Шекспир Уильям

Шекспир Уильям

Вот уже двести лет не утихают споры о том, кто был Уильям Шекспир, величайший драматург всех времен и народов, и существовал ли он вообще. Безусловно, имеются документальные подтверждения того, что в Стратфорде-на-Эйвоне и Лондоне жил некий Уильям Шакспер, который вел размеренную жизнь, занимался ростовщичеством, успешно приумножая собственное богатство. Родился Уильям в простой семье, его окружали неграмотные люди… В общем, он никак не мог быть автором шедевров мировой драматургии – во всяком случае, многие исследователи считают именно так. Малое количество документальных свидетельств порождает массу домыслов и спекуляций.

Сторонники «антишекспировской» точки зрения приводят многочисленные аргументы. Во-первых, тексты «недоучки» Уильяма Шекспира свидетельствуют о том, что объем его активного словаря составлял 20–25 тысяч слов. Для сравнения: самые образованные его современники (Фрэнсис Бэкон, к примеру) могли похвастаться запасом в 9—10 тысяч слов, а современный англичанин с высшим образованием использует не более 4 тысяч. Иначе говоря, словарного запаса Шекспира с лихвой хватило бы на полдюжины человек.

Во-вторых, автор пьес Шекспира, говорят скептики, должен был прекрасно знать французский, испанский и итальянский языки, владеть латынью и древнегреческим, разбираться в истории. Откуда такая уверенность? Игорь Гилилов пишет, что сюжет «Гамлета» взят из книги француза Бельфоре, переведенной на английский только через сто лет после появления пьесы. Сюжеты «Отелло» и «Венецианского купца» заимствованы из итальянских сборников, также появившихся на английском только в XVIII веке. Сюжет «Двух веронцев» взят из испанского пасторального романа, не публиковавшегося на английском до появления пьесы. Судя по всему, Шекспир знал и использовал произведения Монтеня, Ронсара, Ариосто, Боккаччо, Гомера, Плавта, Овидия, Сенеки, Плутарха, причем не только переводы, но и оригиналы. Установлено, что автор пьес был сведущ в юриспруденции, риторике, музыке, ботанике, медицине, военном и даже морском деле. В общем, произведения Шекспира принадлежат перу чрезвычайно эрудированной личности, знающей – помимо всего прочего – быт самых высокопоставленных кругов английского общества того времени, включая монархов, знакомой с придворным этикетом, родословными.

Словом, противоречие между известными фактами биографии Уильяма Шекспира и его произведениями очевидно. Собственно говоря, что о нем известно? Скептики утверждают, что нет никаких свидетельств, что Шекспира при жизни считали писателем; в частности, не осталось не то что ни одной рукописи – ни одного клочка бумаги, написанного его рукой. Единственный автограф – подпись на завещании.

Да и само завещание, найденное через сто с лишним лет после смерти Шекспира, кажется скептикам странным. В нем «нет ни одного слова, которое могло бы быть связано с Великим Бардом. Там расписаны ложки, вилки, деньги на несколько поколений вперед, проценты, пенсы… – сетует И. Гилилов. – Все расписано – вплоть до посуды и кровати, о которой потом так много писали. И – ни одного слова о книгах, хотя многие книги стоили дорого».

Да, деловой стиль, в котором Шекспир распределяет между родственниками свой скарб, удивляет. «Но ведь, кажется, в этом и заключается смысл завещания? – иронизирует О. Дмитриева. – Или гению следует непременно писать его гекзаметрами?» Известны духовные завещания, написанные в возвышенном ключе, но, как правило, они составлялись задолго до смерти и являлись частью литературного творчества. Шекспир же изъявлял свою волю в момент серьезной болезни, и едва ли ему было до высокого штиля.

Другая интригующая деталь – отсутствие книг и рукописей в перечне материальных ценностей, передаваемых семье. Для одних – это бесспорное доказательство того, что Шекспир не был великим драматургом. Другие возражают: родственники Шекспира были людьми неграмотными, и книги и бумаги были им ни к чему. Более того, возможно, писатель продал или раздал книги, покидая Лондон, а собственные рукописи сжег. Разрыв со сценой мог ознаменоваться душевным кризисом и даже уничтожением своих творений.

Наконец, смерть Шекспира из Стратфорда прошла незамеченной, единственный отклик на смерть гения – запись в стратфордском приходском реестре: «25 апреля 1616 погребен Уилл Шакспер, джент». А ведь, когда умирал поэт, коллеги писали элегии на его смерть, издавали памятные сборники. И. Гилилов полагает, что молчание столичных собратьев по литературному цеху симптоматично: Шаксперу не посвящали траурных элегий, поскольку знали, что он не был Шекспиром. Но зачем они тогда приезжали к нему в Стратфорд? Ведь, по преданию, Шекспир умер от лихорадки, подхваченной в результате бурных возлияний с коллегой, Беном Джонсоном {35}.

А что касается элегий и надгробных од, то «в XVI веке современники никогда не утратили бы чувства дистанции между джентльменом-поэтом, предававшимся этому занятию на досуге, и поэтом, выбившимся в джентльмены благодаря своему ремеслу, – пишет О. Дмитриева. – Первых было принято прославлять в панегириках, вторых в лучшем случае хвалить в своем кругу». Кроме того, драматургия считалась «низким» жанром, в отличие от поэтической лирики или романа (не случайно Шекспир, кем бы он ни был, издавал при жизни только свои поэмы и сонеты и никогда – пьесы). Да и стоило ли ждать бурной реакции на смерть Уилла Шекспира, если само известие о ней могло достичь столицы спустя много месяцев?

И еще. Успех шекспировских пьес отнюдь не означал, что имя их автора хорошо известно – первые издания пьес Шекспира, вышедшие вслед за поэмами, были анонимными, без обозначения фамилии писателя. В те времена авторского права еще не существовало, и, продав пьесу театру, писатель переставал быть собственником своего произведения. У Шекспира не было всенародного признания – его имя было известно лишь узкому кругу литераторов и актеров (достаточно сказать, что чиновник, плативший за спектакли при королевском дворе, вместо Shakespeare писал Shaxbird).

Так или иначе, но всевозможные противоречия и белые пятна шекспировской биографии стали причиной возникновения самых невероятных версий. Появились ученые труды, согласно которым настоящими авторами пьес Шекспира были и Фрэнсис Бэкон {36}, и граф Рэтленд[11], и полуреальная возлюбленная Барда Энн Уэтли, и его реальная жена Энн Хатауэй, и чуть ли не королева Елизавета. Каждая из этих теорий подтверждалась массой косвенных свидетельств, но все они при ближайшем рассмотрении оказывались несостоятельными.

К примеру, отказывая «крохобору» Шаксперу в праве быть гением, И. Гилилов с легкостью приписывает его произведения «целомудренному» графу Рэтленду, который, однако, страдал венерической болезнью, отравившей его брак. Существует якобы масса подтверждений того, что именно Рэтленд писал пьесы: и особый кембриджский жаргон, проскальзывающий в некоторых произведениях, и знание придворных обычаев, и то, что последняя пьеса появилась в 1611 году…

Но даже если граф писал под именем Шекспира, то как быть со «смуглой леди сонетов», живой образ которой едва ли мог порадовать его жену. В другом герое сонетов – «белокуром друге» – легко угадывается граф Саутгемптон (близкий приятель Рэтленда и покровитель Шекспира). А в свете высоких моральных качеств, приписываемых Рэтленду, и его возвышенной платонической любви к супруге странными кажутся лирические строки, обращенные к мужчине.

К тому же, многие знали Шекспира из Стратфорда: кембриджские однокашники Рэтленда, Бен Джонсон, издатели. И все они десятилетиями хранили тайну псевдонима графа. Возникает вопрос – зачем? Особенно если учесть, что слухи о недуге Рэтленда циркулировали при дворе, равно как и намеки на то, что действительно было страшным грехом, – на самоубийство графини. Трудно поверить в столь избирательную «тактичность» десятков людей, обсуждавших подробности семейной жизни четы Рэтленд, но сохранивших инкогнито графа как автора гениальных творений.

Наконец, если принять версию сторонников Рэтленда, то первую пьесу Шекспира он должен был написать, когда ему было лет двенадцать, а в пятнадцать лет создать «Ричарда III». Одним словом, Рэтленд не слишком убедителен в роли Уильяма Шекспира.

Что касается Фрэнсиса Бэкона как потенциального претендента на славу Барда, то Ч. Гамильтон объясняет возникновение данной версии (несостоятельность которой была доказана уже в XIX веке) следующим образом: в 1592 году, когда театры закрылись из-за чумы, высокие покровители нашли Шекспиру работу секретаря у Бэкона. Бэкон доверял ему редактировать свои эссе («Опыты») и писать речи для графа Эссекса. Четырехлетнее (1592–1596) сотрудничество с Бэконом, вельможей и тонким знатоком законов своего времени объясняет «основательность познаний Шекспира в юриспруденции», придворном этикете, дворцовых сплетнях и интригах. В итоге Ч. Гамильтон ставит провокационный вопрос: а не писал ли Шекспир эссе Бэкона?

Наконец, нужно принять во внимание известный феномен: то, что кажется странным и необъяснимым с позиций сегодняшнего дня, оказывается естественным для шекспировской эпохи. Так, сомнения относительно личности Шекспира зародились в XIX веке, на закате эпохи истинных джентльменов. В основе их, помимо естественного изумления перед талантом драматурга, лежала также неготовность признать, что гений осенил человека низкого происхождения и заурядной биографии. Противники авторства Шекспира всячески принижают знания и способности актера, высоко ставя ум и знания того, кто написал пьесы. Они считают, что их автором мог быть только человек, принадлежавший к кругам высшего общества.

Таковы и другие претензии к Шекспиру: его герои благородны и исполнены прекрасных порывов, а их создатель оказался человеком, наделенным практической сметкой. Несомненный разрыв между прозаическими фактами житейской деятельности Шекспира и его поэтической драматургией издавна вызывал вопрос: как совместить собирателя имущества с автором «Ромео и Джульетты», «Гамлета», «Отелло», «Короля Лира»?

Да, документы свидетельствуют о том, что Шекспир заботился о своем достатке, старался заработать достаточно денег для приобретения недвижимости, купил один из лучших домов в Стратфорде и несколько земельных участков. И именно этот прагматизм вменяется ему в вину, хотя Шекспир, когда это требовалось, помогал землякам в нужде. Более того, по свидетельствам современников, он отличался деликатностью, терпимостью, великодушием, был «прямодушным и справедливым человеком». Бен Джонсон утверждал, что он был честной, открытой и свободной личностью, а Драйден говорил о «всеобъемлющей душе Шекспира».

Так что деловые качества как таковые не могут служить основанием для обвинения в ограниченности и бездарности. Невольно вспоминаются строки другого гения: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» (однако практическая сметка А. С. Пушкина не вызывает сомнений в его гениальности как поэта).

Среди немногих достоверных фактов о биографии Уильяма Шекспира есть один, мимо которого с легкостью проходят сторонники «антишекспировской» версии. Речь идет о внезапном повороте судьбы тридцатилетнего провинциала, который покинул свой мирок и стал комедиантом. И сегодня актерство многими воспринимается как занятие малопочтенное, а в то время лицедеи считались париями; у них даже не было постоянных помещений, где они могли бы заниматься своим ремеслом. Городские власти не разрешали строить театры и давать публичные представления в пределах Лондона. Театры строили за городской чертой, там, где находились всякого рода злачные места, загоны для травли медведя и арены для петушиных боев – буржуа-пуритане, управлявшие муниципалитетом столицы, видели в театрах источник разложения нравов и одну из причин распространения чумы.

Шекспир преуспел на театральном поприще даже в этих невыгодных условиях. Он сумел выделиться на фоне остальных актеров, стать пайщиком театральной труппы, создать стационарный театр и сколотить состояние, достаточное для того, чтобы купить себе дворянское звание. А ведь в отличие от современных драматургов, Шекспир не мог обеспечить себя только творческим трудом. Из-за отсутствия авторского права, получив единовременную плату, драматург больше не имел от пьесы никакого дохода. Ему не платили за повторные исполнения и за издание пьесы.

В общем, большинство исследователей сходятся в том, что пьесы Шекспира написал Уильям Шекспир. Они – плод высокого профессионального мастерства, написать их мог только человек, досконально знавший театр. Во-первых, эти пьесы были созданы не для театра вообще, а для вполне определенной труппы. Шекспир всегда приспосабливал свои произведения к особенностям конкретных актеров, использовал их физические и голосовые данные. Для премьера труппы были написаны роли Ричарда III, Ромео, Брута, Гамлета, Отелло, Макбета, Лира, Кориолана, Антония, Просперо. Во второй половине 1590-х годов Шекспир писал роли для актера с горячим и бурным темпераментом (Тибальд в «Ромео и Джульетте» и Гарри Перси по прозвищу Горячая Шпора). В труппе был и комик, который блеснул в роли Фальстафа в первой части «Генриха IV», и Шекспир написал «под него» вторую часть «Генриха IV» и «Виндзорских насмешниц».

Актеры более позднего времени, игравшие шекспировских героев, сделали еще одно любопытное открытие. Оказалось, что драматург учитывал физические возможности актера, и на протяжении пьесы создавал для него паузы, когда тот мог отдохнуть за кулисами. Особенно это заметно в четвертых актах трагедий – исполнитель главной роли в некоторых сценах совсем не появляется перед зрителями. Все эти факты не случайны – только драматург, который был одновременно и актером, мог учитывать все детали, необходимые для успешной постановки пьесы.

Так или иначе, но положение, которое занимал Шекспир в то время, не идет ни в какое сравнение с тем, как к нему стали относиться полтораста лет спустя. В середине XVIII века Шекспира признали классиком, возник культ драматурга, а в начале XIX века его провозгласили величайшим поэтом. Ничего подобного при жизни Шекспира не было и не могло быть. Поэтому не следует удивляться, что никому из современников не пришло в голову собрать сведения о нем и написать биографию. Жизнеописаний в те времена удостаивались лишь царственные особы, высшие прелаты и лица, причисленные к лику святых; жанр биографии деятелей культуры начал развиваться в Англии лишь четверть века спустя после смерти великого драматурга. Так что серьезное изучение Шекспира началось в XVIII веке. Появились литераторы и ученые, занявшиеся изучением его жизни и творчества – в том числе и те, кто говорит о нем как о величайшей литературной мистификации.

«23 апреля 1564 года, в год рождения Галилея и смерти Кальвина, в небольшом городке средней полосы Англии явился на свет ребенок, темное имя которого, тогда же записанное в приходский церковный список, давно уже стало одним из самых лучезарных, самых великих человеческих имен, – явился Вильям Шекспир. Он родился в полном разгаре шестнадцатого века, того века, который по справедливости признается едва ли не самым знаменательным в истории европейского развития, века, изобиловавшего великими людьми и великими событиями, видевшего Лютера и Бакона, Рафаэля и Коперника, Сервантеса и Микель-Анджела, Елизавету Английскую и Генриха Четвертого». Такими восторженными словами приветствует трехсотлетний юбилей Шекспира И. С. Тургенев.

Уильям Шекспир родился в Стратфорде-на-Эйвоне – городе с почтенной историей. Великий актер Гаррик[12] называл Стратфорд «самым грязным, невзрачным и неприглядным заштатным городом во всей Великобритании». Однако есть и множество противоположных мнений – зачастую Стратфорд описывается как утопающий в зелени тихий городок на берегу реки.

В земельной описи Англии XI века Стратфорд фигурирует как небольшое поместье, принадлежавшее епископу Вустера, и в течение нескольких веков владельцами этого поместья были его преемники. Позже Стратфорд превратился в преуспевающий город, который в XIII веке получил привилегии на проведение ярмарок. Позднее он получил местную независимость; управление возлагалось на городскую корпорацию, возглавляемую бейлифом (байли), советом из четырнадцати членов муниципалитета и четырнадцати олдерменов.

В трех с половиной милях к северо-востоку от Стратфорда поселился дед Шекспира; он арендовал землю, обрабатывал почву и пас скот. Отец поэта, Джон, не желая заниматься крестьянским трудом, переселился в город, где занялся изготовлением разного рода изделий из мягкой кожи. В городских документах он упоминается как перчаточник. Заниматься этим ремеслом было выгодно, так как перчаточники были защищены от иностранной конкуренции постановлением парламента. Впрочем, Джон Обри (XVII век) сообщает, что Шекспир-старший был мясником, но А. Аникст опровергает эту информацию – перчаточникам было запрещено заниматься убоем скота.

Джон Шекспир долгое время преуспевал – он обзавелся домом и женился на Мэри Арден, дочери состоятельного фермера, принадлежавшего к одной из самых старинных фамилий в графстве Уоркшир.

Когда Джон Шекспир поселился в Стратфорде, он быстро стал подниматься по ступеням иерархической лестницы. В сентябре 1556 года он был избран одним из двух «контролеров эля», которые следили за тем, чтобы пекари выпекали полновесные хлеба, а пивовары продавали доброкачественные эль и пиво по предписанной цене в запечатанной посуде. Осенью 1558 года Джон принял присягу в качестве одного из четырех констеблей, которым вменялось в обязанность поддержание порядка. В следующем году он заверял протоколы уголовного суда и стал членом муниципалитета. С 1561 по 1563 год Джон служил одним из двух казначеев, распоряжавшихся имуществом города, а в 1567 году вошел в число кандидатов на пост бейлифа. В 1568 году Джон Шекспир был избран бейлифом – высшим должностным лицом Стратфорда. Через год покинул этот пост, и стал в 1571 году главным олдерменом.

Достигнув высшей выборной должности, Джон Шекспир обратился в геральдическую палату с просьбой о присвоении фамильного герба. Однако никаких последствий это ходатайство не имело, хотя он и получил из геральдической палаты эскиз герба – для Джона Шекспира наступили тяжелые времена.

У Шекспиров было много детей – об этом свидетельствуют приходские книги. Правда, в то время в Стратфорде жил еще один Джон Шекспир – башмачник, и в результате отцу поэта приписывали трех жен и одиннадцать детей (к началу XIX века путаница была успешно устранена).

Первой в семье Джона Шекспира родилась дочь Джоан; вторым ребенком стала Маргарет, умершая через несколько месяцев после рождения. 26 апреля 1564 года священник «осторожно и осмотрительно» крестил Уильяма Шекспира. Запись в приходской книге гласит: «Gulielmus, filius Johannes Shakspere» [Гильельм, сын Иоганна Шекспира]. Эта запись, дошедшая до наших дней, не является подлинной – она перенесена в пергаментную приходскую книгу с бумажного оригинала в 1600 году.

День рождения Шекспира точно неизвестен, но по традиции он отмечается 23 апреля, в день св. Георгия – покровителя Англии. Эта традиция возникла два столетия назад, благодаря собирателю древностей Уильяму Олдису, который объявил 23 апреля днем рождения Шекспира (хотя и ошибся на год, считая, что поэт появился на свет в 1563 году). Кроме того, викарий Стратфорда в свое время передал выписку из приходской книги с пометкой: «Родился 23 апреля 1564 г.», и с 1773 года 23 апреля принято считать днем рождения Барда.

Лето 1564 года ознаменовалось эпидемией чумы, которая унесла от одной седьмой до одной шестой части всего населения Стратфорда, но, к счастью, болезнь миновала дом Шекспиров.

Надо сказать, что все женщины в семье Шекспиров, включая дочерей поэта, были неграмотны. Впрочем, в те времена образование не считалось привилегией, и даже аристократы специально писали с ошибками, чтобы их не приняли за писцов. Что касается предполагаемой неграмотности Джона Шекспира, то в его время дети учились писать лишь после того, как овладевали первоначальными навыками чтения. Таким образом, многие были неспособны написать свое имя, хотя умели читать. Поколение Уильяма Шекспира было более грамотным, чем поколение его отца.

Когда Уильям немного подрос, Джон Шекспир отдал его учиться «на некоторое время в одну из бесплатных школ, где, вероятно, тот приобрел свои небольшие познания в латыни» – в Новую королевскую школу в Стратфорде-на-Эйвоне, которая была одной из лучших провинциальных школ.

Обучение детей начиналось в четыре-пять лет в подготовительной школе. Ученики приходили в класс, имея при себе «роговую книгу»: лист бумаги или пергамента, вставленный в деревянную рамку и покрытый тонкой пластинкой из прозрачной кости. На этом листе был напечатан алфавит и молитва «Отче наш». Одолев «роговую книгу», дети переходили к «Азбуке с катехизисом» – перепечатке алфавита «роговой книги», за которым следовали текст из катехизиса и несколько благодарственных молитв. Третий, и последний учебник – «Букварь и катехизис», включал в себя святцы, календарь, семь покаянных псалмов и другие благочестивые тексты. Помимо чтения и письма дети получали элементарные знания в счете и арифметике.

В 1574 или 1575 году Шекспир должен был начать заниматься в грамматической школе по курсу высшей ступени. Здесь преподавали риторику и логику; дети составляли сочинения на заданную тему и, наконец, речи и декламации в прозе и стихах. Ученики знакомились с творчеством Вергилия, Ювенала и Горация, а «Метаморфозы» Овидия были основным школьным пособием. История изучалась по Саллюстию и Цезарю, а философия – по «De Officiis» («Об обязанностях») Цицерона. Наконец, в программу обучения входило освоение древнегреческого языка.

Таким образом, школа предлагала учащимся довольно обширные знания, и Шекспир был достаточно хорошо подготовлен (во всяком случае по понятиям позднейших эпох). Он был образован не хуже, чем любой из его современников, и нет ничего странного в том, что поэт так хорошо знал классическую литературу и ее приемы.

Неизвестно, правда, как долго Шекспир оставался в школе. Один из документов начала XVII века свидетельствует о том, что он не закончил обучение: стесненные обстоятельства Джона Шекспира вынудили забрать Уильяма.

Отец драматурга обанкротился, что вынудило его продать наследственные владения жены и скрываться от долговой ямы (он даже не ходил в церковь из боязни быть вызванным в суд). Прежде педантично посещавший собрания городского совета, он перестал являться на них после 1576 года (но его имя еще несколько лет сохранялось в списке олдерменов – так велико было уважение к Джону Шекспиру). Лишь 6 сентября 1586 года совет сместил его, так как «г-н Шекспир (Shaxpere) не является на объявляемые заседания в течение долгого времени».

Перчаточник Джон Шекспир взял сына в подмастерья. Правда, Обри писал: «Его [Шекспира] отец был мясником, и <…> мальчиком он занимался отцовским ремеслом, а когда он резал теленка, то делал это весьма изящно и при этом произносил речь». Это свидетельство малодостоверно, но сообщение Обри можно интерпретировать как намек на участие юного Уилла в рождественской пантомиме об убиении тельца. Впрочем, все это относится к области догадок.

После ухода из школы в жизни Уильяма произошло еще одно важное событие – он женился на Энн Хатауэй, дочери состоятельного землевладельца из деревни Шоттери. А. Аникст пишет: «Должно быть, в долгие летние вечера 1582 г. он не раз пробирался по узкой тропинке, которая вела на запад от его дома через зеленые поля к небольшому селению под названием Шотери, где проживало большое семейство Хатауэй. <…> Шекспир ухаживал за старшей дочерью фермера и соблазнил ее, а возможно, она сама обольстила юношу».

Эта женитьба породила массу биографических фантазий; ее история – вымышленная или реальная – даже легла в основу кинофильма «Влюбленный Шекспир» Энтони Берджеса. Вообще же история отношений Уильяма Шекспира и Энн Хатауэй вызывала толки в среде шекспироведов – слишком уж много странностей было с ней связано.

Брак Шекспира был заключен в консисторском суде Вустера, что подтверждено документально. Уже сам этот факт вызывает интерес, поскольку во времена Шекспира свидетельств о браке как таковых не существовало. Для заключения законного союза требовалось всего лишь троекратно оглашать в церкви имена жениха и невесты в течение трех воскресных или праздничных дней. Каждый, кто был осведомлен об обстоятельствах, способных помешать свадьбе, мог выступить с протестом, и если такового не поступало, происходила церемония бракосочетания в присутствии семьи, друзей и соседей. Обычно она проводилась в приходской церкви невесты, а запись о свадьбе вносилась в приходскую книгу.

Однако женитьбе Шекспира сопутствовали особые обстоятельства: он не достиг совершеннолетия (21 года), а его невеста, которая была на семь или восемь лет старше Уильяма, ждала ребенка. Поэтому-то 27 ноября двое друзей семейства невесты отправились в Вустер, чтобы получить обычное для таких случаев разрешение суда.

Составленный в сухих официальных терминах документ (датированный 28 ноября) устанавливает, что Уильям Шекспир и «Энн Хатауэй, девица из Стратфорда Вустерской епархии, могут, имея согласие невесты, законным образом совершить торжественный обряд бракосочетания и затем жить вместе в качестве мужа и жены, после того как каждый из них объявит о предстоящем браке, то есть они могут вступить в брак, доказав отсутствие каких-либо препятствий в виде ранее заключенных брачных контрактов или кровного родства или тому подобного».

Однако когда судебный клерк отмечал выдачу разрешения в епископской книге записей 27 ноября 1582 года, он записал имя невесты как Энн Уэтли. Разумеется, родилась романтическая легенда о том, что Шекспир любил Энн Уэтли, но вынужден был жениться на соблазненной им Энн Хатауэй. Биографы создали образ таинственной девы и сделали ее главным персонажем мелодраматической истории, в которой Уиллу пришлось выбирать между любовью и долгом.

Никаких «документальных данных» о существовании Энн Уэтли нет, да и быть не может – это английский вариант «подпоручика Киже». Произошла обычная вещь: клерк Вустерского епископата, который невнимательно переписывал содержание выданных документов в епископскую книгу, присвоил Энн фамилию одного из местных землевладельцев.

Из-за описки регистратора Энн Уэтли (которая, кстати, входит в список «подлинных авторов» пьес Шекспира) приписывают сразу несколько биографий. Она – то ли дочь купца-авантюриста, то ли монахиня, влюбленная в Уильяма, – была титулована как автор двух гениев Англии – Марло и Шекспира. Получается, что Энн Уэтли вначале сочинила пьесы Марло, между делом произвела переворот в английской драме, выдумала белый стих, а затем принялась «писать Шекспира». Мало того, будучи монахиней, она уговорила Уильяма жениться на другой женщине, рассказав об этом в стихах, которые больше известны как «Сонеты» Шекспира.

В общем, легенда об Энн Уэтли и несчастной любви Шекспира оказалась весьма живучей и по сей день находит своих поклонников. Альтернативная точка зрения, не столь привлекательная в силу своей прозаичности, состоит в том, что Шекспир вовсе не делал уступок совести. В елизаветинские времена считалось, что обряд обручения при свидетелях имеет силу гражданского брака, так что вполне возможно, что Уильям и Энн Хатауэй были помолвлены к тому моменту, как она забеременела.

26 мая 1583 года приходский священник крестил дочь Шекспира Сьюзан. Менее чем через два года Энн родила двойню, мальчика и девочку. Шекспиры назвали своих близнецов Гамнетом и Джудит (Гамнет умер в возрасте 11 лет), а после 1585 года детей у Шекспиров больше не было.

Никаких документальных сведений о жизни Шекспира с 1585 года до 1592 года нет – этот период называется в шекспироведении «утраченными годами». Информационная лакуна, естественно, заполнилась легендами, согласно которым Шекспир беспробудно пил и был накоротке с местными забулдыгами. Правда, впервые эти сведения были обнародованы в 1762 году, когда анонимный корреспондент «British magazine», остановившийся в трактире «Белый лев», сочинил «письмо с родины Шекспира». Хозяин трактира, сообщал корреспондент, отвел его к дому, где родился великий человек: «По пути туда, в местечке Бидфорд, он показал мне среди зарослей кустарника дикую яблоню, которую называют шекспировским пологом, потому что однажды поэт ночевал под ней; ибо он, равно как и Бен Джонсон, любил пропустить стаканчик в компании; а поскольку он много слышал об обитателях этого селения как о лихих пьяницах и весельчаках, он однажды пришел в Бидфорд, чтобы выпить с ними. Он спросил у какого-то пастуха, где бидфордские пьяницы, и тот ответил, что пьяницы отлучились, но что любители выпить сидят по домам; и я предполагаю, продолжал овчар, что вам за глаза хватит и их компании: они перепьют вас. И действительно, они его перепили. Он был вынужден проспать под этим деревом несколько часов…»

Эта малодостоверная история обросла новыми подробностями. Около 1770 года Джон Дарден, «сомнительный хранитель стратфордских преданий», по выражению А. Аникста, рассказал о том, что утром собутыльники Шекспира разбудили его и стали уговаривать возобновить соревнование. Однако поэт, сказав, что с него было довольно, окинул взглядом близлежащие деревушки и экспромтом произнес:

«Со мною пили

Педворт с дудкой, танцор Марстон,

Чертов Хиллборо, тощий Графтон,

Эксхолл, папист Виксфорд,

Нищий Брум и пьяный Бидфорд»,

Перевод А. Аникста, А. Величанского

перечислив названия всех населенных пунктов, из которых пришли его собутыльники.

Возможно, рассказы о пристрастии Шекспира к спиртному основаны не более как на «измышлениях трактирщиков». Согласно другому, более достоверному преданию, уоркширцы тешили себя более опасными забавами, чем пьяные турниры – в частности, браконьерской охотой на оленей.

История о Шекспире-браконьере изложена в предисловии Николаса Роу к его книге, изданной в 1709 году: «По несчастью… он попал в дурную компанию; и молодые люди из этой компании, часто промышлявшие браконьерской охотой на оленей, неоднократно склоняли его совершать вместе с ними набеги на охотничий заповедник, расположенный неподалеку от Стратфорда и принадлежавший сэру Томасу Люси из Чарлкота. За это сей джентльмен преследовал его судебным порядком, по мнению Шекспира, пожалуй, излишне сурово, и, чтобы отомстить за это дурное обращение, Шекспир написал балладу, направленную против Люси. И хотя эта, возможно его первая, проба пера утрачена, говорят, баллада была настолько злобной, что судебное преследование против него возобновилось с новой силой и Шекспир был вынужден оставить на некоторое время свое дело и свою семью в Уоркшире и укрыться в Лондоне».

Считается, что Шекспир отомстил преследователю, намекнув на его личность в комедии «Виндзорские насмешницы»[13]. Люси из Чарлкота в свое время приняли в качестве своей эмблемы изображение щуки (по-английски «luce» или «pike»), а на одном из надгробий Люси изображено по три щуки в каждой четверти геральдического щита, что в сумме дает дюжину.

В пьесе Шекспира Фальстаф оскорбил Шеллоу, «мирового судью в графстве Глостершир», побив его слуг, подстрелив его оленя и ворвавшись в дом лесничего. Чтобы отплатить за обиду, Шеллоу прибывает в Виндзор, и его племянник хвастается знатностью рода:

«Слендер: Все наши покойные потомки были джентльмены, и все наши будущие предки будут джентльмены. Они носили, носят и будут носить двенадцать серебряных ершей[14] на своем гербе!

Эванс: Двенадцать серебряных вшей[15] на своем горбе?

Шеллоу: Да, на своем старом гербе!

Эванс: Я и говорю. На своем старом горбе… Ну что ж, человек давно свыкся с этой божьей тварью и даже видит в ней весьма хорошую примету: счастливую любовь, говорят».

Видимо, Шекспир хорошо запомнил, почему ему пришлось покинуть родной город и податься в актеры. Впрочем, это не более, чем одна из версий о том, как великий драматург проводил «утраченные годы». Сомнительно, однако, что только браконьерство стало причиной преследования Шекспира со стороны чарлкотского дворянина; Роу упоминает некую язвительную балладу, которая якобы была наклеена на ворота заповедника Люси, что побудило обозленного рыцаря обратиться к юристу и возбудить иск против Шекспира.

До сегодняшнего дня дошли два варианта этого стихотворного опуса – и оба оскорбительны донельзя. Первый вариант баллады таков:

Своих оленей так берег

Сэр Томас от врага,

Что и у Томаса на лбу

Вдруг выросли рога.

Оленей, ваша милость, нет

У вас, но есть жена —

Пусть о рогах для вас всю жизнь

Заботится она.

Перевод А. Аникста, А. Величанского

Иная версия этой баллады была в середине XVIII века включена в заметки к биографии Шекспира, которую он так никогда и не написал:

Судья мировой и в парламент прошел —

Он пугало дома, в столице – осел,

С кем именем схож он? – Походит на вошь он,

Но с вошью не только по имени схож он;

В величьи своем остается ослом.

Перевод А. Аникста, А. Величанского

Впрочем, легенда вызывает сомнение у исследователей. Во-первых, щука была геральдической эмблемой многих дворян. Во-вторых, некоторым ученым кажется невероятным, чтобы Шекспир мог таить злобу в течение десяти лет и затем излить ее, уязвив свою жертву в какой-то пьесе. Но даже если предположить, что это было именно так, лишь единицы могли уловить скрытые намеки на какого-то провинциального джентльмена и на события многолетней давности. Дело, по-видимому, в том, что в 1610 году другой сэр Томас Люси предъявил в Звездную палату[16] иск против браконьеров. Возможно, именно этот случай и проник в предание. Однако «легенда о браконьерстве настолько нравится публике, что любые доводы здесь бессильны, – утверждала в середине XX века Элис Фейерфакс-Люси. – Если эта легенда будет авторитетно опровергнута, будущие поколения лишатся того, что в течение веков делало нашего поэта живым в представлении читателей».

Впрочем, даже если легенда и имеет под собой реальную основу, то она повествует о развлечении, а не о серьезных жизненных занятиях – Шекспир не мог прокормить свою растущую семью случайным куском оленины. По недостоверным данным, он, «еще находясь в Стратфорде, был принят на службу в контору местного адвоката, который в то же время был мелким нотариусом и, возможно, был также сенешалем в каком-нибудь поместном суде». Однако если бы Шекспир занимал место в какой-нибудь адвокатской конторе, присутствуя на судебных заседаниях, то его подпись обнаружилась бы в делах или в завещаниях, но ничего подобного обнаружено не было.

В 1859 году появилась экзотическая версия, будто поэт отправился на военную службу в Нидерланды, но речь, разумеется, идет о каком-то однофамильце – фамилия Шекспир была довольно распространенной.

Обри полагает, что Шекспир «в молодые годы был учителем в провинции». Однако Шекспир никогда не учился в университете, а у стратфордских учителей были ученые степени, полученные в Оксфорде или Кембридже. Впрочем, во многих городах муниципальные власти предъявляли менее строгие требования к преподавателям. Возможно также, что Шекспир нашел место репетитора в каком-нибудь высокопоставленном семействе.

Еще одна версия гласит, что Шекспир уже тогда занялся актерством. Существует предположение, будто он вступил на этот путь до 1583 года, то есть до женитьбы на Энн. Еще пятнадцатилетним мальчиком Шекспир примкнул к труппе гастролировавших актеров и затем был представлен семейству Хафтонов. В семнадцать лет Уильям якобы уже начал свою театральную карьеру в частном семейном театре Хафтонов, слегка изменив фамилию, чтобы избежать отцовских нареканий по поводу своей затеи. Однако никаких достоверных данных, подтверждающих эту версию, нет.

Однако, чем бы Шекспир не занимался, незадолго до 1592 года он покинул Стратфорд и отправился в Лондон, где стал актером и драматургом. Причина отъезда Шекспира из Стратфорда неизвестна – несмотря на существование романтических легенд.

Шекспир, безвестный лицедей, оказался в Лондоне в труппе, пользовавшейся покровительством лорда Стренджа. Началом его драматургического творчества принято считать 1590 год, хотя точное время появления Шекспира в столице неизвестно. И снова легенда восполняет образовавшийся пробел. Некий Даудел, возвращаясь из Стратфорда, написал письмо с пересказом сплетен о подручном мясника, который сбежал в Лондон и «был принят в один из театров в качестве слуги».

Красочная разработка этой сплетни появилась в 1753 году в краткой биографии Шекспира в «Жизнеописаниях великих поэтов Британии и Ирландии» Р. Шайелса: «Когда он пришел в Лондон, у него не было ни денег, ни друзей и, будучи чужаком, он не знал, к кому обратиться и каким образом заработать себе на жизнь… Шекспир, доведенный до крайней нужды, ходил к театральному подъезду и зарабатывал по мелочам, приглядывая за лошадьми джентльменов, приезжавших на спектакль; он отличился даже в этом ремесле – его усердие и ловкость были замечены; вскоре у него было столько работы, что он сам не мог с ней справиться, и в конце концов стал нанимать себе в помощь мальчишек, которых так и называли – мальчишками Шекспира. Некоторые актеры, случайно разговорившись с ним, нашли его столь интересным и искусным собеседником, что, пораженные этим, рекомендовали его в театр, где он сначала занимал очень низкое положение, однако недолго, ибо вскоре выделился если не как выдающийся актер, то по крайней мере как превосходный автор».

Эта история обязана своим существованием преувеличенным представлениям о бедственном положении Шекспира. Более вероятным кажется предание о том, что Уильям получил должность помощника суфлера, и должен был напоминать актерам об их выходе по ходу пьесы. Возможно, Шекспир начал актерскую карьеру в труппе Ее Величества, а после решил, что ему выгоднее перейти в другой театр. Позднее он смог использовать в качестве источников сюжета три пьесы из репертуара этой труппы: «Беспокойное царствование короля Джона», «Славные победы Генриха V» и «Правдивая история короля Лира и трех его дочерей». Создавая свои варианты пьес, Шекспир, возможно, помнил о тех днях, когда он был актером королевской труппы.

Когда Шекспир покинул Стратфорд, ему было чуть больше двадцати. В 25 он уже был автором первой пьесы, имевшей успех. Он выбрал тему, которой до него никто не касался, – междоусобную династическую войну. Пьеса была поставлена в 1590 году, окончательно утвердив автора в правильности выбранного пути. 3 марта 1592 года еще больший успех имела постановка первой части трилогии «Генрих VI».

Успех был столь велик, что сразу же появились завистники. Роберт Грин написал разгромную статью «На грош ума, купленного за миллион раскаяний» – первое и последнее критическое произведение о творчестве Шекспира, вышедшее при жизни великого драматурга: «Не верьте им; есть выскочка-ворона средь них, украшенная нашим опереньем, кто «с сердцем тигра в шкуре лицедея» считает, что способен помпезно изрекать свой белый стих, как лучшие из вас, и он – чистейший «мастер на все руки» – в своем воображеньи полагает себя единственным потрясателем сцены».

То, что Грин избрал для своего нападения именно Шекспира, очевидно из его каламбурного упоминания о «потрясателе сцены» («Shake-scene» – потрясатель сцены, «Shake-speare» – потрясающий копьем) и из пародийного намека на одну из ранних пьес Шекспира, в которой есть слова: «О, сердце тигра в этой женской шкуре!»

Некоторые исследователи полагают, что Грин, кроме всего прочего, обвиняет Шекспира в использовании чужих идей. Возможно, Грин имел в виду хорошо известное в те времена третье послание Горация, в котором поэт использует образ вороны, которая лишается своей украденной славы, заподозренная в плагиате. На этом толковании «На грош ума» была основана точка зрения, согласно которой Шекспир в начале своей литературной карьеры занимался перелицовкой чужих пьес (в том числе гриновских). Однако маловероятно, чтобы труппа поручила какому-то новичку дорабатывать произведения опытных профессиональных драматургов.

Статья Грина свидетельствует о том, что к 28 годам у Шекспира была определенная известность. Более того, уже сам гневный тон «На грош ума» содержит в себе непреднамеренную похвалу Шекспиру.

Итак, к 1592 году Шекспир заявил о себе как о драматурге. Ни одна из его пьес не была напечатана, но это нормально: как только автор выпускал из рук свои литературные творения, он терял всякую возможность уследить за их судьбой. Профессии литератора в современном смысле слова еще не существовало. Писатели не были защищены законом об авторских правах, а все правила на этот счет были на руку печатникам. По сравнению с другими авторами драматург в последнюю очередь мог решать вопрос о публикации своих произведений. Пьесы, проданные им театральной труппе, становились ее собственностью, и, пока они удерживались на сцене, актеры оберегали их от печати, чтобы никто другой не мог их поставить.

Порой пьесы все же попадали в печать вследствие бедствий, постигших труппу, – чумы, финансовых затруднений, банкротства, роспуска актеров или же это были пиратские тексты (неизбежно неточные). Так что при жизни Шекспира вышло из печати около половины его пьес – но ни одна из них не подписана именем драматурга.

Самыми ранними пьесами Шекспира принято считать трилогию «Генрих VI», «Ричард III», «Бесплодные усилия любви», «Укрощение строптивой», «Комедию ошибок» и «Тита Андроника» (что касается последней пьесы, то часть шекспироведов считает, что эта пьеса была написана в соавторстве).

В 1593-м в Лондоне вспыхнула эпидемия чумы. Театры закрылись, актеры отправились в провинцию.

Чем занимался Шекспир в течение этого затянувшегося периода вынужденного бездействия? Согласно одной любопытной гипотезе, он скитался по континенту, посетил Италию. В XIX веке К. Эльце создал теорию о том, что Шекспир «бежал от опасной чумной атмосферы столицы», а по возвращении создал «Венецианского купца», «Отелло» и «Укрощение строптивой», «будучи преисполнен только что полученными впечатлениями, когда все очарование Италии с ее небесами непроизвольно водило его пером». Однако шекспировское знание итальянской топографии не надежно. Герои в окруженной сушей Вероне (в «Двух веронцах») садятся на корабль; Милан в «Буре» изображен как город, связанный с морем посредством водного пути, и т. п.

По-видимому, Шекспир не выезжал из Лондона, насыщая свое воображение книгами и рассказами вернувшихся путешественников или беседуя с итальянцами в Лондоне. А. Рауз полагает, что тогда же Шекспир познакомился со «смуглой дамой», воспетой в «Сонетах», – Эмилией Бассано. Он исходит из того, что мужа Эмилии звали Уилл; и это разъясняет смысл тех сонетов, которые построены на игре слов. {37}

Оставшись в Англии, Шекспир попробовал себя в сочинении недраматических произведений и нашел покровителя – Генри Ризли, графа Саутгемптон, который покровительствовал ученым и поэтам.

Благодаря Саутгемптону состоялась первая «официальная» публикация Шекспира – поэма «Венера и Адонис», а год спустя – «Лукреция». Обе поэмы посвящены графу Саутгемптону. В 1594-м были анонимно изданы и первые пьесы.

На титульном листе «Венеры и Адониса» не значилось имени автора, но посвящение «его милости Генри Ризли графу Саутгемптону, барону Тичфилду» было подписано. Шекспир назвал «Венеру и Адониса» первенцем своей фантазии – и это породило шквал спекуляций на тему авторства пьес. Но все гораздо проще: во-первых, этой поэмой был отмечен дебют Шекспира в печати, а во-вторых – он, видимо, делал различие между серьезным литературным творчеством и «низким» драматическим жанром.

«Венера и Адонис» пользовалась огромным успехом – с 1593 до 1640 года она выдержала шестнадцать изданий. Читатели зачитывали поэму настолько, что страницы книги рассыпались; этим объясняется факт, что наиболее часто издававшееся произведение сохранилось в одном-единственном экземпляре.

Следующей весной вышла новая поэма Шекспира – «Обесчещенная Лукреция» – резко контрастирующая с ранней поэмой. А. Аникст пишет: «Если в "Венере и Адонисе" трактуется тема Эроса, отвергнутого при неудавшейся попытке соблазнить скромного юношу, то в "Обесчещенной Лукреции" трактуется тема Эроса, удовлетворенного насилием над рассудительной матроной». Во второй поэме вновь обнаруживается посвящение Саутгемптону – еще более сердечное, чем в первой. Успех «Обесчещенной Лукреции» был менее разительным, но все же до 1640 года она выдержала более восьми изданий.

О том, как отнесся граф Саутгемптон к двум шекспировским посвящениям, хроника того времени умалчивает. Однако предание – как всегда – восполняет пробел: лорд Саутгемптон будто бы дал Шекспиру тысячу фунтов стерлингов, которые тот использовал, чтобы приобрести пай в театральном товариществе. Достоверность этого предания трудно оценить. Известно, впрочем, что в 1590-х годах граф находился в столь стесненных обстоятельствах, что вынужден был сдавать внаем помещения своей лондонской резиденции.

Больше никогда Шекспир не посвящал ни одно свое произведение какому-либо знатному лорду, а имя Саутгемптона исчезло из биографических данных о Шекспире. Однако оно не исчезло из гипотез. Комментаторы полагают, что граф Саутгемптон является «светловолосым юношей», которому Шекспир в «Сонетах» настоятельно советует жениться, и которого поэт обессмертил, обращаясь к нему с необычными выражениями мужской дружбы, принятыми в эпоху Возрождения. В то же время неясно, в какой мере персонажи сонетов – «прекрасный юноша», «смуглая дама», «поэт-соперник» имеют реальные прототипы: они обусловлены жизненными обстоятельствами не больше, чем требованиями искусства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.