Выход на правобережье

Выход на правобережье

В двадцатых числах сентября войска Центрального и Воронежского фронтов начали выходить к Днепру. Вслед за ними подтянулись армии Степного фронта, успевшие разгромить в районе Полтавы крупную группировку противника. На огромном 600-километровом расстоянии, от места впадения в Днепр притока Речица до Днепропетровска, левый берег заняли советские армии.

В ночь на 24 сентября вышли к реке и передовые отряды двух наших дивизий. Говорю двух, хотя правильнее сказать одной, поскольку два полка 218-й дивизии продолжали выполнять специальные задания командарма: одна — под Харьковом, другая — в Золотоноше.

За месяц с лишним боев мы понесли большие потери. В батальонах насчитывалось менее чем по сто бойцов. Из-за нехватки горючего отстала артиллерия. Штаб корпуса также застрял в деревне Гладковщизна, в 17 километрах от реки.

На рассвете втроем с полковником Дзевульским и командиром 206-й дивизии полковником Ивановским выдвинулись на берег. На той стороне место просматривается хорошо.

Было тихо. Обе стороны пока молчали. Мы шарили биноклями по крутым и обрывистым склонам, внимательно разглядывая размытые водами овраги, заросшие лесами высотки и плато.

Явственно видны восточная и южная окраины Канева, могила великого украинского поэта Тараса Шевченко. Берег от города до могилы возвышенный, но почти без растительности. Где-то там, в складках местности, зарылись немцы. Немало их, очевидно, и на восточной окраине Канева.

Рядом взорванный немцами мост. Обтекая основания быков тихо и быстро струились днепровские воды. Судя по карте, глубина реки здесь более десяти метров.

Выбирая место для форсирования Днепра, мы остановились на участке севернее Канева. Лес и кустарник подходят там к самой воде и позволяют скрытно сосредоточить части перед броском.

Для начала решили ночью выслать разведку. План наш простой. Если она обнаружит, что у немцев там войск немного и ей удастся закрепиться, то следующей ночью туда переправятся полки. Ну, а встретит большое сопротивление, будет держаться сколько сможет.

Закипела работа. Саперы принялись готовить плоты. Все работники политотдела корпуса во главе с его новым начальником Болдыревым (Козлова к тому времени отозвали в Москву на учебу) направились в прибрежные деревни. Рыбаки с воодушевлением встретили просьбу помочь переправочными средствами.

Перед уходом за Днепр фашисты заставили жителей уничтожить все лодки. А проверить, как точно выполнен этот приказ, не успели. Рыбаки же просто погрузили свои «посудины» в воду, спрятав в прибрежных кустах. Под вечер 24 сентября десятки местных жителей явились в расположение наших дивизий и, не боясь обстрела, начали доставать свои лодки, потом конопатили их, заливали варом. К ночи 206-я дивизия располагала десятью, а 218-я — двенадцатью лодками. Рыбаки наперебой предлагали свои услуги для перевозки частей.

Полковник Ивановский и подполковник Гуревич отобрали пятьдесят добровольцев для участия в разведке. Среди них 35 коммунистов и комсомольцев.

Ночью отряд высадился на правом берегу. А под утро оттуда донеслись звуки яростной стрельбы.

Ивановский получил донесение о том, что разведка наша натолкнулась на вражеские дозоры. Теперь ее теснит примерно батальон пехоты при поддержке пушек и минометов.

Как помочь разведчикам? Успела подойти только одна батарея 76-миллиметровых орудий на конной тяге. Но корректировать ее огонь некому, связи с разведчиками нет.

Начали обстрел северной окраины Канева и дальней опушки леса. Это все, что можно сейчас сделать.

Часов в десять утра наблюдатели заметили, что с той стороны Днепра плывут трое. Ясно — это наши. Сразу же навстречу им отправилась пятерка хороших пловцов с досками. И очень вовремя подоспели к обессилевшим разведчикам. Я был на КП Ивановского, когда привели троих полураздетых бойцов. Один из них, сержант А. Колосов, рассказал о том, что там произошло.

Когда лодки ночью подошли к берегу, противник ничего не заметил. Но начали разведчики углубляться в лес — и нарвались на караул. Поднялась стрельба. Утром немцы пытались окружить их, но наши бойцы отошли к берегу, где и сейчас продолжается бой.

По всему видно, у немцев на этом направлении значительные силы. Построена крепкая оборона, имеются доты. В тылу, слышно, передвигаются танки. Чтобы сообщить это, командир и направил к нам троих пловцов.

Ну что ж, разведка свою задачу выполнила. Теперь нам нужно готовиться к переправе южнее Канева.

С наступлением темноты лодки и плоты с первыми подразделениями отчалили от берега. За ночь сделали несколько рейсов.

667-й полк 218-й дивизии высадился южнее деревни Пекари. Ему удалось даже переправить три батальонных орудия. Полк окопался на опушке леса, со стороны Пекарей прикрылся заслоном.

В 206-й дивизии высадилось две группы. Часть 737-го полка закрепилась южнее могилы Тараса Шевченко, а головное подразделение 772-го — еще южнее. Северной группе уже ночью пришлось отразить несколько контратак.

Следующей ночью на правый берег переправились остатки 722-го и 737-го полков, а также полностью 748-й полк с материальной частью. К этому времени группы 206-й дивизии, высадившиеся отдельно, соединились. 218-я дивизия за ночь перебросила подошедшую артиллерию.

Таким образом в наших руках оказалось два плацдарма: более значительный у могилы Шевченко и меньший — у Пекарей, занятый одним 667-м полком. Днем 26 сентября мы получили от армии девять лодок типа «А-3» и два парома с моторами. Это укрепило связь с правым берегом.

28 сентября вернулся из-под Хорола 272-й полк. Скляров не медля ударил на Пекари, выбил оттуда противника. Разрыв с 206-й дивизией сократился.

В свою очередь расширил плацдарм и Ивановский. 748-й полк овладел господствующей высотой, обозначенной на карте отметкой 225,0. На высоте закрепилось два батальона, в которых, правда, насчитывалось всего около ста штыков и три станковых пулемета.

Этой высоте штаб армии придавал большое значение.

Недаром мне предложили представить командира полка подполковника Дудку к званию Героя Советского Союза.

А когда высоту пришлось отдать врагу, этого же подполковника Дудку хотели судить. Но об этом позже…

Разведка доносила, что противник продолжает накапливание. В любую минуту можно было ожидать нажима с его стороны, и тогда наши малочисленные дивизии не выдержат. Я пользуюсь каждым удобным и неудобным случаем, чтобы напомнить командованию армии о своих нуждах и попросить пополнение. Генерал Жмаченко каждый раз успокаивает:

— Потерпи, дружище. Скоро у тебя все будет…

А 30 сентября началось то, чего я больше всего боялся.

Первым позвонил Скляров:

— Товарищ генерал, две крупные группировки противника повели наступление вдоль берега навстречу одна другой, нацелившись под основание моего плацдарма. Цель их ясна: отрезать полки от берега. А у меня, как вы знаете, никаких резервов.

— Держитесь, — отвечаю ему, — во что бы то ни стало. Из бойцов тыловых подразделений, из артиллеристов, которые без орудий, создайте себе резерв…

Вместе с командиром дивизиона гвардейских минометов помчались в 21–8-ю дивизию.

КП Склярова — обычный окоп на берегу, прикрытый вербами. Сквозь листву можно разглядеть правый берег. Оттуда доносится трескотня выстрелов. Часто стреляет вражеская артиллерия. Мы раньше видим фонтаны поднятой разрывами земли, а потом уже слышим звуки разрывов.

Скляров показывает, где залегла вражеская пехота. Там мелькают вскакивающие, перебегающие и падающие на землю темные фигурки. Спрашиваю у командира дивизиона:

— Как скоро сможете накрыть обе группы противника?

— Через четверть часа.

— Хорошо. А мы к этому времени постараемся поднять фашистов, чтобы вам было лучше их видно.

Командир ушел. Я повернулся к Склярову:

— Передайте на ту сторону, чтобы через тринадцать минут прекратили огонь. Фашисты подумают, что у наших вышли боеприпасы, перестанут таиться и пойдут во весь рост. Тут их «катюши» и накроют. Приготовьте к вводу в бой резерв.

Подошел начальник артиллерии дивизии:

— Товарищ генерал, вы распорядились переправить артиллеристов на плацдарм в качестве пехотинцев. Но есть приказ генерала Воронова, запрещающий использовать специалистов артиллерии не по назначению.

На начальника артиллерии обижаться нельзя, его сомнения понятны. Я постарался разъяснить ему, почему вынужден прибегнуть к такой крайней мере.

— Все-таки я обязан донести командующему артиллерией армии, — упрямится он.

— Доносите. Но мой приказ должен быть непременно выполнен…

Часы показывали, что с того момента, как удалился командир гвардейских минометов, прошло 15 минут. Бойцы на том берегу уже прекратили огонь. Как мы и надеялись, гитлеровцы сразу же поднялись во весь рост, двинулись в атаку. И тут с шумом и свистом небо над Днепром прочертили огненные трассы.

Десантные лодки и паром выгребли на середину Днепра, подошли к берегу, а противник не подавал признаков жизни.

Положение было восстановлено. И я приказал сразу же вернуть артиллеристов на левый берег.

Следующий день прошел тихо. Противник наступать не рискнул. Возможно, он посчитал, что десант получил усиление…

Труднее сложилась обстановка на северном плацдарме. Днем 30 сентября особенно жаркий бой шел на участке 748-го полка, который отбил восемь атак. Сам подполковник Дудка все время находился на высоте 225,0 и вместе с бойцами отражал натиск врага.

За день полк потерял 68 человек. Теперь высоту обороняли командир полка, три офицера, три девушки-санитарки, сменившие сумки на винтовки, и радист. Подполковник Дудка удерживал ее до четырех часов утра 1 октября.

В утренней сводке штаб корпуса донес об оставлении высоты 225,0. В связи с этим прокурор корпуса получил предписание произвести расследование и предать командира 748-го полка суду военного трибунала. Однако расследование подтвердило, что подполковник Дудка действовал храбро, умело и в потере высоты совершенно не повинен…

Хорошо, что к реке начал подходить наш левый сосед, 78-й стрелковый корпус 52-й армии. По приказу генерала Жмаченко мы передали ему половину своих переправочных средств. А как только части корпуса стали высаживаться южнее Пекарей, противник начал оттягивать туда некоторые части из полосы 21-го корпуса, и положение наших дивизий сразу облегчилось.

* * *

К началу октября войска Воронежского фронта овладели 9 плацдармами на правом берегу Днепра. Самыми крупными из них были лютежский и букринский, где непрерывно шли ожесточенные бои. С этих двух плацдармов готовилось наступление на Киев. Противник понимал их значение и стянул туда 27 дивизий.

Мне было предложено сдать позиции на Правобережье 78-му корпусу, а свои части переправить опять на левый берег и в течение одной ночи выйти к деревне Леплява, откуда форсировали Днепр соединения Чувакова.

В ночь на 6 октября мы начали маневр. И тут же меня вызвали к командарму.

НП генерал-майора Жмаченко разместился на опушке леса севернее Леплявы. Увидев меня, командарм сразу спросил:

— Скоро твои прибудут?

— Заканчивают переправу. Головная дивизия уже выступила.

— Надо торопиться! Противник нажимает на Чувакова, грозит сбросить в Днепр.

Светало. Чтобы ознакомиться с районом новой переправы, выехал к реке. И начальнику штаба Чичину передал по радио распоряжение прибыть туда, вместе со штабом 218-й дивизии спланировать и организовать бросок ее через Днепр.

Под вечер 218-я дивизия подтянулась к реке. Представители частей приняли переправочные средства.

Но Скляров доложил, что люди выбились из сил и просил отсрочить переправу на сутки. Когда об этом услышал Чуваков, он энергично запротестовал:

— Ты что, хочешь нас погубить? Мои бойцы тоже устали и без помощи больше не выдержат.

Действительно, ждать нельзя. Дивизия сразу начала переправу. Вскоре подошла 206-я, первые ее десанты тоже отплыли на тот берег.

Мы заняли позиции на правом фланге армии. Полоса 23-го корпуса сократилась, и его боевые порядки уплотнились. Положение на плацдарме упрочилось.

Выполняя приказ командующего армией, дивизии корпуса приступили к расширению плацдарма. Сначала наступление шло сравнительно легко, но перед высотой с отметкой 243,2 пришлось остановиться. Противник прочно держал ее.

Возобновить наступление удалось лишь через несколько дней. Командарм пришел на мой НП. Мы по очереди «висели на телефоне» и наблюдали за полем боя в стереотрубу.

Жмаченко поминутно вызывал комдива:

— Ивановский, занял высоту?

— Скоро займу, — отвечал полковник. Наконец последовал долгожданный доклад:

— Товарищ командарм, высота наша…

Жмаченко ушел, а через полчаса снова позвонил Ивановский:

— Противник сбил нас с высоты.

— Как так «сбил»?

— Неожиданно ударил во фланг, и наши отошли. Жмаченко выслушал меня и вскипел:

— Что хочешь делай, а высоту бери снова.

Уточнив цели артиллерии, вместе с Дзевульским и Борисенко я сам отправился на тот берег. Комендант переправы предупредил:

— Днем переправляться нельзя. Вчера вот так же пошла моторная лодка и немцы потопили ее.

— А вы дайте мне рыбачью лодку и хорошего гребца, — попросил я.

Пришел пожилой солдат, примерно моих лет.

— Вас, товарищ генерал, перевезти?.. Это можно. Не всех же фашист топит. Только перевозить буду по одному, так легче лодке.

— Как зовут? — спрашиваю.

— Игорем Петровичем величают, — назвался перевозчик.

— Ну вот что, Игорь Петрович, вначале поедем мы с тобой, а их, — показал я на Дзевульского и Борисенко, — перевезешь после.

— Разрешите мне отправиться первым, — попросил начальник артиллерии. — Надо разведать…

— Спасибо, друг. — Я с благодарностью пожал руку своему помощнику. — Но мне нужно быть там раньше.

Водная гладь Днепра казалась необычно тихой и пустынной. Ярко светило солнце. Солдат уже подал маленькую юркую лодку:

— Править, товарищ генерал, умеете?

— Конечно, Игорь Петрович!

— Тогда садитесь на корму.

Быстро добрались до середины реки, а враг все молчит. Даже как-то не верится, что он видит нас. Сомнения рассеял Игорь Петрович:

— Это завсегда так, — сказал он. — Пропустит подальше, а потом и лупит, чтобы наверняка утопить. Расчет правильный: до берега далеко, побарахтаются «пассажиры» и на дно пойдут.

Да, до берега далеко! Если лодка опрокинется, не проплыть и половины расстояния. Сейчас особенно пожалел, что не захватил с собой доску — там, на берегу, неудобно было обнаружить слабость.

Но вот просвистел и разорвался впереди первый снаряд. Второй полетел дальше. Третий должен взять в «вилку». Однако Игорь Петрович налег на весла, и наша «смерть» упала за кормой. Перевозчик, человек бывалый, приказал развернуть лодку немного вправо, и очередной снаряд поднял столб воды в стороне. Тогда противник открыл беглый огонь, но мы уже подходили к берегу, а за ним наша лодка не видна.

— До свиданья, Игорь Петрович! — крикнул я, выпрыгивая на песок…

Впереди еще много светлого времени. С ожидавшим меня Ивановским поднялись на высокий берег. Укрывшись за кустами, я познакомился с занятым нами плацдармом, внимательно рассмотрел высоту 243,2.

Восточный скат ее, обращенный к Днепру, покрыт лесом, и здесь удобно расположить огневые точки-. Южный скат открытый и крутой. Все подступы к высоте ровные, без признаков растительности. Здесь один вражеский пулемет может остановить целый батальон. А ведь на высоте, нам известно, располагается еще и минометная батарея. Про себя отметил: в период артиллерийской подготовки обязательно подавить всю огневую систему врага.

Прибыл Дзевульский. Посоветовался с командующим артиллерией дивизии и предложил простой план использования огневых средств. Все батальонные и полковые пушки они решили выдвинуть на открытые позиции. С началом артподготовки, пока дивизионная и корпусная артиллерия будут обрабатывать высоту, стреляя по площадям, легкие орудия прямой наводкой уничтожат выявленные цели. И наступать они будут вместе с пехотой.

Атаку назначили на утро следующего дня. На ночь полковник Ивановский уступил мне свою тесную, похожую на нору землянку. Ночь выдалась холодная, от реки тянуло сыростью.

К утру саперы подготовили мне удобный окоп.

В 8 часов артиллерия и минометы с восточного берега открыли огонь. Вслед за огневым валом пошли стрелковые подразделения. На высоте ожили орудия, минометы и пулеметы. А наши пушки прямой наводки молчали.

— В чем дело? — спрашиваю командующего артиллерией дивизии.

Тот замялся, потом говорит:

— Дороги трудные. Пушки пришлось тащить на руках… Не успели…

Мне стоило большого труда сдержаться.

— Почему не доложили об этом утром? Можно было задержать наступление. А теперь по вашей вине чаати несут напрасные потери!

Приказал атакующим закрепиться на достигнутых рубежах до следующего утра.

На следующий день мы с Дзевульским сами проверили и убедились, что на этот раз командующий артиллерией дивизии не подкачал.

Командира полка, который должен брать высоту, я вызвал к телефону, расспросил, готовы ли бойцы, и сказал, что назначаю его комендантом высоты. После этого приказал начать артподготовку залпом тяжелых минометов по самой вершине.

Корпусная и дивизионная артиллерия обработала высоту, а батальонные и полковые орудия били по окопам. Пехота поднялась и начала штурм.

На все потребовалось полчаса. После этого Ивановский позвонил и сообщил, что высота занята. Но минут через десять опять звонок. Слышу его тревожный голос:

— Товарищ генерал, на высоте опять немцы. Часть бойцов, которая прошла через вершину, отрезана. Не могу понять, как это получается, едва наши спустились за вершину, как противник оказался на ней и начал стрелять нашим в спину.

Мне стало ясно, что противник применяет тот же маневр, что и на Кавказе. Как только наша артиллерия открывает огонь, обороняющиеся подразделения отходят в укрытия, по всей вероятности, на северный скат высоты. А кончится артподготовка — и они занимают свои позиции.

Мне указали, где находится командир атаковавшего высоту полка, и я направился к нему. Застал подполковника на дне окопа с кружкой чаю в руках. Вначале он растерялся, потом вскочил, стал представляться.

Мы сели рядом. Я рассказал ему в чем, на мой взгляд, ошибка.

— Как только снова займете вершину, батальоны пусть идут дальше, а вы с ротой садитесь на ней, занимайте вражеские окопы и держитесь…

Назначили время новой атаки, договорились о поддержке артиллерией. После этого я отправился к себе, а подполковник пошел готовить людей.

Наступление велось решительно. В бинокль я видел, как впереди бойцов на высоту поднимался командир полка. За ним связисты тянули провод и, заняв вершину, подполковник сразу же позвонил мне:

— Товарищ генерал, высота занята…

Наше положение упрочилось. Генерал-майор Чуваков также переехал на правый берег.

Мы оттеснили противника от Днепра еще на два километра и расширили плацдарм к северу, подойдя вплотную к деревне Бучак.

Корпус получил в пополнение пять тысяч солдат и двести младших командиров. Правда, не хватало офицеров среднего звена, но член Военного совета армии генерал Королев заверил, что скоро получим и их.

* * *

23 октября к нам приехал генерал Жмаченко. Он рассказал, что операция у Великого Букрина из-за размеров плацдарма и сильной обороны противника не дала желаемых результатов. Решено для наступления на Киев использовать лютежский плацдарм. Поэтому 3-я гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко и основные силы артиллерии перейдут из-под Букрина под Лютеж. Нашей армии поставлена задача наступать в направлении Белой Церкви, чтобы оттянуть часть сил противника с букринского плацдарма, а также из-под Киева.

Через день началась намеченная перегруппировка войск. А еще через четыре дня стало известно, что она проведена блестяще и советские войска уже перешли в наступление на Киев с лютежского плацдарма. Наши корпуса тоже усилили нажим в сторону Киева с юго-запада.

К сожалению, мне не пришлось участвовать в этой операции. Подвело здоровье. На предупреждение врача в сентябре 1942 года я, конечно, не обратил внимания. Попросту не было времени заниматься сердцем, хотя за время наступления от Боромли к Днепру оно напоминало о себе дважды. Последний, третий, «звонок» прозвучал 3 ноября.

Еще утром я почувствовал себя неважно, но крепился: предстояла очередная атака.

В 12 часов должна начаться артиллерийская подготовка. Я связался с командирами дивизий, установил, что у них все готово, и вышел из блиндажа.

Что было дальше, не помню. Пришел в себя в землянке. Около меня сидела девушка-фельдшер.

— Очнулись, товарищ генерал! — радостно сказала она.

— Что со мной?

— У вас был тяжелый обморок. Мы даже, откровенно говоря, боялись за исход. Нет, нет! Вставать вам нельзя. Сейчас позову врача.

Звать не пришлось. Подполковник Винников сам зашел в землянку.

— Как вы себя чувствуете, товарищ генерал?

— Хорошо. Помогите мне дойти на энпе. Что там слышно?

— Все идет нормально. Полки уже заняли вторую позицию противника. А для вас готовы носилки, и вы сейчас отправитесь на другой берег.

— На какой еще берег! Мне нужно к себе! — Я попробовал встать, но ноги подкосились. Во всем теле появилась такая слабость, что не мог даже шевельнуться.

На моторной лодке меня перевезли на левый берег Днепра. Следующим утром дивизии корпуса уходили под Киев, а меня увозили в армейский госпиталь. Не сбылось мое заветное желание — участвовать в освобождении многострадальной столицы Советской Украины.

Только на четвертый день пребывания в госпитале врач впервые улыбнулся:

— Поздравляю, товарищ генерал!

— С чем?

— У вас появился пульс. Значит, будете жить!

— А воевать?

— Об этом говорить рано. Будем лечиться…