Новелла двадцать четвертая. Сестра каратиста

Новелла двадцать четвертая. Сестра каратиста

Страдал я легким, но пороком,

живя с ним годы беспечальные:

я очень склонен ненароком

упасть в объятия случайные.

И.Губерман

Когда я, закончив работу вышел на улицу, чтобы насладиться покоем и свежим воздухом, снаружи меня встретил на удивление тихий и теплый сентябрьский вечер.

Над огромными светящимися окнами предприятия общественного питания по центру горела рубиновая вывеска кафе «Весна», слева от нее, синими буквами и размером поменьше было написано: «Соки-мороженое», а справа было обозначено мое заведение – «Коктейль-бар».

Как раз в эту минуту в кафе стихла музыка, и я машинально бросил взгляд на часы – одиннадцать с четвертью. Тут же невысокий седовласый швейцар дядя Володя открыл большие стеклянные двери кафе настежь, в тишине прошло еще несколько минут, затем послышался шум, смех и громкий говор, и посетители, проходя через вестибюль сплошным потоком, стали покидать популярное в городе заведение.

Как раз в это самое время к кафе подъехала милицейская машина «воронок», принадлежащая медвытрезвителю. Из машины выбрались трое упитанных милиционеров, которые, взяв под контроль выход из кафе, стали внимательно приглядываться к каждому из посетителей, надеясь, очевидно, вычислить среди них своих нетрезвых «клиентов». Среди прочих навстречу им из стеклянных дверей на улицу шагнул высокий, худощавый парень, и бравые блюстители порядка втроем подступили к нему.

Дословно я произошедшего между ними разговора не слышал, так как находился от места событий примерно в двух десятках шагов, понял лишь, что милиционеры объявили парню что он пьян, на что тот возразил, сказав, что выпил всего лишь сто грамм водки в буфете, да и то первые за целый день.

Как известно, представители власти очень не любят, когда простые граждане вступают с ними в пререкания; они любому в два счета умели доказать, что тот пьян и к тому же неправ – всего лишь на прошлой неделе им, этим же трем поборникам правопорядка, случилось подобрать в центре города краснорожего пьяного мужика солидного вида и крупного сложения, который на вопрос «Кто такой?» ничего не смог толком объяснить, только руками размахивал и матом ругался. Они, естественно, забрали его, ну и вломили малость для порядка, когда клиент оказался в будке машины, после чего, предварительно облегчив карманы пьяного и сняв с руки золотые часы, отвезли его в вытрезвитель.

Наутро, когда мужик проспался и смог членораздельно говорить, оказалось что он – второй секретарь райкома партии товарищ Гаврилэ, и, соответственно, второй человек в районе по значимости.

Скандал из случившегося не стали раздувать: начальник милиции извинился перед высокопоставленным работником, ему вернули все, что «пропало» во время «профилактической медицинской помощи», включая часы, и конфликт был исчерпан. Зато представитель «направляющей руки» – партии, лично и воочию смог убедиться, что инструмент партии – «карающая рука», то есть милиция, в нашем городе на высоте и не дремлет.

Итак, милиционеры «пригласили» парня в «воронок», то есть, говоря буквально, открыли дверь в будку машины, взяли его «под белы руки» и запихнули, почти забросили внутрь, и сами втроем полезли следом – «воспитывать», да заодно карманы опустошать.

«Воронок» развернулся на улице Ленина, по которой движение любому транспорту, кроме милицейского, запрещено, и медленно покатил к зданию почтового отделения, поравнявшись с которым остановился. Я пошел в том же направлении и почти нагнал машину, когда внутри будки стали происходить интересные события, – мне, правда, были слышны лишь приглушенные крики и топот ног на металлическом полу. Не знаю, то ли водителю был сигнал из будки, то ли он остановился по собственной инициативе, – наверное, тоже в доле был и боялся упустить свое, потому что товарищи милиционеры хотя и работали «бригадным методом», но настоящего доверия между ними не было, поэтому карманы своих «клиенов» шмонали все вместе, сообща, – только он, обойдя машину сзади, потянул на себя ручку двери будки и открыл ее.

Вначале я увидел словно в кино про каратистов мелькнувшую ногу, которая врезалась ему в физиономию, отчего водитель – рослый и крупный дядька весом не менее ста килограммов, рухнул на землю, будто оброненный мешок с картошкой. Затем из будки показался тот самый парень, которого «славные» милиционеры туда несколько минут тому назад поместили, он, стоя в проеме двери, спокойно огляделся по сторонам, потом легко спрыгнул на землю, прикрыл за собой дверцу будки, и не спеша, вразвалочку пошагал по дороге вниз, в направление микрорайона Липованка.

Я, очень заинтересовавшись тем, что же будет происходить дальше, встал за дерево так, чтобы меня не было заметно (не желая в дальнейшем ненужных мне расспросов от работников («родной» милиции) и стал наблюдать за машиной.

Минуты через три-четыре, не раньше, дверца будки открылась и наружу со стонами и воплями полезли милиционеры; даже при слабом освещении уличного фонаря было видно, что выглядят они весьма неважно, если не сказать плачевно: у всех в кровь были разбиты носы и губы, погоны кое у кого были сорваны вместе с кусками рубашек, фуражки на головах отсутствовали. При ходьбе милиционеров покачивало, и в эту минуту они странным образом стали напоминать своих нетрезвых клиентов, которых обычно возили в «воронке». Водитель очухался последним, видимо «футбольный» удар с ноги в голову оказался нокаутирующим, он с трудом поднялся на ноги и поплелся в обход машины к кабине. Милиционеры, яростно матерясь, в бессильной злобе озирались какое-то время по сторонам, но парня уже давно не было видно, как, впрочем, и свидетелей произошедшего, и они, вновь погрузившись в будку, тут же отъехали.

Я, слегка огорченный тем, что наблюдал лишь финал, и не мог видеть происходившего в будке машины, вышел из-за дерева, где устроил себе наблюдательный пункт, и потопал дальше, – дорога моя пролегала мимо переговорного отделения узла связи. На душе было восторженное чувство от увиденного, смешанное с некоторой досадой, скорее всего на самого себя: во-первых, я был рад тому, что справедливость в данном конкретном случае восторжествовала, и невиновный парень ушел от наглых милиционеров, сумев, к тому же, примерно наказать их, а во-вторых, подумал я, что сам на его месте, если физически и был готов на что-либо подобное, все равно не смог бы как он поступить, смелости бы не хватило.

Поравнявшись со зданием переговорного пункта, я поднял глаза и увидел спускавшихся по ступеням мне навстречу двух девушек, которые были одеты в форму студенческого стройотряда – серо-зеленые курточки и такого же цвета брючки. Девушки возбужденно разговаривали между собой и на меня не обратили никакого внимания.

– Здравствуйте, девчонки! – бодрым голосом обратился я к ним, приветливо улыбаясь. – Ну, как дела, дома все в порядке?

(Вот с девушками заговорить мне всегда смелости хватало).

– А вы?.. А откуда вы знаете, что мы звонили домой? – спросила одна из них, высокая, стройная и хорошенькая лицом брюнетка, ее распущенные прямые черные волосы доставали девушке до талии.

– Да так, – вновь улыбнулся я, – здесь все звонят домой, маме.

– Но уж только не вы! – поравнявшись со мной, сказала вторая девушка, платиновая блондинка. – Вы наверняка местный.

– И это правда! – сказал я, и тут же спросил: – Скажите, вы сейчас направляетесь домой?

– Наш дом далеко, в Кишиневе, – сказала брюнетка, – а сейчас нам предстоит добираться до студгородка.

Девушки, спустившись по ступенькам и обойдя меня, пошли по тротуару.

– Возьмите, пожалуйста, и меня с собой, – просительно-жалостливым голосом и слегка дурашливо сказал я, последовав за ними. – Нам с вами, кстати, по пути, а я боюсь ходить один в такой поздний час. Тем более что всего несколько минут назад я видел здесь та-а-ак-у-ую драку. (О подробностях драки я девушкам не собирался рассказывать, так как случай этот сам по себе был далеко не ординарный).

– Ха-а! Вот мы – девушки, и то не боимся ходить в такое время! – сказала блондинка, останавливаясь (вежливость ей не позволяла разговаривать со мной на ходу).

– Тогда и мне рядом с вами тоже нечего бояться! – радостно сказал я, присоединяясь к девушкам.

Брюнетка помедлила, словно собираясь что-то мне сказать, потом махнула рукой (что, мол, толку, подумала наверное она, все равно теперь от него не отвяжешься) и мы втроем пошли по улице 23 Годовщины, пересекающую ул. Ленина, по направлению к центральному хлебному магазину.

Мы успели сделать лишь несколько шагов, когда сзади нас окликнул грубоватый нахальный голос:

– Добрый вечер вам, девочки и мальчики!

Обернувшись, а голос говорившего был мне знаком, я увидел Митьку И-ту, – своего соседа по дому, подъезду и даже этажу: так уж вышло, что мы с ним в описываемый период проживали в соседних квартирах. Он был одет в джинсы и зеленую клетчатую рубаху, а в руке крутил связку ключей на брелке.

Надо сказать что впервые за многие годы нашего знакомства я обрадовался тому, что встретил Митьку – какой-никакой, а все же потенциальный напарник в тех случаях, когда дело касается девушек.

– О, привет! А ты откуда, Митяй? – спросил я его.

– Да как и ты, Савва, с работы, – ответил он, пожимая мне руку. (Митяй работал в пивном ларьке в десяти шагах от переговорного пункта).

– Так поздно? – удивился я. – Да ты прямо герой трудового фронта!

– Так надо же государственный план выполнять! – сказал он и мы дружно рассмеялись. (Каждый из нас был убежден в том, что личный план в пользу собственного кармана гораздо важнее).

– А что за девушки с тобой, откуда? – спросил он.

– Да вот, провожают меня домой, – сказал я с гордостью. – Так что, получается, это не они со мной, а я с ними, а ты ведь знаешь, что вечерами в нашем городе в одиночку ходить небезопасно. – Я украдкой подмигнул ему. – А девушки вот не боятся.

– Да ну? – притворно удивился Митька, с интересом разглядывая моих спутниц.

– Да! – сказала брюнетка, тряхнув своими роскошными волосами. – Мы не боимся! У меня брат – каратист, он научил меня некоторым приемам.

– Оставь, Лариска! – попыталась урезонить подругу блондинка, хватая ее за руку. Но девушка, которую она назвала Ларисой, сделала пару шагов вперед и нанесла невидимому противнику несколько ударов «маваши-гери», довольно высоко поднимая при этом свои длинные ноги.

– А-а-ах! Вот это да! – восхищенно восклицали мы с Митькой, наблюдая за ее ловкими движениями (наплевать нам на каратэ, когда рядом такая классная «телка» и при этом так высоко задирает ноги).

Лариса остановилась и замерла в позе каратиста, как будто в ожидании аплодисментов.

– Жаль, ребята, что у вас нет машины! – сказала она, не дождавшись и посмотрев на нас снисходительно. – А то бы мы сейчас раз… пять минут и там!

– Где это «там»? – удивленно спросил Митька.

– Ну как где?.. В студгородке, естественно! – ответила Лариса.

– Так вы что, и в машины к незнакомым людям не боитесь садиться? – Митька, казалось, был безмерно удивлен.

– Нет, конечно! – подтвердила девушка.

– Ну, тогда поехали! – сказал Митяй, шепнул мне на ходу: «у меня свободно» и, подойдя к вишневого цвета «жигуленку», припаркованному у входа в хлебный магазин, стал открывать дверцу.

– Ой, это ваша машина?! – обрадовалась Лариса. – Поехали, Ксанка, – обернулась она к подруге.

Блондинка, которую Лариса назвала Оксаной, попыталась подруге что-то сказать, собираясь, наверное, отговорить ее ехать, но та уже подошла к задней дверце автомобиля и открыла ее.

– Ну, что же вы, Оксаночка! – сказал я, видя что та все еще колеблется и открывая перед девушкой переднюю дверцу, – пожалуйста, машина подана и народ просит.

Девушка, больше не раздумывая, села и захлопнула за собой дверцу, я нырнул на заднее сиденье рядом с Ларисой, и автомобиль, взревев двигателем, тронулся с места. Спустя несколько минут Митька остановил машину у самого подъезда нашего дома и мы вчетвером выбрались из нее. Девушки в растерянности стали озираться по сторонам в поисках знакомых очертаний студенческого городка, а я, тем временем, подхватив Ларису под руку, быстрым шагом увлек ее в подъезд, и на ходу обернувшись к Митяю с Оксаной, бросил:

– Ну, где вы там, молодежь, идите за нами, не отставайте!

Лариса сделала попытку освободиться из моих рук, но я одной рукой полуобнял ее, одновременно японским приемом слегка завернув кисть ее руки внутрь. Этот прием в переводе на русский язык с японского называется «вывод нежелательного гостя из дома», только в данном случае все было как раз наоборот – гость, вернее гостья, была очень даже желательна, и я шепнул ей на ухо:

– Ну, ты ведь ничего не боишься, вперед, Лариска-каратистка!

Девушка удивленно и жалобно глядела на меня, словно не веря в то, что это происходит с ней на самом деле, я тем временем немного ослабил хватку и мы пошагали по ступенькам вверх. В считанные секунды мы поднялись на нужный этаж, позади Митька буквально на руках нес Оксану.

В квартире, после того как мой «напарник» запер дверь изнутри на ключ и мы отпустили руки девушек, произошла немая сцена. Мы с Митяем с интересом разглядывали наших «гостий», а те, в свою очередь, бросали на нас испепеляющие взгляды.

Лариса была довольно мила: высокая, ростом почти с меня, длинноногая, подвижная и эмоциональная – на любой вкус привлекательная девушка. Надо же, какая красивая птичка попала в мои сети, несколько преждевременно мысленно поздравил я себя.

Оксана внешне – никакая: среднего сложения, ростом пониже Ларисы, лицо круглое, волосы светлые и неухоженные – если уж не дурнушкой такую назвать, то уж наверняка простушкой: такую утром, после проведенной с ней ночи, увидишь и не припомнишь. И, по закону подлости (знаю по опыту), из-за таких вот начинаются ссоры и скандалы, потому что дамочки, подобные ей, зачастую зажаты, закомлексованы, к тому же склонны к истерикам и нытью.

– Немедленно выпустите нас отсюда! – как раз в ту секунду, когда я обо всем этом подумал, воскликнула Оксана. – Иначе я не знаю, что здесь может произойти! – Лицо ее выражало решимость устроить нам какую-нибудь пакость. Митька потер кулаком о ладонь, выразительно посмотрев на меня, но я ему подмигнул, улыбнувшись, давая понять, что, мол, все уладим и без этого, без мордобоя и запугивания, а Оксане сказал:

– Ну-ка сбавь тон, крошка, не будем мешать отдыхать трудящимся! – при этих словах я очертил указательным пальцем пространство вокруг себя. (Я уж не стал говорить ей о том, что прямо через стенку от нас, в соседней квартире, находится спальная комната моей жены).

Оксана, однако, явно не собиралась успокаиваться.

– Если вы сейчас же не откроете дверь, я выпрыгну в окно! – заявила она и, словно желая продемонстрировать готовность немедленно исполнить свою угрозу, шагнула к окну и попыталась открыть его. Я люблю всякие психологические эксперименты, порой даже связанные с риском, но что-то мне в ее голосе подсказало, что Оксану следует опасаться – возможно, в конкретном случае мы имеем дело с психопаткой. И в то же время, чтобы добиться от девчонок желаемого (я думаю, для них уже не было секретом, чего мы от них желали), необходимо было оставаться твердым и непреклонным, поэтому я сам распахнул окно, оставаясь на всякий случай рядом, и приглашающим жестом позвал Оксану.

– Прошу! Только не подумай, что если что-нибудь случится, кто-то из присутствующих будет за тебя отвечать! – стараясь придать своему голосу будничное звучание, заявил я. И добавил, ни на кого не глядя, словно апеллируя к невидимым оппонентам: – Ты сама, находясь в возбужденном, стрессовом состоянии, выпрыгнула, к тебе даже пальцем никто не прикоснулся.

Оксана боязливо опустила руку на оконную раму и наклонилась к окну.

– Ну, смелее! – сказал я и мы, одновременно с ней перегнувшись через подоконник, выглянули в темноту. Честно говоря, я эту Оксану с удовольствием попросту выставил бы за дверь, но мне уже так не хотелось расставаться с Ларисой!..

– Не надо!.. – воскликнул Митька испуганно.

– А ты закрой рот! – грубо оборвал я его.

Краем глаза я заметил, как Лариса без сил облокотилась спиной на стену, руки ее безвольно повисли вдоль тела.

– Нет, я не буду прыгать! – заявила Оксана, внезапно успокаиваясь и делая шаг назад от окна.

– Вот и умница, – резюмировал я, прикрывая окно. – Ну а теперь, если я еще только одно кривое слово от тебя услышу, своими руками в окно выброшу!

Митька, поняв, что конфликт исчерпан и напряжение спадает, открыл холодильник и, достав оттуда бутылку шампанского, спросил:

– Савва, скажи, мы сегодня имеем право выпить по бокальчику шампусика?

«Умница, Митька, не обиделся на меня, понял, что я ему грубил для дела».

– Наливай, – сказал я. – Девчонки, присоединяйтесь, давайте жить мирно и дружно.

– И регулярно, – весело добавил Митька, разливая пенящийся напиток по бокалам.

– А можно, мы с Ларисой переговорим? – спросила Оксана, и, перехватив мой жесткий взгляд, сделала умоляющее лицо. – Ну, пожалуйста, на минуточку!

– Хорошо, посовещайтесь, – великодушно разрешил я.

(По опыту я знал, что в 99 случаях из 100 такая просьба означает капитуляцию, и теперь девушкам остается лишь решить между собой последний вопрос – кто с кем). – Только недолго, у вас на все про все есть одна минута. – И, напустив на лицо серьезное выражение, добавил: – Время пошло!

Для разговора Оксана увлекла Ларису в ванную комнату; мы с Митькой от нечего делать подошли к неплотно запертой двери. Услыхав их шепот, Митька встревожился и спросил громко, так, чтобы и за дверью тоже было слышно:

– Савва, а если девочки не захотят пилиться?

– Кто не захочет пилиться, будет сосать! – сказал я жестко.

Дверь ванной тотчас же приоткрылась, и оттуда выглянула Оксана.

– Савва, мне не нравится это слово – «сосать»!

– Да, а сам процесс? – тут же нашелся я. «Хороший экспромт, мысленно похвалил я себя, а главное – вовремя сказан». Оксана поджала губы и скрылась за дверью, в ванной некоторое время помолчали, потом опять тихо зашептались, затем вновь смолкли и, наконец, обе девушки вышли наружу.

– Ну что, девчонки, накатим по бокалу шампанского? – как ни в чем не бывало, предложил я. – И, раз вы уже обо всем договорились, давайте выпьем за встречу и за знакомство.

– Что-то мне не хочется с вами пить! – скривив губы, капризно сказала Оксана.

– Что такое, бунт на корабле? – спросил я грозно. – Так знай, Оксаночка, мое терпение истощилось. Я устал быть добреньким, с этой минуты все будет по-другому – ну-ка, немедленно, марш в спальню! – Я указал ей на дверь ближайшей комнаты. – Иди и жди меня там – я сейчас приду.

Оксана опустила голову.

– Ну, теперь в чем дело?.. – поинтересовался, в то же время ликуя в душе от радостного предчувствия.

– Я хочу, чтобы пришел Митя, – опустив глаза промямлила она. (Ну, конечно же, она, наивная дурочка, думает, что из нас двоих он более мягкий и спокойный).

– А-а!.. Как тебе это нравится? – показно возмутился я, обращаясь к Митяю и подмаргивая ему при этом. – Я к ней всей душой, можно сказать, и телом, а она… Будь после этого добрым с людьми!

Оксана, понурив голову, обреченно, на негнущихся ногах пошагала в комнату, Митяй, бросив быстрый жадный взгляд на Ларису, продолжавшую безучастно стоять у стены, медленно, словно нехотя, отправился следом за ней.

Я с удовольствием проводил эту парочку взглядом, а когда обернулся, Лариса, оторвавшись, наконец, от стены, медленно, словно сомнамбула, перешла к кухонному столику и села за него упершись локтями в стол, ладошками подперев подбородок.

Я подошел и присел перед ней на корточки.

– Давай выпьем шампанского, Лора, – сказал я миролюбиво, пододвигая к ней один из наполненных бокалов.

– Я не могу, – сказала она, посмотрев на меня сквозь слегка раздвинутые пальцы рук.

– Почему, Лариса?

– У меня вот тут какой-то спазм, – сказала она словно извиняясь, прижав одну руку к груди. – Прости!

«Вот мудак!.. – разозлился я сам на себя. – Дошутился. Застращал девчонку так, что она теперь почти в шоке. Вот тебе и момент подходящий – бери и трахай ее, полупарализованную».

Я бережно взял ее ладонь (ту самую, которую несколько минут назад выворачивал) в свои руки и стал целовать на ней каждый пальчик, каждую фалангу.

– Рука, надеюсь, не болит, – спросил я с виноватой улыбкой. – И увидев, что Лариса почти плачет, добавил: – Ну-ну, это еще что такое, немедленно взбодрись, ты же каратистка!..

Девушка конфузливо улыбнулась, в ее глазах все еще стояли слезы.

– Это ты меня прости! – прочувственно сказал я. – Прости, Лариска-ириска! Причиной моего гадкого поведения являешься ты сама: я всего лишь хотел быть рядом с тобой в этот вечер…

Она мягко отняла свою ладонь:

– Я хочу пойти умыться.

Я подал ей руку, девушка встала из-за стола, и мы вместе отправились в ванную. Лариса открыла кран и подставила под льющуюся воду ладони. Я довернул кран, открыв его на полную мощность и наклонив одной рукой голову девушки под струю, стал усердно растирать ее лицо другой, вспомнив слова одного древнего восточного автора: «Если хочешь увидеть свою избранницу в ее природной красе, умой ее…».

Когда Лариса, задыхаясь от насильственных водных процедур, выпрямилась, ее лицо выражало крайнее возмущение, но при этом было прекрасно своей естественной, девичьей красотой, подчеркнутой приятным румянцем. Я сорвал с вешалки полотенце и, предупреждая те справедливые слова упреков, которые должны были быть высказаны в мой адрес, обмотал им голову девушки. Я помог Ларисе вытереться, потом отбросил полотенце и, схватив ее в охапку, стал целовать. Вначале девушка вырывалась, затем сопротивление ее постепенно стало ослабевать, и Лариса, видя, что я не предпринимаю никаких агрессивных действий, стала даже, как мне показалось, подставлять свои губы для поцелуев! Когда мы, наконец, выбрались из ванной, она была почти в норме.

– Подай мне бокал, – попросила Лариса, усаживаясь за стол, и я с готовностью поднес ей бокал с шампанским.

Она подняла бокал и стала наблюдать за пузырьками, цепочкой рвущимися вверх; я сделал несколько глотков из своего бокала, после чего встал, сказал: «извини, я сейчас, на минуточку» и, как мне показалось, незаметно для девушки скользнул во вторую, свободную комнату, где быстро начал расстилать постель. За этим занятием меня и застала Лариса: неслышно войдя в комнату, она остановилась прямо за моей спиной. Обернувшись, я увидел, что она, скрестив руки на груди, как-то чуть отстраненно смотрит, дожидаясь пока я закончу, затем спросила:

– Это для кого, для нас?..

– Да, – ответил я, делая шаг ей навстречу. – Для нас с тобой. – И после паузы добавил самым нежным тоном: – Я отдам все, поверь, за одну твою улыбку, Лариса. Только прошу тебя: не хмурься, улыбнись и не думай ни о чем плохом.

– Ну конечно, ты ведь мужчина, хозяин жизни, – сказала она с обидой в голосе, – а меня можно и не спрашивать, хочу я этого или нет!

– Почему же? Я тут приготовил удобное гнездышко, чтобы мы могли друг друга о чем угодно спрашивать, – попробовал отшутиться я, беря обе ее руки в свои и целуя их, – и у нас впереди теперь есть целая ночь для вопросов и… положительных ответов.

– Савва, я, наверное, не та девушка, которая тебе нужна, – сказала она грустно. – Ты во мне наверняка разочаруешься. Не лучше бы тебе было просто отпустить меня?

– Лариса, не мучай меня, – взмолился я. – Я был сто раз неправ, я готов целую ночь на коленях молить твоего прощения за то, каким способом я завлек тебя сюда, но прошу тебя: будь со мной, будь моей! Если ты еще девушка, мы с тобой просто посидим, поболтаем и останемся добрыми друзьями. Но я, конечно, буду ужасно страдать. Если же… если ты готова к любовным отношениям… тогда я весь твой… – Мой вожделенный взгляд, устремленный на нее, казалось, прожигал девушку насквозь.

Лариса вздохнула и отвела взгляд.

– Скажи, я могу пойти сполоснуться? – стыдливо спросила она после некоторой паузы.

Минут через десять она вернулась из ванной; я все это время сидел на краешке кровати и ждал. Лариса подошла почти вплотную, наклонилась и заглянула мне в глаза и, надо сказать, это была одна из самых сладостных минут в моей жизни, потому что вслед за этим она произнесла:

– Гаси же свет, коварный соблазнитель!

Мы разделись по разным сторонам кровати, после чего одновременно полезли под одеяло. Я, протянув руку, прикоснулся к ее плечу, кожа девушки была упругой и прохладной на ощупь; Лариса лежала на самом краешке кровати, слегка отстранясь от моих ищущих горячих ладоней и полуотвернувшись. Я не набросился на нее, хотя мне ужасно этого хотелось, наоборот, я медленно придвинувшись начал гладить ее волосы, затем стал целовать шею, маленькие, будто детские ушки, затем, повернув девушку к себе, добрался сухими горячими губами до груди и тогда Лариса прошептала, укладываясь поудобнее:

– Иди ко мне, милый, только обещай, что будешь со мной нежен, я совсем еще неопытная в этих делах.

– Я буду ласковым и нежным, я буду, каким ты только захочешь, – произнес я и с этими словами крепко сжал ее упругое тело в своих объятиях, она изогнулась в моих руках и сказала чуть охрипшим голосом:

– Так знай же, я ждала тебя, мой сильный мужчина. Иди же, милый, иди скорее, любимый, я хочу тебя…

Мы соединились, слились в одно целое – это было прекрасное, сладостное ощущение. Прошло какое-то время и мне показалось, словно что-то сладостно-гипнотическое, чему невозможно да и не хотелось противиться, обволакивает нас обоих, и это что-то заполняет собой все пространство вокруг, а я утопаю и полностью растворяюсь в этой женщине и охватившей нас обоих любовной неге! Это блаженное состояние продолжалось, наверное, целую вечность, и под конец, оставшись совсем без сил, я обнял ее прекрасное тело и забылся в сладостном сне.

Потом, несколько позже, выйдя из этого сладостного забытья, я увидел склонившееся надо мной девичье лицо. Беспредельно милое и такое прекрасное. Длинные черные волосы, льющиеся с матовых плеч, щекотали, касаясь, мое лицо, огромные карие с золотистым отливом глаза глядели на меня сквозь завесу волос ласково и немного задумчиво. Лариса сидела в постели в красивой позе, в руке она держала бокал с шампанским. Я с восхищением разглядывал ее. Ее точеное тело с чуть смуглой кожей казалось мне совершенным. Мне стало тепло и радостно на душе, и я понял, что влюблен в нее, в эту девушку, которую едва знаю. Я легко коснулся ее руки, шампанское из бокала пролилось, тонкие прозрачные струйки зазмеились, побежали по ее груди и животу, спускаясь к темнеющему ниже пупка треугольничку курчавых волос. Я тут же устремился к ней, и сухими губами страждущего стал эту влагу по капельке подбирать, сцеловывать с ее тела. Лариса, потянувшись, отставила бокал на столик у кровати и рассмеялась, обхватив мою голову руками.

– Ты фантастически красива, – прошептал я, жадно разглядывая ее. – И поистине прекрасна в постели. Какое счастье, что я встретил тебя.

Лариса медленно склонилась надо мной.

– Я люблю тебя! – неожиданно прошептала она. И поцеловала в губы – долгим и жадным поцелуем. В одно мгновение почувствовав, как во мне пробуждаются все дремавшие до этой поры силы, я опрокинул девушку навзничь и нетерпеливо набросился на нее. Это была бесконечная ночь, или вернее, ночь бесконечной любви. Мы оба были в эти минуты счастливы, нам было чудесно вместе.

Когда мы все вместе вновь собрались на кухне, было что-то около восьми утра. Оксана, почти не скрывая радостной и жеманной улыбки, повсюду ходила за Митькой, то и дело стараясь прижаться к нему – видно было, что ночью они времени даром не теряли. Я легко шлепнул ее по заднице, туго упакованной в форменные брючки, затем прошел к окну, отворил его и, перевесившись вниз, крикнул дурашливо:

– Ксанка, если ты еще жива и можешь отклеиться от асфальта, поднимайся к нам, кофейку попьем!

Ксанкин голос отозвался совсем рядом, позади меня, к тому же подкрепленный чувствительным тычком в спину.

– Пошел к черту, обманщик! Похититель молоденьких девушек!

Я повернулся к ней и посерьезнел лицом:

– Я обманщик? Я похититель? А ну, быстро на колени! И немедленно проси прощения!

Оксана испуганно посмотрела на меня, потом растерянно на Митьку – он молчал. Тогда она сказала:

– Да идите вы к черту с вашими шуточками! – Голос ее почти дрожал от испуга и обиды.

И тогда я обнял ее за талию, поднял и закружил в воздухе; я готов был даже поцеловать ее – бледненькую и страшненькую – за ту приятную встречу, что произошла у нас вчера вечером и в благодарность за то, что у нее есть такая чудесная подруга.

Попив кофе, мы погрузились в машину Митяя и отправились к студенческому лагерю. Девчонки опасались, как бы кто-либо из студентов или преподавателей не увидел их вместе с посторонними людьми, да еще в такое время, рано поутру, поэтому, не доехав до лагеря метров двести, мы остановились.

– Прощай, любимый!.. – прошептала Лариса, глядя на меня во все глаза, и от этих слов сладостно замерло сердце, уже давно меня так никто не называл.

До свидания, прекрасная Лариска-ириска! – ответил я, хотя также как и она был уверен, что нам никогда больше не суждено встретиться.

* * *

С той поры минуло около полугода, осень плавно перетекла в зиму, вслед за ней наступили теплые весенние деньки, и в один прекрасный день мы с Кондратом, моим другом, коллегой и главным компаньоном по интимным вопросам (тогда он уже вернулся из армии), будучи в Кишиневе, решили посетить факультет иностранных языков столичного университета, где у нас, как мы справедливо полагали, было множество знакомых девушек, с которыми мы общались во время прохождения студентами «летнего семестра» в нашем городе на протяжении вот уже нескольких лет подряд. Необычайно интересно было оказаться в этом новом для нас месте, где нам очень скоро предстояло встретить множество знакомых лиц.

Мы стояли у входа в здание и никак не решались войти.

– Представляешь, Савва, – сказал Кондрат, – я волнуюсь.

– И мне, честно говоря, тоже немного не по себе, – сказал я.

Мы с Кондратом, одетые элегантно и даже с претензией на шик, вошли наконец внутрь и медленно продефилировали по всему учебному корпусу.

Была переменка и нас таки узнавали стоявшие тут и там кучками, группами и парами девушки, это становилось понятно по тому, как они при виде нас начинали шептаться, и этот шепот словно волна настигал, сопровождал и порой даже опережал нас. Девушек, которые узнали нас, было тут, наверное, не менее двух-трех сотен.

– Среди этого цветничка, Савва, – не сдерживая легкой улыбки негромко проговорил Кондрат, – есть десятки знакомых нам девушек, которые знают нас не только в лицо, но и гораздо ближе.

Я не ответил товарищу, но тоже не смог сдержать самодовольной улыбки.

Шепот по-прежнему преследовал нас по пятам, а мы шагали гордо и уверенно, стараясь не оглядываться по сторонам. И тут передо мной вдруг появилась, словно возникла из воздуха – она! Лариса! Лишь она одна не постеснялась подойти к нам, вот так, открыто, на виду у своих соучеников.

– Ты приехал ко мне, Савва? – спросила девушка, выступив нам навстречу из толпы студентов и остановившись совсем близко, так, что я уловил запах ее волос, ее золотисто-карие глаза глядели прямо в мои. В немой растерянности я оглядел девушку с головы до ног: на Ларисе была короткая, выше колен юбка и приталенная блузка. Что ж, следует признать, она была очень эффектной девушкой, одной из самых хорошеньких, пожалуй, во всем университете. Воспоминания о той, одной-единственной нашей с ней дивной ночи, живо и ярко всплыли в моей памяти.

– Да, Лариса, – ответил я негромко, – в целом мире мне нужна одна лишь ты. (Сказал, конечно, в шутку, но в какую-то секунду почувствовал, что это могло быть и правдой).

Лариса еще несколько секунд пристально разглядывала меня, потом вдруг словно очнулась, огляделась по сторонам, все взгляды окружающих были прикованы теперь к нам двоим, и даже Кондрат в эту минуту каким-то образом оказался в стороне, и тогда она слегка приподнявшись на носочки, прижалась своей щекой к моей и прошептала мне в ухо ласково: «Лжец!», и тут же добавила улыбнувшись: «А ведь я ждала тебя!» и тут же отступила, отошла назад, затем сделала несколько размашистых шагов и тут же пропала в глубинах коридоров, только длинные стройные ноги ее мелькнули и исчезли за одним из поворотов.

Я растерянно поглядел на своего товарища, который наблюдал за мной и чуть насмешливо улыбался. Что ж, грустно… и приятно, черт возьми!

Когда мы выходили из университетского корпуса, я спросил Кондрата: «Хочешь анекдот?» и он ответил: «Валяй».

– Вежливый индюк, выходя из индюшатника, оглядел всех его обитательниц и сказал: «Простите, мне кажется, что я тут у вас немного натоптал».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.