. 4 мая он совещался с гросс-адмиралом во Фленсбурге, а затем улетел обратно подписывать документ о капитуляции, который вступил в силу утром 5-го. Самое важное было в этом документе то, что он включал в себя не только территории Нидерландов и Дании, но и германский флот. Вопреки традициям не разрешалось никаких затоплений кораблей. Это была горькая пилюля для гросс-адмирала, но Монтгомери намекнул, что будет санкционировать продолжение передвижений кораблей с востока на запад и что любой отдельный солдат, который сдастся на демаркационной линии будет направлен в британские лагеря для военнопленных.

С тяжелым сердцем Дениц издал прямой приказ о запрещении уничтожения оружия и затоплении кораблей. Во флоте этот приказ выполнялся прежде всего из личной лояльности своему командующему. Вообще-то требование Монтгомери стало предметом бурных дискуссий в окружении Деница, но сам Дениц был полон решимости не выставлять немецкий народ в качестве нарушителя условий прекращения огня, что случилось бы, если бы, скажем, за несколько часов до вступления соглашения в силу были затоплены подводные лодки.

Кодовым словом подготовленного затопления германских кораблей было «Радуга». Приказ об отмене «Радуги» вызвал волну вопросов и нареканий. Неужели действительно гросс-адмирал отдал такой приказ? А если да, то наверняка под давлением – не мог он по своей воле дать такой приказ! Верил ли он, отдавая приказ, что он будет выполнен?

Телефон у Людде-Нойрата не умолкал, и адъютант Деница повторял и повторял одни и те же слова:

– Нет, это правда. «Радуга» отменена… Да, я точно знаю… Приказ гросс-адмирала… Ему еще нужны корабли… Отход с востока продолжается…

Поздно той же ночью, когда гросс-адмирал лег спать и Людде-Нойрат вносил последние записи в «Военный дневник», дверь распахнулось и в помещение ворвалась группа офицеров. Среди был один адмирал, обладатель «дубовых листьев», и несколько командиров подводных лодок.

– Где гросс-адмирал? Нам нужно немедленно поговорить с ним!

– Гросс-адмирал спит, – ответил Людде-Нойрата, вставая перед дверью в спальню своего шефа, – сейчас вы не сможете с ним поговорить.

– Что это значит? Почему отменили «Радугу»? Где смысл? Пусть он сам объяснит нам. Это неслыханно! Капитуляция вступает в силу только завтра.

Они приводили ту же самую аргументацию, на которую Людде-Нойрат отвечал в течение последних нескольких часов.

– Господа, – обратился он к ним, – отвечаю с полной гарантией. Гросс-адмирал действительно распорядился отменить «Радугу». Он уже часто отвечал вам: ему нужны суда.

– Суда – да, но не подводные лодки. Нельзя же вывозить людей на подводных лодках.

– Будьте разумными, ради Бога! – взорвался Людде-Нойрат. – Он же сейчас глава государства! Он сейчас несет ответственность за все – не только за флот. Переговоры с британцами идут нормально. И в такой момент отдавать приказ осуществить «Радугу» и сорвать условия прекращения огня?

– А мы? – сказал один из молодых командиров-подводников. – Что нам прикажете делать? Передавать свои лодки? Что он об этом думает?

– Об этом он думает явно больше, чем вы себе представляете, могу вас уверить. Во всяком случае, будь я командиром подводной лодки, я не стал бы колебаться, а поступил так, как считаю нужным.

Все изумленно уставились на Людде-Нойрата. Потом внезапно один из офицеров развернулся и направился к двери. Теперь он понял, что следует делать! Другие тут же последовали по его стопам. Они все думали об одном и том же, они были единодушны. И вот через несколько часов радиостанции подводных лодок начали по всей Северной Германии передавать позывной: «Радуга!», «Радуга!», «Радуга!»

По всем баракам пронесся свист боцманских свистков. «Всем подъем! Радуга!» Команды, спавшие на лодках, были разбужены этим же кличем самими командирами. Члены команды срочно выгрузили на берег свои личные вещи, лодки отдали швартовы, в последний раз взревели дизели, и скоро в районах Фленсбурга, Эккернферде, Киля, Любека-Травемюнде, Нойштадта, Гамбурга и Вильгельмхафена можно было видеть длинные темные тени, скользящие вдоль берегов: «морские волки» отправились в последний поход – в Любекский залив, в Эккернфьорд, в эстуариях Эльбы, Везера и Яде. В последний раз пройдя под флагом, под которым подводники сражались шесть лет, они взорвали и затопили свои лодки. Когда утром 5 мая вступила в силу капитуляция Германии, на дне Северного моря и балтийских заливов уже лежали 215 подводных лодок. Среди них были лодки всех типов – XXI и XXII, старые знаменитые VIIc и IXc, подводные крейсеры, специальные минные заградители, «лодки Вальтера», «каноэ». Специальных репрессалий со стороны врага, которых опасался Дениц, не последовало, но флагманский механик, затопивший две «лодки Вальтера» в Куксхафене, был привлечен к суду британского военного трибунала. Хотя он действовал по приказу, получив сигнал «Радуга», он был приговорен к пяти годам заключения.

Подписание с Монтгомери соглашения о прекращении огня означало, что по крайней мере первая часть программы Деница оказалась успешно выполненной. Днем и ночью транспорты с беженцами и войсками шли с востока, перевозя десятки тысяч людей в безопасность Шлезвига-Гольштейна и Дании. С тех пор как в январе началась эвакуация, было эвакуировано свыше двух миллионов человек. Несмотря на потерю «Густлова», «Штойбена» и «Гойи» с двенадцатью тысячами человек на борту, потопленных русскими подводными лодками, общие потери составили менее одного процента эвакуированных. Даже лодки были задействованы для перевозки женщин, детей и раненых мужчин из Мемеля, Пиллау, Данцига и Готенхафена, после того как эти порты были отрезаны от внешней помощи.

* * *

11 мая Союзная контрольная комиссия в составе американского генерал-майора Рукса и британского бригадного генерала Фурда прибыла во Фленсбург и расположилась на борту корабля «Патриа». 22 мая Деницу, Фридебургу и Йодлю было приказано прибыть на борт корабля. Услышав об этом приказе, гросс-адмирал спокойно заметил:

– Собирайтесь с вещами.

Такого шага он ожидал со дня на день. Никто из высших руководителей – даже Черчилль – не обратили ни малейшего внимания на него и его правительство.

Утром 23 мая Дениц пунктуально прибыл на борт «Патрии». На верхней части трапа его никто не встретил – не считая толпы фоторепортеров. Ясно, что предстоял его арест. Генерал-майор Рукс доверительно сообщил ему, что у него приказ арестовать правительство и верховное командование. Он поинтересовался, не хочет ли Дениц что-нибудь заявить, но гросс-адмирал сказал, что сейчас не время выступать с речами, потом встал и покинул помещение, где его принимал Рукс.

Последовали массовые аресты. Фон Фридебург отравился, прежде чем его взяли. Вечером 23 мая арестованных перевезли на самолете в Люксембург, где в Бад-Мондорфе разместили в «Палас-отеле», который превратили в тюрьму.

Правительство Деница, последний символ единства германского рейха, было ликвидировано.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.