Первый полёт

Первый полёт

Первый полёт опытного самолёта новой конструкции для испытателя всегда очень серьёзная задача. Чтобы решить её без осложнений, он проводит тщательную подготовку. Сначала опробует новый самолёт на рулёжке по аэродрому. Потом со старта рулит по взлётной дорожке на большой скорости, словно собираясь подняться в воздух, смотрит, как машина выдерживает заданное направление.

Если позволяют размеры аэродрома, делает подлёты.

Однако не все испытатели любят так опробовать самолёт перед первым вылетом. Ведь чтобы хватило аэродрома, надо реагировать мгновенно и безошибочно. В несколько секунд, имеющихся в распоряжении лётчика, надо уловить момент отрыва от земли, выровнять самолёт и посадить. Это требует больших навыков. Но зато испытатель уже будет знать посадочную скорость нового самолёта. А это очень важно для выполнения первой посадки. Если, подводя машину к земле, слишком уменьшить скорость, то подъёмная сила исчезнет и самолёт упадёт. Если же скорость будет чрезмерной, то не хватит аэродрома для пробега.

Говоря о трудностях первого полёта на опытном самолёте, мне хочется рассказать о моём друге Герое Советского Союза, заслуженном лётчике-испытателе Георгии Михайловиче Шиянове, которого я знаю добрых два десятка лет.

...К испытательному полёту всё готово. Шиянов занимает место в пилотской кабине опытного истребителя. Привычным движением пробует действие рулей, застёгивает крепящие ремни, запускает двигатели. Прямо перед собой лётчик видит серую, словно сужающуюся к концу взлётную дорожку. Слева от неё, на границе лётного поля, белый домик метеостанции, возле которого на шесте висит «колдун» - матерчатый конус, указывающий силу и направление ветра.

«Взлёт произойдёт, когда поравняюсь с метеостанцией, - прикидывая на глаз расстояние, думает испытатель. - Затем убираю шасси. Полёт по кругу и посадка».

Это простое на первый взгляд испытание требует от лётчика огромного внимания, искусства и осторожности. Оно даёт ответ на основные вопросы: как самолёт отрывается от земли, держится в воздухе и на какой скорости садится?

Получив разрешение на взлёт, лётчик ставит машину на тормоза, даёт двигателям максимальные обороты и отпускает тормоза. Сделав небольшой разбег, самолёт легко взмывает в воздух.

«Всё хорошо! Теперь полёт по кругу», - говорит себе Шиянов и убирает шасси.

Вдруг стрелка прибора, показывающего скорость, вздрагивает, ползёт назад и замирает на нулевом делении.

Отказал показатель скорости! Лётчик машинально постукивает рукой по стеклу прибора, но стрелка неподвижна. Положение сразу стало опасным. Совершать посадку на опытном самолёте, на котором первый раз поднялся в воздух, без указателя скорости очень рискованно.

Испытатель нажимает на рычаг выпуска шасси, но на приборной доске вспыхивают только две зелёные лампочки: выпустились лишь левая и передняя «ноги».

На мгновение Шиянов представляет себе, как его неисправный самолёт при посадке ударяется о землю левым колесом, валится на правую сторону и переворачивается через крыло.

От волнения у Шиянова пересохло в горле и будто что-то сжалось в груди.

«Иду на посадку, - радирует он на аэродром, - прошу освободить взлётную полосу».

И, как всегда, приняв решение, лётчик сразу успокаивается. Теперь он думает не об огромном риске предстоящей посадки, а о том, как её выполнять. Опыт в этой области у него уже есть. Однажды Шиянов испытывал самолёт. И когда полёт был окончен, переднее шасси самолёта выпустилось, но не встало на замок. При ударе о землю оно могло сложиться и вызвать катастрофу. Шиянов так искусно посадил его, что переднее колесо совсем не испытало нагрузки. Но тогда все приборы самолёта, а главное, указатель скорости, были исправны.

Шиянов осторожно развернул самолёт в сторону аэродрома и стал снижаться. Земля быстро приближалась. Вот под крылом промелькнула граница лётного поля, и началась бетонная полоса.

Всё внимание испытателя приковано к пилотированию самолёта. Чтобы избежать катастрофы, следует выполнить посадку идеально точно и на минимальной скорости.

Эту минимальную скорость испытатель определяет интуитивно, каким-то шестым чувством, выработанным практикой многочисленных испытательных полётов на самолётах всевозможных конструкций.

Самолёт касается земли мягко, без толчка и, накренясь на левую плоскость, катится по аэродрому. А испытатель скупыми движениями рулей, с ловкостью эквилибриста, идущего по проволоке, удерживает самолёт в этом неустойчивом положении. И только когда скорость пробега почти совсем гаснет, машина опускается на правое крыло, чиркает им по бетону и, развернувшись, останавливается.

Когда Шиянов вылез из кабины, первым его встретил один из старейших советских испытателей, Иван Фролович Козлов.

- Молодец! Отличная посадка! - похвалил он.

И эта скупая похвала была лучшей наградой для испытателя. Ведь старый коммунист Иван Фролович Козлов занимал в жизни Шиянова большое и важное место. Он научил Шиянова летать, сделал из него испытателя. Произошло это более двадцати лет назад. Тогда в ЦАГИ, где работал старшим техником Георгий Шиянов, было решено подготовить группу своих лётчиков-испытателей. В число отобранных тринадцати человек вошёл и Шиянов, давно мечтавший стать лётчиком. Обучать их было поручено Козлову.

Иван Фролович Козлов летал с 1917 года. Он отлично владел техникой пилотирования, тонко понимал искусство полёта и страстно любил авиацию.

- Испытателем, - говорил он, - может быть не каждый лётчик. Для этого надо иметь особые данные, своего рода талант.

Выявляя этот талант у своих учеников, Козлов был суров и непреклонен. Из тринадцати желающих стать испытателями он отобрал только троих: Юрия Станкевича, Николая Рыбко и Георгия Шиянова.

Обучал Козлов своеобразно. Сделав с каждым из учеников по десять полётов, разрешил всем летать самостоятельно.

- Это разовьёт у вас находчивость, умение выводить самолёт из любого положения, - говорил он учлётам.

Козлов готовил будущих испытателей с большой любовью, терпением, не жалея ни сил, ни времени. Но если он замечал у своих учеников небрежное отношение к полёту, нерадивость или недисциплинированность, его спокойные серые глаза наливались неуёмной яростью. И если в это время виновник находился в воздухе, то инструктор начинал ругать рядом стоящего ученика, обращаясь к нему на «вы» и называя по имени и отчеству, чего обычно не делал. В таких случаях следовало стоять по команде «смирно» и в паузы, когда Козлов замолкал, чтобы перевести дух, отвечать:

- Виноват, Иван Фролович! Исправлюсь, Иван Фролович! Больше этого не повторится!

Пройдя у Козлова курс лётного обучения, Шиянов в Качинской авиационной школе экстерном сдал экзамены на лётчика, возвратился в ЦАГИ и стал работать испытателем. Он на всю жизнь сохранил любовь и глубокое уважение к Ивану Фроловичу Козлову, к которому в трудные минуты всегда обращался за советом и помощью. Так, например, случилось, когда Шиянова, тогда уже зрелого испытателя, постиг ряд неудач.

...Шиянов сделал четвёртый разворот и повёл самолёт на посадку. Сложный испытательный полёт прошёл удачно, но лётчиком овладело странное чувство апатии. Он был недопустимо рассеян. Словно сторонний наблюдатель, Шиянов видел, что, снизившись раньше времени, допускает ошибку, что впереди опасное переплетение - подвешенная на высоких столбах линия связи.

«Ничего, обойдётся», - подумал он. И в этот момент страшный удар потряс самолёт. Лётчик не заметил, как концом правой плоскости зацепил за столб. Машина, словно раненая птица, готовая упасть, качнулась в воздухе. Но лётчик сумел удержать самолёт и благополучно посадить его.

Эту свою первую аварию испытатель переживал болезненно. Но, как говорится, беда одна не приходит. Через несколько дней Шиянов вместе с ведущим инженером выполнял на опытном самолёте посадки. Боковой ветер усиливался, и лётчик заметил, что с трудом удерживает машину при пробеге.

- Надо прекращать испытания, - сказал он инженеру.

- Ну, последний полёт сделаем, - попросил тот.

Шиянов хотел возразить, но потом согласился. И когда самолёт при посадке коснулся земли, сильный порыв ветра толкнул его в сторону. Машина круто развернулась, и шасси с треском подломилось. Вторая авария подряд! Начальство сделало лётчику замечание. Товарищи утешали и сочувствовали. Но нашлись и такие, которые говорили: «Конечно, при испытательной работе можно и подломать самолёт. Но нельзя это делать ежедневно».

На другой день после полётов Шиянов заруливал самолёт на стоянку. Из головы у него не выходило вчерашнее происшествие. Он вспоминал его во всех деталях, ругал себя и не заметил, как зацепил концом крыла за стоявший на линейке самолёт. Оба самолёта не пострадали, но от этого испытателю было не легче.

Возвратившись с полётов домой, Шиянов рано лёг спать, но заснуть не мог. Это была самая тяжёлая ночь в его жизни.

- Я не испытатель! Я даже просто не лётчик. Я не умею летать, - твердил он себе.

И когда через несколько дней Козлов возвратился из отпуска, Шиянов сразу пошёл к нему. Тот встретил его приветливо и, взглянув на побледневшее, осунувшееся лицо испытателя, участливо спросил:

- Ночи, наверно, не спишь?

- Иван Фролович, я летать разучился! - упавшим голосом ответил Шиянов.

- Что?! - Серые глаза Козлова налились столь знакомой неуёмной яростью. - Какой болван Вам это сказал? Идёмте со мной. - И он потащил испытателя на старт, где стоял готовый к полёту истребитель.

- Шиянов, выполните взлёт, полёт по кругу и посадку! - скомандовал Козлов так, как он делал это много лет назад учлёту Шиянову.

Испытатель выполнял это упражнение со всем усердием, как курсант, зная, что с земли за ним наблюдает строгое, всевидящее око инструктора. Он приземлился точно у белого полотнища посадочного знака.

- Отлично! Ещё то же самое! - приказал Козлов.

Он заставил испытателя выполнить 12 посадок, и когда тот, сияющий от счастья, вылез из самолёта, Козлов сказал:

- Теперь ты же сам видишь, что прекрасно летаешь. Летать, как ходить, нельзя разучиться. Вот если заболеешь, ослабнешь и потеряешь веру в себя и свои силы, тогда другой разговор. Ну, да ты ещё на таких машинах полетаешь, о каких я только мечтаю!

С тех пор Георгий Шиянов никогда больше не терял веры в свои силы.